Мы с тобой

Семейный роман

Глава 10.
Казанова

     обложка романаСашка вернулся из Америки в конце марта. Привёз кучу подарков и жуткий акцент.
     - Я там ни слова по-русски не сказал, - признался он.
     - Рассказывай! - приставали Женька со Светкой.
     - А что рассказывать? Небоскрёбы - высокие, еда - резиновая, люди - толстые.
     - А машины?
     - Автомобили, Женька, классные! И дороги - отличные! С нашими не сравнить!
     - Как сестрёнку назвали? - интересуется Светка.
     - Элизабет. По-нашему - Елизавета, Лиза то есть.
     - На кого похожа?
     - Да разве поймёшь? Маленькие все на одно лицо!
     - Водиться пришлось? - усмехнулся Женька. Уж он-то знал, каково это - младшие сёстры...
     - С Лизой няня водится, - рассказал Соколовский, - Матери некогда: лекции в университете читать надо, - добавил он с язвительной горечью, - Она ж у нас - теолог - психолог - философ и прочее!
     - Это как? - не поняла Светка.
     - Учит, как людей любить! - фыркнул Сашка, - Спросила первым делом: "О, Алекс, почему твоё сильно мрачное и тяжёлое выражение лица? Ты не радовался, что вырывался из дикой страны тоталитарного режима?" А потом рассказала, как Лев Толстой из ГУЛАГа босиком сбежал! Представляешь?!
     - Его поймали? - недоумевая, спросила Светка.
     - Поймали, конечно! Босиком-то далеко не убежишь! - засмеялся Сашка.
     У Сашки в Америке сестра родилась. Они ради такого случая даже коньячку вмазали с Женькой, пока Марина на дежурстве ночном была. Сашке коньяк можно - ему теперь всё можно: не нашли американские доктора у Колдуна никаких заболеваний.
     Сашкины родители были шокированы - как же так?
     - Чудес не бывает, мистер Sokolovsky! - объяснял Игорю пожилой профессор, - просто иногда природа ставит всё на свои места! Молодой растущий организм! На этапе полового созревания происходит гормональный всплеск - и всё приходит в норму. К тому же, глядя на Вас, могу сделать вывод - юноше повезло с наследственностью! В общем, с уверенностью могу заявить - Ваш сын абсолютно здоров!
     Одноглазая докторша из районной поликлиники долго-долго изучала результаты анализов. Марине даже показалось, что она заснула.
     - С учёта пока не снимаем! - наконец вынесла вердикт, - В сентябре комиссия областная приедет - будем решать вопрос! Я на себя такую ответственность взять не могу! Мало ли что американцы придумают...
     "Не доживёшь ты до сентября!" - едва не закричал Сашка, с трудом сдержав себя в последний момент: за спиной женщины стояла отчетливо видимая ухмыляющаяся тень-двойник.
     Никому не мог рассказать пацан о том, что видит всё чаще вещи, не поддающиеся разумному объяснению. Например, когда он шёл в толпе, внезапно внутри как будто срабатывал невидимый счётчик - весь мир превращался в чёрно-белое кино. Деформировались очертания предметов, воздух плыл волнами, похожий на грязно - серый кисель. Звуки тоже менялись - то доносились откуда-то издалека, то больно били по ушам...
     А люди... Сашка никогда не решился бы произнести вслух, что из себя представляли в те моменты отдельные представители рода человеческого. Самое паршивое - после подобных видений Сашка долго не мог прийти в себя, не спал целыми ночами из-за невыносимой боли.
     В Нью-Йорке это случилось с ним прямо посреди улицы, и отец испугался: "Саш, ты дышать перестал!" "На небоскрёбы загляделся!" - отшутился Сашка.
     "Наверно, я схожу с ума..." - эта мысль всё чаще приходила ему в голову. Старый детский блокнотик с записями рассказов Карима валялся в самом дальнем углу шкафа - Сашка боялся читать его.
     Бежал Сашка от собственных ощущений, прятался сам от себя. И шел к тем людям, что стали для него самыми близкими - к Женьке со Светкой. Рядом с Вахрушиными всё становилось просто и понятно.
     Время, проведённое с отцом - тоже счастье, конечно: по отцу Сашка скучал. Но сейчас у него другая, более важная забота - Элизабет.
     С той женщиной, ради которой он когда-то бросил Марину, Игорь расстался давно - не вышло ничего хорошего из скоропалительной любовной истории. В Нью-Йорке нашлась новая привязанность - энергичная американка в третьем поколении, но с русскими корнями. Сбылась давняя мечта Игоря о дочке. Сашка с грустью смотрел на отцовское счастье: предпочёл бы, чтобы сестрёнка была родной не только по отцу. Но если уж так вышло...
     - Санька, говори уже тост! - У Женьки в одной руке - стакан с коньяком, в другой наготове - ломтик лимона.
     - За здоровье моей сестрёнки Элизабет! - предложил Сашка.
     - Пусть растёт здоровая, красивая и умная! - пожелал Вахрушин.
     - Как у тебя!
     - Да уж! - хмыкнул Женька, - Проверил я вчера дневник у этой козы - тройками заросла! Скоро конец четверти, когда, говорю, исправлять будешь? А она - потом, потом.... Всё к Матвеевым бегает - кино смотреть.
     - Какое к-кино? - икнул Сашка.
     - Сериал, бразильский. Ну, про любоффь, короче!
     - А-а! - заулыбался хитро Соколовский, - У меня тут киношка есть одна, тож про любовь. Сейчас поставлю!
     - Давай лучше хоккей - наши с москвичами играют!
     - Нее! - Сашка, слегка пошатываясь, сходил в свою комнату за видеокассетой, - В "Фениксе" у одного мужика до завтра взял!
     - А чё там? Интересно? Может, Светку позвать?
     - Нет, Светке рановато...
     Светке, действительно, очень даже рановато... Женька даже предпочёл бы, чтоб сестра никогда в жизни такие фильмы не видела.
     - Как тебе? - спросил Сашка, поудобнее усаживаясь на диван перед телевизором, - Может, ещё по коньячку?
     - Не! Не надо!- автоматически согласился обалдевший Женька в короткой паузе между вздохами и стонами с экрана.
     - За любоффь! - провозгласил Соколовский, - До дна, не чокаясь! - похоже, Колдун с непривычки совсем окосел. Да и сам Женька спиртное пил третий раз в жизни. Первый раз - водку попробовал в семь лет, которую отец не допил: интересно было, что он в ней находит хорошего. Хорошего ничего не оказалось, только блевал потом пацан, и всё. Второй - на похоронах Кацмана, но об этом лучше совсем не вспоминать...
     - Жень, давай ещё выпьем, а? Жень, ты куда? Там сейчас самая интересная сцена начнётся!
     - Замутило малость! - нехотя признался Женька, - Умоюсь пойду! А то Светка расстроится. Она ж меня бухого не видела никогда...
     - Умыться? Ну-ну...- глядя ему вслед, понимающе пробормотал Сашка, с трудом выговаривая слова, - Умыться он пошёл.... Чайку заварим, да с травками, и всё - как р-р-рукой сним-м-мет! ...
     - Пакость какая! - вернувшись, покосился Женька на початую бутылку, - Как нюхну - сразу папаша мерещится! Зачем люди эту дрянь хлобыщут? Расскажи лучше ещё про Америку!
     - Ох, Женька, там - столько красоты! Ты не представляешь! Мы с отцом на Гранд - Каньон ездили! Это - как другая планета! Я даже не знаю, как рассказать - смотреть надо! Слушай, а давай в Америку уедем, а? Бизнес замутим!
     - Лавэ нанэ, морэ! - усмехнулся Женька, отпивая глоток травяного чая, - с пустого места не прыгнешь!
     - Ну, не совсем... - хотел было Сашка открыть другу один секрет, но его прервал звонок телефона.
     Женька задумчиво нахмурился, всё больше трезвея, - Америка ему, конечно, не светит, да и ладно! Он на что угодно спорить готов, что их Озеро в миллион раз лучше всяких там хваленых Ниагарских водопадов! На запчасти к лету накопить - вот это цель...
     - Да! - отвечает Сашка кому-то, - Это я! Нет, у меня его нет! Мы с ним мало общаемся! И в школе сегодня не видел! А что случилось? Даже не знаю, где... Ничего.... До свидания!
     - Кто это?
     - Юрки Романенко мама - пропал он куда-то.... Говорит, дома ночевать перестал. Плачет...
     - Может, засвистел с кем? - обрадовался Женька.
     - Нет, Жень.... Тут что-то не то.... Вспомни, он странный какой-то стал, на себя не похожий, да?
     - Ну...
     ...Не представлял Женька, что Колдун так быстро бегать способен. Женька только на улице куртку накинуть успел. Коньяк потихоньку начинал выветриваться из мозгов под сырым весенним ветром.
     - Санька, подожди, ты куда?
     - Она сказала - из дома деньги пропали и ценные вещи.
     - Думаешь, он того - на игле?
     - Нет! - уверенно возразил Соколовский.
     - Ты откуда... - начал было, как обычно, Женька, но осёкся: Сашка почему-то всегда прав оказывается, когда о здоровье речь идёт. Смеха ради поспорили с ним: Сашка заявил однажды, что трудовичка беременная. Точно - вскоре подтвердилось.
     Сашка уверенно направился в сторону посёлка:
     - К Архипову заскочим - он должен знать!
     - Точно не знаю, пацаны, - сказал Мишка, - Но, по-моему, он то ли на автоматах играет, то ли в компьютерные игры режется.... Эй, я с вами!
     Женька никогда не забудет, что вытворил Соколовский в игровом салоне...
     Такие заведения совсем недавно появились в В-ске, и за короткое время успели стать сущим наказанием для родителей. Подростки просиживали там дни и ночи, в страшной духоте, тесноте, уставившись в экран и не замечали ни времени, ни окружающего мира. Позволить себе домашний компьютер могли единицы, а игра затягивала, как наркотик. Кончались карманные деньги - добывали по-всякому: вещи ценные продавали, а то и у прохожих не брезговали "стрелять". Владельцем сей паучьей сети был, конечно, любой собаке в городе известный Андрей Корнейчук.
     Шел второй час ночи. Проверили уже два места - Юрки нигде не было.
     - Моя матуха с ума сойдёт! - ворчал Мишка, - Может, он ещё где-нибудь... Может, с бабой завис...
     - Отвали - сопротивлялся Романенко, когда наконец-то, они его обнаружили: бледного, с красными глазами, пальцы намертво приросли к клавиатуре.
     - Так, ребята, играть не будете - марш на выход! - прогудел за их спинами охранник.
     - Пойдёшь с нами! - наклоняясь к Юрке, негромко сказал Сашка.
     Романенко по-прежнему не отрывал глаз от монитора, где расцветали то и дело огненные вспышки.
     У Женьки закружилась голова: может, от спёртого воздуха в этом полутёмном зале, а может, а может, от сашкиного голоса:
     - Тащите его на улицу! - приказал Соколовский.
     Охранник стоял столбом, и, казалось, окаменел на всю оставшуюся жизнь - Сашка просто легонько оттолкнул его указательным пальцем.
     - Э-Э! Стоп! - на крыльце возникла компания из трех пацанов, дожидавшихся своей очереди. Один выступил вперёд и схватил Романенко за воротник: тот беспомощно трепыхался, зажатый между Мишкой и Женькой.
     - Этот козёл мне бабки должен! Отдавать когда будешь?
     Женька мгновенно напрягся: кому тут первому врезать придётся в случае чего...
     - Правда? - спросил Сашка.
     Юрка кивнул и отвернулся.
     - Сколько?
     Названная сумма показалась Женьке реально неподъёмной.
     - Так проценты накапали! - осклабился пацан.
     - Правда! - нехотя подтвердил Романенко.
     - Бери и отвали от него!
     В Сашкиных руках замелькали купюры, среди которых зоркие Женькины глаза уловили несколько иностранных зелёных бумажек.
     - Ни фига се бабосов! - выдохнула компания. В глазах незнакомых пацанов зажглись огоньки. "Прикидывают, на сколько часов хватит" - догадался Женька. Юрка непроизвольно дёрнулся вперёд.
     - Щас пойдёт, обратно займёт! - заржал кто-то, - Не выдержит!
     - Юрец, занять тебе? - кривлялся второй.
     - Слышь, пацан, ты откуда такой напонтованный, а? Баблом швыряешься...
     Сашка, казалось, вообще не обращал внимания на незнакомую компанию:
     - Юрка, а, действительно, пойдём - ка, сыграем! Тащите его обратно!
     Женька с Мишкой, уже совсем ничего не понимая, послушно потащили Юрку, как мешок, снова в игровой зал.
     - Ещё играть хочешь, а, Юрка?!
     "Прямо, как тогда с Васькой!" - пронеслось в голове у Женьки. Но дальше получилось совсем иначе...
     - Я за него заплатил - все в курсе? - крикнул Сашка.
     Некоторые на секунду оторвались от игры.
     - Теперь, Юрка, ты мне должен, так?
     - Ну...да... - буркнул Романенко, опустив глаза в пол. Женька почувствовал, что Юрка совершенно не сопротивляется, просто весь ватный какой-то. Боковым зрением отметил: тётка - администратор каблуками процокала - видно, в подсобку опять, за охранником.
     - Сейчас долг отработаешь! - заявил Соколовский, да таким голосом, что даже Женьке жутковато стало. Смолк стук клавиш, и в окружении толпы завсегдатаев салона Колдун сделал то, чего Женька от друга никак не ожидал. Подлость, короче. Он размахнулся, и...
     Юркина голова беспомощно мотнулась в сторону, мелкие кровавые брызги закапали и стоящих рядом мальчишек, и полы, и клавиатуры компьютеров.
     - Какого.... - крик подбегающего охранника утонул в десятке таких же воплей: в зале вырубилось освещение. По мгновенно умершим экранам компьютеров побежали, потрескивая, голубоватые искры. Жалобно пискнул какой-то прибор в углу.
     Женька не помнил, как бежали они по безлюдным тёмным дворам, только одно соображал - Юрку бросать нельзя. Они с Мишкой его, словно куклу, тащили, будто остановиться не могли, пока Сашка не прикажет. Сырой холодный воздух казался сладким после резкой потной вони клуба "Enter".
     - Всё! - сказал Соколовский, - вот сюда его, на скамейку! Дайте-ка посмотрю! Мишка, магазин здесь работает какой-нибудь?
     - Аптека рядом круглосуточная - вспомнил Вахрушин.
     - Дуй в аптеку, бери вату, перекись, глюкозу в таблетках, минералку! Может, сок есть, сладкое что-нибудь! Быстрей!
     - Да что с ним, Санька? - испугался Женька, - Ты сдурел, что ли? Отдаст он тебе долг - бить-то зачем?
     - Голову ему держи! - не обращая внимания, приказал Соколовский, - Так надо!
     - Это чё, он больше не...
     - Надеюсь, - вздохнул Сашка, - Сейчас очнётся - спроси, когда он ел в последний раз. Похоже, и не спал давно.
     Луна тускло просвечивала сквозь туманную дымку, промозглый сырой ветер гонял по двору пустые мусорные пакеты, играл разбросанными повсюду бумажными листками - В-ск готовился к выборам в городскую и областную думы. Листовки валялись повсюду, и растиражированные лица кандидатов, казалось, укоризненно взирали на мир - за что ж вы нас, товарищи, сапогами грязными топчете... Женька никогда бы в депутаты не пошёл именно по этой причине - чтобы твоя фотка у кого-нибудь в сортире валялась или на мусорке - ну уж нет! Недавно одного гражданина конкуренты помоями облили - стишки везде развесили похабные:
     "Дайте в руки мне мандат депутатский:
     Надоело жить мне в бедности ..."
     Ну, и в том же духе. Матвевна подолгу обсуждала с бабками каждого кандидата, а день выборов ждала больше, чем пенсию - готовилась выйти в свет при полном параде...
     - Вот, только для детского питания сок был, - подбежал запыхавшийся Архипов, - Ещё сироп шиповника, пойдёт?
     Юрка очнулся после нескольких влитых насильно глотков минералки с сиропом. Женька смочил ватку и осторожно прижал к разбитому юркиному носу.
     - Юрка, ты даёшь! У тебя так кома будет! - покачал головой Сашка. Романенко молчал до самого дома, и даже потом, когда втолкнули его в дверь квартиры, прямо в родительские объятия. Соколовский что-то им сказал такое, что они больше ни о чём не спросили.
     Светящийся в темноте циферблат показывал двадцать минут четвёртого. Первый урок завтра, то есть, уже сегодня, пропустить придётся - в восемь часов машина с рыбой приедет, надо помочь разгрузить. Там шофёр - такая сволота - лишний раз задницу не поднимет, а Тамагочи... Насима, как всегда, отчудила - с пузом ходит. Весь базар теперь гадает - от кого. Школу она давно бросила.
     Женька вздохнул: ему-то завтра на учёбу! Так, а какой первый урок? Литература!!!
     - А что - литература? - поинтересовался Соколовский.
     - Я вслух сказал, что ли?
     - Да у тебя на лице написано, Жень! За что ты так литературу не любишь, а?
     - Шекспира не проходят, неинтересно! - откликнулся Женька.
     Они шагали, не торопясь, мимо стоящего на отшибе одноэтажного здания. Женька припомнил - раньше там вывеска старая висела: "Дом лектора", а теперь - офис какой-то, что ли.... В общем, нашли они с Соколовским в ту ночь приключений...
     Сашка взглянул на тёмные окна офиса и вдруг заявил:
     - Сейчас кто-то кого-то убьёт...
     В здравом уме лезть неизвестно куда... "Нет, я точно чокнутый" - думал потом Вахрушин. Но это - потом. А сейчас - Женька вскочил на невысокое крылечко офиса, дёрнул дверную ручку - открыто. В нос ударил запах свежей краски. И бензина. Прошел на ощупь короткий коридорчик, дальше - ещё одна дверь, за ней - темнота, только с улицы бледный свет фонарный Ремонт, что ли: лестницы, вёдра навалены под ногами...
     Женькина память сохранила фрагментами то, что происходило: две человеческие фигуры: большая и поменьше. Первый на полу валяется, второй - наклонился, по голове его чем-то бьёт, потом выпрямляется, и в дальний угол летит горящая зажигалка...
     Пламя кольцом обежало помещение. Занялось всё разом: и лестницы, и столы, и шторы на окнах. Поджигатель, само собой, развернулся и рванул к выходу.
     Зря он это.... У Женьки старые шрамы от ожогов разом закололо. Вахрушин схватил за шкварник, да хорошенько приложил типа мелкого об косяк. Тот обмяк и съехал по стеночке. "Ишь ты, чего удумал - живьём людей сжигать! А каково это - живьём гореть - знаешь ли, сволочь?!"
     Женька знал, а потому первой мыслью было - вытащить того, который покрупнее. Не шевелится - живой ли? Проверять некогда... Женька задержал дыхание и подхватил бедолагу под мышки. Сзади закашлялся Сашка:
     - А второго?
     Какого там "второго"! Одного еле-еле вдвоём вытащили. Тяжело, оказывается, тело-то бесчувственное волочить, когда тебе на пятки огонь наступает! У Женьки горло перехватило, глаза дымом разъело, а Саньке, видать, и того хуже - прямо на землю свалился, аккурат рядком со спасённым, скорчился, бок зажал, воздух раскрытым ртом, как рыба, хватает.
     Женька намочил куртку прямо в луже, плеснул в лицо холодной водой. И... полез в огонь снова.
     Ведь какой - никакой, а второй - тоже человек. Вовремя - огонь уже подбирался к этому "тоже человеку" Живой ли? Женька здорово его о стенку-то перед тем приложил. Перевернул на спину - забыл, что дышать глубоко нельзя, и дыма наглотался горького - перед ним предстала острая, птичья мордочка Петьки Зыркина....
     На какую-то, неимоверно малую долю времени, у Женьки возникла соблазнительная мысль - оставить этого козла тут ...
     Может быть, так бы оно и случилось... Может быть. Женька ангелом себя не считал, да и святым тоже. Но - не мог он так поступить. Нет! Всплыло памяти бледно-серое сашкино лицо на больничной простыне и слова: "Не трогай Зыркина! Я возле него тень видел!" Тень он видел.... Тащи вот теперь этот куль с дерьмом! Хорошо ещё: Петька худой и мелкий, а то бы не успел, наверно, Женька вовремя выбежать. Зато бросил, как попало, с лестницы - тут уж не до церемоний. Лети, паразит, может, повезёт, не сломаешь ничего...
     Со страшным треском лопнуло стекло. Огонь показал огромный оранжевый язык пустому тёмному скверу. У Женьки за спиной что-то оглушительно треснуло, а потом - вдалеке завыли сирены пожарных машин. Петька зашевелился, глухо застонал... Живой, падла! Ничего, пусть хотя бы в луже грязной поваляется.
     - Бежим! - прокашлял Сашка.
     - А этот - живой?
     - Живой! Быстрей!
     "Вот везучий, сволочь!" - возмущался Женька, выглядывая из-за угла ближайшего дома. Будто в каком-то боевике, ещё до приезда пожарных и милиции, к офису на бешеной скорости подрулила серая "девятка". Пара секунд - и полудохлый Зыркин исчез в её тёмном нутре, в очередной раз обманув и закон, и судьбу, и сашкины предсказания.
     В ту ночь у Женьки новый шрам прибавился: плечом за гвоздь, из стены торчащий, задел, пока неизвестного мужика вытаскивали.
     Шрамов у него, правда, много. У каждого история своя имеется. На правой руке - от ожогов, в основном; есть ещё на спине - от утюга, от табуретки, и пониже - пряжкой от ремня солдатского попало. Ну, это когда он бутылку водки разбил у отца на виду. А вот этот - в третьем классе камнем засветили. Ещё много мелких - осколками посекло, когда мать тарелки о стену била. Правая нога и живот тоже пострадали - из ямы выбирался. Короче, вся женькина жизнь на теле записана - читай, не хочу.
     "Заживёт, как на собаке! - объяснял Женька Сашке по дороге домой, - Жалко - куртку порвал, новая совсем!"
     На рынке новости быстрее расходятся, поэтому ещё до обеда Женька смог поделиться с другом информацией: сгорело то здание, где находился офис новоиспеченного общественного движения по борьбе с наркоманией "Мир без дурмана". В офисе в ту ночь остался основатель - Валентин Альцеховский, по совместительству - кандидат в Законодательное собрание области.
     - Сидел бы уже в своей реанимации и не высовывался! Если ты врач, так лечи людей! - переговаривались продавщицы в торговых рядах: половина из них - бывшие педагоги, имеющие по два высших образования, - В политику полез! Нет у него шансов!
     - Он это понимает, ему и не нужно в депутаты! Просто хочет привлечь внимание к своей персоне, вот и всё!
     - Наверно, в мэры будет баллотироваться в октябре! Давно такие разговоры идут!
     - Ненормальный, что с него взять! Возится с этими наркоманами, как с детьми родными!
     - Правильно, своих-то нет!
     - Вот и долбанули по голове! Чудом, говорят, спасся - дверь сумел открыть да выполз, а потом сознание потерял.
     - Да какой-нибудь наркоман и отомстил!
     - Разве можно вылечить наркомана?! Так, прокапает его немножко, а тот выйдет - и опять за своё!
     - Нет, что вы! Это не наркоманы! Понятно сразу, какой шишке он дорогу перешёл!
     - Альцеховский имидж себе создаёт!
     - Нет, он действительно такой! Он же с этого ничего для себя не имеет!
     - Ну-ну...
     ... - Я тоже думаю - Корнейчук! - согласился Сашка, когда они сидели на биологии, - Ой, Женька, голова болит! А у тебя плечо как?
     - Зарастает! А не надо было, Санька, вчера весь коньяк допивать!
     В новостях, конечно, объявили - "замыкание электропроводки". Классическая, короче, отмазка. Альцеховский кричал на всех углах - покушение. К выборам не допустили - подписей мало собрал. А вот голос его - особенный такой, хриплый - Женька случайно у Соколовских по телевизору услыхал, и тотчас же вспомнил. Именно этот голос в заброшенном доме правобережного посёлка спокойно интересовался про паяльник. Вот, значит, что защищал Альцеховский так бесстрашно, и ясно, на кого работает Зыркин...
     Ну, Петька - садюга: так тянет его кого - нибудь живьём сжечь!
     В школе тем временем куда более важное событие обсуждали - конец клуба "Enter". Внутри компьютеров, говорят, так всё оплавилось, что осталось только выкинуть на помойку - ни на что больше не годятся.
     К Женьке с Мишкой все приставали - что да как.
     - Откуда я знаю?! - отбивался Вахрушин, - Электричество отрубили, и всё!
     Романенко явился в школу бледный, жалкий, нос синий, распухший, пол-лица разнесло. На большой перемене состоялось генеральное объяснение, после которого Юрка, кусая губы от досады, признавался одноклассникам:
     - Тошнит меня от него, пацаны! Я его ненавижу!
     Немного денег Юрка всё-таки принёс - через неделю. Пообещал:
     - Не думай, короче! Я всё отдам! Ничего, если частями?
     - Ты расплатился уже! Помнишь? - начал было Сашка.
     Юрка ещё больше побелел:
     - Мне подачки не нужны! Я не просил! Я не помню просто ни черта, что там было!
     - Ладно! Отдашь, когда сможешь! - вздохнул Соколовский, - Ты только запомни - тебе играть нельзя! Ни в карты, ни на автоматах! Никогда!
     - Ты мне чё, мать, что ли? Учить собрался? - огрызнулся Юрка.
     - Нет! Конечно, нет! - Сашка с трудом проглотил внезапно подкативший к горлу ком, повернулся, и медленно, с трудом передвигая враз ослабевшие ноги, пошёл по коридору, к своему любимому месту под фикусом. "Спасибо" он так и не дождался...
     Светка вскочила и испуганно помахала ладошкой перед его лицом: Сашка смотрел абсолютно невидящими глазами. Юрка никогда не отдаст ему долг... Сашка знал - ничего уже не изменить: Романенко не доживёт и до двадцати...
     Ночью Сашка проснулся, и ему захотелось закричать от тоски и боли. Зачем? Зачем эти сны, если человек ничего не в силах противопоставить ходу событий? Он встал, включил компьютер, и, задумавшись на пару секунд, создал новый файл. Дневник...
     Сашка всегда считал ведение дневников делом пустым и совершенно бесполезным. Но теперь надо хотя бы куда-то записывать свои мысли и видения, иначе он просто сойдет с ума. Никому ведь не расскажешь...
     Женьке? Нет, Женька только нахмурится и выдаст что-то вроде: "Хватит столько за компом сидеть! Рехнёшься - в психушку к тебе не приду!" Смешной иногда бывает Вахрушин - такого сурового мужика из себя строит, а сам - ранимый, как пятилетний малыш.
     С крыши срывались тяжелые капли - неумолимо приближалась весна. По экрану быстро побежали чёрные буковки-жучки: "Почему? Почему это происходит именно со мной?! Почему я - не такой, как все?!" Вопросы рвались наружу, только вопросы - ни одного ответа...
     Люди всегда громче всего отрицают то, что является правдой. Зачем?
     Недавно Марина вернулась с ночного дежурства позже обычного, и, когда она ещё поднималась по лестнице, гремела ключами, открывая дверь, Сашка уже почувствовал, понял, что случилось. Собственно, к тому и шло, это нормально... Сашка старался подавить в себе детскую ревность - счастья-то всем хочется.... И его мама - не исключение: молодая, красивая...
     Марина вздрогнула от неожиданности - так тихо и незаметно пробрался Сашка на кухню.
     - Сынок, ты проснулся уже?! А мы, понимаешь, задержались сегодня - у старшей медсестры внучка родилась, так мы... отмечали...
     Сашка грустно улыбнулся, подошёл к матери и крепко обнял:
     - Приводи его к нам - я не против!
     Сашка почувствовал, как замерла Марина, уткнувшись лицом в его плечо:
     - Кто тебе сказал?
     - Значит, так оно есть! Как его зовут?
     - Миша! Ой, то есть - Михаил Борисович! Ой, Сашка! Неужели я тебе это сказала? Кошмар!
     - Мам, ну я же всё понимаю! Не красней! Все мы тут - взрослые люди, да?
     Михаил Борисович оказался крепким, лысоватым сорокатрёхлетним мужичком; пройдёт такой в толпе - ни за что не заметишь, а поговоришь - и не запомнишь. Сашка встречал таких на улице не раз - на одно лицо эти граждане, тошноту легкую вызывают.
     Увидев друга матери впервые, Сашка словно натолкнулся на невидимую стенку: небольшие, глубоко посаженные серые глаза словно пытались обыскать пацана, обнаружить некие запрещенные предметы. "Как крючками цепляет, - подумал Сашка в тот момент, - Грубо работает, в общем..."
     Михаил Борисович резко побледнел, однако сдержался, когда Сашка железной хваткой сжал его пальцы. Нет, стенкой тут и не пахло - так, всего-то хилый заборчик... Сашка без труда его обрушил, но потом сам же и поставил обратно - пусть стоит: ни к чему знать чужие секреты. Главное - к Марине этот тип, действительно, хорошо относится.
     - За знакомство! - поднял Михаил Борисович тонкий бокал, переливающийся мелкими пузырьками.
     - Может, лучше коньячку? - хитро прищуриваясь, предложил Сашка.
     - Конечно! Вот это настоящий мужской напиток! - сразу согласился, охотно. Грубо подстраивается...
     У Марины расширились глаза: она впервые в жизни видела, как её сын непринуждённо распивает спиртное. Остановить не решилась - понимала, что этим может только оскорбить парня.
     Сашка сейчас, как никогда, походил на Игоря - просто копия... Марину очень тревожило, что сын, с тех пор, как вышла история с Машей, больше ни с кем не встречается. Что ж, если он пошёл в отца не только внешностью, скоро ситуация изменится... Марине хотелось сегодня, в такой знаменательный в её судьбе день, чтобы все были вокруг тоже были счастливы. Поэтому она допила своё шампанское и ушла в комнату: устала немного, мальчики, вы посидите одни....
     После второй рюмки "мальчики" разговорились:
     - Разбираешься в компьютерах? - издалека начал Михаил Борисович.
     - Да. Немножко.
     - У меня доля в бизнесе: магазин автозапчастей на правом берегу. Так что твоей маме материальных проблем не создам.
     "Маме не создам" - а меня как будто воспринимает отдельно, - подумал Сашка, - Хочет подчеркнуть, что считает меня взрослым?"
     - А-а! - улыбнулся Сашка, - А раньше где работали?
     Михаил Борисович сделал вид, что прицеливается из невидимого оружия:
     - Раньше ... - ну, скажем так, в органах правопорядка...
     "Ах ты, лиса кэгэбэшная! - подумал пацан, - Мог бы и правду сказать - в наше время это уже никого не волнует. Впрочем - кэгэбэшники бывшими не бывают..."
     - А у меня дедушка адвокатом был! Михаил Борисович, думаю, мы с Вами отлично поладим! Только одно условие - вещи мои не трогать!
     "Блин, придётся комп запаролить как следует..."
     - Никоим же образом! - шутливо испугался мужик, - Вот молодёжь пошла, понимаешь! - очень похоже передразнил он президента, - А ты, Александр.... Как по батюшке?
     - Игоревич.
     - Не прост ты, Александр Игоревич! Так ты действительно не против, чтобы я переехал к вам?
     "А ты - стараешься казаться непростым! Был бы я против - ты бы здесь не сидел! Ну, мама, нашла себе ухажёра!"
     - Для меня главное, чтобы Марина была счастлива!
     Михаил Борисович отложил вилку в сторону и сделал серьёзнейшую мину:
     - Я уважаю твою маму, Саша!
     - Тогда - за счастье!
     - Хороший тост! Только закусывать иногда не мешает!
     ...Я бы не выдержал, братуха, - признался Женька, - Чтобы какой-то чужой мужик ко мне домой заявился жить! Да я бы сразу...
     - Морду бы набил? С лестницы спустил?
     - Ну да! А ты - с ним коньяк пьёшь!
     - Жень, ты только не обижайся, это - детские рассуждения!
     - А какие - не детские?
     - Женщине трудно одной, ей поддержка нужна, понимаешь? Чтобы рядом был близкий, надёжный человек!
     - А ты чё - не близкий, что ли?
     - Жень, что ты, как маленький! В конце концов, мужчина ей нужен! Секс! А для тебя, что - старше двадцати - уже не женщины?
     Женька, конечно, тут же покраснел: у него как-то в голове не совмещались такие понятия, как мать и "это". Его мать, сколько он себя помнил, всегда выражалась в адрес мужиков: "Козлы, б****ны!", а всех особей женского пола, начиная чуть ли не с детсадовского возраста, подозревала в разврате. "Вырастешь - найдёшь себе шалавень какую-нибудь раскрашенную, будет с тебя деньги тянуть и мозги пудрить! - мрачно предрекала она сыну, - Мать-то не нужна будет!"
     А уж Светкино будущее однажды обрисовала такими красками, что Женька не выдержал:
     - Чё, сдурела совсем?! - заорал пацан, себя не помня, - Ей десять лет, ты чё говоришь-то?! Две дуры чокнутые вы с Матвевной! Две дебилки!
     - Вот! - даже как-то обрадовано воскликнула мать, и мелко затряслись бульдожьи складки на желтых дряблых её щеках, - Конечно, мать для них плохая стала! Чё ж, миллионы не зарабатываю, конечно - плохая! Не хотела ведь рожать, как чуяла наперёд!
     И пошла, и пошла трепаться...
     Между тем жизнь в В-ске шла своим чередом. С наступлением весны по школе стало витать особенное настроение.
     - Такое впечатление, что они оглохли! - жаловалась на старшеклассников Елена Константиновна, сидя в учительской сразу на двух стульях - на один уже не умещалась.
     Валентина Ивановна подняла голову от тетрадей:
     - С подростками, уважаемая Елена Константиновна, можно говорить о чём угодно! Они могут внимательно слушать вас, даже делать вид, что понимают, а сами постоянно думают только о сексе!
     Лицо бедной англичанки стало вмиг похоже на большую очищенную свёклу: секреты у неё самой имелись не только гастрономического характера...
     - Архипов! - возмутилась молоденькая училка биологии, заметив, что Мишка с интересом рассматривает какой-то журнал, - Мы тут контрольную пишем! Что у тебя за журнал?! Дай-ка сюда!
     - Мне Соколовский дал посмотреть! - честно признался Мишка.
     - Да! - охотно подтвердил Сашка, - Это мой журнал!
     Учительница сразу снисходительно улыбнулась и оставила попытки. Раз Соколовский, значит - какой-нибудь "Мир компьютера". Ладно, пусть смотрят, информатика сейчас - тоже важный и нужный предмет.
     Архипов усмехнулся и продолжал дальше разглядывать обнажённых красоток...
     Сашка в последнее время, как с цепи сорвался: то журнальчики принесёт, то кассеты. Женьке сперва интересно было, а потом... Лучше бы, вместо того, чем эту похабень по ящику смотреть, реально замутить с кем-нибудь.
     О Любке Козловой - своей золотой и недоступной мечте - Женька запретил себе думать, боялся глянуть даже в её сторону, когда изредка она появлялась в школе. С каждой случайной встречей Любка казалась Женьке всё более и более прекрасной и недоступной.
     Одним погожим майским вечером Женька надевал в прихожей старую отцову рабочую спецовку, что осталась с благополучных комбинатовских времен.
     - Слышь, Женька! - прокашлял появившийся неожиданно отец, - На пиво дай! Шланги горят - не могу!
     Женька поморщился, но деньги достал. Каждый день этот концерт: папаша неделю работает - неделю "отдыхает". Вроде за ум взялся, притих, но получает мало. Ох, как мало...
     - Эй, стрекоза, одевайся! - крикнул Женька сестре, - Со мной пойдёшь!
     На улице тепло, решил пацан, пускай за ящиками посидит, с Насимой поболтает. Всё лучше, чем гадости от матери слушать...
     Женька подметал мусор около фруктового ларька и слушал разговор двоих смуглых торгашей. Понимал он их прекрасно, но они того не ведали.
     - Слушай, я ей говорю: Груши ешь, да! Для женского здоровья груши полезно - бабушка моя говорила! А она - торты, пирожные.... Вот не поймёшь этих баб, да?
     - От груши отказалась? - удивился второй.
     - Кричит - хочу торт! Ладно, хорошо, женщина: хочешь торт - купил торт! Кушай! Так она весь съела, да, и ещё кричит, хочу!
     - Слушай, Мухамет, она у тебя и так не худенькая!
     - О-о! - закатил глаза вверх Мухамет, - Моя Лена - она тааакая женщина! Слушай, я тебе, как брату родному признаюсь - меня на всю ночь не хватает! Лев какой-то, а не баба - что вытворяет! Такое вытворяет!
     - А ещё говорят - учительницы скромные!
     - Слушай, какая скромность, а?! С меня уже все брюки падают! Я худой стал, как шакал! Она кричит - Мухамет, ещё давай, да!
     - Ишак ты, Мухамет! Баба тобой командует!
     - Э, не надо меня обижать, брат! Лена - такая женщина! И квартира у неё хорошая!
     - А что эта хорошая женщина прописку тебе не сделала до сих пор?!
     - Сделает! Летом в отпуск пойдёт - сделает!
     "Ничего себе!" - фыркнул Женька, представляя себе на миг их необъятную англичанку, а рядом - тощего, тщедушного Мухамета, у которого, кстати, как известно было всему базару, дома остались жена и пятеро детей.
     - Ты, Жэнька, зачэм так сильно смэёшься? - спросил Мухамет, перейдя на русский.
     - Да груши у тебя страшные! В шишках все - больные, что ли?
     - Слюшай, зачэм плохо гаваришь? Грюши - мёд! Не панимаешь! Сорт такой, да!
     - Сладкие? Ладно, взвесь штуки три!
     - Зачэм мало?! Давай, ещё положу! Мёд!
     Всё ещё усмехаясь, Женька заторопился закончить работу, чтобы быстрее порадовать Светку вкуснятиной.
     Светка пристроилась на пустых ящиках и пыталась решить задачу по математике.
     - Почём брали? - кивнула Тамагочи на светкины джинсы. Лицо у Насимы отекло и напоминало полную желтую луну. Пузо большое, сама маленькая - колобок, да и только. Уже и халат не сходится. Светка сказала половину цены.
     - С ума сошли! - ахнула Тамагочи, - Так дорого! Любит тебя брат!
     Неподалёку от ларька остановился сверкающий серебристый "Опель". Его владелец довольно поскрипывал новенькой чёрной кожаной курткой и отражал мир тёмными стёклами очков. Большая труба мобильного телефона в растопыренных веером пальцах указывала на принадлежность к счастливым обладателям редкого по тем временам в В-ске средства связи.
     "Вот кого Женька любит!" - чуть было не вслух, с презрением и досадой, не высказала Светка, потому что следом из автомобиля показались непомерно длинные ноги в чёрных колготках и малиновых лаковых туфлях со стразами. "Мочалка драная..."
     С лёгким намеком на модельную поступь Любка, не спеша, проковыляла к прилавку, на ходу сдвигая на лоб огромные солнечные очки - незаменимые её спутники в любую погоду круглый год. "Кожан" продолжал что-то выяснять, беседуя по мобиле. Его уже взяли в кольцо любопытные мелкие пацаны. Любка скривила большой ярко-алый рот и брезгливо поморщилась:
     - Это рыба протухла или от тебя несёт? А, Тамагочи?
     - Ничего не протухла! - обиженно пискнула Насима, - Чё те надо, Патефон?
     "Патефон" - кликуха Любкина ещё с первого класса. Будто заведённая пластинка, повторяла Любка слово в слово зазубренный урок, если только в классе при этом стояла абсолютная тишина. Стоило кому-то кашлянуть или скрипнуть стулом - всё: игла мигом соскакивала с дорожки, и Козлова умолкала намертво. Тем не менее, благодаря родительскому кошельку, она с горем пополам доучилась до девятого, и теперь, к ужасу учителей, собиралась в десятый. "Она ещё институт с красным дипломом закончит - вот увидите!" - предсказывала Валентина Ивановна. И никто из педагогов в этом ничуть не сомневался...
     - Ты, подстилка базарная! - оскалилась Любка, блеснув на солнце бриллиантовой крошкой в ушах и скобками во рту: зубы передние у этой красотки по - кроличьи чуть-чуть выдавались вперёд, нарушая идеальную картинку, - Пасть захлопни, а то в ящик родишь! Может, я рыбы хочу!
     - На себя посмотри, шалава! - не сдавалась Тамагочи и неожиданно проворно вскочила во весь свой маленький росточек, - Рыбки солёной захотела? Сама-то на каком месяце?
     - Заткнись! - прошипела Любка, оглядываясь назад в поисках кожаной куртки.
     - Нужна ты ему, ага! Что с пузом, что без! - тоненько засмеялась Насима.
     - Ста-а-асик! Подожди! Чтоб ты сдохла, косоглазая! Ста-а-асик! Вот шалава, каблук из-за тебя сломала!
     Любка неуклюже похромала к автомобилю.
     - Прямо Баба Яга - костяная нога! - засмеялась Светка.
     - Да уж! Точно! Ой, не могу! Ой, мамочки.... Ой....
     Между тем шёл Женька с пакетом груш в руках и рассуждал о несправедливости жизни. Вспоминал, как недавно водили их на концерт во Дворце культуры, на благотворительный концерт.
     Директор лично по головам пересчитывал всех - не сбежишь, блин.... Но Женька по любому бы пошёл, обязательно - там Светка пела. Правда, не одна - в хоре - а всё равно её голосок Женька расслышал. Потом - танцоры выступали, и Сашку силой держать пришлось, чтоб не сбежал: Машкиных знакомых увидел. Ну, и Лёнькиных, естественно...
     Последним номером объявили приезжего иллюзиониста - гипнотизера, какого-то там всего сто раз заслуженного. "Фокусы показывать будет!" - пронеслось по рядам. Все оживились и даже перестали кидаться жвачкой в лысину директора.
     Вышел маленького роста, плотно сбитый мужик лет пятидесяти, в бежевом костюме, с чёрными густыми волосами и такой же жгуче - черной окладистой бородой. "Крашеная! - сразу решили школьники. Начал он выступление странно: огляделся сперва по сторонам, пробежался взглядом по рядам зрителей и вдруг заявил:
     - Попрошу сейчас нескольких человек покинуть зал, иначе я не смогу работать. Заранее приношу извинения!
     - А можно я уйду?! - выкрикнул погибающий от скуки Сява-Упырь.
     Бородач выставил палец, как указку:
     - Молодой человек в чёрной рубашке - выйдите, пожалуйста!
     - Санька, за что? - возмутился Вахрушин.
     - Не знаю! - пожал плечами Соколовский.
     - Вот вы тоже, пожалуйста! Да, девушка в красной блузке!
     Любка радостно вскочила с места - дурацкий концерт её достал не меньше, чем Сяву. Кроме них, выставили ещё одного - толстого смуглого пацана с последнего ряда. Он оказался старшим братом Насти Матвеевой - тоже пришел свою сестру послушать.
     - Я Свету из раздевалки встречу, и мы тебя в фойе подождём! - пообещал Сашка.
     Зал восторженно взревел после первого же фокуса: неведомым образом часы директора оказались в кармане Сявы - Упыря, сидящего от Бараныча через десять рядов. Бородач легко угадывал задуманные числа, называл имена, фамилии и даты рождения, с завязанными глазами находил спрятанные в зале предметы. Женька недоумевал и злился - за что ж Сашку-то выгнали, ему бы интересно было. И Любку с Ромкой Матвеевым - они при чём? Особенно - Любка... И решил Женька отомстить бородатому хмырю:
     - А часы можете остановить? - крикнул он, улучив момент тишины.
     Все головы повернулись в Женькину сторону - ну ВОхра отмочил!
     Жутковато, конечно, было пацану впервые в жизни стоять на сцене, да ещё когда столько народу смотрит. Но Женька не сдавался - чё, не мужик, что ли?!
     Артист повертел в руке Женькины часы:
     - Часто носишь?
     - Вообще не снимаю! - признался Женька. Это была чистая правда...
     Глаза у артиста маленькие, жёлтые, глубоко посаженные. "На птицу какую-то похож!" - подумал себе пацан. В зале наступила такая тишина, что стало слышно даже тяжёлую одышку Елены Константиновны. И это был Женькин звёздный час! Артист даже слегка растерялся: стрелка бежала, как обычно, только дёрнулась один разок.
     "А у Сашки лучше получается!" - радостно подумал Женька. И пусть он лично объявил во всеуслышание, что фокус удался, но сам-то знал: облажался иллюзионист хвалёный, или как его там...
     - А теперь - попрошу на сцену нескольких добровольцев! - переключился артист на следующую тему, - сейчас вы увидите, как можно подвергнуть любого человека гипнотическому внушению! А ты - тоже выйди - обратился он тихонько к Женьке, - На улицу! И друга своего забери! Давай, быстрей!
     Эх, как Женьке хотелось посмотреть, что было дальше! Потом ещё долго по школе анекдоты ходили. Вспоминали, как Баладурин женским голосом про жёлтые тюльпаны пел; как Ваньку Исаева на стулья положили: затылком на один, пятками - на другой. Лежал бревном - даже не прогнулся, когда трое на него уселись... Сявка - Упырь Наполеона изображал...
     ... "Всё! Никогда больше!" - думал Сашка, сидя в пустом и гулком фойе дворца. Перед его глазами в центре стенда "Наши звёзды" маячила большая фотография: Лёнька с Машкой навсегда застыли в красивых позах какого-то неведомого танца. Почему до сих пор ту фотку не сняли, а? Нельзя же так...
     Маша.... Где она сейчас? Что с ней? Наверно, изменилась.... А Лёнька?! Судьба была ему прожить долго и состариться. Почему же тогда? Почему?
     Повеяло больничной палатой и горьким ароматом сухих трав: "Таким, как мы, Искандер, суждено одиночество. Мы живём среди людей, но не с ними" - шелестящий, старческий голос угасал, как догорающая свеча. "Неужели это правда?" - в отчаянии прошептал Сашка.
     В этот момент из зала вышел злой-презлой Вахрушин:
     - Соколовский! Чё, уснул, что ли? Прикинь, этот козёл бородатый... - и Женька выпалил другу всё, что думал о заезжем волшебнике...
     ...До сих пор Женьке непонятно и обидно - за что их выгнали тогда.
     Он подошёл к рыбному ларьку и крикнул:
     - Эй, девчонки, грушу хотите? Чего притихли?
     - Жеее-нька! - заревела Светка, - Она умира-а-ает!
     Женька матюгнулся и помчался в администрацию - звонить "ноль - три"...
     Насима, к счастью, осталась жива, только ослабела очень. Ребёнка не спасли.
     - Это даже к лучшему! - переговаривались между собой торговки, - Куда бы ей ещё ребёнок? Итак, считай, всю семью тянет...
     - Это ведьма белобрысая виновата! - хлюпала носом Светка.
     - Какая ведьма?
     - Козлиха твоя!
     - Ты, дура! Думай, что говоришь! Это из-за ящиков тяжелых!
     - Ага! Я сама слышала! Любка ей смерти пожелала! - не унималась сестра.
     - Светка! Чтоб больше такого не говорила! Поняла?!
     Светка-то всё поняла....
     Эта весна, а затем и весь следующий учебный год превратились для девчонки в настоящую пытку. Брат, наконец-то, попрощался со школой, поступил в ПТУ, и не стало теперь у Светки личного телохранителя. В Речное получилось съездить только летом, на две недели, да и то - без Сашки: он опять у отца в Америке гостил. А потом - начался настоящий ад...
     - Ваш Соколовский - это кошмар! - заметила однажды на коллективном чаепитии в честь Восьмого марта пожилая преподавательница истории, обращаясь к Валентине Ивановне, - Девочки из-за него скоро драться начнут!
     - Уже! - захохотал изрядно подвыпивший физрук, - Уже дерутся!
     Валентина Ивановна тяжело вздохнула: мало ей Козловой с её бесконечными прогулами и претензиями, так ещё теперь и в сердечных делах учеников разбираться приходится. Два класса объединили в один - после девятого многие покинули школу. Ушел Женя Вахрушин: очень жаль. В последнее время он стал делать заметные успехи, даже писал интересные сочинения.
     Как всё переменилось! Перевернулось с ног на голову! У современных девочек ни стыда, ни гордости, похоже, не осталось: сами на мальчишек вешаются, делят их, как вещи. Физрук прав: Катя с Олесей, действительно, очень жёстко выясняли отношения. Вплоть до драки. За волосы Катя одноклассницу схватила, затылком - об пол. Без сотрясения, понятное дело, не обошлось. Литераторша зябко передёрнула плечами от одного только воспоминания. А всё - из-за Саши Соколовского...
     Учительница даже не могла охарактеризовать его толком: подобных личностей не встречала она ни разу. Странный и непонятный юноша этот Соколовский. Каким ветром занесло его сюда, в провинциальный В-ск? Ведь они с мамой могли бы неплохо устроиться и в Москве.... И как он быстро превратился из заморыша в рокового красавца! Всего-то за одно лето! Потом - эта страшная история с Кацманом...
     Валентина Ивановна давно заметила - как только она начинает думать про Сашку - голова разламывается от боли. Так и сейчас. Что, коллегам больше поговорить не о чем?!
     - Еле разнял! - продолжал рассказывать физрук, - Вцепились друг дружке в волосы, а потом Олеся Катю на пол повалила, и ногами её, ногами!
     - Подождите, ведь Олеся, кажется, встречается с Денисом!
     - Они сразу забывают своих парней, стоит только Соколовскому взглянуть!
     - Ну и что! Он всё равно их тотчас бросает! Сердцеед!
     - Казанова! - укоризненно покачала головой историчка.
     Непонятно, каким образом прозвище проникло в общешкольный лексикон, но за Сашкой оно закрепилось прочно - третье и последнее за все его школьные годы.
     - Братуха, тебе зачем? - спрашивал потрясённый Женька, - Чё, спортивный интерес? Так скоро девчонок в школе не хватит!
     - Другие школы есть! - отшутился Колдун, - Ты лучше расскажи, как дела в твоей "шараге".
     - А чё сразу - "шарага"? Хорошая, между прочим, шарага! Лучше, чем школа! Предметы нормальные, преподы - тоже!
     - Все девчонки одинаковые, Женька! Скучно. Одно и то же. Даже поговорить с ними не о чем. Да мне по-настоящему и не нравится никто...
     Жаль, не слышала Светка этих слов! Каждый новый сашкин роман, казалось, оставлял на её сердечке невидимый шрам. Теперь она начинала сомневаться в словах Анжелы. Так прошёл четвёртый класс для Светки, и десятый - для Сашки. Оставалось ещё одно лето - последнее лето свободы. А дальше...
     Светка даже думать боялась о том, что будет дальше...