Мы с тобой

Семейный роман

Единственный раз говорил он это слово, а после - возненавидел и боялся произносить вслух. Оно равнялось для него теперь мёрзлой земле, едва припорошенной снегом, хрупкому, как стекло, тонкому льду, что острыми осколками разлетается от малейшего прикосновения, хрупкой, вдребезги разбитой чужой жизни...

Глава 15

Искушение

обложка романа

   Время и пространство исчезли, остался лишь свет. И в этом странном, нереальном свете подвешена душа, прозрачная насквозь. Не звук, и даже не мысль, а что-то, более неуловимое, более невесомое, вдруг прикоснулось к ней, и вздрогнула душа, будто капелька росы под утренним ветерком:
     - Искандер...
     - Карим?! Мне так много нужно рассказать....
     Из ослепительной пустоты медленно выступают очертания. Белоснежный песок, темно - синее, почти черное, неподвижное море.
     - Предупреждаю тебя, Искандер: оставь эти мысли!
     - Почему? Я - нормальный живой человек, с нормальными желаниями...
     - У тебя своя дорога, и ты уже не можешь повернуть назад.
     - Я не хочу идти по этой дороге, Карим!
     - Поздно. Ты уже сделал первые шаги. Чем чище будет тело твоё и мысли, тем легче преодолеешь предназначенный тебе путь. Прими свою судьбу сейчас, Искандер!
     - Нет! Я никому ничего не должен! Слышишь?!
     - Скоро ты сам поймёшь.
     - Я отказываюсь! Я не хочу! Не-е-ет!
     ... - Сашка, неужели школа - это так ужасно? - родной, любимый голос звучит рядом, стирая коварный мираж, возвращая в реальность. Ослепительно белый, неживой свет исчезает. Горячие, почти летние лучи солнца слепят глаза.
     - Сынок, ну зачем сразу: "не хочу"! Остался последний год! Совсем ты у меня взрослый стал! Потерпи как-нибудь!
     Солнечные искорки задорно пляшут в глазах Марины: её и самой не верится, как быстро Сашка успел вырасти:
     - Саш, извини, что я врываюсь, но ты во сне кричал.... Вставай скорее, а то опоздаешь!
     - У-У! - стонет Сашка, и с головой уползает под одеяло. Снова первое сентября! Когда ж это закончится...
     Опоздать всё равно пришлось: по лестнице спускалась Матвевна. Не надо было видеть сквозь стену или смотреть в глазок: стоя в прихожей, Сашка отчётливо слышал тяжкое сопение старухи и жалобное поскрипывание перил. Сашка замер перед дверью. Шаг... ещё шаг... ещё один... Дошаркав до квартиры Соколовских, Матвевна притормозила резко - даже дышать перестала. Сашку окатило ледяной волной. Зашуршала бумага, что-то звенело, сыпалось по ту сторону двери.
     Показалось на миг - огромная серая плита падает сверху, и не скрыться от неё, не сбежать... Кошмар из фильма ужасов, которые Сашка никогда не смотрел. Если честно - ему больше нравились комедии. А тут - явно комедией не пахло. Другой запах Сашка чувствовал, даже не запах - дух... Неестественно и нереально было парню этим ярким солнечным утром стоять в прихожей, в новеньком прикиде, с влажными после душа волосами, и не сметь сделать шаг вперёд. Сашка метнулся на кухню. Михаил Борисович, сверкая оправой очков, читал местную газетёнку и преспокойно допивал кофе в одиночестве. Марина убежала на работу.
     - Опаздываешь? Подбросить до школы? - спросил он, впрочем, не надеясь на положительный ответ - Сашка всегда отказывался от его предложений, даже если зверски опаздывал. Гордый до невозможности, как дальше жить будет...
     - Да! - коротко кивнул Сашка, - минутку подождите, я сейчас...
     Борисыч недоумённо воззрился на то, как парень зачерпнул полную горсть соли, едва не опрокинув при этом стол, и убежал обратно в прихожую. "Что ещё за фокусы? Будто гонится за ним кто..."
     Сашка левой рукой открыл замок и замер: ни площадки, ни перил - под ногами, сразу за порогом - раскрытая в хищном оскале яма-пасть. Холод, мертвящий и беспощадный, пронизал тело миллионами жгучих иголок. Белые кристаллы тонким слоем покрыли почти невидимую, серую плёночку пыли на площадке перед дверью пятьдесят третьей квартиры. Сашка открыл глаза - яма исчезла. "Правильно, Искандер...."
     - Саша, привет!
     - Светик! Стой на месте! Не подходи!
     Она застыла, как вкопанная - Светка всегда слушалась его беспрекословно. Милый, наивный ребёнок.... Не шелохнётся, глаза большие-пребольшие от удивления, но вопросов не задаёт: девчонка пребывала в полной уверенности, что "её Саша" всегда всё делает правильно. Особенно, как сейчас, когда подхватил её на руки и молча понёс вниз, до самой машины, не позволяя коснуться земли, пока не усадил на сиденье. И лишь тогда произнес, пытаясь выглядеть строгим-престрогим:
     - Так, Вахрушина, почему опаздываем в первый день занятий? Проспала? Признавайся! Ну, что такое? Почему глазки грустные?
     - Зачем ты со мной так разговариваешь?
     - Как "так"?
     - Как с маленькой... - надулась Светка, - Сам тоже опаздываешь...
     Но, в общем-то, Светка сегодня была жутко счастлива и несчастлива одновременно. Почему? Во-первых, они с Сашкой приехали в школу вместе, пускай безнадёжно поздно, когда праздничная линейка подошла к торжественному и душещипательному моменту первого звонка.
     Отдуваясь от жары и всеобщего внимания, Ванька Исаев, затянутый до предела в новый тесный пиджак и тугой галстук, со вздохом взвалил на плечо пухлую рыжую первоклассницу, увенчанную двумя белыми шарами-бантами, и под одобрительный гул толпы и дребезжанье старого медного колокольчика промчал почётный круг. Завхоз пустил слезу умиления. Потом, как всегда, выпускники взяли за руки малышей, и всё это шествие протопало обречённо на первый урок. Учебный год начался.
     А, во-вторых, Сашка, как всегда, на обычаи школьные наплевал: он сегодня не кого-то, а Светку лично в класс проводил. В шестой.
     - Чтобы весь год удачный был у тебя, Светик! Лети, стрекоза!
     И Светке, действительно, показалось, что она летит....Хотелось сейчас запеть от радости, несмотря на то, что учительница отругала за опоздание, а одноклассницы дружно покрутили пальцем у виска: малолетка, мол, чокнутая, ко взрослому пацану приклеилась, это ж надо. Одна только Настя Матвеева одобрительно улыбнулась и разломила под партой шоколадку - лучшее лекарство от девчачьих переживаний...
     - Итак, господа выпускники! - после обычных для первого сентября поздравлений продолжила речь Валентина Ивановна, - В этом году нам с вами предстоит серьёзная, напряжённая работа. Советую уже сейчас начинать подготовку к экзаменам!
     С напряжением учительница явно попала в тему: напрягала всех, как обычно, Любка Козлова, одним своим присутствием. "Как раз выпускной отгуляет, и восемнадцать стукнет" - пронеслось в голове у Валентины Ивановны. Н-да, подложил свинью уважаемый Семён Семёныч: много крови повыпила у классной руководительницы эта мадемуазель...
     Любка сидела за партой злая и раздражённая, как никогда в жизни.
     Стасик устроил сцену ревности из-за Корнейчука и вернулся к жене. Корнейчук не отреагировал ни на любкины прелести, ни на подлитое тайком от охраны таинственное содержимое пузырька.
     Нет, он, конечно, улыбался, наговорил кучу комплиментов непонятных - недаром филфак с отличием закончил в своё время. Даже соизволил протанцевать с ней один медлячок. И это всё! Дальше удача от Козловой явно отвернулась, и переживала в данный момент Любка необычное для себя состояние - одиночество.
     Странно и непривычно - вместо очередного поклонника после уроков заедет за ней отец. Как же невыносимо сидеть вот тут, в пыльном классе, среди глупых молокососов, и делать вид, что слушаешь старую оглоблю в очках. Квартира и машина маячили на недоступном пока горизонте. А тут ещё взбешённые предки новое условие поставили - замужество. "Хотя бы полгода поживёте - и квартира твоя! А дальше - делай, что хочешь!" - заявила мать. А то, видите ли, надоело ей от знакомых колкости выслушивать. Скорее бы звонок: покурить можно выбежать...
     Любка привычно закинула ногу на ногу так, что разрез на узкой длинной юбке разошелся до немыслимой высоты. По сторонам не оглядывалась, но прекрасно знала: все эти сопляки, некоторые из которых ещё даже не бреются по утрам, уставились на её ноги. Даже Баладурин, который снова с Олеськой встречается, сидит, небось, слюнями давится.
     Даже Лобов, нет-нет, да и скосит глаза голодные в её сторону, хотя в разговорах за спиной отзывался о первой красотке школы обидно и странно. Презрительно выплёвывая из себя грязную шелуху слов, Витька однажды заявил во всеуслышание: "Испортила породу! Первый мужик у неё кто был - татарин! Теперь дети славянами не будут никогда!" Пацаны в ответ ржали, как угорелые кони: "А чё, Витька, ты жениться на ней хотел, что ли?" "Ничего вы не понимаете! Вас так и будут инородцы всю жизнь иметь!" - расстраивался "истинный ариец".
     Жених тоже нашёлся, хмыкнула Любка. Но тут же призадумалась: вспомнила не так давно сказанные матерью слова, в момент, когда Любка тщательно прокрашивала перед зеркалом бесцветные реснички: "Что-то не торопится никто замуж тебя звать..." По иронии судьбы, единственным, кто делал Любке когда-либо предложение, оставался пока Валерка. И где теперь тот Валерка.... Сначала крыша у него съезжать начала, потом остался, как лох последний, без копейки. Последнее, что слышала про него - ушёл в армию. Фу, в армию! Любка воскресила в памяти бывший трёхэтажный особняк Шамсутдиновых, с бассейном и зимним садом... Простым солдафоном. С ума сойти! Выходит, не сумел под шизика закосить. Ха! Так ему и надо!
     "Да разве в этом задрипанном В-ске мужика нормального найдёшь?!" - мысленно возмутилась Любка. У кого бабло имеется - все давно женатые. Даже если разведутся - толку мало: жена годами деньги на детей тянуть будет. Да и уроды они, если честно, у всех тараканы свои в голове. Вдобавок старые, вот как назло.... Если бы в Москву попасть - там можно выбрать. Если повезёт, даже иностранца.... Только одну - родители ни за что не отпустят, ни копейки не дадут. Может, ещё разок с Корнейчуком попробовать пересечься...
     ...Однако тем же вечером, в раздевалке школы моделей "Стелла", прозвучала весьма неутешительная новость:
     - Слышали, девчонки - Корнейчук женится! - громко объявила длинноногая красавица Алла. Десятка два таких же прелестных созданий одновременно порхнули в её сторону разноцветными крылышками:
     - Да ты что? Когда? На ком?
     - Я вчера слышала, как мама с подругой разговаривала! На следующей неделе! Короче, он же мэром стать хочет, а неженатый кандидат - это как-то... несерьёзно, в общем. Ну, все так говорят...Девочки, прикиньте, ей тридцать, замужем ни разу не была. Говорят - стра-а-ашная.... Пока, девчонки, я пошла!
     Алла кинула сумочку на плечо, и в последний раз кинула оценивающий взгляд на себя в большое зеркало у двери - хороша, без сомнений...
     Любка, не раздумывая, рванула за ней по длинному полутёмному коридору Левобережного ДК. Они, в общем-то, подружками и не были никогда, скорее, Алла её просто вежливо не замечала. Ещё бы - она с родителями всю Европу проехала, а Любка, кроме Турции занюханной, не бывала нигде. Телефон мобильный у Аллы в руках новёхонький, а Любке отец только обещает купить. Одни обещания...
     - Подожди, а! - попросила Любка.
     - Ты что-то хотела спросить?
     - Ну! Да! Хотела! - выпалила Любка на ходу. Красноречием Козлова по жизни не страдала, - Это серьёзно, про Корнейчука? На ком он женится?
     - Серьёзно. Это его однокурсница, в пединституте философию преподаёт. Мышь серая, ничего особенного... Постой-постой, а у тебя с ним что-то было?
     - Ну... - скривилась Любка, изнемогая от желания приврать побольше, - Да так, ничего...
     Огонёчек интереса в глазах Аллы мгновенно потух:
     - Свадьба в следующую субботу. Говорят, ничего грандиозного устраивать не будут. Выборы скоро, ну и сделали поскромнее, чтобы люди лишний раз не завидовали. Чтобы всё, как у простого народа... Люб, ты что, расстроилась? С ума сошла? - Алла быстро оглянулась по сторонам, и, хотя вокруг не было никого, продолжила шепотком:
     - Помнишь, три года назад девушку на пляже нашли?
     - Которую по кускам собирали? Ну, помню...
     - Вот...
     Любка поёжилась слегка:
     - Да ты что? Правда?
     - Да! Так что не жалей, слышишь? Жизнь-то дороже!
     "Хорошо тебе говорить - ты без денег не сидела!" - подумала себе Любка, но мигом слепила на своей безупречно-кукольной мордашке выражение искреннего сочувственного любопытства:
     - Это кошма-а-ар! Спасибо, что рассказала! А я. ... Да ладно, забудь! Ты сама-то сейчас с кем встречаешься?
     Видимо, выражение Козлова успела состроить удачно, потому, что Алла вдруг попросила дрожащим голоском:
     - Люба, помоги мне! Мне нужно.... В общем, увидеться с одним человеком.... Очень нужно. Мы с ним расстались ещё в июне, и с тех пор он на звонки даже не отвечает. Сама к нему подойти - я не могу. Ноги не идут, понимаешь! А ты его хорошо знаешь....
     - Кого? - изумлённо вытаращилась Любка.
     - Сашу...
     - Какого Сашу? - в Любкиных мозгах и так все процессы шли довольно медленно, а уж весной и осенью - тем более.
     - Соколовского... - одними губами прошептала Алла, вертя в руках мобильник со скоростью пропеллера.
     Любка едва не заорала своё любимое "ЧО?!", от которого отвыкала в "Стелле" три года:
     - Этого придур.... Ну, знаю, за одной партой сидели, - от этих воспоминаний Любку передёрнуло.
     - Пожалуйста, передай ему.... Нет, ничего не говори, только это отдай, тут мой новый номер телефона. Передашь?
     - Ладно, передам - пробормотала Любка, забирая бумажку, - Мы с ним не общаемся... почти.
     "Почти" - это было ещё мягко сказано. Но Алла совершенно не могла бы понять этой странной ненависти:
     - А-а! - истолковала она по-своему Любкино замешательство, - Он и тебе успел сердце разбить? Понимаю... он такой. Прости, что я тебя попросила!
     - Меня малолетки не волнуют... - усмехнулась Козлова, - Передам, без проблем! Если хочешь знать, я его вообще не переношу!
     - Люба! Ты ослепла, что ли?! Саша - он такой... - Алла прикрыла глаза и расплылась в мечтательной улыбке, - ты не представляешь.... У меня ни с кем так ещё не было.... Слушай, Люба, мы с тобой три года знакомы, а так мало общаемся! Поехали завтра после занятий ко мне домой! Я платье из Милана привезла, хотела на выпускной надеть, но в груди велико. Такое классное - отпад! И туфли к нему есть, и сумочка.... По-моему, это твой размер!
     - Ладно, давай! Какого цвета?
     "Чё она в этом придурке увидела? - мрачно думала Любка назавтра, поднимаясь по истёртой годами и детскими ногами школьной лестнице на первый урок. Делами одноклассников она интересовалась крайне редко, порой забывая их имена и фамилии. Настоящая жизнь - она далеко за школьными стенами кипит ... Что до Соколовского, то, кроме глубокого, до тошноты, отвращения, больше никаких чувств он в ней не вызывал. Она и смотреть-то не могла в его сторону - глаза резало. Худой, длинный, вечно в чёрное одевается. Манерный, как старая баба.... Заговорит - аж уши заткнуть охота, бормашина и то приятнее гудит. Короче, урод законченный.... Ну, Алка и выразилась вчера: "Супер - сексапильный...." Вот идиотка! Только ради шмоток итальянских стоит с ней пообщаться - почти даром отдать обещала. Ей что - она деньги вообще не считает.
     Да где ж, в конце концов, придурок этот?! А-а, вон он - с училкой по информатике стоит, болтает. С этой, как её там, Снежаной Андреевной. Ну и имечко у неё! Хотя, подходит - белобрысая такая, как в хлорке отбеленная вся. Круглая, словно снежная баба. Любка, по привычке, выпрямила гордо и без того прямую, идеально ровную, длинную спину, поискала глазами зеркало. Огромное всё-таки счастье, что сама она не уродилась коротконогим колобком! Таким коровам, как Снежана, вообще мини - юбки носить противопоказано, а эта стоит, чирикает, глазки строит...
     Стоп! Глазки?! Любка споткнулась, и едва не налетела на группу идущих впереди мелких девчонок с огромными портфелями. Чтобы её бедный мозг не перегрелся и осмыслил происходящее, пришлось отключить иные мышцы: остановиться и прислониться к стене. Нет, не показалось! Уж в чём-чём, а в таких делах Козлова никогда не ошибалась: старая дура, действительно, строила глазки своему ученику. Ей же целых двадцать два года! Если не все двадцать три! Вот это номер! А ну-ка, посмотрим ещё разок: точно - у неё ж на лице написано огромными буквами - хочет, как сучка кобеля. Вся сжалась Любка, стоя у стены - только не заржать бы на весь коридор.
     - Саша! Я тебя жду после шестого урока в моём кабинете! Не забудь! - а сама кудряшки свои бесцветные то и дело поправляет. Красуется, типа, перед ним. Одну ногу вперёд выставила и в коленке согнула!
     - Хорошо, Снежана Андреевна! - бодро соглашается Соколовский, кивнув слегка головой, и тут же его вниманием завладевает другая блондинка. Любке пришлось слегка напрячь память: это Светка, сестра Женьки Вахрушина. Так, щас подойду и записку отдам, пока она здесь. Один на один с Колдуном в лом разговаривать - тошно слишком.
     Любка пошла в сторону старого раскидистого фикуса в углу. Каждый шаг почему-то давался ей с огромным трудом, глаза жгло, словно в них насыпали горсть горячего песка, поэтому пришлось прикрыть их, как обычно, тёмными очками.
     - Светик, почему лохматая? Причесаться не успела? Проспала?
     - Угу - опускает Светка глаза. Нет, она Сашке никогда не признается, что всю ночь бегала то за водой, то за грелкой, то за анальгином по квартире - у матери с похмелья "башка раскалывалась".
     К утру стало плохо самой Светке: мать стонала и без конца жаловалась на судьбу. То просила посидеть с ней, за руку подержать, то кричала: "Что ты полами скрипишь, дура непутёвая, мне завтра на работу в пять часов вставать! Никакого понятия у неё - тут горе такое!" "Горе" в том заключалось, что у Матвевны вчера утром инсульт стукнул, когда она в поликлинику шла. "Недавно дочь похоронила, видно, сердце и не выдержало" - переговаривались старухи на лавочке. "Сорока дней не прошло ещё..." "Как на кладбище третьего дня съездила - расстроилась..." "Понятное дело - дочь-то совсем молодая была..."
     - Светик, какое кладбище? - слышит вдруг Светка Сашкин взволнованный голос, - Тебе приснилось что-то? Говори! Кладбище приснилось? - в Сашкином голосе звучит уже неподдельный ужас. Он всегда спрашивает, что приснилось. Зачем?
     Светка объясняет про Матвевну. Сашка хмурится:
     - Светик, слышишь, не ходи к ней в больницу! Ни за что!
     - Не пойду! - обещает Светка, а сама думает - как выкрутиться завтра: в музыкальной школе репетиция, а мать пригрозила - пойдём старуху проведать.
     " Кладбище. Вот откуда серая пыль на площадке! Теперь понятно..."
     - Давай, беги, стрекоза, сейчас звонок будет!
     - Привет! - пронзительный, на высоких нотах, голос Любки Козловой острым клином врезается в их маленькую, уютную Вселенную под фикусом.
     Сашка автоматически встаёт со скамеечки - воспитанный, блин... Любка поражена - ей не надо смотреть сверху вниз: даже на высоких каблуках она ниже Соколовского. Выходит, это единственный парень в школе, кто может смотреть на неё свысока. Во всех смыслах.... Как она раньше не замечала?
     - Привет! - как хорошо, что её глаза прикрыты тёмными стёклами. Голос режет, выворачивает всё внутри. Пытка. Ну, если платье мало окажется...
     - Тебе тут - скупо выжимая односложные слова, сообщает Любка и протягивает бумажку, - Алка Смолякова передала. Просила позвонить!
     Любка стоит перед ним, держась из последних сил на ватных ногах, записку подаёт за самый кончик, будто боится прикоснуться к заразе. Так близко, даже чувствуется, как от Колдуна одеколоном каким-то пахнет... Дорогим, должно быть.... У Любки начинает кружиться голова.
     - Спасибо, - ровно, спокойно отвечает Сашка, причём слышится Любке - как-то странно он это простое слово сказал: один звук, не выговорил, или, наоборот, лишнюю букву произнёс. Любка поворачивается, и не видит, как несчастная записка, непрочитанная, порванная в клочки, летит в урну с мусором.
     Зато видит Светка, и нет предела счастью девчонки - догадалась она, что это та самая Алка, которую тогда в июне Сашка из своей квартиры провожал. Утром... Господи, как же несправедливо жизнь устроена! Мужики все такие! Сколько аллочек ещё у него может быть за то время, пока Светка вырастет?! Верить или не верить предсказаниям цыганским?! Как долго ждать! Вечность...
     - Как там Женька? Где пропал?
     - С утра бегает: рынок - шарага - автосервис, - улыбнулась Светка, - А потом сразу куда-то на склады, фуры разгружать. Вчера суп сварила, он ложки две проглотил, и прямо за столом чуть не заснул. На холодильник копит.
     - А отец? - осторожно спрашивает Сашка.
     - Не знаю... Он утром не приходил ещё. Ну, я побежала!
     ...Уроки идут своим чередом, только странный сегодня день. Ой, какой странный! Всё иначе сегодня. Для Любки - точно: спала-спала, да и проснулась. Вылезла из берлоги, ан глядь - в лесу перемены произошли, да ещё какие перемены!
     Впервые в жизни Любка заинтересовалась - что ж это за фрукт такой - Соколовский, и чего девчонки в нём нашли. Начиная с умницы - красавицы Машки Ивановой, которая могла бы сейчас составить самой Любке серьёзную конкуренцию. А потом - И Олеська, и Катька, а за ними - все остальные. Теперь вот Алка Смолякова - вот уж на кого не подумала бы! У Алки отец - большая шишка в Управлении финансов Комбината. Слухи ходят - только в Швейцарии у него несколько банковских счетов имеется. Шифруется, правда, сволочь. Вот уж кому, а Смоляковой из-за мужиков париться не надо! А она, дура, страдает! Любка вздохнула - меня бы на её место...
     А пока решила приглядеться: благо, шёл урок истории - тяжелейшее испытание для пожилой училки, сухонькой, как осенний листок. Небось, ещё Ленина живым видала, смеялись ученики. Последний год дотянуть пыталась, на пенсию не уходила, и то, благодаря слёзной мольбе Семён Семёныча, хотя подвиг такой давался ей с каждым днём всё тяжелее. История в злополучном классе превратилась в кайф для Витьки Лобова и любимое развлечение его одноклассников. Витька готовился серьёзно! Оттачивал, так сказать, красноречие. Класс валялся со смеху, учительница пила валерьянку, директор мечтал лишь о том дне, когда вручит Лобову аттестат и выпроводит в большое плавание.
     Витька собирался учиться дальше на адвоката. "Чтобы было кому в России защищать права русских!" - брызгал слюной "истинный ариец". "Лобов, ты кто на самом деле?" - недоумевали те пацаны, которые ещё хоть что-то соображали, помимо распития пива на лавочке, - "Говоришь, что фашист, а фашисты - славян уничтожить хотели! Вот они бы тебя первого..." "Ни аза вы не понимаете!" - Лобова трясло от возбуждения, когда он принимался излагать какие-то немыслимые теории, где настолько тесно переплелись исторические факты, нелепые вымыслы, фантастика, мистика и славянский фольклор, что пацаны просто крутили пальцем у виска и отходили подальше.
     Впрочем, некоторые уходили не сразу....
     Витька мечтал докопаться до Соколовского - вот с кем интересно силами померяться. Но Колдун умело избегал общения с Лобовым, так, что Витька сам не замечал, как его относило в сторону. "Они, пархатые, это здорово умеют делать - изворачиваться!" - шипел "истинный ариец", но сдаваться не собирался - он ещё успеет до выпускного разобраться с этим придурком.... О, он успеет!
     Выпускным вечером бредили не только Лобов с Баранычем - этого события ждали все, особенно девчонки. Проблема выбора платья затмевала даже проблему сдачи госэкзаменов. Родители в ужасе прикидывали, во сколько может обойтись подобное удовольствие, если заказывать аренду развлекательного центра. Завхоз пожимал плечами: что, неужели в школе, нельзя всё устроить? Не у всех же такие доходы, как у Козловых, например. Меж тем самой Козловой на торжество было, собственно, наплевать: она вообще идти туда не желала. До этого момента...
     - Лобов, может, дашь мне нормально провести урок?
     - А разве я мешаю? Я просто высказываю собственное мнение! У нас в стране, между прочим, демократия! По крайней мере, так утверждают некоторые представители высшего эшелона власти.... - вкрадчиво заговорил Лобов, - А власть в настоящее время узурпирована представителями международного сионизма...
     - Лобов, хватит! Мы это уже слышали! Выйди из класса!
     - А как же я выйду? - издевательски запричитал Витька, - Я ведь могу за дверью случайно споткнуться, упасть, стукнуться затылком о батарею отопления и умереть! А кто же за смерть мою отвечать будет? Ах, я забыл! Наверное, Владимир Ильич Ленин, который в гробу лежит в белых тапочках, ждёт, когда в Мавзолей принц явится с поцелуями!
     Класс уже не смеялся: шуточка успела набить оскомину.
     - Итак, - вздохнула учительница, до предела напрягая голос, - Наша тема сегодня...
     Любка подняла на лоб черные очки и сделала колоссальное усилие над собой. Так, на прицеле Соколовский.... Каков же он на самом деле? Заставила себя не смеяться: она и не думала, что когда - нибудь будет рассматривать Сашку в "этом" смысле. Ну да, высокий - это хорошо... Большинству мужиков приходилось смотреть на Любку чуть ли не снизу вверх - напрягает. Ладно, с ростом всё нормально. А остальное? Надо у Катьки с Олеськой расспросить потихоньку, придётся к ним подъехать...
     Зря она это сделала.... Но момент назад не вернёшь: шестерёнки закрутились. Такой вот день - что тут поделаешь!
     Не чувствовал Сашка в тот момент ни оценивающего Любкиного взгляда, ни Витькиного отчаянного раздражения. Для него этот день тоже ознаменовался принятием одного решения, а куда оно приведёт его.... Нет, он предположить не мог.
     "Есть в жизни дни, которые запоминаются навсегда. Дни - границы. "До" и "после" Когда понимаешь, что завтра я проснусь совершенно иным, не таким, как вчера. Процесс этот неостановим: всё равно, что превращение из гусеницы в бабочку. Такие процессы в обратном порядке не повторяются.
     Сегодня второе сентября **** года. Пусть этот день станет датой, которую я запомню на всю оставшуюся жизнь. Может быть, помнить придётся совсем недолго: она закончится скоро, потому, что я сам решил свернуть с той дороги, где обещано мне долголетие. А может, это всё - бред моего больного воображения? Может, не существует никаких "дорог"?
     Как же я завидую людям, живущим своей обычной, повседневной жизнью, и даже не подозревающим о том, что можно чувствовать, видеть и воспринимать мир по-другому! Я безумно хочу стать таким же, как они: обычным, нормальным!!! Как Женька, как Светка, Марина, и даже Борисыч!
     Сегодня я окончательно решил - я должен попробовать! Иначе меня окончательно затянет в эту безумную пропасть, откуда нет пути назад. Я сделаю то, от чего предостерегал меня Карим, и от чего, по его словам, он вынужден был всю жизнь отказываться. Может быть, тогда я стану, наконец, обычным, нормальным....
     Сейчас я сомневаюсь - а вдруг Карим попросту солгал мне? Хотя - прости меня, Учитель, прости!!! До сих пор твои слова и советы были правдивы и помогали мне в жизни. Прости меня!!! Прости, но пойми - я считаю, что имею право самостоятельно выбрать свою судьбу, и никакие силы свыше, о которых ты мне так много рассказывал, не должны мне в этом препятствовать!!!!!!"
     Сашка нажимает "сохранить", закрывает окно вордовского документа и долго смотрит на любимую фотографию, висящую над столом, на безмятежную гладь Озера, скалы, поросшие мхом, могучие старые лиственницы.... "Цифровой фотик, что ли, купить?" Слышал, в Москве уже появились. Технический прогресс! А толку?! Там, в гулкой темноте пещеры, время ничего не значило.
     По-детски неровные, старательно выведенные буквы в стареньком блокноте расплывались перед глазами в слабом свете карманного фонарика...
     Прошлое, настоящее, будущее... Неразрывная цепь, тяжкая ноша. Взял - неси! Неси столько, сколько тебе отмерено, ведь ты - лишь часть древней эстафеты, начало которой затерялось в глубине веков, где человеческая жизнь - отрезок ничтожно малый, но важный - пропусков быть не должно, как и пауз. Только вместо факела ты сгораешь сам...
     ... Мягко крадутся в комнату наступающие сумерки; сытым котом урчит довольно компьютер. Через стенку работает телевизор: Борисыч смотрит вечерний выпуск новостей. Бодрый голос диктора сообщает народу о последних научно - технических разработках: что-то снова изобрели, что-то взорвали, кого-то опять пытаются клонировать.... Нет, несовместимы эти два мира! Нет!!!! Сашка отбивает руку о крышку стола: вот, совсем, как Женька! Правильно! Хватит с него этой дребедени, этих странных снов, видений, призраков, этой реальной жуткой физической боли, наконец!
     Хочу жить, как все! Разве я не имею права?! Ведь мне всего шестнадцать лет! Вернее, почти семнадцать.... В ноябре исполнится.
     До ноября, однако, ещё долго. А на рынке сейчас - самая горячая пора: новый урожай завезли, работы - невпроворот. Третьего сентября на овощном складу - картина всё та же.
     - Семнадцать минуло ему, семнадцать лет всего,
     Но он - борец, и потому боится царь его!
     - Элька, заткнись! - слышится в ответ нестройный хор голосов, обильно сдобренный грубой матерщиной.
     - Заткни хайло, надоела!
     - Летит в полицию приказ - Ульянова схватить...
     - Заткните её кто-нибудь!
     Хрясь, хрясь! Это по лицу попали, догадывается окружающая публика, не прерывая, впрочем, основного занятия. Элька в трёх вонючих шубах, одна на другую одетых, вертится беспомощно на земле, как большой жук, перевёрнутый на спину:
     - И-и-ЫХ!
     Хронически румяная Клубника делает последний замах короткой ногой в крепком мужском ботинке, стараясь попасть точно в разинутый, тонко скулящий рот своей жертвы. Клубника недавно повысила свой статус: она больше не одна. Ухажёр её, мало чем отличимый от своей подружки, рожа только не румяная, а копчёная, стоит тут же, рядом, присосавшись к пивной бутылке и одобрительно порыгивает. Две старушки в углу робко поёживаются, остальные отвернулись: Элька, пока стих до конца не расскажет - не успокоится, даже сквозь кровь и передние выбитые зубы свистят слова:
     - Исписан не один листок рукою Ильича...
     Смутные воспоминания, должно быть, шевелятся при последнем слове в остатках алкашной памяти: видится кому-нибудь ясный весенний день, красные флаги, комсомольский значок на груди, транспаранты, нарядный народ на улицах, первый гранёный стакан дешёвого портвейна, распитый на лавочке в парке культуры и отдыха ... Молодость. ... Неужели всё это было когда-то?!
     В проёме складской двери возникает тёмный на фоне яркого сентябрьского солнышка силуэт длинноногой девочки-подростка:
     - Женька! И-извините, вы брата моего не видели?! Высокий такой....Нет?
     И Светка бежит дальше по рынку, и тяжёлый школьный портфель мешает ей, и толстая золотистая коса хлопает по спине. Она бежит мимо ларьков, от которых несёт подгнившей рыбой, мимо шашлычной с насаженными на шампура останками неизвестных науке животных, мимо навесов с горами глянцево - зелёных арбузных мячей.
     Женька торопливо поворачивается, и сестра с размаху утыкается в его старую, латанную - перелатанную рабочую спецуху:
     - Же-енька! Я домой не пойду-у-у!
     - Ты чё, стрекоза! - пугается Женька, - Говори быстрей, тут фура с товаром стоит, видишь?! Ты чё, в музыкалку не ходила?!
     В теплом воздухе висит заковыристый мат - перемат и терпкий аромат апельсинов.
     - Ма-а-амка... говорит... к Матвевне.... Пойдём... - всхлипывает Светка, - А в музыкалку - не пустит... больше.... И ключи ... и деньги... отобрала...
     - Ясно, - вздыхает Женька, - Есть хочешь?
     - Ага.... Немножко...
     - Ладно, деньги держи! Э, только чебуреки не бери, там дрянь всякая!... Я скоро!
     Однако через полчаса у ворот рынка Светки уже не было.
     - Жэньщина приходил, такой полный, ругался сильно! - объяснил словоохотливый Мухамет, - Дэвочка идти не хотЭл, кричит: "Мама, мама! Нэ надо!" Мухамет дыня дарил - матЭрщина получал! Абыдно, знаешь! Зачэм так рэзко?
     Женька в жизни с такой скоростью не носился по улицам родного В-ска, но всё-таки не успел: утащила мать Светку в больницу. Ладно, вернётся - поговорим...
     В это время Соколовский в компании преподавателя информатики Снежаны Андреевны шел из магазина.
     ...- Осторожней, Саш! Так, теперь направо сворачиваем! Тихо-тихо, не урони!
     - Не уроню! - хитро улыбается парень, - Не волнуйся! Какой этаж?
     - Пятый! Вот так-то! Ну, извини, сам вызвался донести!
     - У-у-у! А ты выше поселиться не могла!? - под звонкий смех Снежаны Сашка заносит в подъезд системный блок компьютера. Они уже давно, если никто не слышит, привыкли общаться на "ты". Практически друзья. Хорошие друзья. Потому колола совесть сейчас вполне ощутимо...
     - Конечно, как всегда, бардак.... Ну, ты не обращай внимания, ладно?
     - У тебя уютно... - делает вывод Сашка, оглядывая просторную комнату с высоким потолком, где даже невнимательный человек мог бы легко заметить и небрежно брошенные на стул мужские рубашки, и пачку "Кэмэла" на подоконнике, и много других ярких, говорящих за себя мелочей. Вместе с тем, на спинке дивана - важно восседают разнокалиберные игрушечные мишки в ряд; в прошлом году на Восьмое марта вон того, коричневого, их класс подарил.... Совсем ещё девчонка...
     - Саша, спасибо тебе огромное, что помог донести! - появляется из кухни Снежана, - Вообще-то он тяжёлый! Чаю хочешь? Я сейчас быстренько...
     - Хочу! - бодро отзывается Соколовский, глядя в окно: хороший вид - прямо на блестящую ленту Реки и Центральный мост. "Какая же я сволочь! Что я делаю, а?!" Сашка смотрит ещё раз в лицо вполне симпатичного парня на фотографии. Олег.... Это имя приходит сразу. Имя любого человека всегда приходит ему, стоит задаться вопросом. "Вдруг она, действительно, его любит?"
     - Всё! Чай готов! Говорят, ты в этом деле спец, но у меня чай совершенно обыкновенный.... Кстати, расскажи, в чём секрет!
     "Или сейчас, или никогда... Главное - ни о чём не думать! Я ей всё-таки нравлюсь..."
     Сашка глубоко вдыхает и резко поворачивается.
     Осенний закат вспыхивает в широко распахнутых глазах, зажигая странные зеленоватые огоньки, окружая его фигуру золотым мягким светом. И невозможно не подчиниться этому притяжению, невозможно не сделать единственный короткий шаг к границе света и тени, медленно, будто во сне. Смуглые горячие руки пахнут полынью и раскалённой на солнце смолой.
     - Саша, ты что де....?
     - Только молчи! Пожалуйста, не говори ничего!
     Осенний закат льёт над серыми крышами В-ска расплавленное золото, в парках всё так же шуршат красновато - жёлтые листья, как и в ту незабываемую осень, когда в жизни Вахрушиных впервые появился Сашка. Тогда в бесконечном пространстве возникла новая Вселенная - их Вселенная, состоящая из трёх планет. Только всё иначе теперь: похоже, маленькая Светкина планетка сорвалась с орбиты, затянула её чужая воля в чёрную дыру.
     Враждебное измерение пропахло хлоркой и едким запахом лекарства. Здесь холодно, очень холодно.... И солнце - не солнце, а желтый тусклый кружочек.
     - Во-о-т молодцы - то! Навести-ии-и-и-ли! Не совсем ещё совесть-то молодё-ё-ёжь потеряла! - толстая, бледно-жёлтая ручища, вся в коричнево-бурых пятнах-шишках ползёт - извивается поверх клетчатого больничного одеяла. Светку мутит, она непроизвольно шарахается в сторону, но не тут-то было: у матери хватка крепкая. Здоровой рукой Матвевна проводит вдоль худенькой девчачьей спинки - это она всегда так с детьми здоровается:
     - Нинка, ох, думала, помру! Прям как на улицу-то вы-ы-ышла, как перед глазами-то - тьма-а-а-а! И ничё не по-о-оомню!
     - Правую сторону совсем не чувствуешь? - охает мать, и жалобно поскрипывает под её весом хилая табуретка.
     - Не-е-е Врачи сперва резать хотели ногу-то.... Видать, недолго мне уж...
     - Матвевна, ты чего? С ума, что ль, сошла?! Тебе ещё жить да жить!
     - Хоть вы со Светочкой приходите, не забывайте, а то раззи дождешьси детей-то?! Вон, и носа-то не кажет!
     - Не приехал сын-то? - Нинка укоризненно качает лохматой, наспех причёсанной головой с остатками древней химки, - Я ведь телеграмму сразу отбила!
     - Дык ведь - би-и-изнес у него, не бросишь...- кряхтит старуха и неожиданно, пока ничего не подозревающая Светка отворачивается, быстро гладит её по голове. Девочка дёргается и отскакивает, ударяясь коленкой о ножку кровати. Мать, недовольная, отвешивает дочери невоспитанной пару ощутимых подзатыльников.
     - Ладно, приходить будем! У Светки рано уроки кончаются, не хрен по улице шататься, пускай приучается людЯм помогать!
     У Светки темнеет в глазах, когда они с матерью, наконец, идут домой, и мать заявляет, среди прочих упрёков и жалоб - воздыханий на тупых врачей, мужиков - козлов, "которые ни хрена не зарабатывают" и бездушных, неблагодарных детей:
     - Заботиться надо о болЯщих, навещать - вот это по-христиански! У нас в поликлинике женщина одна хорошая работает, в церковь каждую субботу - воскресенье ходит. Так вот много говорит чего про музыку эту вашу - греховная она! Нацепляешь там бесовщины разной только. Всё! Крестить вас с Женькой надо! Срочно! Вся беда от этого! Связались ещё с этим бусурманом, тоже нашли дружка! Думаешь, не вижу, чего ты думаешь?! Чё ты там в тетрадках своих рисуешь?! Бессты-ы-ыжая! Срамота! Я из тебя всю эту заразу-то повыбью!
     - Настю Матвееву бабушка сама на музыку водит, а они верующие! - возражает робко Светка, - Все праздники справляют, и икон у них дома много...
     - Цыганка, что ли?! Ты ещё про кого расскажи! Самая нечисть и есть! Гадают - ворожат, небось, и тебя учили? Смотри - узнаю чего - прямо сама убью! Слышь? Больше к ним не пойдёшь! Будешь вон на службу ходить, грехи отмаливать!
     От потрясения Светка не в силах даже плакать, её начинает знобить, пальцы холодеют, и боль сжимается колючим комком где-то глубоко внутри. Как же плохо...
     Ах, когда б знала Светка, что в этот момент делает тот, о ком не забывала она ни на минуту...
     А принц из ею созданной сказки не помнил о существовании маленького преданно бьющегося сердечка - он забыл обо всём на свете.
     " Получилось круче, чем я думал.... Нет, даже не подберу слов! И от этого я должен был отказаться? Ха!"
     Сашка перевернулся на спину, откинул голову и уставился в потолок. Земля не сошла со своей привычной орбиты, стены не рухнули, даже электричество не отключилось. Наверно, если взглянуть в окно, Комбинат продолжает по-прежнему дымить трубами. "И чего я себе навыдумывал?! Всё гораздо проще!"
     - Уходи! - вдруг слышит Сашка совсем рядом, - Сейчас же уходи! Господи, какая я дура!
     Снежана, очнувшись, как будто после долгого сна, пытается прикрыться первым, что попадается под руку - сашкиной футболкой.
     - Э-э! Кто разрешил брать мои вещи?! - засмеялся Сашка, и притянул её обратно, в свои объятия, - Белоснежка замёрзла? Ты что, плачешь?
     - Прекрати! - продолжала отбиваться девушка, - Я не хотела!
     - А кто сейчас кричал: "Да! Да! Ещё!"
     - Кошма-а-ар! - простонала Снежана, - Ты же...
     - Договаривай! Хотела сказать: "Ты ещё ребёнок"? - фыркнул Соколовский, - Не смеши! Мне семнадцать! Почти...
     - Ещё и смеёшься! Ты понимаешь, что может быть?! Да выпусти меня уже!
     - Никто никогда не узнает! Я тебе обещаю! - прошептал Сашка ей прямо в ухо.
     Снежана вздрогнула и резко отстранилась:
     - Всё равно - уходи сейчас! Уходи, Саш! Пожа-а-а-луйста!
     Сашка медленно поднялся во весь рост и потянулся; его глаза смеялись:
     - Хорошо! Только в следующий раз диван разложи, а то тесновато! - деловито сказал он, подбирая с пола джинсы.
     - Ненормальный! Какой "следующий раз"!?
     - Завтра, конечно!
     - Ты издеваешься! Господи, стыд-то какой...
     - Завтра! - продолжал смеяться Сашка, привлекая её к себе. Какой же это кайф - просто целоваться и ни о чём не париться! Так хочется остаться...
     Снежана оттолкнула его, что было силы:
     - У меня, между прочим, жених есть!
     - Который тебе всё время изменяет, - продолжил Сашка, - Снежана, Олег больше к тебе не вернётся! Никогда! Его вещи можешь спокойно выбрасывать! Не жалей: он - не твоя судьба! И признайся честно: тебе ни с кем ещё не было так хорошо, как со мной! Ни с Олегом, ни с Кириллом, ни с этим... как его...Вадиком! До завтра!
     Сашка захлопнул за собой дверь и побежал вниз, перепрыгивая через три ступеньки. За окном сгущалась темнота, зажигались фонари. Снежана неподвижно продолжала сидеть на диване, погружённая в свои мысли, пока окончательно не продрогла, и только тогда сообразила, что неплохо было бы одеться. Какая у неё всё-таки светлая кожа... Действительно - белая, как снег.... На её фоне Сашкино смуглое тело казалось почти чёрным... Невозможно каждую секунду не думать о нём, о том, что так внезапно случилось. Она сейчас испытала что-то невероятное, нереальное, она была, будто сама не своя... Она куда-то улетела.
     Подруги над ней посмеивались, когда, бывало, они собирались вместе, секретничали и обсуждали парней: "Тебе, Снежанка, просто настоящий мужик ещё не попался! А как попадётся - так поймёшь!" "Холодная ты какая-то! Настоящий снежный сугроб!" - заявил ей на прощание Кирилл. Учитывая горький опыт, перед Олегом Снежана старалась притворяться. Но, видно, и тут - не судьба...
     А вот сегодня, с этим мальчишкой.... Нет, это ненормально! Это извращение! Грязно, стыдно.... Как завтра появиться на работе?! Если кто-нибудь узнает... Скандал, позор, клеймо на всю жизнь.... Всё! Завтра прямо с утра - к директору с заявлением! Доигралась, называется! Докатилась! Это же уголовная статья! Господи, о чём только думала.... А впрочем, неудивительно: значит, проснулась преступная нотка...
     "...ни с Олегом, ни с Кириллом, ... ни с Вадиком..." Мальчишка прав, в каждом слове прав - даже с Вадиком... Снежана охнула: только сейчас до неё дошло: откуда Сашке вообще про них известно? Про Олега с Кириллом можно допустить - они в В-ске живут, а В-ск - город небольшой. Но - каникулы после десятого класса, городок на берегу Волги, бабушкины соседи через забор, застенчивый парень со шрамиком на верхней губе, первое признание, его неумелые, шершавые, горячие и потемневшие от загара руки... Кусты малины... Страх и любопытство... Комары ещё в ту ночь здорово кусались.... Как? Как Сашка мог про это узнать?
     Снежана почувствовала, как лицо буквально запылало: неужели она сама, в беспамятстве, назвала его Вадиком?! Другого объяснения нет...
     ...- Э, пацан! слышь, пацан: закурить есть?
     - Давай лучше выпьем!
     - Ты ЧО, бля? БОрзый?
     - Сивый, дембельнулся уже?
     Толпа на детской площадке переглядывается. Сивый поправляет куртку:
     - Ты кто, в натуре? Погоди, узнаЮ вроде... Колдун, что ли?
     - Не узнают - богатым буду!
     - Точно - Колдун! У-У! - Сивый долго треплет Сашку по плечу и мотает головой, - Пацаны, это ж Санька мне тогда нагадал, что я на границе служить буду!
     - Может, отметим, пацаны, такое дело? - предлагает Соколовский, - Угощаю!
     Толпа обступает парня кругом. Улыбаются, хлопают по плечу:
     - Фокусы покажешь? А? Фокусы? Покажи! - сыпется на Сашку со всех сторон.
     - Санька, мне тачку купить предлагают, бэушная - брать?
     - Санёк, как ВОхра поживает? С батей своим воюет?
     - Да погодите, у меня братан, короче, в Чечне! Да погоди, Серый, я спрошу сперва! Он это ... короче...
     - Фотка есть?
     - Колдун, ну давай, за мой дембель! За погранцов! Давай! Блин, вот я тебя уважаю, как ваще... не знаю кого! Ты человек, Санька!
     - Не, пацаны, давайте сами! Если бухну - гадать не смогу!
     - Э-э! Мне сначала! Хорош ржать!
     Сашка, улыбаясь про себя, возвращался домой далеко за полночь. Да, удивительный день.... Первый день свободы. Но Сашка теперь знал - завтра будет ещё круче. Он чувствовал. И теперь он наверстает всё то, что чуть не упустил по собственной глупости.
     Выдал он сейчас пацанам информацию. "Попёрло", называется. Обычно после таких "сеансов" еле живой ползал, а сегодня - легко, будто крылья выросли. Ах, Карим, ах, как он ему лапши на уши вешал: "Забудь о женщинах, Искандер! Не поддавайся искушениям! Они погубят тебя, отнимут все силы..." Старикашка пакостный! Наоборот - сил прибавилось!
     - Э, Санька, погодь! - догнал его запыхавшийся Сивый. Сашка как раз шел мимо арки, где когда-то стояла насмерть перепуганная Светка, - Я при пацанах не хотел спрашивать...
     - Кристинка тебя ждала! Честно ждала, можешь не сомневаться!
     - Ух, ты! - выдохнул Сивый, - А то я, как дембельнулся, к ней подойти не могу: натрепали кой - чего.... Вот спасибо, братан, такой груз с души снял!
     - На свадьбу позовёшь? - усмехнулся Сашка.
     - Да я.... Да ты ЧО???!! Да тебя всегда.... А мы с Кристинкой поженимся?
     - Ладно, бывай! - отмахнулся Сашка.
     "Твою Кристинку вместо тебя на границу послать - точно никто б не сунулся..." - думал себе Сашка, поднимаясь по лестнице. Только кольнуло беспокойство немножко возле вахрушинской квартиры. Ничего - завтра разберусь, в чём дело...
     Между тем Марина не находила себе места:
     - Я больше не могу, Миш! Мне не по себе! Давай, собирайся, пошли!
     - Куда "пошли"? Раньше он ночами гулял - ты не беспокоилась! А вдруг он с девушкой? Подожди, сейчас придёт!
     - Тебе легко говорить! - крикнула Марина, - Сын не твой! Я прямо сердцем чую - что-то не так! Какой-то он странный сегодня из дома вышел.
     "Он всё время странный" - подумал про себя Борисыч, но ума хватила вслух не говорить: Марина, конечно, жутко бы обиделась.
     - А представляешь, он скоро в Москву уедет, и вообще будет жить самостоятельно!
     - Я с ума сойду, Миш! С ума сойду, точно! Ему ещё к экзаменам готовиться...
     - Слышишь - пришёл! Всё, успокойся!
     - Ну, я ему устрою!
     - Марина, стой! Не надо! Ты лучше завтра с ним поговори, с утра!
     - Ма-а-ам! Ты почему не спишь?
     - Так, Сашка! Ты где был? Я тут с ума схожу!
     - Да какая разница, где!
     - Постой, ты что, пьяный? - Марина как следует, принюхалась, - Спиртным точно не пахнет.... Иди, поешь!
     - Я не хочу есть, мам!
     - Ты же с утра ничего не ел!
     - Не хочу! Я уже сказал! Что, с первого раза непонятно?! Да, блин, достали!
     - Стой, Саш! Дай-ка руку! Дай, пульс посчитаю!
     - Да мама! Ну чего ты? Отстань! - Сашка резко вырвал у неё руку и направился в свою комнату, - Я уже взрослый, а ты меня постоянно дёргаешь!
     - Я дёргаю?! - охнула Марина, - Я первый раз в жизни спросила...
     - Послушай, мам! Я в твою жизнь лезу? Нет! И ты в мою не лезь!
     Сашка прошёл в свою комнату и демонстративно захлопнул дверь.
     - Миш, я боюсь! - всхлипывала Марина в плечо Борисычу, - Слышишь, опять музыку включил? В три часа ночи. Есть отказывается, уснуть не может... Волосами закрылся - я даже зрачки посмотреть не успела. Миш, он никогда так грубо со мной не разговаривал! Вчера на родительском собрании была встреча с кандидатом в мэры, с Альцеховским, так он рассказал...
     - Знаешь, Маришка, я тоже не вчера родился! - обиделся Борисыч, - И, по-моему, Сашка наркотики точно не принимает! Тут что-то другое...
     - Почему он тогда неадекватный?
     - Может, влюбился? - предположил Борисыч, - А ты сама себя накрутила! Этому Альцеховскому только бы лишний раз себя и свой центр засветить!
     - Перестань, Миша! Ты знаешь, сколько Альцеховский людей с того света вытащил?!
     Борисыч вздохнул:
     - Давай спать, Маришка! Сашка взрослый парень! Утро вечера...
     - Ага! Думаешь, я смогу заснуть? Завтра надо за ним как следует понаблюдать! Поможешь? Если что - я сразу звоню Игорю...
     "Прикольно!" - думал Сашка на следующее утро, пристально разглядывая себя в зеркало. Вроде бы внешне остался таким же, а внутри всё поёт и дрожит, как гитарная струна.
     Впервые за несколько последних лет Сашку не мучили ночные кошмары, и сегодня утром жизнь показалась нереально прекрасной. Сны были абсолютно нормальные, человеческие.
     Сначала снилось Озеро, и над ним - много-много огромных стрекоз; Светка бегала по берегу, вдруг превратилась в одну из них, взмахнула крыльями и улетела.
     Потом - огромное снежное поле, по которому кругами бегала крупная немецкая овчарка. Она тонула в сугробах, лаяла, смешно подкидывала вверх мощные мускулистые лапы, потом подбежала к нему, и Сашка близко- близко увидел её глаза: мудрые, понимающие, и абсолютно человеческие.... Как будто помощи просила собака, но он не мог понять....
     Вдруг налетел ветер, исчезла овчарка, снег мгновенно превратился в песок. Пустыня, совсем как в его родном М**** дохнула жаром, невесть откуда взявшийся под ним конь тряхнул черной гривой и понёс его куда-то с бешеной скоростью...
     А ближе к утру - приснилась Снежана.... Всю жизнь бы смотрел такие сны!
     "Значит, я теперь свободен! Эх, Карим, если ты на самом деле всю жизнь прожил монахом, я тебе не завидую! Получается, ты и не жил вовсе".
     Сашка с аппетитом умял на кухне несколько пирожков с мясом, в полной тишине, под пристальным взором Борисыча. Впрочем, Сашка сейчас съел бы что угодно, даже того здоровенного лесного паука, которого Женька всё лето грозился как-нибудь незаметно подкинуть ему в тарелку.... Вот прямо посолил бы, да и зажевал!
     - Из Речного вчера звонили, - произнёс вдруг Борисыч.
     - Угу.... Как они там?
     - Зовут в гости на новогодние праздники. Саш, может, рванём, а? Я как раз к тому времени машину новую оформлю. Японскую, которую из Владивостока перегнали. Марине очень хочется посмотреть, что за рай такой, в этом вашем Речном.
     - Классная идея! - обрадовался Сашка, - Я зимой там ещё не был! А Женька в курсе?
     - Нет ещё. Ты ему сам скажи. Только новость печальная: собаки у них нет больше.
     - Да, грустно, - согласился Сашка, - Шарик совсем старенький был... Света расстроится...
     - У меня хороший знакомый в служебном питомнике работает. Может отличного щенка подобрать. У них, бывает, рождаются внеплановые. Собаки эти служебные вообще умницы, ну, сам понимаешь. Замечательные собаки!
     - Договорились! Побегу, Светика обрадую!
     - Саш, подожди! Я понимаю, конечно, что лезу не в своё дело, но...
     - Понял! - буркнул Сашка на ходу, - Извинюсь...
     Ему и самом уже стало не по себе. Марина вчера плакала, он слышал. Женщины - они ведь такие ранимые. И такие нежные. И такие... У-у-у! Блин, как же время до вечера долго тянется...
     Сашка распахнул шкаф: долой черноту! А то правда - на монаха похож.
     Значит, зимой поедем в Речное! Жизнь продолжает меняться к лучшему!
     Сашка остановился напротив двери в сорок девятую квартиру. Тишина - все ушли. Поморщился: под ногами всё ещё неприятно похрустывали мелкие соляные кристаллики. Вот, теперь разнесли повсюду! Подъезд моют когда-нибудь?
     - Ужас! Как была прА-А-А-винция, так и осталась! Никакой эстетики, элементарная грязь! - высокий, растягивающий гласные, сильно акающий голос раздавался где-то внизу, видимо, на первом этаже.
     Странное, худое и долговязое существо, в узеньких до предела брючках в малиново-серую клеточку, ярко-жёлтой рубашечке и серой, растянутой старушечьей кофте, застёгнутой на одну пуговицу, повстречалось ему у подъезда. Очки с простым стеклом, в роговой оправе, пронзительно - бирюзовый узенький шарфик, всклокоченные темные волосы и редкая бородёнка клинышком довершали картину.
     Старый рыжий пекинес крутился у его ног, возмущенно тыкаясь носом в желтые ботинки с такими длинными носами, что они смогли бы напомнить любителям приключенческих фильмов парочку индейских каноэ. Пёсик, конечно, хотел бы выразить своё тупое провинциальное и невежественное презрение к сему богемному столичному гардеробу простым поднятием задней кривой лапки, но увы! Пекинес на горьком опыте убедился, что пары лишних рёбрышек в собачьем организме свыше не предусмотрено...
     Сашка просиял улыбкой в сторону соседской бабульки:
     - Доброе утро, Сания Абдрашитовна! Отлично выглядите!
     Рыжая Соня кокетливо поправила кружево на блузке:
     - Вот видишь, Марик! И в прАвинции встречаются культурные люди! Пойдём, покажу моё выпускное платье, как и обещала! Натуральный, стопроцентный японский шёлк! Ручная вышивка! Как у вас в Москве говорят - винтаж! Сейчас такого нигде не найдёшь!
     - Кто это? - не отрывая глаз от удаляющегося Соколовского, восхищенно завопил Марк, - Он что, живёт здесь?
     - Этот мальчик? Сашенька, из пятьдесят третьей квартиры. Воспитанный мальчик, никогда не нахамит, сейчас таких редко...
     - Невероятно! Здесь, в этой дыре! Такая фигура.... А глаза, губы... Он держит голову, как король! Бабушка, ты видела? Это бешеная смесь восточного, латиноамериканского и чего-то ещё... не знаю.... - Марк обхватил себя руками, сдерживая дрожь, - В Париже любой манекенщик за такую внешность душу продаст! А походка... Ноги.... Такие стройные, длинные ноги! Мечта!
     - Марк! - ощутимо ткнула его в бок ошалевшего внука острым локтём Сания Абдрашитовна, - Опомнись! Какая мечта?
     - А-а-а! Моя мечта! - томно стонал Марк, - Я его догоню!
     - Марик! - с неожиданной силой вцепилась бабуля ему в рукав, - Никуда ты не побежишь! Ну-ка, пойдём в квартиру немедленно! Крис, за мной!
     Пекинес с шикарным французским именем Кристиан - естественно, в честь Диора - припустил вслед за хозяйкой, злобно тявкая на Марка. Сашка был единственным пацаном в этом и соседнем дворе, кто ни разу не запустил в него чем-нибудь или не отвесил пенделя в отсутствие старушки. Даже Женька Вахрушин - и тот как-то раз... ну, правда, Крис Светкину куклу тогда утащил и в луже утопил.... Давно дело было...
     - Марик, ты сейчас в В-ске! - отчитывала Соня внука, словно детсадника, - Нет-нет, я совершенно тебя не осуждаю! Кристиан Диор, Джанни Версаче, Дольче и Габбана.... Может, среди богемы, среди творческих людей, это нормально, - с трудом выдавила она из себя, - Но здесь... Марк, думать забудь об этом мальчике, слышишь?! Он несовершеннолетний, и... ты понимаешь, о чём я говорю?!
     - Расскажи мне о нём! Какой он? Просто расскажи хотя бы!
     - Ну, Саша ... он, как бы это сказать... не совсем обычный. Не такой, как все...
     - Вот! - просиял Марк, схватив бабулю за руку, - Я почувствовал!
     - Марик, ты меня неправильно понял! Я хотела сказать: не такой... как ты! К нему девочки в гости приходят - одна краше другой!
     - Ха! - хмыкнул модельер, - Я всю жизнь окружён красивыми девочками! Это ничего не значит!
     - Тебе кажется, звонят, Марик! - воскликнула смущённая старушка.
     Марк с величайшей досадой схватил пиликающий мобильник:
     - Юленька! Уже лечу, солнышко! Уже лечу! Бабуль, мне пора! Поеду на местных моделей любоваться! Та ещё пытка, представля-а-а-аешь? Aurevoir!*
     -Господи! - пробормотала Рыжая Соня, - Хорошо, что Марк не увидит!
     Муж Рыжей Сони - лётчик - истребитель, Герой Советского Союза, в честь которого назвали внука - скончался много лет назад, когда Марик учился в восьмом классе...
     Черников выбежал из подъезда, вдохнул прохладу погожего осеннего утра. Ему казалось - в воздухе продолжает звучать этот волшебный голос, а на асфальтовой тропинке ещё не затихли звуки лёгких Сашкиных шагов.
     Марк медленно ехал по тихой Строительной улице, любовался двухэтажными домиками с фундаментом из дикого камня, тонкими берёзками в золоте осенней листвы и мурлыкал под нос задорную французскую песенку. На перекрёстке пришлось слегка притормозить: дорогу переходила молодая девушка в зелёном плаще такого отвратительного оттенка, который модельер себе и вообразить не мог в самом страшном сне.
     - Проходите быстрее, mademoiselle! - крикнул Марк в окно автомобиля, - И выбросьте немедленно на помойку этот кошмарный trench-coat! Вы на лягушку в нём похожи!
     Снежана посмотрела в сторону чёрного "мерседеса" невидящим взглядом. Вряд ли она слышала и видела сейчас что - либо, настолько погрузилась в собственные мысли.
     Ноги подкашивались, когда заходила в приёмную директора. Только бы не встретить по пути Сашку! Только бы Бараныч отпустил без отработки! Она уже предчувствовала, как побагровеет круглая его лысина, и он начнёт орать: "Что Вы делаете, Снежана Андреевна? В начале учебного года! Вы меня в гроб загоняете!"
     - А Семён Семёныча сегодня не будет! - сообщила секретарша, - Уехал в Гороно на совещание директоров, а потом - на Комбинат, к шефам! Вы что-то хотели?
     - Нет... - пролепетала совершенно убитая Снежана, и на ватных ногах направилась в учительскую - через час у неё урок, так хотя бы спрятаться там. Однако звёзды сошлись таким образом, что сегодня одиночество Снежане не грозило. В учительской, как назло, восседала первая сплетница педагогического коллектива - толстая англичанка, и она, конечно же, не упустила из вида трагическое выражение Снежаниного лица:
     - Ой, да ты еле живая! Тебя что, тошнит?
     "Всё надеется, что я беременна" - с грустью подумала Снежана. Да, Елена Константиновна обожала устраивать чужую личную жизнь: ежедневно терзала младшую коллегу расспросами об Олеге: да что он там вообще думает, да жениться-то вам давно пора, да где ты ещё такого найдёшь, да тебе родить до двадцати пяти надо обязательно, а то потом поздно, и так далее, и тому подобное...
     - Присядь-ка вот сюда, на диванчик! - хлопотала Елена Константиновна, - Тошнит? Голова закружилась, да? Водички?
     - Нет, спасибо, всё нормально, - попыталась отмахнуться Снежана, - Я просто голодная!
     Действительно, не до еды было ей сегодня утром: далеко за полночь позвонил Олег, и пьяным, заплетающимся голосом сообщил, что знать он её больше не желает, "тупую овцу", что его от неё мутит, и до такой степени не хочет видеть, что даже за вещами заходить не собирается. Снежану охватила какая-то весёлая, бесшабашная злость, что она громко послала его куда подальше, а потом собрала всё-всё, что напоминало о нём, и отправила на помойку. Даже, слегка задумавшись, и золотые серьги - подарок на День Рождения - прямо около мусорного бака сняла и выкинула туда же. Вот и всё.... А когда-то - пожениться собирались, причём серьёзно. Она даже платье присмотрела...
     Да нет, она точно не беременна. Только этого ей сейчас не хватало... Олег всегда этого боялся и предпринимал все возможные меры: говорил, что не раньше, чем года через три, когда купят машину, поменяют квартиру.... И с этим ... с этим коз... с этим Олегом хотела она связать свою жизнь... Снежана простонала, и теперь точно стало нехорошо. Англичанка мгновенно метнулась к ней:
     - Да что с тобой? Давай, сейчас я быстренько, чай сделаю, и печенье есть. Давай-давай-давай! Разве можно так над собой издеваться? Что случилось-то?!
     - Олег от меня ушёл... - прошептала Снежана, предчувствуя бурю эмоций со стороны Елены Константиновны. И буря грянула! Да такая буря, что Снежане оставалось только молча глотать чай и хлопать мокрыми ресницами. Господи, да пускай что угодно говорит про этого Олега, ей уже всё равно.... Заполучила, толстуха, такую шикарную пищу для сплетен - вот и радуйся! Пережёвывай...
     - Ой, прекратите! Не надо! Не шуршите, пожалуйста!
     - Да что с тобой, Снежаночка?
     - Ничего, ничего, и-извините...
     "Господи, зачем она пакетом зашуршала? Ненавижу этот звук! Ненавижу!"
     - О-о! Молодое поколение! Как я удачно зашёл! - сунулся было в дверь тощий физрук: жена ушла от него полгода назад. Видно, не зря ушла: похабник и алкаш ещё тот...
     - Неудачно вы зашли! - заорала на него Елена Константиновна, - Не видите, женский разговор? Идите отсюда!
     - Вообще-то, на работе без разницы! - забормотал физрук, - Здесь вообще-то все равны! Я вообще-то за журналом...
     - Берите быстрее и уходите!
     "Лучше бы я с этим орангутангом переспала! Совесть бы не мучила!" - подумала Снежана. Главное - выдержать сегодняшний день, а завтра.... Только бы не встретить его больше...
     - Елена Константиновна распахнула окно:
     - Дышать абсолютно нечем! Жара, как летом! О, Валентина Ивановна своих мальчишек опять кирпичи таскать заставила! Совсем взрослые, надо же! А как будто вчера пятиклашками смешными были... Время-то как летит.... Ой, а это кто?! Глазам не верю - Соколовский наконец-то не в чёрном! Не узнала - богатый будет! До чего симпатичный парень, правда?! Бывают же такие красавцы! Снежан, а вы ведь часто общаетесь. Он сейчас с кем встречается, не знаешь?
     Елена Константиновна обернулась на резкий звук: со стола упала тарелка с печеньем и разлетелась на мелкие осколки по всей учительской...
     Любке было непривычно и немножко страшно выступать в новой для себя роли, но она терпела. В конце концов, это шанс.... Всё сходится как нельзя лучше: молодой - раз, из себя не урод - два, и, самое главное - квартира в Москве - три! А ещё отец в Америке - вообще лучше не придумаешь! Только вот как его не упустить, пока другие не перехватили.... Как она раньше про него подумала?!
     Она состроила самую умильную мордашку и протянула пластиковую бутылочку с холодной минералкой сидящему, как всегда, ото всех в сторонке, Соколовскому:
     - Саш, пить хочешь? - стараясь изо всех сил придать своему визгливому, высокому от природы голосу глубокие сексуальные нотки, спросила Козлова.
     Пацаны замерли: вот это да: что же дальше будет...
     - Давай! - протянул руку Сашка, но пить не стал, а просто поставил бутылку рядом с собой на землю, - Спасибо.
     И продолжает пялиться куда-то вдаль, выше чахлых яблонек, выше школьной крыши. Как будто там видит то, что не видят остальные. Кто-то из парней уже криво улыбается, кто-то выразительно хмыкнул.... Срывается Любкин план, ох, срывается! А вчера с матерью чуть не всю ночь обсуждали, как бы получше Казанову захомутать. Мать прежде всего фотку попросила, а тут-то и вышел облом - ни на одной фотке Сашки нет! Нет, и всё тут! "Ладно, сама в школу приду - покажешь!" У Любки внезапно пересыхает в горле: и от волнения, и от того, наверно, что Сашка перед ней без футболки сидит: жара настала в В-ске, градусов тридцать. В тренажерку ходит, что ли? И загар, будто с моря приехал...
     "Вот с такими девочками, со своими ровесницами он должен общаться! Всё, сегодня же всё ему выскажу! Надо забыть, как страшный сон!" - думает Снежана, глядя на них из окна учительской, и в груди - комок, и щиплет глаза...
     ...А реальность Сашку догнала, и растоптала, и размазала по жизненной трассе. Вечером, возвратись из школы, он зашвырнул в угол рюкзак, переоделся и заявил, чтобы до утра его не ждали. Потрясённая Марина ни слова не смогла выговорить. "Будешь выяснять, где я был - не прощу, мам! Никогда не прощу! А больше не спрашивай ничего, ладно?!"
     Конечно, Снежана не смогла его не впустить: не выяснять же отношения на лестнице, вдруг соседи увидят.
     - Саш, послушай! То, что вчера произошло - страшная ошибка! - Снежана плотно скрестила руки на груди и старалась, чтобы хотя бы голос не дрожал, - Я была немного не в себе, потому что Олег.... Потому что у меня свои, личные! - да, она подчеркнула именно это слово "личные", - Проблемы. Я себя не оправдываю, нет! Я не должна была это допустить! И я прошу тебя по-человечески: давай всё забудем, и завтра я увольняюсь, и...
     - Как будто ничего не было! - насмешливо продолжил Соколовский, стоя перед ней, а его красивые губы, которые сводили с ума девчонок, кривились в улыбке, и глаза щурились, как у сытого, довольного кота. Самовлюблённый идиот! Похоже, его чужие переживания ни капельки не волнуют! Снежану это порядком задело:
     - Да! Будем считать - не было! - резко ответила она, - И, если ты думаешь, что я, как те глупые девчонки типа Олеси или Кати, буду переживать, страдать и всё такое прочее, то ты ошибаешься! Я взрослая женщина.... И вообще, ты что смеёшься?! Ты, наверно, меня в свою коллекцию хотел добавить, да?! Думаешь, поимел штук пять-шесть наивных дурёх малолетних, и уже - Казанова!? Да они сами не соображали, что делают, когда к тебе в постель прыгали, а потом знаешь, как ревели! Я видела сама! Думаешь, я про тебя ничего не зна...
     - Ничего ты про меня не знаешь! - неожиданно горячие сашкины губы ласково прошептали ей в ухо, - В моей жизни женщина только одна! Это ты, Белоснежка! И я тебя очень сильно...
     За ничтожно малую долю секунды перед сашкиными глазами промелькнули воспоминания, и то заветное, всё меняющее, всё на свете оправдывающее, веками истёртое, но каждый раз, непостижимым для ума людского образом, остающееся свежим и чистым, как будто только что слетевшим с уст Бога, слово на сей раз осталось непроизнесенным. Единственный раз говорил он это слово, а после - возненавидел и боялся произносить вслух. Оно равнялось для него теперь мёрзлой земле, едва припорошенной снегом, хрупкому, как стекло, тонкому льду, что острыми осколками разлетается от малейшего прикосновения, хрупкой, вдребезги разбитой чужой жизни... Разбитой по его, Сашкиной, вине. Как бы он потом не пытался себя оправдать - бесполезно.... Поэтому сейчас, когда сердце снова сжал суеверный страх, Сашка прошептал хрипло:
     - Хочу...
     В этот момент он нисколько не притворялся...