Семейный роман

Женька перевел взгляд с тёмно-свинцовой поверхности Реки, покрытой лёгкой рябью, вверх, в хмурое серое небо, к облакам, напитанным извержениями комбинатовских туч. Если там, на этих облаках, сидит Бог, то, как он мог такое допустить?!

Глава 16

      Выбор

               - У-хо-ди! - слышит он в ответ сдавленный стон сквозь зубы, - Я другая! Не стану такой! Слышишь?- Снежана смотрела на него, а видела перед собою кого - то иного. Того, кому отчаянно пыталась доказать нечто слишком важное. Что-то, куда более значимое, чем дрожащий от волнения растерянный мальчишка.
     "Нет! Только не это! Опять!" - от солнечного сплетения медленно начинает расползаться колючий холодок, перед глазами роятся белые точки... Точки растут, превращаются в хлопья, падают всё гуще, всё быстрее, быстрее...
     Тело само опускается на пол, колени прижимаются к груди.... Сохранить последние остатки тепла.... Выжить.... Остаться здесь,... в этом мире. Дождаться...
     Ох, этот звук! Снова это кошмарный шорох.... А потом, где - то вдалеке, глухо, как сквозь толщу воды - голос зверя.... Какого зверя?
     - Сашка! Саааш! - Снежана тормошит его за плечо, - Хватит комедию ломать! Вставай! Вставай, говорю!
     Сашкино тело сотрясала крупная дрожь, а сложенными накрест руками он обнял себя за плечи, пальцы скрючились и побелели от усилия.
     - Убббери собббаку!
     - Да что с тобой, Саш! У меня нет собаки! Ну, что ты?
     Снежана присела рядом и попыталась заглянуть ему в лицо. Господи, во что она ввязалась! Да он, действительно, мальчишка ещё! И, похоже, то ли наркоман, то ли больной на голову! А ничего в жизни просто так не делается.... Всё к тому и шло....
     - Холодно! - Сашка садится на полу, не в силах сдержать дрожь, которая идёт как будто, откуда-то глубоко изнутри, - Может, коньяк есть? Немножко...
     - У тебя температура? - испугалась Снежана и потянулась потрогать лоб. О-о-о, чёрт! Вдруг у него "ломка", или как это называется?! Хотя при "ломке" просят совсем не коньяк.... И что делать? Если кто-нибудь узнает...
     - Подожди! - Снежана кинулась на кухню, зачем - то схватила дрожащими руками горячий чайник, опрокинула его, поскользнулась, едва не упала. Ох, да как же быть? Сообщать его родителям? А если он сейчас.... И она будет виновата! Надо, надо выйти и что-то предпринять!
     Когда Снежана вернулась в комнату, Сашка уже сидел на диване, и его больше не трясло.
     - Притворялся! Ах ты, сво... - начала было девушка, но Сашка вдруг спросил низким, хриплым, совершенно не своим голосом:
     - Снежана, почему тебя так назвали?
     Снежана замерла от ужаса и попыталась проглотить неудобный, жесткий комок в горле, но никак не удавалось. Этот вопрос она ожидала меньше всего на свете.
     - Когда у тебя День рождения? В какой день? Почему ты ненавидишь своё имя? - продолжал пытать Сашка, Снежана всхлипнула и закрыла лицо руками:
     - Перестань... зачем ты.... Не надо, Саш!
     И возмездие пришло. И скрыться от него не было возможности - это не силах человеческих. Закончилась красивая сказка, и закончилась в тот момент, когда Сашка, повинуясь какому - то древнему, неизвестно откуда взявшемуся инстинкту, взял обе её руки в свои, приложил кончики пальцев к тонкой линии вен на запястье девушки и закрыл глаза.
     Может быть, сейчас остановиться, бросить всё к чертям и убежать? Он ведь не обязан, в конце концов! Да, он никому ничего не должен! Он ещё может выбрать. Нужно сделать выбор.
     Сашка отбросил её руки, с трудом сдерживаясь от нестерпимого желания разреветься в голос от обиды. Конечно же - не смог уйти. Конечно же - повторился старый сценарий. Сашка обреченно вздохнул, и, хотя уже довольно ясно представлял себе то, что должен был сейчас услышать, присел на краешек дивана, рядом со свернувшейся в комочек Снежаной. Стала такой близкой и родной за эти пару дней. Он не имеет права оставить её просто так. Он себе никогда не простил бы.
     Сашка бережно накрыл вздрагивающее от беззвучных рыданий тело одеялом, тщательно подоткнув со всех сторон.
     - Рассказывай, - произнёс он будничным, ровным голосом. Не приказал и не попросил, а просто назвал пароль. Абсолютно верный пароль...
     - В детстве у меня было всё: родителя меня просто безумно любили. Называли ангелочком, принцессой, куколкой... - Снежана невольно заулыбалась сквозь слёзы, - Покупали самые красивые игрушки, наряды. Платья, бантики - голубые. Почему-то считали, что мне голубой цвет идёт... Я про себя от взрослых часто в разговоре слышала: единственный ребёнок, поздний, оттого и балуют. Отец вышел на пенсию рано: он работал кинологом, дрессировал служебных собак. Потом - бизнесом занялся. Сколько помню себя - у нас дома всегда жили собаки - немецкие овчарки. Мои лучшие друзья.
     Снежана всхлипнула, и Сашка, успокаивая, погладил её по мягким, льняного цвета волосам. Как ребёнка.
     - Потом я закончила школу - хорошую, с математическим уклоном. Тридцать вторую - может, слышал? Ну, и поступила в институт. На третьем курсе в школу пришла работать. Всё было нормально, в общем: квартира вот эта мне от бабушки досталась... Господи, ну как тебе рассказать-то?!
     - Говори всё, как есть. Что случилось в прошлом году?
     - Да, случилось. В общем, я узнала, что на самом деле я чужая! То есть, мои мама с папой мне не родные. То есть.... В общем, меня подкинули, Саш! Как щенка подкинули! У моих родителей долго не было детей, и врачи сказали, что уже не будет. И как-то раз они на целый день уехали, в гости, а была зима, метель, и выпало много снега. Очень много, целые сугробы. Они возвращаются вечером, к воротам подходят, а во дворе собака от лая заходится, и только выпустили её на улицу - она сразу снег около ворот рыть принялась и скулить. Вот там, в снегу, меня и нашли. Без ничего, в прозрачном целлофановом пакете. И никаких следов, отпечатков - ничего.
     Сначала меня, конечно, в больницу отвезли: там определили возраст - примерно два-три дня; отклонений тоже не нашли. А потом они решили - судьба. И удочерили. Представляешь, Саш, и следствие шло, и папа всех знакомых в милиции подключил: ни одной зацепочки! А ведь я где-то жила эти два дня!
     А год назад я получила письмо, когда уже жила в этой квартире, с Олегом. Письмо такое коротенькое, меньше страницы. От настоящей, в общем, даже не могу её никак назвать. Не знаю, как назвать. Саш, она жила на соседней улице! Ей четырнадцать было всего! Ну, и связалась с одним уголовником, намного старше. Когда родители узнали - уже все сроки прошли. Пришлось всё тайком сделать: и родить, и выбрать момент, когда подкинуть...
     - Где она сейчас? - спросил Сашка.
     - Недавно освободилась. А этого... папашу... на зоне убили. И самое жуткое, Саш - она уже много лет, оказывается, папу с мамой терроризировала, угрожала, что мне всё расскажет, деньги с них требовала. Они платили. А теперь испугалась, что за ней ухаживать некому будет в старости. Квартиру требует, жить, говорит, негде...
     - Ты с ней встречалась?
     - Один раз, в кафешке. Олегу я ничего не рассказала. Саш, мы с ней так сильно похожи! Уродилась же я таким альбиносом! Поэтому меня Снежаной и назвали. Ну, и ещё потому, что в снегу нашли. Раньше мне нравилось - так необычно, а теперь ненавижу это имя! Не-на-ви-жу! И её ненавижу!
     - Ты, прежде всего, сама себя ненавидишь! - вздохнул Сашка...
     ...- Саша, что мне теперь делать? Кажется, я уже дошла до предела... Я так боюсь! Я даже хотела...
     - Забудь! - резко оборвал Сашка, - Ты должна жить!
     - Зачем? Ну, вот ты мне скажи: меня все бросают, потому, что сначала она бросила! У меня всю жизнь так и будет, Саш! Она меня всю жизнь будет преследовать! Я её ненавижу! И боюсь. Она угрожала на работу заявиться, скандал устроить! Говорит, всем расскажу, какая ты тварь неблагодарная! Я же, всё-таки, мол, тебя не убила - хорошим людям подбросила.
     - Она не имеет права ничего с тебя требовать! - возразил Сашка, и тут же добавил, - но жизнь испортить - да! Может.
     - Саша, ты понимаешь, что самое страшное для меня? Это то, что я - такая же, как она! Гены не исправить! И судьба у меня такая же будет, вот хоть ты как старайся! Я уже родилась преступницей, вот видишь: уже начала...
     Сашка расхохотался:
     - Малолеток совращать?! Ой, не могу! Да я старше тебя лет на триста! Это всё твои "преступления" или ещё вспомнишь пару-тройку? На красный свет дорогу перешла?
     За окном медленно сгущались осенние сумерки, по комнате двигались неясные тени. Снежана, бледная и заплаканная, продолжала вздрагивать.
     - Постарайся сейчас уснуть, хорошо? Я буду говорить, а ты - засыпай! Засыпай и ни о чём не думай, просто слушай мой голос. Завтра ты проснёшься, и всё будет по-другому!
     - Сашка, разве бывают такие люди, как ты? Таких не бывает...
     "почему они все так говорят?" - тоскливо подумал Колдун, а вслух добавил:
     - Тсс... Я буду здесь, с тобой.... Спи!
     ...Улицы и кварталы В-ска освещают редкие бледные фонари. Тепло уходит быстро - ночи в сентябре уже зябкие по-осеннему. Вот и Светка, мерзлячка этакая, под одеялом спряталась, сопит: отопление-то не включили ещё. Не ест ничего, стрекоза такая!
     Женька задумчиво трёт подбородок и в который раз пытается вникнуть в то, что написано в тощей истрёпанной методичке. "Трансмиссия, коробка передач..." Ну, заело мозг, честное слово, совсем башка не варит!
     - Женька, пельмени-то жрать будешь, а?
     - Погоди! - отмахивается от матери Женька и пытается вытолкать её грузное, расплывшееся тело за дверь комнаты: Светке от её вида хуже делается.
     - Дык чё, не будешь, что ли? А то отец хотел.
     - Подавитесь своими пельменями! - шипит Женька, - Больше вас ничего не волнует!
     Светка, бедняга, лишь хлопает ресницами и молча смотрит в одну точку на потолке. Женька весь вечер бьётся возле неё, а толку! Не ест, не пьёт, не разговаривает... Слёзинки только иногда по щекам катятся, и всё. Как вернулась с матерью из больницы - вот такая ерунда началась.
     - Э, стрекоза! - склоняется Женька над закутанной в одеяло сестрёнкой, - А давай варенье малиновое откроем! Чё до Нового года беречь? Нет? Слышь, Свет, хочешь, кисель заварю, с черникой? Помнишь, вы с Санькой вместе собирали на горе? Ну чё ты молчишь? Болит чего? А?
     Эх, Колдуна бы сейчас сюда! Да только где ж его искать...
     Внутри у пацана постепенно закипала злость: должен ведь быть ответ - что со Светкой. За ответом - за кухню пошёл.
     - А я ему, значит, говорю - неправильно считаешь, сука! Чё, не вижу, что ли, куда он кирпичи таскает? Ворюга, еть его.... Работать ни хрена не хотят! - отец, которому после рабочего дня на стройке, уже попало грамм двести, размахивая вилкой, вёл, по его представлению, деловую и содержательную беседу. Мать, покачивая головой, согласно кивала, и в заплывших, посоловелых её глазах отражалось пьяное восхищение "трудягой - кормильцем".
     "Вот Димка мой, когда много не пьёт - золотой мужик!" - кричала она на всех углах. "Ну-ну..." - отзывались соседи, мечтая, что "золотого мужика" посадили ещё на пару десятков лет.
     - Ты чё с ней сделала? - ворвался Женька, нарушая семейную идиллию, - Чё сидите, жрёте - всё по фигу, да?! Светке плохо совсем - врача вызывать надо, похоже!
     - Ну, ты, кутёнок, ты чё тут разгавкался? - отец отшвырнул вилку с надкусанным пельменем и стал медленно подниматься из-за стола, - Чё, вырос уже, что ли - на родителей орёшь? Мы весь день пахали, а ты орёшь тут...
     - Да вообще разбаловались! - поддержала мать, - Один шляется целыми днями, другая королеву из себя строит, засранка такая! Ни помочь, ничего не хочет! Ещё жрать, видите ли, не будет она! Ничё - жрать захочет - всё сожрёт! Пускай вон, встаёт, посуду моет! Обленилась, сучка такая, одно бл....во на уме! Проститутка растёт!
     - Ремня давно не получали! - багровое лицо папаши уже не обещает ничего хорошего. Нет, думает Женька, хватит! Больше ты меня пальцем не тронешь, а Светку - подавно! Надо будет - сдачи дам! Мало не покажется!
     В дверь позвонили.
     - Кого черти принесли?! - проворчала мать.
     Женька пошёл открывать: Марина.
     - Жень, - умоляюще прошептала она, - Жень, мне с тобой поговорить надо!
     Женька повёл её молча в их со Светкой комнату.
     - Явилась - прошмандовка! - прошипела мать, доедая поднятый с пола пельмень.
     - Ой, Светочка спать легла уже... Жень, скажи, пожалуйста, где Сашка?
     - Я не знаю, - растерялся Женька, - Он мне не сказал.
     - Жень, я всё понимаю - вы друзья, и он тебя просил не говорить да? Но я просто от неизвестности с ума сойду! Жень, я подозреваю, - договорила она уже еле слышным шепотом, - Что Сашка начал принимать наркотики...
     - Не-е-е! Марина Сергеевна, только не Сашка! - тоже шепотом, возмутился Женька, благоразумно умолчав о косячке, выкуренном на двоих в Речном - так, побаловались один раз, ничего не значит..., - Я бы сам щас его искать пошёл - мне он вообще позарез нужен! Светке вон плохо, ничего не ест, плачет...
     - А что с ней? Дай-ка, я посмотрю! Света, ты почему так дрожишь?
     - Хо-лллло-ддд-но! - простучала зубами Светка.
     - Подожди, а что с ногами?
     Марина откинула одеяло. Ноги у девочки были согнуты под каким-то странным, неестественным углом, заплетаясь одна за другую.
     - Зачем ты так сжалась! - ласково спросила Марина, предчувствуя что-то совсем нехорошее, - Выпрями ножки! Тихонечко! Попробуй!
     - Не могу! - прошептала Светка, - Я их не чувствую!
     - Женька! - обернулась Марина и протянула ключи от квартиры, - Беги к нам, звони в "Скорую"! У неё температура высокая! Похоже, тут серьёзно!
     Мать, пошатываясь, встала на пороге:
     - Ишшо чиво - концерт закатила! Ну-ка вставай, бесстыжая!
     - Тише! - Марина еле сдержалась от нехорошего слова, - С девочкой плохо, ей помощь нужна! Ты вообще - мать ли кто?
     - А ты мне не тычь! - возмутилась было Нинка, - Ноооги отнялись! - протянула она, глядя с кривой ухмылкой на дочь - Гляди-ка чиво! А я говорила - нечего по сценам скакать, задницей крутить! Вот Боженька и наказааал! Правильно Евфросиния сказала!
     - Ты бы умылась, что ли, и рот прополоскала! - поморщилась Марина, - Врач приедет, а от тебя свежаком разит!
     - Какой ещё врач! - рассвирепела Нинка, - Ремня ей надо, а не врача!
     Женька без лишних слов оттолкнул мать, а сам сел в старый "уазик", рядом с водителем. Довольно молодая, но с цепким, внимательным взглядом доктор невольно нахмурилась, однако возражать не стала. Она и так сегодня, вопреки своим принципам, в сердцах высказала: "Вы до чего ребёнка довели?!" Мать, конечно, закряхтела, засопела: "А мы-то чё?! Да рази ж мы чё! Она сама из вредности ничё не жрёт, а потом, правильно - валяется. А мы чё?!"
     Мать бы Светку, конечно, дома оставить хотела, но врач пригрозила: "Что, мне свидетелей собирать, составлять акт, что вы в нетрезвом состоянии? Хорошо, сейчас в милицию позвоню!"
     Тогда мать почти протрезвела: "ну, ладно, ладно... везите уж!" А отец - сунул голову в дверь, кашлянул, да и ушёл - спать завалился.
     - Ишшшо чиво - придётся больничный брать! - ворчала Нинка в ответ на вопросы соседей, выскочивших в подъезд в тапках и халатах, "- РаботАть - то кто будет? Родила, думала: на старости лет помощница вырастет, а она - дохлая какая-то, псих болотный! Йо-хо-хо! Позорище, стыдобА!"
     - Подождите! - кинулся Женька к пожилому, сухонькому мужичку, который удивительно быстро летел по коридору, а вслед за ним летели полы белого халата, - Подождите, а как там Света Вахрушина?
     - Брат? - смерил его взглядом неуловимый доктор.
     - Ага, брат!
     - Как зовут?
     - Женька. А чё, из-за чего это?
     - Из-за чего-чего! - доктор чуть не сорвался на крик, но тут же перешёл почти на шепот, - Часто выпивают?
     - Ну... бывает, - правду Женьке говорить ох как не хотелось, но и врать он не умел.
     - А-а-а-а... Я так и думал! Ладно, Женька, езжай домой, завтра с утра приходи. Гемоглобин очень низкий. Сколько дней она не ела? Как такое допустили?
     - Не знаю... - покраснел Женька. Он, если честно, упустил это из виду. И Сашка.... Да где же Казанова?! Куда умотал?!
     - Не, я тут подожду! - упрямо сказал он. Решил ни за что не засыпать, а поди ж ты - глаза-то слипаются...
     ...- Жалко парня! Всю ночь, считай, в коридоре просидел!
     - Давай хоть чаю налью!
     Перед Женькой - две пожилые санитарки из второй детской больницы, где лежит теперь его маленькая сестрёнка. Вчера сказали: "Без изменений". Так на стуле и вырубился.
     - Да ты лицо-то такое не делай, парень! Хорошо всё! К утру пришла в сознание, теперь в общую палату переведут, сможешь к ней приходить!
     Дома с громким храпом дрых папаша. Женька то нарезал круги по комнате, то сидел, пялясь бессмысленно в окно. Прислушивался чутко. Но нет - Сашка не возвратился. Зато Марина с сигаретой нарисовалась.
     - Чё, опять курите? - кивнул Женька. Грязно-розовая полоска ранней зари уже показалась на востоке. Скоро из подъезда начнёт выходить народ, дрожа на утреннем осеннем ветру, спешить кто куда. А пока - только они с Мариной на лавочке тусуются.
     - Не могу удержаться! Вот опять начала, хотя Мише не нравится. И спать не могу тоже. Беда у нас с тобой, Женька, похожая! Только, в отличие от Светы, этот дурачок сам себя загубить решил.
     - Да Вы чё, Марина Сергеевна! Я Вам ещё раз говорю: Сашка - не наркоман! Ну, я-то знаю! Чё, считай, мы с ним всё лето вместе были, каждый день. Нет!
     - Ой, Жень, он за эту неделю такой стал странный!
     - Да вон он, идёт! Санька!
     Но Сашка не обратил внимания ни на то, как вскочил со скамейки обычно сдержанный, суровый Вахрушин, ни на то, как измученная Марина отшвырнула недокуренную сигарету:
     - Саша! Сынок! Что с тобой?!
     Сашка брёл медленно, пошатываясь, точно пьяный, а руками как будто искал в воздухе опору. Руки у него дрожали так, что Женька подумал: Колдун сейчас вряд ли удержал бы даже ложку.
     - Н-н-н-е сейчас... - пробормотал он, когда мать попыталась поддержать его за локоть, - Н-н-не трогай мм-ммменя!
     И упал бы, если б Женька не подхватил вовремя:
     - Э, братуха, ты чё?
     - Н-нннормально! А ты зззз-зачеммм здесь?
     - Саша, быстро говори: что ты делал! Кололся? "Колёса" глотал? Быстро говори! - вцепилась в сына Марина.
     - Да что вы все н-н-на м-мен-н-ня напали?! Н-н-ичего н-н-не ...
     Женька, если честно, ничего понять не мог. Вроде бы Сашка, действительно, на нарика не смахивает. А, с другой стороны... Блин, жизнь какая-то странная: несется мимо Женьки теперь: то за Светкой не смог уследить, то вот теперь - за лучшим друганом.
     - Что со С-с-с-светой?! - еле шевеля губами, вдруг спросил Сашка. Женька с Мариной переглянулись. У обоих в глазах вопрос: говорить или нет.
     - В больнице она! - буркнул Женька. Ясно - на помощь Сашкину рассчитывать не приходится. Колдуна самого шатает, руки трясутся, как у алкаша прожжённого с бодуна.
     - Всё! Хватит! Она меня достала! - Сашка закусил губу, - Идём, Женька!
     - Куда? - Женька уже и сам был на пределе: ему до этого момента так жутко ещё в жизни не было.
     - Дальше ждать нельзя! Мне вещь нужна, Женька! Её вещь!
     - Светкина?
     - Нет, её.... Ну, этой... старухи!
     - Матвевны?! - поразился Женька, - Этих тряпок вонючих у матери завал!
     Они помчались домой к Вахрушиным.
     - Неси сюда! Только не спрашивай ничего!
     - Платок вот нашёл! - крикнул Женька из соседней комнаты, - Пойдёт?
     - Руками не трогай! Заверни в газету! Пошли! Спички возьми!
     Женька действовал, словно видя себя в кино, со стороны, причём фильм вертелся перед глазами с сумасшедшей скоростью. Мелькнули у подъезда две толстые соседки с перекошенными от изумления лицами. Сашка шёл быстро, почти бежал, и они с Женькой каким-то удивительным, непостижимым образом успевали проскочить на красный свет.
     - Я сам! - оттолкнул Соколовский друга и забрал у него спички. Женьке, собственно, неважно было, только вот: дождик собирается, да и ветер порывистый - здесь, на берегу, всегда такая история.
     - Теперь - отойди подальше! - приказал Сашка.
     Если б не загар летний, который делал его похожим на рыночного торгаша, то Колдун бы, наверно, выглядел сейчас бледнее, чем их одноклассница Олеська. У неё болезнь какая-то редкая, учителя с первого класса по мозгам долбили: Олеську чтобы пальцем никто не трогал, и даже не обзывались чтобы. Потому, что она чуть что - в обморок плюхается. Побелеет - и падает. Блин, а вдруг и Светка.... А вдруг она вообще... Он слышал, как за дверью врачи переговаривались!
     - Жень, держись! Слышишь! Хватит это терпеть, пора действовать!
     - Да я чо? Это дымом разъело! - трёт Женька внезапно ставшие мокрыми глаза. Он же не плачет, правильно? Чё - не мужик, что ли?!
     - Вон туда отойди и жди! Только не оборачивайся! И вот ещё что, Женька: если молитву знаешь какую-нибудь - молись!
     - Чё сказал, придурок?! - мгновенно вцепился в него Женька, - Ты чё говоришь-то, а?! Чё говоришь?!
     Когда пытался потом вспомнить Женька состояние своё в тот день, приходило на ум одно только слово - жуть. Его самая настоящая жуть охватила, когда взглянул на лицо Соколовского. Особенно - прямо перед собой глаза его увидел: блёклые, будто дымом подёрнутые. Как костёр тот, что соорудили они сейчас наспех из полусырых веток. И щетина чёрная повылазила: видно, не брился давно.
     И ещё появилось в нём что-то такое, новое: словами не объяснишь. То ли в голосе, то ли ещё в чём, да только Женька почувствовал вдруг: совершенно другим стал Сашка. Старше, что ли?! Старее...
     - Женька, перестань меня трясти, мне нужно сосредоточиться! Молись сам, как умеешь, только сейчас отойди, не смотри! Давай!
     У самой кромки воды Женька остановился. Жуть холодным, скользким комком болталась в животе, а зубы сжались так, что потом с трудом расцепил. "Молись..." И этот туда же! Когда так говорят - значит - всё, кранты, надежды никакой! Чуда только ждать остаётся...
     Мать в последнее время совсем сдурела: в платках ходить стала, икон понакупала на последние деньги, все стены ими увешала. Грозилась их со Светкой в церковь отвести - крестить. Ну, с ней понятно: Матвевны наслушалась, да ещё с тёткой какой-то беззубой задружилась. На кухне как засядут - всё сметут, если не спрятать, даром, что у той - вместо зубов пеньки гнилые торчат.
     Но Сашка-то! Когда случайно тема церковная задевалась при нём, морщился Колдун с презрением и ни слова не говорил. А тут - на тебе!
     И ещё одно Женьку поразило обстоятельство. Оглянулся он всё-таки. Совсем чуть-чуть оглянулся. Можно сказать - просто глаза скосил. Сашка у костра стоял с платком в руках, и выглядел так, как будто... Женьке даже сравнение подобрать трудно. Как будто вырезали фигурку из одной картинки, а потом - наклеили на другой фон - берег Реки со старыми ивами, подёрнутый серой осенней тоской.
     Ещё вчера - жара стояла летняя, а сегодня степные ветры осень пригнали. В В-ске постоянно с погодой такое творится.
     Как будто на железку ржавую капнули чёрной глянцевой краской - так сильно Сашка отличался сейчас от всего окружающего пространства. Ледяная жуть внутри снова зашевелила щупальцами, но Женька уже опомнился. Пускай Сашка делает, что хочет, даже если для этого попросит Женьку в костёр прыгнуть. Только бы Светка.... Только бы у неё всё нормально было! Только бы Светка.... Только бы...
     Женька всё шептал и шептал без конца эти слова. Больше никакие другие ему в голову просто не лезли. Вот что за подлянка такая: когда приспичит - слова нужные сразу теряются. Наверно, совсем не то говорить надо. Может, не зря люди всякие молитвы специальные выдумали? Да нет, не так всё! Вообще, блин, в этом мире всё не так!
     Женька перевел взгляд с тёмно-свинцовой поверхности Реки, покрытой лёгкой рябью, вверх, в хмурое серое небо, к облакам, напитанным извержениями комбинатовских туч. Если там, на этих облаках, сидит Бог, то, как он мог такое допустить?! Что, Светка кому-то плохо сделала, что ли?! И разве Женька о ней не заботился? Как стал на рынке работать - так она вообще ни дня голодная не сидела. Нормально ведь всё было у них! Пока мать к Матвеевне не потащила. Понятное дело - Светка расстроилась.
     Женька опустился на корточки и погрузил руки в воду. Что же такое Матвеевна сотворила, что Светка из нормальной, здоровой девчонки превратилась в тень за пару часов?
     От костра потянуло удушливой вонью. Понятно - Санька платок жжёт. Женька так и думал: Соколовский психологические штуки любит. Может, ему так легче становится. Санька ведь тоже за Светку переживает не меньше Женькиного. Только Женька лучше бы собственными руками эту жирную тварь придушил - так надёжнее.
     - Пойдём, Жень! - Сашкины длинные пальцы легли на плечо, и даже сквозь одежду чувствовался их ледяной холод. Совсем, как раньше.
     Женька ни о чём его не спросил. Зачем? Ну, отвёл Санька душу - уничтожил эту тряпку. Только вот - разве легче Светке от этого?! Врачи ведь пока толком ничего не говорят, но лекарства точно скоро понадобятся. И недешёвые. В Речное позвонить надо...
     - Санька, я одного не понимаю: как же так? Тут Светка.... А она - за свинью эту жирную переживает! На Светку ей, получается, наплевать! Почему так, Санька?!
     - Как тебе объяснить? Здесь иерархия... - пробормотал Соколовский, стрельнул глазами по вытянувшейся женькиной физиономии и добавил: - Не заморачивайся! Это неважно! Только никому не рассказывай! - он кивнул на костёр, - Можешь считать меня придурком, но я тебе обещаю: Света поправится! А к этой... жабе - всё вернётся!
     Сашка привычным движением запустил пальцы в волосы, чтобы откинуть их назад:
     - Оп-па! И про это тоже не рассказывай!
     Пришлось ещё раз костер развести.
     - Ничего, - криво улыбается Соколовский, - Буду, как ты говоришь "чОткий пацан"!
     - Придурок! - огрызнулся Вахрушин.
     Как Сашка ещё шутить умудряется?! Отчаяние накатывало на Женьку волнами:
     - Санька, а вдруг она...
     - Заткнись! Слушай меня: даже думать так не смей!
     Возвращаться домой было совсем тошно. С кухни слышались родительские голоса:
     - Бл***, опять всю воду вылакали! Нинка, чайник пустой!
     - Чё, сушняк долбит? Из крана пей! - отозвалась Нинка, упаковывая стеклянные банки с едой в объёмистую сумку.
     - Светка живая, что ли? Чё с ней?
     - Живая, чё ей сделается! На диете небось сидела, щас модно у девок! А мне ещё к Матвевне зайти надо, раз уж всё равно с работы отпросилась!
     Слушает Женька родительские голоса из-за приоткрытой двери, и всё тошнее становится ему. Хотя - куда уж ещё тошнее! Женька то бессмысленно в потолок пялится, то вскакивает и круги по комнате нарезает, как раненый зверь. Сегодня - суббота. В эти выходные они с Коляном из группы в общагу собирались. Женька этого момента давно ждал, только сейчас - какие ему девки...
     Когда видел Женька сестрёнку в толпе ровесниц, в груди покалывало жало, холодное и противное. Не было в Светке, в отличие от них, ни резвой беспечной живости, ни румянца на щёчках, ни детской пухлости. Редко загорались её синие глазки озорными огоньками. Как деревце молодое, изнутри подточенное: вроде бы зелёное, да всё тревожно за него.
     А ведь девчонки в В-ске вырастали красивые, хоть сейчас - на мировые подиумы посылай! Однако столичный модельер придерживался совершенно иного мнения:
     - Аля! Не то! Пааанимаешь - совсем не то! - морщил он нос.
     - Марк, посмотри внимательнее! Вот эти три девушки будут скоро участвовать в конкурсе "Краса В-ска"! Девочки! Аллочка! Люба! Марина! Подойдите поближе!
     - Коровы! - покачал головой Марк, - Пошлость! Провинциальные тёлки! Аля, кто их учил так коряво разгуливать по сцене?! Слоновник на отдыхе!
     -- Хореографией я с ними сама занимаюсь! - вспыхнула оскорбленная Алла Вадимовна, - Уже три года! Поверь мне, я кое-что в этом деле смыслю! Обрати внимание: девочка в синем - Алла! Смо-ля-ко-ва! - добавила она с придыханием, - Да, да, дочь того самого Смолякова!
     - Го-о-спа-ди! - протянул Черников, - Аля, не обижа-а-а-йся! Да хоть дочь Президента! Понимаешь, совершенно не тот уровень! Особенно вон та, распухшая блондинка!
     - Любаша Козлова! Тоже очень талантливая девочка!
     - Фу! - брезгливо поморщился Марк, - Неуклюжая, вульгарная, бруски жира висят со всех сторон! Лицо лошадиного типа. Ковыляет, как будто рубль обронила! Это все?
     - У нас есть ещё младшая группа.
     - Хорошо, давай, посмотрим младших! - устало вздохнул модельер.
     - Я всё слышала! - шипела Любка в раздевалке, - Козёл, да как он мог про меня такое... Урод!
     Смолякова хихикнула:
     - Он про всех так выразился, не расстраивайся!
     "Тебе хорошо говорить! Если захочешь, папаша своё модельное агентство купит, а вот я... Блин, вот дура Алка, сама чего-то хочет добиться! Ага, щас! Много таких самостоятельных!"
     - Люб, как ты думаешь, почему мне Саша до сих пор не позвонил?
     - Откуда я знаю?
     - А что он тебе сказал?
     - Ничё не сказал!
     - Вообще ничего?
     - Ничего.
     Несмотря на Любкины опасения, итальянское платье на груди сошлось, и выглядела Козлова, по собственному мнению, совершенством. И если не случится сейчас чудо, и не пригласит её Черников в столичное агентство, тогда делать нечего - надо начинать обрабатывать Соколовского.
     А шанс, как и подозревали юные в-ские модели, так не выпал сегодня ни одной из них.
     - Отстой! Деревня! - подвёл окончательный итог именитый кутюрье.
     - Марик, надеюсь, наши планы насчёт фестиваля не меняются?
     - Нет, планы остаются прежними! На следующей неделе я сам позвоню. Возможно, удастся договориться с голландцами и пригласить их сюда, так что всё должно быть на соответствующем уровне. Опозориться ни в коем случае нельзя! Комбинат подтвердил решение выступить основным спонсором?
     - Да, конечно!
     - Замечательно! А сейчас, извини, я очень тороплюсь! Мне надо бабушку навестить!
     - Когда тебе не позвонишь - ты всё время у бабушки! Ой, Марик! - хихикнула Юленька - весьма талантливый стилист, лучшая подруга и первая помощница модельера.
     - Ну, поехали - познакомлю! - улыбнулся Марк, - У неё по сундукам такое ретро припрятано - целый музей!
     - В следующий раз, Марик! - подобная перспектива Юленьку не прельщала.
     Марк лёгкой походкой пронёсся по коридорам ДК, юркнул в автомобиль и направился к дому, где жила его бабушка - дому, в последние годы редко им навещаемому, но сейчас.... Сейчас эта пятиэтажка сталинской планировки превратилась для Марка в землю обетованную...
     Малейшее промедление раздражало: как назло, впереди по ступенькам старуха еле ногами передвигает. Вот застряла! Быстрее!
     Высокая костлявая старуха в длинной юбке и тёмном платке поднималась выше - в сорок девятую...
     - Мир дому сему! Спа-а-аси-и-и вас оспа-а-ади-и-и!
     - Проходи, Евфросиния, проходи! Горе - то у нас какое, горе-то!
     - Слышала, слышала, Нина! Ос-подь до поры терпит грехам-то нашим, да видать, терпение-то и кончается! Ох, грехи наши! Говорила я тебе, Нина: во грехе живёшь, во грехе! С мужем невенчана! Дети у тебя некрещёные, а это страшный грех, страшней и быть не может!
     "Опять эта зараза беззубая припёрлась!" - Женька накрылся одеялом с головой, но пронзительный, как пила, голос доставал его и тут. Идти на рынок не было сил, да и вряд ли мог Женька сейчас работать: странное оцепенение напало на него. Одного хотелось - провалиться в сон и не видеть, не слышать ничего, никого....
     А тут ещё шаги: мать прётся в комнату с этой бабцой:
     - Да что ж делать, Евфросиния? А как же так?
     - Вот, батюшка говорит, если некрёщеное дитя преставится - сразу нечистая сила душу забирает, и мучиться той душе до скончания века. Пригласить надо батюшку в больницу, окрестить скорее!
     Скрипнула дверца шкафа. Эх, на замок закрыть не успел! Чё ей там надо?
     - Да туда ж не пустят!
     - Не возбраняется в таких случаях, договориться можно! Зато, если успеешь, встретит тебя дитя твоё на том свете! Говорят, такие души у ворот райских с фонариками стоят, родителей ждут! И душа твоя уж тогда точно в светлом раю пребывать будет! Спасёшься!
     - Ох, ох! - простонала мать, - Ну, вот это пойдёт, голубенькое! Нарядное.
     - Беленькое бы лучше! Как ангелочек будет лежать! Ох, о-ссс-па-ади, грехи наши!
     - Нету белого у нас! Ладно, сойдёт! - мать зашуршала дальше, - Так, ещё колготки новые, туфли, трусики....Так, не забыть бы чего!
     - Платочек-то не забудь! Обязательно, хоть косыночку маленькую! Ох, Нина, молиться бы надо тебе, молиться! Только успеть бы!
     У Женьки внутри всё окаменело: ни рукой, ни ногой не пошевелить; что ж такое творится? Какое платье, какой поп?!
     - Ой, сколько штанов-то у неё, нехорошо! Джинсы-то все выкини, Нина, нехорошо! Ой, платьюшко какое красивое! Ты смотри, не скупись, на том свете добрые дела зачтутся! Потом сразу же всю одежду в храм отнеси, не жалей! Неимущим. Грех на этом свете богатства тленные собирать, о душе думать надо, о душе! Чтобы всё по-христиански, как положено!
     - А отпевание сколько стоит? - спросила мать.
     - Не думай, Нина, я с батюшкой договорюсь! Рассчитаешься!
     Женьку как пружиной подбросило с кровати, он и сам не ожидал. Мать обернулась к нему с разинутым ртом: в руках она держала узел, сделанный из старого платка. Из узла во все стороны небрежно торчали светкины вещи. У Женьки зазвенело в ушах: вспомнил он: к одной старой-престарой бабке в Речном с тетёй Машей заходили - шкаф у неё развалился. Они с Сашкой ремонтировали. Вот из шкафа такой же почти узел и вывалился. Бабка заохала, кинулась поднимать: "Это ж мой смёртный узел!" Женька сперва не въехал - какой? "А как же, раньше все смёртные узлы собирали, даже молодёжь! А то вот как помрёшь - надо ж в чём-то в гроб положить! ЛюдЯм-то заботы меньше!"
     - Ты что делаешь?! - заорал Женька, - Ты что, сука, делаешь, она живая! Светка - живая! Она жить будет! Суки вы, падлы, бл*ди! Отдай!
     Женька дальше не помнил, что он кричал. Помнил только, как вцепился в этот узел проклятый, вырвал его с такой силой, что мать не удержалась на ногах и плюхнулась на задницу, так и не успев закрыть рот, а эта криворотая старая оглобля - Евфросинья - отскочила в угол, мелко крестясь трясущейся рукой, и без перерыва верещала:
     - Ой, о- о-сс-па- ди, бесноватый! Ой, одержимый! Ой, ос-сп- а- ди, спаси души наши грешные!
     - Гадины, вы сами сдохнете!
     Мать поднялась и, пятясь задом, выскочила из комнаты, бочком-бочком, Евфросинья - следом за ней. Женька побежал в ванную, рванул кран и сунул голову под холодную струю. Протопали шаги, хлопнула входная дверь - мать вместе с подружкой сбежали.
     "Нет, нельзя терпеть!" - повторил Женька Сашкины слова.
     Он не будет больше терпеть. Никогда.