Мы с тобой

Семейный роман

И всё-таки существуют вещи на земле, ради которых согласился бы Сашка мучиться пожизненно...

Глава 17

    Иерархия

обложка романа

  ... "Получается, я осталась одна. Совсем одна наедине с новыми мыслями и с новой собой. Как некоторым удаётся начать жизнь с чистого листа? Он сказал - у меня получится. А не верить ему я не могу. Он - чудо, и он - удивительный! Всё стало легко и понятно, как в детстве. Добрый волшебник.... Как будто взял и подарил новую жизнь. Новую судьбу..." - Снежана потянулась и зажмурилась: яркое утреннее солнышко светило прямо в глаза. Взглянула на часы - ух ты, за полдень. Хорошо, что суббота. Можно ещё поваляться. Но поваляться не пришлось - телефон:
     - Снежаночка, ты спала, я тебя разбудила?
     Имя колючим холодом отозвалось внутри. Ничего, она выдержит! Это уже не её имя - чужое. Той, прежней Снежаны больше нет. "Сначала обязательно смени имя" - сказал он. Так она и сделает.
     - Мам, я не спала! Так, бездельничала.
     - Так ты не знаешь, что в городе творится?! Корнейчука убили сегодня ночью!
     - Ну и что?! - зевнула Снежана, - Кому он нужен, этот бандит? Как дела-то у вас? Как папа? Его это не коснётся?
     - Да вот не знаю, что теперь будет! Сейчас такое начнётся!
     - Ну да, ты вообще-то права! - ещё раз зевнула девушка, - Слушай, ма, я сейчас к вам приеду, ладно? Мне очень - очень надо с тобой поговорить!
     - Ты ещё разрешения спрашиваешь!? Приезжай быстрее! А Олег... вы вместе приедете?
     - Всё, мама, не спрашивай больше о нём!
     В-ск гудел не на шутку. Рано утром, на дороге, ведущей к загородной базе отдыха, где обычно развлекались местные мафиози, был обнаружен джип, а в нём - четыре трупа: самого Корнейчука, водителя, телохранителя и неизвестного молодого человека, который впоследствии был опознан как Пётр Васильевич Зыркин, 19** года рождения, нигде не учащийся и не работающий.
     Корнейчук спешил на собственный мальчишник, где его ждали, но так и не дождались. Поскольку трупы обнаружили на границе В-ска с соседней областью, милиция долго решала, кому расследовать данное преступление. Желанием не горели обе стороны, а народ тем временем придумывал собственные версии, одна другой круче...
     ...- Девочки! Девочки! - верещала взбудораженная до предела Рыжая Соня, - Вы представляете: живого места нет, тела буквально изрешечены! Весь салон, вся земля рядом - всё в крови!
     - Да, политика...
     - Бандюга, так ему и надо!
     - Всех под себя хотел подмять, вот и получил!
     - А жалко, вместе с ним люди пострадали!
     - Какие люди? Такие же головорезы!
     - А мальчишка-то этот, Петька, я ж его мать знаю, в одном классе учились! Как она теперь одна останется?! Наверно, не переживёт!
     Новость про Корнейчука, однако, вскоре была подвинута на второе место по значимости: к вечеру из больницы вернулась сама не своя Нинка Вахрушина:
     - Матвевна померла-а-а-а-а!
     - А-а-а-а-а! Ы-ы-ы-ы! - поднялся вой на скамейке у подъезда. Алкаш дядя Вася смачно сплюнул с балкона и пошёл докурить в квартиру: и так голова трещит от каждого стука...
     Этажом ниже мучился Сашка. Адская боль - его старая знакомая - не просто вернулась. На сей раз она будто мстила, брала реванш за предыдущую проигранную партию.
     От малейшего движения боль расходилась тягучей волной, начиная с затылка и дальше по позвоночнику. В какой-то момент по-детски зареветь захотелось, к Марине побежать и всё-всё ей рассказать. Как раньше, до того дня, когда в душной больничной палате города М**** его глаза встретились с глазами древнего деда. И опять перед Сашкой - его лицо с тёмно-коричневой, прожженной пустыней кожей, белоснежная борода и едва уловимый запах горьких трав:
     - Теперь ты понял?
     - Нет! Я не могу понять, за что мне это! Что плохого сделал я, Карим?
     - Тебя уже давно не должно было быть на этом свете, Искандер! Вспомни, сколько раз стоял ты на границе двух миров, между жизнью и смертью!
     - В такие моменты я всегда видел тебя! Значит, и сейчас я тоже...
     - Да, Искандер! Я горжусь тобой! Ты можешь менять людские судьбы! Это дано далеко не каждому. Много способностей даровал тебе Всевышний, поэтому жить ты теперь должен не для себя! У тебя не может быть ничего своего, только предназначение!
     - Карим! Я не выдержу! Я так не хочу! У меня сил нет! Забери меня!
     - В тот день, когда исполнишь всё предназначенное и передашь другому то, что я когда-то передал тебе! А силы вернутся, Искандер, если не будешь повторять ошибок!
     Сашка открыл глаза: вовсю резвилось солнышко. Видимо, от боли он потерял сознание и упал на пол. Ног он совершенно не чувствовал, и, отбивая локти, попытался протащить себя поближе к креслу.
     - Никогда! - упрямо прошептал искусанными в кровь губами, - Не дождёшься, старик! Не передам! Я такого ада никому не пожелаю!
     Собравшись с силами, он поднялся и вышел из комнаты.
     Борисыч уронил очки. Марина невольно вскрикнула и прикрыла рот ладонью.
     - Надоели! - просто объяснил Сашка отсутствие волос - Пойду, Женьку поищу!
     - На кого он похож! - вздохнула Марина вслед, - Глаза ввалились, еле ноги передвигает, ещё и побрился наголо! Нет, с ним что-то нехорошее творится! Как бы удобный момент выбрать, поговорить с ним по душам...
     "По душам" хотелось не только ей. На вопрос, где Женька, Сашка получив невразумительное "А хрен его знает!" от Женькиного отца, отправился на поиски друга. Ноги, впрочем, повели его, как всегда, в нужном направлении. Боль становилась всё слабее, и жизнь даже казалась вполне сносной, если бы не странный субъект в черных очках, который упорно следовал за ним по парковой дорожке. "Где-то я его видел..."
     Марк так сильно не волновался даже тогда, когда его модели выходили на парижский подиум. Дома, на столе, труба мобильного подпрыгивала и разрывалась от звонков. Бедный старичок Кристиан, охрипший от лая, забился в уголок. Сания Абдрашитовна находилась на грани истерики - ведь она даже прикоснуться боялась к этому чуду техники.
     "Ну, стрекоза!" - Женьке хотелось, как в детстве, не просто идти, а по-обезьяньи подпрыгивать и цепляться за ветки деревьев больничного парка. Может, и Светке скоро разрешат погулять. Она даже с кровати встать пыталась! Конечно, это чья сестра-то! Вот-вот... Врач просто руками от изумления развёл: "Тридцать лет работаю - не видел такого! Природа своё берёт!" но вставать - пока не велел! На всякий случай.
     Зато есть Светке много чего можно! Даже - нужно! И летит теперь домой Женька на невидимых крыльях, представляет, как возьмёт заначку свою из-за шкафа, и на базаре самой-самой вкусной вкуснотищи накупит. Надо быстрей Сашке новость сообщить! И Марине! А то мать тоже в больницу припёрлась, от Женьки в сторону шарахнулась, и давай на доктора наезжать: "Вы скажите - долго её здесь держать-то будете, а то меня с работы выгонят! На больничном-то долго нельзя!" Врач так и сел.
     Ага, "с работы выгонят!" Щас! Не до Светки ей, главное: бежать, к похоронам Матвеевны готовиться. Да пошла она! - подумалось Женьке. Лучше Саньку обрадую! И только подумал, надо же: по соседней дорожке Колдун топает. Да не один. А вот этого чмыря долговязого Женька будто уже видел где-то. Вот Сашка остановился, что-то сказал ему, потом обернулся и взмахнул рукой:
     - Женька!
     Их маленькая Вселенная, состоящая из трёх планет, продолжала существовать. Видно, нет в мире силы, способной её разрушить. И раз вернулась к ним Светка - значит, и солнышко по-прежнему светит, и Река течёт, и ветер шумит, и всё у них будет...
     - Всё у нас будет зашибись, братуха!
     - Так я ж тебе говорил! Знаешь, что Борисыч пообещал? Свете точно понравиться!
     - Санька, двинули потом на базар! А чё это за чувак? Знакомый?
     - Внук Сони Рыжей, из Москвы. Работу предлагал в агентстве.
     - А чё за агентство? Компами торгует?
     - Да так... ничего особенного... - нехотя протянул Соколовский, - Я отказался.
     Женька оглянулся на уходящего незнакомца. " Мутный какой-то тип" - внезапно подумалось Вахрушину...
     ...- А ты кто? Кто? Кто? Человек? Ты человек?- странное существо в большой мохнатой шапке и чёрной шубе вприпрыжку бежало за Черниковым по дорожке парка. В-ск хуже деревни! Хотя, в общем, и в Москве бомжей хватает. Марк зажал нос и попытался идти быстрее. В самом деле, если он сейчас побежит, это будет выглядеть как-то не комильфо. Кругом народ, неудобно. И какого... это чучело до него докопалось?!
     - Не пА-а-даю! ПА-а-шёл!
     - А я тоже раньше человеком была! - неожиданно прекрасное, сочное женское сопрано повергло Черникова в шок. Может, это розыгрыш? Съёмка скрытой камерой? Хотя нет, разочарованно подумал он: синяки, щербатый рот и вонь подделать невозможно.
     - Я вас любил, любовь, ещё, быть может.... - зловещим голосом затянуло существо.
     Марк, уже не думая, рванул бегом к машине, опустил тонированные стёкла и долго не мог выровнять дыхание. Надежды таяли, как утренний туман над Елисейскими полями. О, он бы его туда обязательно отвёз, и они бродили бы целыми днями по Парижу, заходили бы в маленькие, уютные кафе....
     Ах, Европа! Другой мир! У Марка перед глазами так и стояла эта картина. Он хочет так много сделать для этого чудесного, необыкновенного юноши, он даст ему всё. Марка безумно привлекла Сашкина несговорчивость, когда тот положил ему обратно в карман визитку со словами: "А вот это, месье, меня нисколько не интересует!" Но ведь глаза-то, глаза! В них совершенно иное написано! О, господи, какой взгляд! Темпераментный... А его французский - просто безупречен! Невероятно! И где?! В В-ске! Надо вырвать его из этого вонючего болота! И плевать на всё! Подобными сокровищами не разбрасываются! Это судьба, точно - судьба!
     Да, он не ошибся по поводу этого мальчика! И то, как Сашка крепко обнимался сейчас с каким-то белобрысым громилой, многое прояснило для Марка. Что ж, чем больше препятствий, тем интереснее. Модельер сдержал рвущиеся наружу стоны ревности и резко включил радио - необходимо встряхнуться, музыка всегда помогает.
     - Наш Колька - бабник! И Витька - бабник! - весело заорала магнитола.
     Кутюрье в ответ крепко выразился далеко не по-французски и переключил станцию:
     - А-а-х, ка-кая женщина, ка-а-акая женщина! Мне б таку-у-у-ую!
     Марк, что было силы, стукнул по приборной панели:
     - Да что такое - везде одни бабы!
     - За тебя, моя женщина, поднимаю бокал! - издевательски отозвалось радио "Шансон"...
     На следующей неделе движение на центральном проспекте В-ска перекрыли от железнодорожного вокзала до самого педагогического университета. Многотысячная река народа могла бы напомнить старшему поколению В-ска демонстрации советских времён, если б не траурные ленты с венками. Юные длинноногие студентки, все, как одна, затянутые в чёрный трикотаж, несли букеты белых цветов впереди наглухо заколоченного гроба красного дерева.
     Осенний прозрачный воздух дрожал и переливался медью оркестровых тарелок, гудели трубы, глухо ворчали бомжи, которые волочили ноги позади процессии, матерясь, что она движется слишком медленно. Собрала их со всего города и ближайших посёлков чудная весть о бесплатном обеде в благотворительной столовой. Надежды, говорят, всё же оправдались: там не только накормили до отвала, но и - о, чудо! - наливали! Причём - всем желающим!
     На панихиде присутствовали мэр нынешний и мэр будущий: конечно, выборы ещё не состоялись, но В-ск давно уже знал его, своего следующего градоначальника - такие вопросы всегда решались заводоуправлением Комбината, и никем иным.
     Толпа плавно обтекала одиноко стоящий посреди проспекта эксклюзивный чёрный БМВ - символ уходящей эпохи, эпохи Николая Корнейчука.
     В тот же день, в самом дальнем уголке непрестижного правобережного кладбища, состоялись ещё одни похороны: без оркестра и громких речей. На скромном дешёвеньком памятнике осталась фотография остроухого худого мальчишки со слегка раскосыми, близко посаженными глазками и непослушными светлыми вихрами. Лишь с десяток человек - сердобольные соседи и знакомые несчастной матери - немного постояли у свежего могильного холмика. Братки не решились его положить рядом с погибшим хозяином: кто он такой, в самом деле?! Простой пацанёнок, с самого дна. Сунули мимоходом несколько купюр, на поминки.
     Так нелепо завершилась, едва успев начаться, коротенькая, несуразная жизнь Петьки Зыркина, несуразная и никчемная, как и он сам...
     Ещё одним ожидаемым событием, правда, для более узкого круга лиц, являлся показ очередной новой коллекции всемирно известного модельера Марка Черникова. Но в данный момент мысли модельера занимали вовсе не деловые вопросы.
     Рыжая Соня, обрадованная приглашением внука на свою презентацию, убежала в парикмахерскую - наводить марафет. Марк, являя собою просто-таки образец заботливого родственника, вызвался пожить у неё, а в качестве главной и чрезвычайно почетной миссии ему было поручено выгуливать Кристиана. Справился он с ролью няньки плохо: несчастный пекинес попал сегодня под тяжелую руку соседа дяди Васи. Вернее, под тяжёлую ногу.... Но судьба нежданно-негаданно вознаградила их обоих: навстречу попался Сашка...
     "Несуразная псина, вечно в истории попадает!" - думал себе Сашка, - "Я что, ветеринар, что ли!?" Но спокойно смотреть на мучения скулящего старенького пекинеса всё ж не смог:
     - У вас есть бинты?
     - Бинты.... Не зна-а-аю, сейчас посмотрю...
     - А где Сания Абдрашитовна?
     - Уехала... ммм в гости, кажется.
     Марк нехотя поднялся с дивана и прошёл в другую комнату.
     - Госпа-а-ди, да почему он так визжит, это невыносимо!
     - Почему - почему! - возмутился Соколовский, поглаживая Кристиана по голове, - У него лапа сломана, вот почему!
     Заскрипела дверца шкафа, и что-то, судя по звуку, большое и деревянное, с грохотом свалилось на пол:
     - А-а!- Марк отчаянно размахивал ушибленной кистью руки.
     Сашка поморщился: вонючего пекинеса ему жаль было гораздо больше, нежели повёрнутого московского кутюрье. Что-то напрягало Сашку в этом странном человеке, а вот что - понять он не успел.
     Пока Сашка бинтовал собачью лапу, Марк не замолкал ни на секунду: рассказывал о своих поездках в Европу, расписывал красоты Лондона и Парижа, делился планами проведения в В-ске ежегодного фестиваля моды, и как бы, между прочим, плавно расспрашивать пытался Сашку о нём самом. Соколовский сосредоточенно молчал и лишь изредка ронял односложные ответы.
     - Где ты учил французский? - поинтересовался Черников, - Занимаешься на курсах? В В-ске ещё остались нормальные преподаватели? Да неужели?
     - Ага... - тщательно расправляя бинт, пробормотал Колдун, - Подержите его! Вот так! Спасибо!
     - Я боялся - он тебя укусит! Надо же! Ты умеешь всё! Ты волшебник! У тебя волшебные руки! - Марк отложил в сторону дурацкие бутафорские очки и теперь не сводил с собеседника восхищенных, горящих глаз, - Правда, что в школе тебя прозвали ... ммм ... Колдуном? А, может, не зря?
     - Ага...
     - Честное слово, от тебя магическое притяжение исходит! Да-да, не смейся! Я чувствую! Я всегда чувствую подобные вещи! У меня в Москве есть знакомый, он работает в астрологическом салоне...
     Сашка и не думал смеяться: он возился с собакой, продолжая хмуриться. Модельер пожирал глазами его выбритый затылок, и кажущуюся оттого особенно беззащитной длинную шею в воротнике чёрной рубашки. И Марка мгновенно опалило безумное желание узнать, продолжается ли загар дальше и до каких пор...
     Крис, наконец, перестал визжать и с наложенной на правую переднюю лапку самодельной шиной тихо задремал в уголке дивана.
     - Зачем ты себя изуродовал!? Тебе так идут длинные волосы! С ними ты был похож на сказочного принца!
     Сашка промычал нечто неопределённое, всё еще сосредоточившись взглядом на несчастной собачонке. Марк потряс ладонью и поморщился:
     - А посмотри, я, кажется, тоже сломал два пальца! Ящик свалился прямо на руку!
     - Всё у Вас нормально! - не поворачиваясь к Марку, заключил парень, - Просто ушиб!
     - Почему на "Вы"! Я что, выгляжу таким старым?! - поближе придвинулся к нему Марк, и лёгкая печаль отчётливо проступила в его улыбке, - Правда, жутко больно! Ну, посмотри, пожалуйста! Ой!
     - Хорошо... - устало вздохнул Сашка, - Дайте руку!
     Никогда в жизни Марк ещё не испытывал подобного ощущения. Сашкино прикосновение напоминало покалывание от электрофореза, только очень холодное. Голова сильно закружилась.
     Мечта из его снов, воплощённая в реальность, находилась прямо перед ним. Мечта взмахнула невероятно длинными ресницами, и там, на самом дне бархатно - карего омута, мелькнули зеленые огоньки... Их взгляды встретились. Марка словно прошибло разрядом тока.
     - Знаешь, кто ты? - вдруг чуточку охрипшим голосом почти прошептал модельер по-французски. Он отдавал ему предпочтение перед родным языком в особо волнующие моменты, - Ты - юное божество: прекрасное, непосредственное, и не осознающее своей силы. От тебя исходит свет, тепло, жизнь! Ты совершенство.... Всё в тебе совершенно...
     - На безымянном - маленькая трещина - ровно, будто не слыша адресованных ему пылких речей, сообщил Сашка, - Не нагружайте пока, скоро заживёт. Ну как, боль прошла?
     Вместо ответа Марк сделал то, о чём жалел потом долгие годы. Так быстро всё случилось, что он не успел ничего сообразить. Только хлопнула входная дверь, и посреди тишины громко храпел счастливый Кристиан.
     "Никогда не жди от людей благодарности и понимания, Искандер! И от чужих, и от самых близких! Протянешь ты руку для спасения - хищный зверь без сожалений вонзит в неё свои клыки! Будь осторожен..."
     "Да уж, так и получается..." - с горечью подумал Сашка. В те моменты, когда он снимал чужую боль или видел что-то, недоступное человеческим глазам, он переставал замечать окружающий мир. Потому и упустил поганые мыслишки Марка. "Извращенец... Урод.... Получается, Женька прав - мутный он тип!"
     И всё-таки существуют вещи на земле, ради которых согласился бы Сашка мучиться пожизненно:
     - Здесь чувствуешь? А здесь?
     - Да! Немножко... - робко, смущенно улыбается Светка.
     - Давай теперь левую ножку! Здесь чувствуешь?
     - Ой!!!
     - Значит, нормально! Давай, попробуй теперь встать! Только не торопись, стрекоза! Держись за меня! Вот та-а-ак!
     - Саш, я боюсь! Я упаду! - пищит Светка. Стесняется она жутко, особенно, когда Настя Матвеева заходит навестить. Не понимает Настя, как это - шепотом говорить. Светке кажется - вся больница слышит:
     - Ой, Светка, жених у тебя заботливый! Смотри, переживает!
     - Настя, тише! Ну, вот зачем ты так говоришь?!
     - А чего такого плохого я говорю?! - искренне удивляется Настя, - Так и есть! Чего ты всё время боишься?! Сказано тебе было - судьба! Анжела зря болтать не будет!
     - И всё-таки, страшно как-то, Настя! Я не могу полностью поверить... Он старше меня намного, и скоро вообще в Москву уедет...
     Подруга возмущенно фыркает:
     - Да как у тебя счастье-то будет, если ты в него поверить не можешь! Всё у тебя наполовину!
     -Это потому, что я - гаджё?
     - Потому, что ты - дура! - смеётся Настя, - От судьбы не сбежишь! Как уедет, так и вернётся!
     Мать приходила по утрам, после церковной службы. Уж лучше бы вообще не появлялась, думает себе Светка. Только и талдычит: грехи, грехи... Светке иной раз кажется: ей от этих грехов, как от липких мазутных пятен, не отмыться вовек. Любит Светка, например, наряжаться. Очень любит. И с распущенными косами ходить - ей тоже нравится. Петь обожает, музыку слушать. А ведь всё это - очень плохо! Грех большой. Вот за это она в больницу-то и попала, теперь даже ходить не может. Наказание - так мать объясняет, и тетя Евфросинья тоже.
     Мать хочет тётю Фросю в крёстные Светке взять, когда выпишут из больницы. А Светку - рвать тянет от этой костлявой тётки, особенно, когда та ближе наклоняется: изо рта гнилым мясом пахнет. Пряники приносит тётка Евфросинья, карамельки слипшиеся: из того, в церкви на поминки подают. Ух, как сильно Саша всё это ненавидит! У него тогда, замечает Светка, глаза, как светофоры зеленью горят. А если б увидела мать, что Соколовский Светке массаж делает - выдернула бы дочке непутёвой ноги по самые уши. Зато теперь по палате несколько шагов сделать можно - доктор просто не нарадуется.
     Сам Сашка не отдавал себе отчёта: руки как будто жили сами по себе, как будто всю жизнь ощущал он каким-то шестым чувством, где именно в организме закупорены - пережаты важные каналы, где что-то воспалилось или, наоборот - засыхает и отмирает. Отключался он в такие моменты: хоть кричи на него, хоть расстреливай в упор.
     Как-то раз Насима заглянула: увидела эту картину, постояла немножко у стенки, потом вышла в коридор и стоит, ревёт. Она ведь теперь в этой больнице санитаркой подрабатывает. После операции сильно изменилась бывшая толстушка - меньше половины осталось, шутили тётки на базаре. Много каких секретов женских Женька там наслушался поневоле; известно ему и то, что детей у Насимы никогда уже не будет.
     Смотрел Женька, как она слёзы глотает, и до того не по себе становилось: вроде бы ровесники, в один год родились, в одном классе учились. Наверное, девчонки взрослеют раньше, чем пацаны. Женька-то о детях и думать не думал никогда: ему вон - Светки хватает. Как-то далеки были от его ума мысли подобные.
     Молоденькие медсёстры между тем глаз не сводили с Казановы, старались лишний раз в палату заглянуть, будто по делу. А одна пожилая так напрямую и сказала:
     - Я уж думала, не бывает таких мужиков на свете! Тебе детским врачом работать надо! Вон как - даже чужие тянутся, а уж когда своих заведёшь.... Да ты не смущайся, не смущайся, сынок, это жизнь!
     Сашка и не смущался. Давно решён для него этот вопрос. Карим предупреждал, и тут уж ничего изменить невозможно. Отцовство ему не светит.... Никогда.
     Поступать в медицинский? В последнее время Сашка и сам часто стал задумываться, что ему всё-таки делать дальше. Что выбирать? Невыносимое чувство жгло душу день и ночь: что же, получается, я живу в долг? Неужели будущего нет? С каждым днём чувствовал окружающий мир всё глубже, острее, а отчаивался - всё больше и больше.
     - Почему он такой подавленный? - металась по квартире Марина, изводя себя и мужа бесконечными вопросами и подозрениями.
     - Взрослеет! - философски вздыхал Борисыч, - Такой возраст!
     В школе продолжалась всё та же канитель: оставляли после уроков "на беседы".
     -Вы находитесь сейчас в том возрасте, когда из детского состояния переходят во взрослое. Физиологически вы - уже вполне сформировавшиеся мужчины и женщины.
     - А кое-кто уже перезрел! Гы!- услужливо подсказал Рыжий Упырь.
     - Современный шестнадцатилетний человек - иной, чем ровесники его в прежние века: не только за других отвечать не может, но даже за себя отвечать не в состоянии!
     - Гы-ы! - опять заржал Сява, и Валентина Ивановна недовольно поджала губы. Беда с этими выпускниками, просто беда. Хорошо, хотя бы со священником удалось договориться: раз в месяц беседы проводить будет.
     Сегодня - тема семьи и брака. Мммда... Самая что ни на есть актуальная...
     - Того, кто сбежит - не допущу до экзаменов! - привычно пообещала учительница, и тут же горько пожалела о сказанном: Лобов, естественно, подобное шоу пропускать не собирался.
     - Витя, можешь идти домой! - тихонько шепнула она "истинному арийцу".
     Лобов в ответ лишь усмехнулся, и уселся поудобнее:
     - Не бойтесь, Валентина Ивановна, лишнего не скажу! - снисходительно пообещал он: уважение к "правильной" расовой принадлежности классного руководителя немного сдерживало борца за чистоту крови.
     - В прошлые века, - гудел по пыльному, прожаренному за день солнышком классу трубный голос батюшки, - девушкам дозволялось вступать в брак с четырнадцати лет, а юношам - с шестнадцати, так как с этого возраста были они вполне зрелыми людьми.
     Задремавший было после контрольной по алгебре и пробежки на физкультуре потный, голодный одиннадцатый класс заметно оживился.
     - Придурки! - сквозь зубы процедил Романенко.
     - Крепость народа и страны - в семье! - продолжал вещать поп, время от времени утирая бумажным платочком обильный пот со лба, - После революции настоящая, православная семья была почти полностью уничтожена!
     - Кем? - вяло поинтересовался кто-то.
     - А че, непонятно?! - прокомментировал Лобов, - Жидомасонами!
     - Врагами веры православной, - уточнил отец Владимир, - Национальность значения не имеет!
     - Вот и я говорю - семитами! - довольно пояснил "истинный ариец".
     - Лобов - допрыгаешься! - сердито прошипела учительница.
     - Какой же должна быть настоящая семья? - громко вопросил отец Владимир и сам же и ответил:
     - А настоящая семья должна быть и-е-рар-хичной! Ответьте мне: что такое "иерархия"?
     -Давайте, ребята, ведь знаете же! - подбадривала Валентина Ивановна, с надеждой поглядев в сторону Соколовского. Однозначно: перехвалили в свое время этого умника - красавчика. Испортился совсем Казанова, даже учителям хамить начал. Физрука недавно гориллой недоразвитой назвал. Выпустить бы поскорее этот проблемный класс, да в отпуск...
     - Саша! Соколовский! Ответь, ты же знаешь! Саша, не спи!
     - А? Что?! - очнулся Сашка, убирая со лба по привычке уже несуществующие кудри. Валентина Ивановна с досадой махнула рукой, а поп продолжал вещать дальше:
     - Это значит, что у каждого члена семьи должно быть свое определенное место, роль. Только в иерархичной семье получает ребенок правильное представление о взрослой жизни! У современных молодых родителей спрашиваешь: кому достается в вашей семье все самое лучшее? Каков ответ?
     - Детям? - робко пропищал одинокий девичий голосок.
     - Вот вам и первый признак краха семьи! В советские времена даже девиз был: "Все лучшее - детям!" Только враг рода человеческого мог подобное подсказать!
     - Чем это плохо? - громко возмутились девчонки.
     - Объясню. Вот вам для сравнения рассказ. Раньше, в любой крестьянской семье вот как обедали. На стол хозяйка ставила чугунок с кашей или супом, один на всех.
     - Бе-е-е! Один на всех! - скривился Сява, - Каждый со своими слюнями лез! А если у кого - сифилис?
     - Да! Один на всех! - строго продолжил священник, - В те времена строго блюли чистоту плотскую, и люди семейные понятия не имели о венерических инфекциях! Перед трапезой обязательно произносили молитву, а без молитвы вкушать пищу никто не смел! Как вы думаете, кто первым начинал есть?
     - Старшие, наверно? - предположила Катька Андреева.
     - Первым начинал есть отец - главный добытчик и глава семьи! A затем уже все остальные, по очереди. И это оправдано: кто больше работает, тому и лучший кусок! За столом никто не смел вставать или разговаривать. Почитание старших пронизывало весь быт, весь жизненный уклад. Слышали ли вы когда - нибудь о книге "Домострой"?
     - Не-ааа! - лениво протянули выпускники.
     - Мудрая книга! О ней мы поговорим в следующий раз! А сейчас что происходит в семьях? Приходит вечером мужчина с работы домой: уставший, голодный, а жена в первую очередь - ребенка бросается кормить! А "дитятку" - лет тринадцать - семнадцать! Он ведь еще "маленький"! Да при таком воспитании он до тридцати лет несмышленышем останется, сидящим на родительской шее. Балуют детей до крайней степени, а потом удивляются: почему это сын или дочка сами зарабатывать не желают! Рвутся связи между поколениями!
     Отец Владимир тяжело вздохнул: вразуми, Господи, как с собственной дочерью разобраться. Ничего лучшего не нашла Ирина, кроме как влюбиться в самого избалованного и распутного парня в В-ске. Разве они с матушкой неправильно ее воспитывали? Разве не молились ежедневно и еженощно, чтобы избавилась девица от бесовского наваждения?! Жених хороший на примете был: скромный, из порядочной семьи. Aн нет - слышать ни о ком не желает, ждет из армии этого непутевого. Письма пишет, с матерью его задружиться успела.
     Крещение-то принял, а понимает ли он всю серьезность, всю ответственность?" Это ведь - без веры, а только, чтоб тебя получить! Не дам благословения!" - пугал он дочку. Ирина в ответ тихо, но твердо возражала: "Валерий совсем не такой! Он меня очень любит! Вот вернется, познакомитесь поближе, и ты, батюшка, обязательно нас благословишь!"
     Ох, и портит эта современная жизнь молодых! Кругом - сплошные соблазны!
     - Города растут, люди комфорта да удобства ищут! Исчезает деревенский уклад! Вспомните стихи Некрасова! - дети уже с четырёх лет помогали отцам в домашнем хозяйстве! Вышли взрослые в поле, на огород - и дети тут же, помогают. А в городе? Поднимите руки те, кого родители хоть раз брали с собой на работу?
     - Гы-ы-ы! Олеська, тебя брали? Весело было? Гыыы! - заржал Сява.
     Класс на секунду затих: все прекрасно помнили, что Олеськины родители работали в морге...
     - Я выйду, Валентина Ивановна? - прошептала Олеся Васильченко, и, не дожидаясь ответа, стремительно вышла сама.
     Сява, брызгая вокруг себя слюнями, продолжал весёлый монолог на покойницкую тему:
     - Олеська домой приходит: "Мам, хавчик есть?" "Есть, доча! Пирожки!" "С чем?" "С ливером! Ещё тепленькие!" "Ой, пап, а можно, я черепушкой в футбол сыграю?" ГыГы-Гы!
     - Рыжий, сука! - громко, на весь класс, взорвался Баладурин, - Пи...й давно не получал? Щас получишь!
     -Ты, каратист задроченный! - огрызнулся Сява, - Ссышь дальше, чем видишь! Пояс отберут! А без пояса штаны свалЮтся! Гы-гы-гыыы!
     - Прекратите оба! Отец Владимир, извините, пожалуйста! Продолжайте!
     - Да идите вы.... - Денис побледнел от ярости, но слова его обращены были не только к Сявке, а в сторону отца Владимира тоже. Серые глаза из-под светлой рваной челки полыхали ненавистью, сжатые кулаки дрожали.
     Священник, однако, лишь кротко вздохнул, покачал головою и пробормотал себе под нос что-то вроде "Господи, помилуй, мя, грешного!" Валентина Ивановна вся побагровела, и впалые её щеки начали угрожающе раздуваться. Упырь ухмылялся во весь рот, поблёскивая длинными, прямо-таки, вампирскими, клыками.
     Баладурин подхватил вещи и кинулся вслед за Олеськой.
     - Вот! Вот примеры! - прогремел поп в сторону захлопнувшейся двери, - Грехи, которые потом разрушают наши семьи, молодые люди начинают совершать задолго до заключения брака! Посмотрите, в чём ходят современные девушки: короткие юбки, обтянутые джинсы, вызывающий макияж.... Идёт такая девушка, выставляет себя напоказ, на ней будто надпись написана: "Я доступна для всех". Нормальный, умный парень никогда на такую девушку внимания не обратит!
     - А-а-а-а! Значит, я ненормальный! - это Сява - Упырь неугомонный опять проснулся, и от восторга даже ущипнул сидящую рядом Катьку. Катька, впрочем, в долгу не осталась....
     - Точно, как первоклашки! Слава, Катя, прекратите!
     - А я тоже - ненормальный! - растянул рот в улыбке Ванька Исаев.
     - Подобное поведение молодых девушек, - подобрался к наиболее интересному пункту священник, - провоцирует самый большой грех против семьи - потерю целомудрия до брака!
     Отец Владимир специально сделал паузу и приготовился ко взрыву хохота и сальным репликам. Но нет - этот класс повёл себя необычно: все почему-то повернули головы назад, где на последней парте лучился довольной улыбкой широкоплечий крепыш Витька Лобов.
     Священник ничего не понял, но на всякий случай, добавил децибелов:
     - Этот тяжкий грех в последнее время распространяется все больше! Парни и девушки, живущие половой жизнью до брака, никогда не будут способны создать в будущем нормальную семью. Попробую объяснить, почему...
     Отец Владимир даже зажмурился, однако взрыва возмущения не последовало. Одиннадцатиклассники таинственно улыбались, а "истинный ариец" с последней парты медленно, с достоинством оторвал от стула мощное тело славянского богатыря и посреди гробовой тишины изрёк басом своё излюбленное словечко:
     - Телегония!
     - Понеслась п...а по кочкам! - мазнул рукой Сява - Упырь, скорчил кислую гримасу и упал лицом вниз на стол: Лобова теперь не остановишь...
     Снежана, идущая по коридору в тот момент, обмирала от ужаса. Что мог означать срочный вызов к директору? Яснее ясного - дознались...
     Она почувствовала, как сердце трепещущим комочком рухнуло куда-то вниз. Со стула навстречу ей поднялся серьёзный молодой человек в строгом деловом костюме. В ушах у Снежаны с грохотом захлопнулись тяжелые, окованные железом двери. В панике она даже не расслышала, что говорил ей Семён Семёныч, уронила журнал, и едва вместо одной руки не протянула вперёд обе - ладонями вниз... "Надо было всё-таки отдать заявление!" - запоздало пронеслось в сознании.
     Незнакомый мужчина тоже повёл себя странно: переступив через упавший на пол документ, он шагнул к Снежане, как будто шёл по узкой доске над пропастью, а эта хорошенькая миниатюрная блондинка была сейчас для него тем самым заветным противоположным берегом, до которого так трудно добраться.
     - ...прислали нам специалиста из отдела информационного обеспечения Комбината для внедрения, так сказать, новейших компьютерных технологий в процесс школьного обучения, - словно сквозь вату донёсся до Снежаны голос Баран Бараныча, - Я думаю, это станет знаковым событием для нашей школы!
     - Алексей! - не обращая внимания на болтовню директора, представился молодой человек, светя на Снежану серыми, внимательными глазами.
     - Анна! - неожиданно для себя самой отозвалась девушка...
     Денис Баладурин догнал Олеську у самой границы школьного парка.
     - Лесь, подожди! Да забей ты на этих придурков! Давай, до дома провожу!
     - Отстань! Я не инвалид какой-то, сама дойду!
     Денис всё равно не отставал, и какое-то время они с Олеськой молча шли рядом. Наконец, девчонка не выдержала и разревелась:
     - Дэн, ну вот скажи, в чём я виновата?!
     - Я ему мозги вышибу! - мрачно и в то же время с энтузиазмом пообещал Денис.
     - Дэн, ты что?! Об эту рыжую тварь руки марать! Да пошёл он...
     - Не только ему! Соколовскому! - уточнил Дэн, всем телом радостно ощущая, доверчиво, как и раньше, прильнувшую к нему, обожаемую, единственную Леську.
     Но в одну секунду милая Леся превратилась в шипящую разъярённую кошку:
     - Если ты ему что-нибудь.... Вообще больше ко мне не подходи тогда, понял! Саша - он не такой, как ты! Он вообще... не такой, как вы все! Он лучше вас всех, понятно!
     "Да что они в нём находят?! - недоумевал потрясённый Денис, глядя вслед удаляющейся Олеське, - Чёртов Казанова! Ну, я по любому с ним разберусь..."
     Тем временем в классе продолжалась беседа.
     - В былые не было ни ночных клубов, ни дискотек. А где же, спросите вы, знакомились молодые люди? Осенью и зимой, когда заканчивались полевые и огородные работы, молодые парни и девушки собирались в избе у какой-нибудь одинокой пожилой женщины и устраивали ...
    
     - Оргии! Сходки! Посиделки! Тусовки! - посыпались версии со всех сторон. Одиннадцатый класс совместно с Валентиной Ивановной сумел-таки остановить безумный монолог Бизона и жаждал теперь только одного: поскорее унести свои измученные тела из надоевших до икоты школьных стен. Многие уже в полный голос бормотали: "Блин, сколько сидеть ещё?! Жрать охота!"
     - ...Эти собрания назывались "вечёрки"! Именно там парни присматривали себе невест. Брали с собой угощения: семечки, орехи, изюм. Пели народные песни, частушки, загадывали загадки. Девушки тоже не сидели без дела: пряли, вязали, вышивали. Матери совершенно спокойно отпускали дочерей на такие посиделки: в те времена на Руси люди жили ещё в страхе Божьем, и ни один парень не посмел бы даже нескромное слово произнести в адрес девушки, не говоря уже о чём-то большем. Целью вечерок было не пустое времяпровождение, не развлечение, а образование крепкой, православной семьи!
     Отец Владимир позволил себе сделать передышку после столь продолжительной эмоциональной речи и отпил глоток воды из стоящего рядом стакана. Странный, наголо обритый высокий смуглый парень с последней парты первого ряда - единственный, кто за всё это время никак не реагировал на речь священника, и как будто спал, вдруг поднял голову и прожёг отца Владимира взглядом, тяжелым, как слиток чугуна. Слитки такие помнил поп со времён работы своей на Комбинате, ещё до того, как.... И представилось лицо этого парня отцу Владимиру в ореоле огня и дыма, у столба, вокруг которого гудит однообразное людское море. Люди с такими глазами никогда не стоят в толпе - они либо сами идут на костёр, либо ведут туда других...
     - Мне противно слушать ваш полумифический, сусально-позолоченный бред! - вдруг негромко сказал Сашка, но, едва он открыл рот, как в классе воцарилась полная и безоговорочная тишина.
     - Вы ещё крепостное право вспомните и десятину! Царя Николашку Кровавого, возведённого вами в святые! Сущность человеческая остаётся прежней. И разврат, и семейные трагедии существовали во все времена, и сейчас - ничуть не больше, чем в так называемой царской православной Руси. Процветали и публичные дома, и криминальные аборты, и инфекции, и инцест.... А деревня патриархальная, которой вы так восхищаетесь... Что ж, пожили бы Вы там сами хоть один день: посидели бы в курной избе со вшами, клопами, телятами да поросятами в углу, с мутным бычьим пузырём вместо окна, с кучей грязных, вечно орущих и голодных детишек, которые копошатся на земляном полу вместе с теми же поросятами...
     Жена - забитая рабочая, хронически беременная скотина! Муж - самодур, который ту женку и детей периодически избивает и пьёт от бессмысленности своего скотского существования! В грязи и вони, среди заразы и недоедания, тупо и бессмысленно, зачинали без конца новых несчастных....Ведь каждое воскресенье слышали они: "Живите, плодитесь, наполняйте землю!" Так ведь? Вот и плодились. Даже животные не ведут себя так!
     А коли помрёт один - двое малЫх от грязи, от болезни - так не беда: Бог дал, Бог взял! Ещё новых нарожаем, чтобы тоже в грязи копошились! Детей же много должно быть, правда? Это ж - рабочая сила! Это ж - идеал православной семьи, не так ли, отец Владимир?
     Отец Владимир, собственно, был неплохо подкован в подобных дискуссиях, но сегодня ему как будто что-то мешало говорить те стандартные фразы, каким обучали в своё время в семинарии. Голос... Голос у парня обладал такой мощной силой, что буквально пригвоздил попа к стулу:
     - А если родится ребёнок хроменький, слепенький, уродец - вот позор-то, да? Значит, родители сильно грешили! Никакого от него толку! Лишний рот! Свиньям потихоньку скормить, чтоб не мучился! А если ребёнка что-то, помимо навоза и пашни, заинтересует в этой жизни - так бесноватый, значит, ату его!
     - Да никогда православная церковь... - возмущённо загудел было, очнувшись от наваждения, отец Владимир, но Соколовский продолжал:
     - Священнослужители всех времён и религий, начиная со жрецов Древнего Египта, вы - секретарши возле кабинета Шефа: решаете, кого пустить, как доложить... А человеку посредники не нужны! Вы с детьми своими через секретаря общаетесь? Так прекратите забивать людям головы, не извращайте и не кромсайте историю в свою пользу! Они выйдут сейчас отсюда - и всё равно будут жить по-своему! Менее чем через пять минут ваши слова выветрятся из их головы. И они правы!
     Любой человек - что мужчина, что женщина - имеет полное право решать, что делать со своей личной жизнью: с кем спать, как воспитывать детей, заводить ли их вообще. Вы, жрецы, развели иерархию, построили на имени Бога бизнес. Правильно, поэтому вас и устраивает только иерархичная семья, где все подчиняются старшему, а тот, в свою очередь - вам. Так гораздо легче держать людей в подчинении!
     Вот вы утверждаете, что "негоже человеку быть одному", что призвание женщины - семья и дети. А если, например, сын не хочет жениться, если дочь не хочет ни замуж, ни в монастырь, если детей интересуют совершенно иные вещи - что тогда? Предать анафеме? Забыть об их существовании?
     Класс глухо и недовольно заворчал: беседа длилась уже второй час. Валентина Ивановна решилась:
     - Отец Владимир, простите, но думаю, на сегодня достаточно!
     Класс, не дожидаясь разрешения, повскакивал с мест.
     - Приходите в Храм на занятия воскресной школы, и там, в спокойной, благожелательной обстановке мы обсудим волнующие вас вопросы! Церковь всегда выступает исключительно за согласие и мир в семье! - наконец-то нашелся отец Владимир, - Родителям же следует не осуждать чадо свое, а молиться усердно...
     - А с Настенькой тоже так было? - уже одной ногой сделав шаг за пределы класса, бросил на прощание Соколовский.
     Ах, Настя... Настенька... Настюшка... Любимая старшая сестренка...
     " Я не виноват! Не виноват я!" - чуть было не закричал отец Владимир в полный голос. Вся кровь прилила к лицу, сердце глухими, редкими ударами сотрясало грудную клетку. Так же, как тогда, двадцать с лишним лет назад, стоял рядом с могилкой ее: утаить пришлось от родителей, что навестил. За самоубийц нельзя молиться... Почти все в роду - священники, монахи...
     А Настя - не такая она была, к другой жизни тянулась... Умница, красавица, мечтала в театральный поступить. Помнил Володя и ту ночь, когда сестра с дорожной сумкой стояла возле его кровати - попрощаться хотела. A он - сделал вид, что спит, хотя сердце от жалости рвалось на части. Но нет - переборол грех, как ему казалось тогда. Нельзя сопереживать продавшим душу свою, а актеры ведь - душепродавцы... Так родители говорили. Как жила Настя целых три года в Москве - неизвестно, да только вернулась в В-ск ни с чем. Дома даже имя ее упоминать отец запретил. Она домой и не пошла - гордая была очень, только брата возле школы однажды встретила, попыталась с ним заговорить, а Володя... Так и не подошел к ней Володя... Ослушаться родителей - страшный грех... И больше они не увиделись... "Что я сделать-то мог?!" Теперь, через годы, пришло осознание - мог... Но не сделал...
     Запоздалые, безнадежно запоздалые слезы жгли глаза, и, выезжая со школьного двора, отец Владимир не заметил встречную черную иномарку.
     - Не-е-т! Соверше-е-е-енно обнаглели! Мало того, что людям в душу лезете, так еще и спите за рулем!
     Священник, подобравши пыльную чёрную рясу, со вздохом вылез из машины: эх, незадача - таки поцарапал чуток.
     - Я все оплачу... A в душу лезть - нет! Упаси Господь!
     - Ой, да не нужны мне вaши копейки! - отмахнулся Черников, - Езжайте уже себе! Мантию новую купи! "Поп - толоконный лоб"!
     "А что, даже стильно! - вдруг решил модельер, созерцая обновлённый тюнинг, - Не буду исправлять!"
     Настроение у Черникова было боевое: в конце концов, неужели какое - то белобрысое пэтэушное быдло помешать сможет его счастью? Конечно, мальчик давно сделал выбор, только характер показывает...
     Специально для встречи с Сашкой Марк преобразился до неузнаваемости: уж это он умел. Бородёнка исчезла. Волосы легли безукоризненными волнами. Бежевый итальянский пиджак из тончайшей кожи вместе с фирменными солнцезащитными очками стоили больше, нежели неказистый транспорт отца Владимира. Сдержанно, но элегантно.
     Если и случаются в жизни дни, когда все проблемы внезапно спутываются в один узел, то подобный день для Сашки наступил именно сегодня. Одиннадцатый класс шел к выходу, по пути крыл легким матерком учителей, предстоящие госэкзамены, занудного попа да двух "долбанутых придурков" - Лобова и Соколовского. Сашка из кабинета выходил последним: Валентина Ивановна задержала:
     - Саша, уж от тебя-то не ожидала! Ты что себе позволяешь?! Если тебе так неприятно - сказал бы заранее, ушёл бы домой, а то теперь отцу Владимиру из-за тебя плохо с сердцем стало! Ты зачем хамишь?!
     - В следующий раз не приду! - пожал плечами Сашка, - Просто меня задело...
     - Ладно, иди! - поморщилась учительница: у неё, как всегда, при разговоре с Соколовским, резко начала болеть голова...
     - Значит, ты сказал: русичи, славяне - тупые, грязные свиньи?! - набычился в Сашкину сторону "истинный ариец". "День икс" наконец-то настал! Сегодня он разберется с этим уродом! Сейчас!
     - Слышь, Соколовский! Отойдём, разберёмся! - подступил с другой стороны Баладурин.
     - Успеете! - бесцеремонно вклинилась между парнями Любка Козлова, - Саш, ты мне нужен!
     Ошарашенные пацаны наблюдали, как первая красотка школы, подхватив Казанову под локоть, деловито вышагивая, удаляется по дорожке парка.
     - Фу, за бабу спрятался! - плюнул Баладурин, - Ссыкло!
     Витька хмуро кивнул:
     -Aга! Подходящая парочка...
     Лобов с некоторых пор принципиально не матерился: связывал он это с неизвестно какими древними бреднями. Ржала над ним вся школа: Бизон во всеуслышание заявил, что женится только на чистокровной славянке - девственнице, блондинке с голубыми глазами. "Придется в детском саду поискать: может, там еще остались!" - угорали пацаны.
     - Мне понравилось, как ты попа отшил! - проворковaлa Любка, поглядывая искоса на Сашку, - Правда, задолбали: учат все, как жить! У меня мама тоже постоянно: " Надо до двадцати выйти замуж и родить! Потом поздно будет! Дети - это счастье!"
     - А ты?! - усмехнулся Соколовский. Любкины выкрутасы его забавляли, даже ее руку от своей убирать не спешил: хотелось узнать, почему столько лет, начиная с самой первой их встречи, видел около нее лишь ледяную, тошнотворную черноту. Женька - до сих пор надеется, мечтает, хотя вида не показывает. Почему? Ведь что-то хорошее находит в ней его друг? Может, не такая она и ужасная... "Я могу ошибаться... Нельзя безосновательно подозревать человека. А то недолго и паранойю заработать..."
     - Ну, мне кажется... - хитро протянула Козлова, но Сашке так и не "посчастливилось" услышать Любкино мнение по поводу вопросов семьи и брака. Навстречу ей, отражая мир непроницаемыми стеклами очков, спешила сама Судьба.
     Черников все-таки опомнился и выбрал её! Её! Даже лично приехал: зацепило, видать.
     Разом промелькнули перед глазами подиумы, софиты, глянец журналов, Лондон, Париж, Милан... Есть в этом мире справедливость! Есть! И к чертям Соколовского!!!