Мы с тобой

Семейный роман

 

  • Все авторские права на данный текст принадлежат
  • Елене Илориной (lejmi@list.ru)
  • На сайте Библиотека МУЖЕСТВО ЖИТЬ этот текст размещён исключительно в ознакомительных целях

Совсем недавно Женькина душа висела в желтом режиме ожидания, а вот теперь светофор судьбы внезапно переключился на зелёный свет.

Глава 3
      Придурь
     

обложка романа

- Женька, тарелки глубокие где у нас? - мать, наспех принаряженная, от волнения вспотела и совсем раскраснелась. По кухне металась: то чайник схватит, то поварёшку. Стопку тарелок, тех, что чудом уцелели у них в хозяйстве, Женька давно унёс в зал. Брат с сестрой весело перемигнулись и помчались дальше накрывать на стол.
      Не мог пока привыкнуть Женька к новому ритму жизни. Но, раз пошла такая тема, он согласен - пускай продолжается. Совсем недавно Женькина душа висела в желтом режиме ожидания, а вот теперь светофор судьбы внезапно переключился на зелёный свет. События понеслись быстро, и сюрпризам, казалось, конца не предвидится. Примерно, думает себе пацан, как весной на Реке треснет ледяной панцирь - льдины не остановишь. Значит - скоро лето.
      Так и сейчас - в доме веяло светлое весеннее ожидание перемен. Женька со Светкой его чувствовали, родители - вряд ли.
      Откуда знать мог Женька, что высокий, седой, немного прихрамывающий на левую ногу, странно знакомый мужик за рулём белой "Волги" - это их со Светкой дядя. Правда, он Женькиному отцу не родной брат, а двоюродный, но раньше про него Женька вообще не знал, о родственниках отец с матерью никогда не говорили. У Женьки была Светка, у Светки - Женька, на этом вся родня и заканчивалась.
      Сейчас они смотрели то на дядю Колю, то на отца и удивлялись: действительно, похожи! И высоким ростом, и серыми глазами, даже прикуривают одинаковым жестом, прищуриваясь. Только у дяди Коли морщин больше, да и голова вся седая. Зато глаза ясные, молодые, без белёсой пьяной мути - не то, что у отца. Нет, Женька запрещал себе думать, что отец чем-то хуже своего брата, просто дядя Коля действительно совсем другой. Лишь пьяное безразличие да злобу необъяснимую наблюдал в последнее время Женька в отцовском взгляде. А вот новоявленный дядя, которого они видели впервые, смотрел на них со Светкой с весёлой нежностью. Может, потому, что не было у дяди Коли с тетей Машей своих детей....Жили они за триста километров, в краю, богатом лесами, горами и озёрами - как раз тем, чего в В-ске не было совершенно. Деревня Речное.... У Женьки сладко заныло в груди, когда он услышал название.
      Ради такого случая Женьку со Светкой тоже за стол усадили. Отец даже свою заначку потратил (а у него, значит, и заначка была! - с досадой подумал Женька, вспомнив вечно пустой холодильник.
      Женька, конечно, заценил деревенские гостинцы, что привёз дядя Коля: и крошечные солёные рыжики, и тушеночку домашнюю - нежно - розовые кусочки мяса в янтарном желе, и малиновое варенье - густое, хоть ножом режь. Только придумать не мог - вот как бы заныкать ту вкуснотищу, а то к завтрашнему утру одна память останется, а воспоминаньями они со Светкой сыты не будут.
      - Ох, пирогов-то Машиных не захватили! - рокотал басом дядя Коля. Вид делал сокрушенный, а глаза - то смеялись, - Ох, какие пироги у Маши!
      Голос дяди Коли Женьке сразу очень понравился - добрый был голос, прямой и без подвоха. И пахло от дяди Коли здорово, самым сладким запахом на свете: бензином, машинным маслом и дальней дорогой.
      - Вы уж простите нас - говорит смущенная тетя Маша - нестарая ещё, миловидная женщина маленького роста, и вся такая свежая и чистая, что родная квартира вдруг разом посерела, - Свалились посреди недели, как снег на голову. Столько лет собирались, а то одно, то другое... Родня, называется!
      - Да чё! - неопределённым жестом отмахнулся отец и закашлялся. При гостях приходилось ему сдерживаться, а две рюмки тети Машиной вишневой настойки после водки только растравили внутри пожар, что в связи с завтрашним выходом на работу составляло противоречие тяжелое, практически непереносимое.
      Женька сурово свёл брови и двинул Светку под столом пяткой. Та зааалела, опустила голову, медленно и чинно облизала ложку от душистой сладости. "Живот с непривычки заболит, дура!" - с тревогой подумал Женька. Сам он старался ложку ко рту пореже подносить.
      - Сколько ж лет не виделись, Димка! - вздыхает дядя Коля после очередной стопки, выпитой братьями "за встречу", - У вас тогда Женька только что родился. Что смеёшься, Свет, он не помнит! А я его сразу узнал бы - наша порода, вахрушинская. Ох, и время летит! Мы ж тогда с Машей домишко старый купили. Потом потихоньку-потихоньку новый поставили; машину вот взяли, не новая, правда, но хорошо бегает.
      - С работой как? - спросил отец. Рука дрогнула и всё-таки потянулась к наливке. Ладно - где вторая, там и третья. Дядя Коля перехватил Женькин взгляд и помрачнел: проблема серьёзная вырисовывается. Помнится, совсем иной был Дмитрий мужик: серьёзный, работящий. А сейчас - будто подменили. И пацан глядит волчонком затравленным. Бьёт он его, что ли?
      - С работой в последний год у нас не очень. Маше вот дома сидеть приходится - ставки в садике сократили. Я - с тракторами - грузовиками вожусь. Совхоз-то развалился. Старьё одно осталось, а не техника! - и Женьке подмигнул. - На фермера пашем теперь. Каждый день за полсотни километров туда - обратно.
      - И чё, платит?
      - Ну, как сказать.... Когда как. Да чего нам с Машей вдвоём - много ли надо. Говорю ей - куда столько варенья - соленья делаешь, а она всё закатывает! Как конвейер.
      - Что ж! - засмеялась тётя Маша, крепкой круглой ладошкой поправляя светло - русые кудряшки, - сколько рука берёт, столько и делаю! Кому съесть - всегда найдётся!
      Женька смотрел на дядю с тетей и думал: как будто ниточки невидимые между этими двумя людьми протянуты. Один повернётся - и другой туда же. А у отца с матерью всю жизнь - грызня да драки. Как надоело! Гоняет Женька вилкой по тарелке грибочек с ноготь величиной, который никак не желает подцепляться, а в груди ком какой-то растёт и растёт. Что, неужели трудно людям жить нормально?!
      - Так вы приезжайте к нам в отпуск! - говорит дядя Коля,- Дом новый, места много. Недавно газом стали отапливать, но мы и печку оставили, не стали ломать: Маша пироги печёт, сало, опять же, хорошо коптить. У нас корова, свиньи, куры, огород большой. А леса кругом какие красивые, да. Маш? Димка, ты чего, не рассказывал им никогда, что ли, про леса наши? А помнишь, мы с тобой в шестом классе за грибами ходили, заплутали на трое суток? С вертолётами искали! Ну ты чего, забыл?
      Женька на отца косится втихаря: тот брови сдвинул, видно, что злится, а сказать ничего не может - момент неподходящий. И недомолвка, недосказанность так и висит между взрослыми. И про деревню родную отцовскую первый раз слышит пацан, и каждое слово дядино с жадностью ловит: интересно же, блин! Правда, почему отец всегда молчал? Не отличался Дмитрий Вахрушин многословностью. Матом сквозь зубы - и то редко.
      - Конечно - приезжайте! - улыбается тётя Маша, - За ягодами - грибами сходим с молодёжью, а то Коля на своей ноге пока допрыгает!
      - Какие отпуска-а-а! - затянула мать, порядком уж разомлевшая от наливки, - Не-е-е! Нам не до того! Вон ишачим - ишачим....
      " Много вы с Димкой наишачили!" - подумал себе дядя Коля, обводя взглядом комнату, никогда, видно, не знавшую ремонта. Краска на полу до дерева стёрлась, гвозди торчат, заметил он опытным хозяйским глазом. А тетя Маша - на Светку смотрит: надо ж так туго девочке косу заплести, наверно, даже моргнуть больно. И платьице линялое, сейчас уж такого фасона не продают.
      - Николай, давай ещё по одной!
      - Нет, Димка! - решительно отмахивается дядя Коля, - Я завтра друга навестить собираюсь, поедем на кладбище с нашими ребятами - Серёгу помянуть. Ну, помнишь, который в Афгане погиб? Воевали мы вместе - поворачивается дядя Коля к остальным Вахрушиным. Только у меня - нога подстреленная, а Серёга - в цинковом гробу вернулся...
      Лишь головой качал дядя Коля назавтра, обнаружив, что Женька представление имеет весьма смутное о той войне: "Да что ж вы, молодёжь? Чему вас в школе-то учат?". И взял его с собой.
      С утра, когда родители разошлись по своим работам, оставили они тётю Машу со Светкой в торговом центре, и вдвоём с дядей Колей поехали к его другу - Андрею.
      И навсегда осталась в Женькиной памяти тесная однокомнатная "хрущёвка" на четвёртом этаже, и как дяди Колины друзья, осторожно подняв Андрея с инвалидного кресла, несли его вниз по узкому лестничному пролёту и усаживали в машину. Как молча стояли у могильной плиты, а овальной чёрно-белой фотографии застенчиво улыбался круглолицый парень, которому никогда уже не исполнится двадцать один год....
      - Какие Серёга песни писал! - вздохнул дядя Коля, как свободная минута - так присядет за палаткой и сочиняет. Жаль, тетрадка его не сохранилась - кровью всё залило...
      - Ещё бы сколько сочинил! - отозвался Андрей, машинально поправляя на могиле букет алых гвоздик. В то жаркое июльское утро на кладбище, кроме них, казалось, никого больше и не было. Лишь в безоблачном небе заливались птицы, шумели листвой тонкие берёзки, да позвякивали друг о друга медали на груди Андрея, - Не успел вот.... Ни дожить, ни дописать...
      - Второго числа всё не получается приехать, - жалуется дядя Коля, - начальство не отпускает.
      Про второе число Женька немного знал. В основном то, что в этот день закрыт рынок, и на площади перед городской администрацией в фонтане пьяные купаются.
      - Да не будет настоящий десантник, как свинья, нажираться! - возмущается Андрей, - Это так, какие - то.... просто форму надели.
      Дядя Коля только вздыхал да щурился, да глядел на дорогу.
      Потом уже, когда сидели опять в квартире Андрея, Женька нарезал хлеб, закуску, а потом примостился в уголке и жадно впитывал взрослый мужской разговор
      По комнате плавал сигаретный дым, в речь то и дело вплетались чужие колючие слова: Кандагар, Кабул, Баграм...Они походили на те названия, что Женька недавно слышал от Сашки. Вот какой, оказывается, была та война. Заснеженные вершины гор, караваны верблюдов, раскалённая пустыня, обгоревшие остовы машин, колонны грузовиков, идущих по узкой горной дороге над пропастью; молодые парни в голубых беретах, с автоматами возле палаток, а потом они же - на кроватях госпиталей: в бинтах, с костылями - всё это навеки застыло на фотографиях, помеченных восьмидесятыми годами.
      Разные песни бывают на свете. Но ту, какую он слышал сегодня - это как молитва, что ли, думал пацан. Не всем их петь можно. Кто сам пережит - тот может. А другим... не, не надо.
      - Вернулся - долго привыкнуть не мог, - вспоминает дядя Коля, - Дети на улице шарик хлопнут, а я вздрагиваю. Всё казалось - стреляют.... Не любят наши рассказывать, чего там было. Не было там ничего хорошего - точно тебе говорю. Ну, вот только выпьют когда - так, может, и разговорятся, а так... Тяжело вспоминать, Женька, тяжело...
      Всего лишь одну историю поведал ему дядя Коля на обратном пути, да и то не совсем охотно: как зажали душманы их взвод в узком ущелье, удалось им Андрея тяжело ранить, но друзья его не бросили, конечно, вытащили из-под огня. А потом вертолёты на помощь пришли.
      - Запомни, Жень, - сказал дядя Коля на обратном пути, - Человека проверять надо не по тому, что он говорит. А по тому, что он делает. Натрепать ведь можно что угодно, а как до дела дойдёт.... У нас все ребята друг за друга - иначе не выжить. Мы даже часто вместо имени говорили: "братишка". Думаешь, самое страшное на войне что? Самое страшное, Женька, для меня было - живым к "духам" попасть. Сломаться боялся, себя потерять.
      Женьке вдруг стало зябко. Да, себя потерять - хуже смерти. Наверно. Хуже - лучше... Главное - не дошло бы до сравнения.
      - А друзья - то у тебя есть, Женька?
      Теперь уже может Женька сказать, что - да.
      - Гм...- качает головой дядя Коля, услышав историю про собаку. Тогда Женька рассказывает еще и про змею.
      - Ого! - сказал Николай Вахрушин, - Этот парень, похоже, не трепло! Береги дружбу, Женька! Дружба - это вообще - самое святое! Разве что материнская любовь выше. А женщины - они тоже разные. Андрея-то невеста сразу бросила, как узнала, каким он вернулся. И даже не зашла ни разу, не поговорила - вот что самое обидное. Сразу замуж выскочила за какого-то хмыря, он сейчас, говорят, начальником таможни стал...
      Женька вздрогнул:
      - Дядя Коля, а зачем эта война была?
      - Ну, ты спросил, парень! Зачем вообще все войны начинаются? Какие - нибудь сволочи наверху власть не поделили, а простой народ, как всегда, крайний. Народ там в такой нищете живёт - жуть просто! Наше правительство сказало - должны помочь, мол, дружественному афганскому народу. Помогли, конечно... Пацаны наши жизни положили, а те, как жили сотни лет назад, так и живут. Короче, Женька, политика это всё, политика! А нас никто не спрашивал, послали - и всё! А вернулись - на хрен государству не нужны. Виноваты как будто, что в живых остались...
      "По-ли-ти-ка" - думает себе Женька. Он привык, что про политику только бабки на лавочках рассуждают да деды в трамваях. Наверно, везде так случается - как только хотят люди жить нормально, как появляются какие-нибудь "дУхи", только они у нас другим словом называются.
      - Вот-вот! - соглашается дядя Коля, - Нечисть - она и в Африке нечисть!
      Вспоминает Николай, о чём они вчера с Машей украдкой ночью пошептались. Сходились у них с женой мысли частенько, как в старой поговорке про дурачков. Наконец, он Женьке говорит:
      - Слушай, Женька, хочешь у нас в деревне погостить? До сентября. А потом я тебя обратно привезу.
      Да разве бы Женька не хотел?! Но он - не может...
      "Правильно вчера меня Маша предупредила" - думает дядя Коля.
      - Свету тоже с собой возьмём! А ты как думал!? Вы с ней, гляжу, дружные ребята, везде, как нитка за иголкой.
      Если со Светкой - тогда без вопросов! Только бы родители отпустили! Переговоры дядя Коля взял на себя, а Женька только глубоко вздохнул, как перед погружением, и скрестил пальцы - на удачу...
      Сашка с трудом поднял руку, но всё-таки нашёл в себе силы помахать на прощанье отъезжающей от подъезда белой "Волге", пока она не скрылась из вида, увозя Женьку со Светкой в их первое в жизни путешествие. После похода с тетей Машей в торговый центр Светка, в новой яркой футболке и джинсовых шортиках, с волосами, искусно заплетёнными и уложенными на голове "корзиночкой", уже не походила на запущенного ангелочка. Модная, современная барышня. Женька аж присвистнул:
      - Ну, ты, Светка - коза!
      - Не коза, а стрекоза! - гордо заявила Светка, покрутив головой и блеснув заколочками - стрекозками.
      Тётя Маша пыталась оправдаться перед Женькиной матерью:
      - Мы же, получается, все Дни рождения Светочкины пропустили, так что вот, Нина - пытаемся исправиться!
      - Разбалуется.... Ни к чему это... - проворчала мать, потом добавила, - И ехать -то нечего бы! Куда этим оглоедам отдыхать! И так не обработались! Женька вон по улице шляется, а эта дылда - не помочь, ничё не хочет! Намучаешься, Машка, с ними! Придурки недоделанные!
      - Да что ты, Нин, что ты! - испугалась тетя Маша и покрепче прижала к себе Светку.
      - Женька, у тебя в августе День рождения?
      - Двадцать шестого, - уточнил Женька.
      - Говори, какой подарок хочешь?
      - А научите машину водить? - с замиранием сердца спросил пацан. Больше ему, честно говоря, не хотелось ничего.
      - Да не вопрос! - отозвался дядя Коля, - Научу, конечно!
      - Спасибо! - расцвёл Женька.
      Остались позади последние городские дома, автомойка, лесополоса, сады, и началась степь - коричнево-рыжая, как спины дворовых кошек. В приоткрытое окно автомобиля тянуло горькой полынью. Внутри у Женьки всё пело, и лишь одно обстоятельство мешало ему полностью окунуться в своё безоблачное счастье: Сашки рядом нет. Бывает же такое: только познакомишься с человеком, не успеешь толком поговорить, а уже, как будто всю жизнь его знал. Светка сначала было взгрустнула. Но потом улыбнулась чему-то в своих мыслях и стала прежней стрекозой...
      Марина рассчиталась с бригадой грузчиков, закрыла за ними дверь и облегчённо вздохнула: "Всё!" Позади ремонт, сплошная суматоха, оформление документов. Хорошо, что приехал Игорь и избавил её от большей части проблем. Дела он всегда решал очень быстро, даже те, что касались сложных человеческих отношений.
      Родительских ожиданий её бывший муж совершенно не оправдал: на юридический, как принято было в семье, поступать категорически отказался, а вместо того, как ни странно, выбрал химию. Не понять что! А самое странное - взял и уехал в Узбекистан, в маленький, затерянный посреди пустыни город М..., построенный специалистами со всего огромного Союза. "Сам знаю, зачем. Так надо!" - единственное объяснение, которое дал он матери перед отъездом.
      Тогда разница в двенадцать лет казалась Марине препятствием непреодолимым. Только посмеялась она в ответ на предложение Игоря выйти за него, которое он сделал буквально через два часа после знакомства. Решила - шутка. Потом были годы учёбы, жизнь закрутилась-завертелась, поклонники у хорошенькой девушки не переводились, но периодически появлялся мрачный, как Отелло, Игорь Соколовский, и они поспешно исчезали.
      С вечной презрительной усмешкой на весь белый свет, всегда при деньгах, он производил впечатление человека, четко знающего, чего хочет от жизни. И терпеливо ждал. Подруги не верили, смеялись сперва над ней в глаза и за глаза, потом - крутили у виска пальцем: зачем ты ему сдалась?
      Марина росла с матерью, и отца почти не помнила: несчастный случай, авария на производстве. Родни нет. Рассчитывать не на кого. Если бы не поддержка Игоря, институт ей вряд ли удалось бы закончить...
      Они стали двумя одинокими обломками в море жизни. Мать Игоря, с которой он не успел познакомить будущую жену, внезапно умерла, и причиной тому его отец, человек жесткий и, по словам Игоря, даже жестокий, посчитал именно это, как он его назвал, "безумное решение" сына. Марина, судя по всему, не устраивала его по всем статьям. Ещё бы - совершенно обычная, без связей, без денег, особой красотой и умом не блещет, а главное - не москвичка. Игорь в ответ лишь коротко и мрачно высказал - отца больше знать не желает. Соколовский - старший не замедлил добавить - взаимно.
      Игорь пообещал - жить в Узбекистане придётся только год. Закончу кое - какие-дела, загадочно говорил он, и переедем в Москву. Марина поглупела от собственного счастья, и ей в голову даже не пришло задать вопрос: чём именно состоят "дела". Родился Сашка. Уехать сразу не получилось. А там - начались перемены, русскоязычный народ активно потянулся прочь. "На следующее лето" - постоянно обещал муж. Да, Игорь обладал настойчивостью, как в делах, так и в личной жизни. Женщин он буквально очаровывал с первого взгляда, так что Марина долго не понимала, почему он выбрал именно её - обыкновенную, ничем не примечательную. "Ты - настоящая" - сказал ей однажды муж - "Ты не изменишь, не бросишь в трудный момент"
      Да, она знала сама, что это так. Между ними было уважение, понимание, но любви не было. Марина поняла это, когда в один прекрасный день увидела Игоря совершенно иным: растерянного, с сияющими глазами, лишенного привычного спокойствия и бесконечной самоуверенности. В тот вечер Игорь признался, что встретил другую женщину и предложил развестись.
      Они стали друзьями - ради Сашки. Раньше Марине казалось невозможным, абсурдным - дружить с бывшим мужем. Но вышло, что так лучше для всех. Игорь постоянно присылал крупные суммы денег, столичную квартиру своих умерших родителей оформил на Сашку, полностью оплатил переезд в В-ск, ремонт. Им с Сашкой не пришлось, как тысячам других, выстаивать очереди и маяться с документами. В общем, устроил всё так, чтобы они ни в чём не нуждались. Перед отъездом в Америку Игорь приехал повидаться с сыном, и они долго беседовали о чём-то вдвоём. О чём - Сашка так матери и не рассказал. Он вообще со времени переезда в Россию замкнулся в себе.
      Сашка, как считала Марина, был ребёнком интересным и необычным. Учёба в школе интереса для него не представляла никакого, на уроках он откровенно скучал, вынужденный слушать давным-давно уже самостоятельно изученную информацию. По-английски свободно говорил и читал, освоил школьный курс химии и математики, но этими знаниями старался не выделяться.
      Гораздо больше его интересовало поведение людей, причины их поступков и тонкости отношений. После встречи со стариком-узбеком в больнице что-то изменилось в Сашке: стал он остро чувствовать всё живое вокруг - человеческие эмоции, болезни, взаимоотношения.... Прощаясь, старик взял Сашку за руку, долго смотрел в глаза. Потом улыбнулся в седую бороду и сказал по-арабски: "Слава Аллаху, теперь я могу умереть спокойно!" Сашка тогда сильно расстроился и с детской непосредственностью возмутился: "Как - умереть?! Ты же мне ещё не всё рассказал!" Засмеялся дед: "Все ответы теперь - в тебе самом, Искандер! Да пребудет с тобой милость Аллаха!".
      Сильно волновало Марину, что её сын легко находит общий язык со взрослыми, а среди ровесников друзей у него нет. Поэтому просто камень с души у неё упал, когда увидела счастливые Сашкины глаза после знакомства с соседскими ребятами. В последнюю неделю Сашка буквально кидался к окну при звуках подъезжающего автомобиля, а остальное время проводил за компьютером - единственной вещью, которую попросил у отца. Обрадованный донельзя Игорь, проконсультировавшись со знакомыми московскими программистами, привёз самую лучшую модель, какую только можно было найти в продаже. В В-ске компьютеры только-только начали появляться, и позволить себе иметь дома такую "машинку" мог далеко не каждый.
      Марина осторожно посмотрела в приоткрытую дверь Сашкиной комнаты: да, опять сидит. В экран уставился... и плевать, что зрение уже упало до минус семи. Уезжая, Игорь пообещал: "Здесь не помогут - повезу в Америку".
      - Саша, сынок! - тихонько позвала Марина, - может, сходим, прогуляемся? А то завтра - уже в школу...
      Сашка обернулся, не спеша, снял очки, потёр переносицу:
      - Я ещё не все функции освоил...
      - Саш, как ты в этой штуке разбираешься?
      Сашка снисходительно улыбнулся:
      - Это же техника, Марина Сергеевна! Тупая железка!
      - Знаю-знаю! - нахмурилась Марина, - Сейчас ты скажешь опять, что живой человек - самое сложное создание на свете! И хватит меня называть Мариной Сергеевной! Пойди лучше поешь чего-нибудь, сложное ты моё создание, а то целый день голодный сидишь! Там твой плов любимый! С шафраном!
      - А просто Мариной можно называть? - схитрил Сашка, шутливо отбиваясь от матери, которая упорно тащила его на кухню.
      - Можно, если будешь сейчас спокойно есть и в окно не выглядывать каждые две минуты! Приедут твои Вахрушины, успеешь ещё наговориться!
      А на скамейке у подъезда велись разговоры совсем иные. Ох, эта старинная скамейка! Сколько повидала она на своём веку! Её разлапистые чугунные ноги были вбиты в землю ещё первыми строителями, и, видно, простоят здесь до конца времён. Время от времени деревянные перекладины менялись на новые и красились то в синий, то в зеленый цвет, а затем активно полировались понятно какими местами.
      Пенсионерки со всего дома, как обычно, перемывали кости соседям. Вот только Матвевны сегодня не было среди них: отлёживалась после инсульта, приключившегося с ней в июле. Теперь предводителем среди бабок считалась Рыжая Соня, по паспорту - Сания Абдрашитовна. Если в далёком будущем генетики скрестят лису с сорокой - это будет вторая Соня. Комсомольский запал соединялся в этой изящной, как антикварная кукла, старушке с последними модными тенденциями.
      - Не поверите, девочки, сегодня была на рынке с утра: купила отличную говядину. Я прямо такая довольная осталась! И недорого!
      "Девочки" активно подхватили:
      - Тебе, Соня, хорошо: сын тебя привёз-увёз, а нам - с сумками по жаре таскаться!
      - "Привёз-увёз" - передразнила их Соня, - Маринке из пятьдесят третьей второй месяц привозят и привозят....Судя по всему, девочки, импортную бытовую технику!
      - Да, холодильник там точно был!
      - А это кто приезжал к ней - муж или любовник?
      - Вроде муж - мальчишка на него похож...
      - Импозантный мужчина! - изрекла Рыжая Соня, - Видно - обеспеченный.
      - Да уж! Такой ремонт отгрохать! - загалдели бабки.
      - Так он в Америке, что ли, живёт? Не с ними?!
      - Погодите, девочки, надо будет узнать!
      Соня узнает - не сомневайтесь! Она всегда узнавала. Бывшей секретарше по долгу службы всё про всех знать полагается.
      - Смотрите-ка, ребят вахрушинских из деревни привезли!
      - Банок сколько вытаскивают!
      Чуть не свернули бабки морщинистые шеи, наблюдая, как заносят Женька с дядей Колей в квартиру соленья-варенья. Тетя Маша осталась в Речном, с трудом расставшись со Светкой и взяла клятвенное обещание, что на следующее лето, как только закончатся занятия, они снова приедут.
      - Мамочка! - звонко крикнула Светка, едва открылась дверь их квартиры, и на пороге появилась зевающая спросонья мать, одной рукой придерживая засаленный синий халат, а другой - прикрывая рот.
      - Мамочка, я теперь варенье умею варить! Меня тётя Маша научила! - Светка с разбегу обхватила мать ручонками, - А ещё я теленочка травой кормила, а ещё у дяди Коли собака есть, такая лохматая, я её совсем не боялась...
      - Не стрекочи - отца разбудишь! - проворчала мать, рывком отцепляя от себя Светку, и напускаясь на идущего по подъезду Женьку:
      - Где вас черти носили?! Дотянули до последнего - в школу завтра!
      - Погоди, погоди, Нина! - примирительно прогудел дядя Коля, хромая вверх по лестнице, - Не ругай ребятишек, это я виноват! Машину ремонтировал, да и затянул немножко. Ты уж прости! Вот Маша гостинца передала: пироги там ещё есть, с капустой, с грибами...
      Не стал, конечно, говорить дядя Коля, что это жена его упросила подольше не увозить детей: всё не могла налюбоваться на них. Впервые за много лет наполнился дом детскими голосами, и не было для Маши большего счастья, чем смотреть, как Светка утирает ладошкой молочные усы, и как Женька с виноватым видом демонстрирует очередную дыру на рубашке: "Извини, тёть Маш, опять гвоздь в заборе торчал!" "А через калитку, что - нельзя ходить?!" - смеётся тётя. "Так быстрей просто!" "Ну, давай, зашью, акробат!"
      Первую неделю не мог Женька привыкнуть к тишине, к яркой зелени, к окутанным сизой дымкой высоким горам на горизонте, к запахам дерева, сосновой смолы, навоза и свежескошенной травы. Для него стало открытием бесконечное число ярких звёзд в ночном небе, ведь в В-ске из-за вечного смога звёзды почти не видны. В лес влюбился с первого похода - никакого сравнения с ним не выдерживали прибрежные заросли Реки, которые раньше считали они со Светкой лесом лишь по великому недоразумению.
      Деревенская речка под названием Ижовка, поначалу немного разочаровала: мелковата, узковата. В В-ске Река в отдельных местах на километр разливалась. Но зато в Ижовке водились раки, голавли, а ещё много серебристой плотвы и жирных пескарей, которых они со Светкой вёдрами скармливали курам. И ещё она была ласковая, теплая, прозрачная. Родная.
      Но самым необычным для Женьки оказалось ощущение свободы. Раньше он не представлял себе, каково это - целый день в одиночестве. Сколько себя помнил, рядом всегда кто-нибудь находился, как минимум - Светка, с того самого момента, как принесли её из роддома: лысенькую, похожую на большую куклу; с синими-пресиними глазёнками ... "Потом будут серые!" - авторитетно изрекла участковая медсестра. А Женька так не хотел, чтоб они менялись! Глаза у Светки остались синими...
      Просыпается Женька на рассвете, выпил по-быстрому молока парного со сдобными лепёшками, что только-только достала тётя Маша из печки, удочку схватил - и на речку. Женька со Светкой на первых порах жутко стеснялись. Но у тёти Маши разве откажешься?! Она так умела готовить и угощать, что отказаться казалось великим преступлением. Светку Женька почти не видел - она от тёти Маши ни на шаг не отходила, будто приклеенная.
      Ещё больше Женька выходные дни полюбил, потому что до позднего вечера - дела автомобильные у них с дядей Колей. Правда, тётя Маша при этом сильно ругалась: что, мол, за безобразие, мужики, - про обед забываете.... Перед ужином - в баню....Э-эх...
      Одним словом, на другой планете побывал Женька. Вот только всё вертелось в голове - сейчас бы Сашку сюда. Женька уверен - ему бы тоже понравилось. Потому старался пацан всё-всё запомнить, до последней мелочи, чтобы Сашке после рассказать.
      Сашка стоял на площадке четвёртого этажа, не решаясь спуститься. Внизу, у машины, Светка и Женька прощались с дядей Колей.
      - Вы скажите Шарику - я скоро приеду, чтобы он не скучал! - хлюпала носом Светка, повиснув на шее у дяди Коли.
      - Развела влажность! - а у самого, старого дурака, глаза защипало, гляди-ка ты!
      - Ну, давай, Женька! Учись, давай, слышишь?! Учителя по старшим всегда ориентируются. Сестрёнку не подводи!
      - Не! - отрицательно мотает головой Женька. А сам думает: "Блин, это уж - как получится!"
      - Всё, ребята, пишите обязательно, мы с Машей ждать будем! Эх, жалко - телефона у вас нет...
      - Можете звонить мне... - Женька и забыл, каково это - слышать Сашкин голос. Будто миллионы ледяных иголочек разом впились в кожу.
      - Дядя Коля, это Санька! Я про него рассказывал! Санька, это наш дядя Коля!
      - Нам недавно установили телефон, - продолжил Сашка, - Вы звоните, я позову или передам, что нужно.
      - Что это у тебя, Сашка, рука такая холодная? - поразился дядя Коля.
      - Ел много мороженого - на полном серьёзе пошутил Соколовский, Жень, ты заходи ко мне потом...
      Соколовский продиктовал номер телефона и деликатно удалился, проскользнув в подъезд бесшумной тенью.
      - Тот самый? - шепотом спросил дядя Коля, - Еврей, что ли?
      - Русский вроде.... - растерялся Женька.
      - Да не, точно нерусский!
      - Почему? - ещё больше удивился Женька. Он-то никогда на эту тему не заморачивался. У них в классе есть один еврей - Лёнька Кацман - так ничё особенного...
      - Манеры нерусские, - усмехнулся дядя Коля, - Да ладно, неважно. Видно, что парень хороший. Так что теперь мы с Машей звонить вам будем! Вот вечерком в это воскресенье и позвоним...
      С тяжёлым сердцем обратно в Речное ехал Николай Вахрушин. Потому что услыхал он случайно, как бабка одна на лавочке уронила: "Нинка-то совсем с ума сошла! Тоже взялась... На Комбинате-то быстро вылетит, вон щас как трясут на проходной, нюхают, как овчарки, прости Господи!" А за что она "тоже взялась" - о том дядя Коля боялся и подумать. Только бы Маше не проболтаться, а то она себе места не найдёт.
      - Костюм прошлогодний, кажись, ещё нормально, - бросила мать через плечо, уже стоя в дверях - в ночную смену опять уходила.- Бант белый не забудь Светке привязать - я на столе оставила. И отца не разбудИте!
      "Больно надо!!" - со злостью подумал Женька. Мать эти слова всё время повторяет, как пластинка заведённая. Они со Светкой и так, как мыши, по одной доске привыкли ходить.
      Зашли к Соколовским, захватили банку варенья.
      - Женя, Светочка, выросли-то как! - поразилась Марина, Проходите, не стесняйтесь, я сейчас чаю поставлю.
      - Да мы на минутку, - отказался Женька.
      Он мгновенно отметил для себя, что квартира преобразилась до неузнаваемости. Вернее, скользнул взглядом - и всё. Сашка его сразу повёл показывать свою комнату. Женьке очень понравилось: ничего лишнего - раскладной диван, стол, да на всю стену встроенный шкаф.
      - Прикольно, - вздохнул Женька, вспоминая продавленную, раздолбанную свою кровать с облупленными никелированными стойками - ничё не мешает!
      Светка тем временем убежала на кухню - у неё свой интерес.
      - Ой, спасибо, Светочка! - восхищалась Марина, Сто лет не ела земляничное! Ты сама собирала?
      - И собирала, и варила! Надо сначала от мусора перебрать, а потом сахаром засыпать, а потом... - Светка звенит-заливается: нашла благодарного слушателя...
      - Не бойся, нажимай, - говорит Сашка Женьке, - длинная клавиша - пробел, вот эта - ввод, а вот так шрифт переключается...
      Женька с сомнением смотрит на свою исцарапанную широкую ладонь: страшно, а вдруг чего сломаю в этой диковине. Длинные изящные Сашкины пальцы уверенно бегают по клавиатуре, и кажется, что мудрёная машина - продолжение его рук.
      Недавно спонсоры с Комбината подарили школе компьютеры. Списанные, конечно, но вот как с ними обращаться - никто не знал. Старая гвардия боялась, а специалистам платить было нечем. Так что уроки информатики превратились в сплошное развлекалово, компы плавно перекочевали в каморку завхоза.
      В седьмой раз предстояло Женьке первого сентября идти в школу. Ненависть к этому дню тащил он с собой через всю жизнь. Но такого паршивого начала учебного года он не припоминал. Сначала Светка долго засыпать не хотела: то душно ей было, то не могла на платье новое наглядеться, то сандалики любимые без конца мерила.
      Женька свой первый класс вспомнил: тоже вот так метался, думал, мёдом там намазано, в этой школе, ждал непонятно чего. Праздника какого-то, что ли. Домой вернулся с подбитым глазом, расквашенным носом, да ещё рубашка новая - в кровище. От матери тогда таких плюх наполучал - аж башка звенела. А всего-то: старшеклассники в туалете мелочь "попросили". Откуда у Женьки мелочи взяться? "А если найдём?"
      Женька не стал дожидаться продолжения и со всей силы врезал тому, кто ближе стоял. Конечно, и самому не хило досталось. Учительница, сразу окрестив его дебилом, усадила на последнюю парту. Одного. И среди коллег стала потихоньку поговаривать о том, что хорошо бы этого Вахрушина на комиссию отправить, да в спецшколу перевести. Три года мучился Женька. А потом - к Валентине Ивановне руководство классное попало. Начал Женька по некоторым предметам даже пятёрки получать. Одноклассники на него по-другому посмотрели. Дотянуть бы как-нибудь девятый класс, мечтал пацан, а там послать подальше эту школу...
      Наконец, эта стрекоза заснула, увидел брат. Сам он теперь долго ворочался, думая, как всё изменилось, и как теперь будет здорово. И за одной партой, само собой, сядут они. А то Женька всё один да один у стенки, в самом конце класса: ноги у него длинные, в проход между столами тянуть приходится. Санька, правда, видит плохо, но ничего. У Женьки глаза такие, что на двоих зрения хватит...
      На столе, в банке с водой, благоухает пышный букет - тётя Маша для Светки нарезала. У неё цветы красивые растут, все в деревне просят. И понеслись перед Женькой воспоминания: как он утром в Речном просыпался. Солнышко всходит, туман над Ижовкой поднимается, а босыми ногами так прикольно почувствовать то прохладные камни, то бревно, то мокрую траву. Во дворе - Шарика за ухом потрепал, добрейший старый пес этот Шарик; потом - в дальний угол огорода, где малина созрела, а потом - туда, где смородина, а потом...
      - А-а!- Женька вскакивает, как кипятком ошпаренный. Окна им бьют, что ли? Отец посреди ночи матерится:
      - Чего тут наставили?!
      И опять - грохот и звон стекла. Что-то льётся, и страшная правда, наконец, доходит до остолбеневшего Женьки, замершего на пороге: это отец ночью проснулся, на балкон курить пошёл. А мать там вчера банки поставила. Женька щурится от яркого электрического света, заливающего комнату. Заливает её не только свет, но и всё, что они вчера из Речного привезли. Вот и наварили варенья, насолили огурцов...
      - Чо уставились?! - орёт на них отец, - Убирайте, давайте!
      Поморщившись от боли, отец из голой ноги вытаскивает пальцами окровавленный кусок стекла, продолжая дальше материться, но уже тише. Уходит к себе в комнату. Он сегодня не пьяный, но злющий, потому что на новую работу недавно всё же взяли его. Обещали зарплату неплохую, но вот пить - ни-ни, нельзя совсем. Оттого и бесился.
      ...Рассвет встретил Женька с тряпкой в руках. К соседке заглянул, что под ними живёт - она всегда рано просыпается.
      - Анна Ивановна, извините! Посмотрите - у вас на балконе ничего не капает? - а самому сейчас сквозь землю бы провалиться.
      Перепуганная соседка - женщина она была крайне интеллигентная, тихая и вежливая, тридцать с лишним лет отработавшая заведующей одной из городских библиотек - сбегала, посмотрела:
      - Ничего. Женя, всё нормально! А что случилось? Может быть, вызвать слесарей?
      - Не, не надо! - устало отвечает Женька и плетётся домой.
      Ложиться спать, конечно, уже поздно - в десять линейка начнётся. Примерил Женька костюм: брюки вообще малы, никуда не годятся! Ладно, Женьке, собственно без разницы, как он выглядит, никогда и не заморачивался. Пиджак от костюма, спортивные штаны, ботинки - и нет проблем.
      Вот со Светкой - морока! Отвык Женька в Речном возиться с ней, а она, коза такая, привыкла к тете Маше. Стала какая-то, как Луны свалилась. Нет, не понимает Женька этих девчонок, не понимает...
      - Бооольно! Ой! - пищит Светка. А раньше терпела.
      - Светка! Нормально можешь сидеть?! У Женьки дрожат руки - всю ночь полы мыл. "В дверь звонят. Кого черти принесли? Матвеевну, что ли?" - морщится Женька.
      - Привет! Вы уже собрались?
      - Привет, Санька! Вот видишь, стрекоза причесываться не хочет!
      Светка выбежала навстречу Сашке, как только услышала его голос. Или не передалась Сашке самоуверенность его отца, или гены ещё не проснулись, но только увидел её - бледную после бессонной ночи, с покрасневшими глазами, почти до пола укутанную, как покрывалом, золотыми волосами - смутился, даже глаза в сторону отвел. "Какой она станет, когда вырастет?" - вдруг задался Сашка совершенно неуместным вопросом. "Он на меня посмотрел!" - радостно запело что-то в душе у Светки.
      - Сама распутывай! - размахивает Женька расческой. Ему не до тонких материй сейчас.
      - Ножницы есть?
      Женьке и в голову ничего подобного не приходило. По его твёрдому убеждению, девчонка должна быть с длинными волосами, а пацан - с короткими. Без вариантов. Если наоборот - так это уже извращенство, господа-товарищи. За длинные хайры у них в В-ске можно нехило схлопотать по разным частям тела. На правый берег нога ни одного нЕфора отродясь не ступала. Единственный, кто там мог себе позволить хипповать - местный священник, отец Владимир.
      - Ножницы...есть, - замялся Женька. Ножи и ножницы в доме Вахрушиных всегда находились в состоянии полной боевой готовности, поскольку отец считал, что именно степенью их остроты определяется настоящий хозяин.
      - Заметив Женькину нерешительность, Сашка нахмурился:
      - Хочешь каждый день опаздывать?
      Потом добавил, уже для Светки и ласково:
      - Света, тебе так красивее будет, правда!
      - Режь! - решительно сказала Светка.
      - Реветь потом не будешь? - грозно спросил Женька, а самому даже обидно немного стало. Сказал Соколовский "красивее будет" - так эта коза сразу согласилась. На мнение старшего брата ей, видите ли, наплевать! А кто с ней возился, кто кашей с ложечки кормил, разговаривать учил, по целым ночам на руках носил, когда уснуть не могла?! Однажды у неё в песочнице пацаны большие мячик отняли - Женьку двое взрослых потом еле оттащили: вцепился бульдожьей хваткой. Думал, убьёт. На удивление всем, отец тогда его похвалил. Первый раз в жизни. И последний.
      А тут на тебе - какой-то чайник копчёный явился и командует. "Копчёный чайник", кстати, избавил его от вечной утренней проблемы за пару секунд. Светка побежала к зеркалу в ванной и вернулась оттуда сияющая. Она бы и в зелёный цвет перекрасилась, если бы Соколовский признал это красивым.
      - Бантик ещё надо привязать! - вконец осмелела Светка.
      - Бантики - вчерашний день! - произнёс Сашка свой модный приговор. - Смотри, вот сюда заколку, и сюда.... Всё!
      Светка радостно запрыгала:
      - Пойдём! Пойдём! Опоздаем!
      Сашка кивнул на охапку волос, золотым руном расстеленную на полу:
      - Только не выбрасывай! Их нужно сжечь.
      - Где? - растерялся Женька, - Почему?
      Сашка вздохнул. Снял очки и чётко, как будто теорему объяснял, высказал:
      - Никогда. Нельзя. Бросать волосы, где попало. Опасно для здоровья.
      Женька засмеяться хотел, но отчего-то не засмеялся. Если б это были его собственные волосы - выбросил бы. Но Светкино здоровье... Болтовня всё это старушечья, суеверия! Хотя Сашка, похоже, не прикалывается - сам верит в то, что говорит.
      - Ладно, Свет, вот в Речное поедем - там такой костерок запалим!
      - Кстати, - улыбнулся Соколовский, довольный, что его послушали, - Как там, в Речном?
      - Да так, - стараясь говорить как можно небрежнее, сообщил Женька, - Машину водить учился...
      Надолго Женьке угрюмости напускной не хватило. Надо отдать должное Сашке - слушать он умел. Но, к сожалению, вскоре дружной троице пришлось разойтись в разные стороны. Ещё один облом сегодняшнего дня. Видно, не бывает так, чтобы судьба дарила сразу кучу пряников. Она, паразитка такая, всё норовит дерьма подкинуть...
      "Как же так!" - молча возмущался Женька. Сашку-то, оказывается, в "Б" класс зачислили. А он - молчал!
      Женька стоит в последнем ряду школьной линейки. Позади своего, теперь уже, седьмого, "А" и через головы одноклассников смотрит на выступление толстого, как сдобный колобок, Баран Бараныча. Над головами седьмого "Б" точно так же возвышается Любка Козлова. Они с ней, как два жирафа среди мартышек. Женьке не видны Любкины шикарные ноги, но он догадывается, что каблуки виноваты. Любка, как всегда, вне конкуренции. Кажется, случайно запустили подиумную модель в стайку нескладных подростков. Стоит она с видом предельно скучающим, манерно согнув левую ногу в колене, накручивая на палец длинную льняную прядь. Из-под белой шифоновой блузки обольстительно светит алое кружевное бельё. Время от времени взгляд её падает на группу выпускников, где Валерка таращит бешеные чёрные глаза из-под густых бровей: не посягается ли кто на его подружку.
      Каждый год ломали голову учителя, с кем посадить роковую красотку Козлову, чтобы Валерка не взбесился. Девчонки Любку терпеть не могли, потому, что она считала своих одноклассниц соплячками недоразвитыми. Пацаны, не стыдясь, откровенно боялись: Валерка после уроков встретит - мало не покажется. Увидев тщедушную фигурку и толстые очки Соколовского, классная седьмого "Б", англичанка Елена Константиновна, возликовала: всё, пусть новенький с ней сидит: ему, полудохлому ботанику, и в голову не придёт рассматривать Любкины прелести, тем более - руки тянуть...
      ...Сашка вздрагивал на самом краешке стула, как мокрый щенок, которого хозяева-садисты выбросили на мороз. Зубы выстукивали частую дробь, утренний плов настойчиво просился обратно, все кости ломило, как при гриппе. Он прижал пальцы к запястью и начал считать пульс, поглядывая на быстро мигающее табло электронных часов, висящих над головой учительницы.
      Сто шестьдесят... Отчего же так холодно? Сто двадцать....Надо вспомнить, что говорил Карим. Восемьдесят.... От кого-то здесь, в классе, идёт страшный холод. Шестьдесят... Что это значит? Что-то ледяное, неживое...
      Пятьдесят ударов в минуту... Мертвое. Стоп. Сердце вдруг останавливается на несколько долших мгновений, потом снова стучит. Значит, он не ошибся...
      Сашка понимает - рядом смерть. Карим говорил: сам почувствуешь её, узнаешь. От старика тоже исходил дух смерти, но другой. Подобен был прохладному свежему ветерку. "Потому что время моё пришло, Искандер..."
      Здесь - совсем не то, чувствует Сашка. Безвременная смерть. Кто-то принёс её с собой. Вернее, кто-то здесь... Убийца?!
      Сашка закрывает глаза - так легче. "Кто это?" Голова сама собой поворачивается вправо, глаза открываются, и его взгляд встречается с тускло-голубыми, навыкате, жирно подведёнными глазами Любки Козловой. Плывёт волнами и звенит воздух...
      - Люба! Ты куда? - кричит Елена Константиновна.
      Класс гудит. Любка несется по коридору, ломая на бегу каблуки, не разбирая дороги, прямо к выходу из школы. Елена Константиновна дрожит от возмущения: надо же так обнаглеть. Козловой многое прощалось, ведь её родители делали учителям скидки в своём магазине, спонсировали ремонт, а отец Валерки Шамсутдинова сбывал буквально за копейки всякий таможенный конфискат.
      Но чтобы первого сентября, в самом начале классного часа!
      Седьмой "Б" не просто гудел. Седьмой "Б" буквально выходил из-под контроля: шуршал, топал ногами, двигал стульями, лопал розовые жвачные пузыри, болтал в полный голос. На последних партах затеяли потасовку. Елена Константиновна решила использовать безотказное в таких случаях средство - переключить внимание подростков на другой интересный предмет:
      - Ребята, теперь с вами будет учиться новый ученик! Соколовский Саша, выйди, пожалуйста, расскажи о себе!
      По своему учительскому опыту она знала: коллектив, почуяв свежую кровь, на некоторое время займётся новой жертвой: обнюхает, облает, по костям разберёт, разжуёт да выплюнет.
      Школьники для Елены Константиновны - тридцатипятилетней, расплывшейся во все стороны то ли от большой любви к пирожным, то ли от гормональных препаратов, то ли от сочетания того и другого - за десять лет работы так и остались чем-то вроде стаи хищных гиен. Каждый раз, заходя в класс, Елена Константиновна холодела при мысли, что сейчас на неё уставятся десятки пар ехидных, любую мелочь замечающих глаз. От волнения тщательно подготовленный урок вылетал у неё из головы. Минуты до перемены - вечность, особенно в начале года, когда мысли ещё сладко нежатся после отпуска. Скорее запереться у себя в подсобке без окон, где хранятся старые журналы и пособия; там, под запахи пыли и мышей, при свете засиженной мухами жестяной настольной лампы в стиле кабинета Ильича, достать из сумки заветные эклеры или слойки с повидлом и заглушить, затопить, похоронить в глубине желудка свой панический страх.... Ох, не любили Елену Константиновну местные усато-хвостатые твари: крошек им совсем не оставляла - жадина!
      Как и ожидалось, седьмой "Б" в полном составе уставился на Сашку. У Сашки всё ещё звенело в ушах и хотелось лишь одного сейчас - домой. Под одеяло - и спать! А вместо этого - попал под перекрёстный обстрел.
      - А-А! Ссы - козловский! Чё молчишь: зассал, да?
      - Ни хрена не видит - ещё и немой, что ли?
      - Да он по-русски не понимает!
      - А чё бритый, вши, что ли?
      Особенно старался рыжий пацан с первой парты второго ряда:
      - Фу! - символически дунул он в Сашкину сторону, изобразив, как новенький падает на пол от слабости.
      Елена Константиновна, не обращая ни малейшего внимания на выкрики, произнесла елейным голоском:
      - Что же ты, Саша?! Не стесняйся! Расскажи, откуда ты приехал! Ребята, Саша приехал к нам из бывшей советской республики Узбекистан, из города.... Как он называется, Саша?
      - М...*, - хрипло прошептал Сашка. Трудно было стоять прямо: его шатало, словно на сильном ветру.
      "Чурка!" - зловеще прошелестело по классу.
      - Тьфу! - с презрением плюнул под ноги рыжий, - Понаехали, черно...е!
      - Обкурился, что ли? - предположила одна из девочек, - Щас свалится!
      Елена Константиновна поняла, что перегнула палку. Вспомнив про Сашкин учёт у кардиолога, не на шутку испугалась - не хватало только скандала с родителями:
      - Садись, Саша! Думаю, у класса будет достаточно времени познакомиться с тобой поближе...
      - Даа! - плотоядно прошипел рыжий с первой парты, изобразив вампирский оскал.
      В воздухе кабинета, заполненном осенним солнцем и дыханием двадцати пяти человек, веяла неоформленная идея. Требовалось всего только одно слово, чтобы окончательно определить место Сашки в пёстрой мозаике седьмого "Б". Неожиданно мрачный тип с последней парты третьего ряда - Витька Лобов, по прозвищу Бизон - всё это время не отрывавшийся от ручной электронной игры, в которой замочил уже, наверно, пару миллионов летающих тарелок, поднял широко расставленные телячьи глаза из-под светлой редкой челочки на широком лбу:
      - ПрИдурь!
      Разморённому жарой классу просто в лом было изобретать что-нибудь позаковыристее да пообиднее.
      Как ни странно, кликуха немудрёная пришлась ко двору и прилипла к Сашке намертво. За годы учёбы появятся ещё две, но об этом пока не знал, ни сам Соколовский, ни его одноклассники.
      Англичанка ловко воспользовалась короткой паузой и вернула внимание столь ненавистной ей обезьяньей своры:
      - Тииии-ши-на! Исаев, сядь прямо, кому сказала! Быстро все дневники открыли! Записываем: до конца сентября на ремонт класса сдать...
      Перед глазами у Сашки плавали зелёные и фиолетовые круги. Он снял очки и с силой потёр переносицу. Сердце постепенно возвращалось к нормальному ритму, но кончики пальцев, всё ещё ледяные, слушались плохо, и ногти были фиолетовые.
      Сзади потянулась чья-то рука и немедленно ухватила очки за дужку. Сашка оглянулся, но, конечно, опоздал: пацаны уже, хохоча, перебрасывали их по рядам всё дальше и дальше. В конце концов, они оказались у полноватого, кудрявого блондина, с холёной физиономией - единственного на весь класс в костюме и при галстуке: обожаемого внука завхоз Исаев обязывал хотя бы первого сентября выглядеть, "как положено".
      Ванька торжествовал: нежданно - негаданно судьба преподнесла ему нынче сюрприз в виде новой жертвы, жертвы идеальной и, похоже, абсолютно безответной. В мозгу его уже, подобно фейерверкам, вспыхивали идеи - одна ярче другой. А поскольку больше всего на свете - после еды, конечно - Ванька обожал рисовать, то Сашкины очки показались ему вполне подходящим объектом для применения природного дара.
      - Ну, чё там, чё? - в нетерпении вертелся Сява-Упырь и всё старался заглянуть: что ж там за шедевр, мол. Но, когда, наконец, ещё даже не задребезжал школьный звонок, изнывающая от голода Елена Константиновна, не вытерпела:
      - Всё, можете пораньше уйти! Только ТИХО, я сказала!
      Класс взревел от восторга, и ринулся к двери, шаркая туфлями по линолеуму и поднятая ими пыль долго ещё клубилась в золотых лучах осеннего солнышка.
      Сява, для затравки, так сказать, ловкой подножкой устроил новенькому незапланированную сиесту, Ванька самолично поднял хиляка и даже бережно надел на Соколовского смешные его "лупарики", припечатав для верности медицинским пластырем к лысой голове.
      Последним из класса степенно вышел Витька Лобов, с презрением покосился на "придурь", но так ничего и не произнёс.
      Елена Константиновна поперхнулась: абрикосовое повидло из рогалика по-предательски капнуло прямо на подол, потому что из коридора донеслись тааакие вопли... Делать нечего - пришлось выйти. Что там успели натворить малолетние монстры?
      Сашка стоял посреди толпы и безуспешно пытался вырваться: двое крепких пацанов держали его под локти. Впрочем, зря они вдвоём: и одного-то для щупленького мальчишки с лихвой бы хватило. Ванька, раскланиваясь на четыре стороны, громко вещал, копируя визгливый тонкий голосок англичанки:
      - Ребя-а-а-та, вот это чмо зовут Са-а-ашенька Ссы-коловский! Теперь это чучело будет учиться в нашей шко-о-оле! Но он ни черта не видит, поэтому носит специа-а-альные очки, ребята!
      Новый взрыв хохота, казалось, мог бы расколотить все школьные стёкла. Елена Константиновна тоскливо оглянулась по сторонам: нет, нигде никого из учителей не видно, даже вездесущая техничка, которая так, бывало, и норовит по ногам проехаться грязной шваброй, как назло, испарилась.
      - Быстро прекратили, я сказала! Замолчали быстро, я сказала! Исаев, иди...
      - Иди в ж..., я сказа-аала! - очень похоже послышалось из толпы.
      - К директору все сейчас пойдёте, я сказала! - от волнения фраза - паразит так и засела в мозгу классной руководительницы и срывалась с языка помимо её воли.
      Ребятня только что на полу не валялась от смеха.
      - Э, тикаем! Валентина идёт! - вдруг выкрикнул кто-то: в другом конце коридора показалась высокая тощая фигура Валентины Ивановны.
      - Что тут у тебя, мальчик? Подожди, осторожней! Вот ведь хулиганы...
      Елена Константиновна всей тушей переминалась с ноги на ногу и чувствовала себя, как никогда, не на своём месте. Учительница литературы наклонилась над новеньким: тот сидел на полу и, морщась от боли, пытался освободить вывернутые назад руки: тонкие запястья были плотно прикручены друг к другу изолентой.
      - Что вы ахаете, Елена Константиновна? - раздражённо спросила она коллегу, помогая Сашке высвободиться, - Думать надо, как разрулить эту ситуацию! Потерпи! Ещё немножко! Вот так!
      - Да Вы на очки взгляните! - воскликнула англичанка, - Ой, нет, лучше не надо!
      Ванька Исаев, действительно, был талантливым подростком, и нарисованная на стеклах злополучных очков картинка заставила густо покраснеть даже двух взрослых, кое-чего в жизни повидавших тёток. Ювелирная работа, нечего сказать...
      - Исаев!
      - Ну, Исаев! Он у меня дождётся!
      - Вы уверены, Валентина Ивановна? - с заметной ехидцей поинтересовалась Елена Константиновна, когда они уже подходили вдвоём к каморке завхоза. Сашка, едва его освободили и худо-бедно почистили линзы, сказал, что его на улице ждёт Женька Вахрушин из седьмого "Б". У Валентины Ивановны несколько отлегло от сердца: Женька в обиду не даст. Но с завхозом поговорить всё же надо, и серьёзно. Совсем Ванька распоясался! Англичанке, похоже, все равно. Зачем такие, как она, только в школу работать приходят? Ни поговорить толком с детьми не умеет, ни разобраться никогда не пытается...
      - Такие жестокие дети пошли - прямо звери! Мне иной раз даже за себя страшно!
      - "Иной раз"? Да Вы что, Елена Константиновна?! Мир детей и подростков - это всего лишь калька со взрослого общества! Всего лишь...

© Библиотека МУЖЕСТВО ЖИТЬ 2015 - 2018 Сайт работает на HTML