Когда в душную и прокуренную кафедру приходит человек с улицы, он приносит невыразимое обаяние гласа вопиющего в пустыне… пройдёт время, он узнает побольше о правилах сего и оного университетского болотца и если не уйдёт обратно в подворотню, то освоит академическое косноязычие и начнёт чирикать так, как это принято в этих наперёд данных и заданных литературоведческих кругах — то есть хотя бы с указанием ссылок на труды прохвессоров и всех этих бесконечных доцентов с кандидатами…
Но вот этот первый момент «гвупых вопросов» и неправильных невежественных ответов на них, когда у седовласых, а точнее лысых учёных мужей и синечулочных дам, округляются глаза а вместо человечьих членораздельных звукув вылетает утиное кряканье, — вот этот момент, по-моему, он дорогого стоит… Кстати, если статистика не врёт, то большинство вошедших в мировую литературу золотых и прославленных имён не имеют филологического образования, а определённая часть из них — не иметт образования вообще…
Поэтому, Наталия, есть предложение, от котрого невозможно отказаться: давайте сыграем сию механическую пиесу в четыре руки на одном и том же фортепиане, то бишь — одном сайте… адажио с капприччио под названием:
УСЛОВНО-ИНОСТРАННЫЙ МИР
Наталия Матвеева: Насчет Ваших мыслей об условно-иностранном мире… Это безусловно интересная идея, и я, наверное, выскажу не очень глубокую мысль, но все же: Вы имеете ввиду такие книги, в которых автор переносит сюжет в любую другую, отличную от нашей, страну и представляет ее читателю через призму своего отношения и своих знаний относительно менталитета, характеров, традиций и особенностей культуры этой страны?
Петр Маркевич: Но всё же… Но всё же… В Золотой Век нашей словесности немыслимо было и помыслить, чтобы в центре произведения стоял иностранец, я уже не говорю, чтобы местом действия выбрать какую нибудь Датскую королевству, если это не только не очерки путешественника, типа Люцерн.
Первым кто нарушил эту негласную омерту, был Господин из Сан-Франциско … Впрочем, был ещё Инсаров, но это болгарин, это почти наш… Ну ещё Штольц, но опять же обрусевший немец… Модно пристегнуть и Наполеона из Войны и Мира, некоторая часть текста которого написана на французском. Если я чего-то подзабыл, не сомневаюсь, что читатель мне напомнит…
Ситуация коренным образом изменилась в Железном Веке нашей словесности буквально с первых шагов триумфального шествия Советской власти.
Запевалой на этом поприще вроде бы стала Мариэтта Шагинян с её неувядаемым Месс-Мэндом. Она никогда не была в Америке, но это не помешало ей написать весёлую и занимательную книжку, местами пародию, местами выспренную коммунистическую галиматью про Нью-Йорк с Лос-Анджелесом… Затем целый ряд других произведений, почему-то иной раз именованных памфлетами… Большевики стремительно завоёвывали Иллюзорный Мир (название романа Элеоноры Чарочкиной): Красный Граф посылал своих героев не только на небесную планету Марс, но и во вполне земляной Париж…
Вполне естественно на верхушку кроваво-коричневого айсберга литературу такого типа не допускали, но как чтиво во втором эшелоне подводного мира она спокойно существовала и процветала, навскидку — «Тайны войны » Юрия Королькова , » Атомная крепость » Ивана Цацулина , » Поджигатели войны » Льва Овалова , » гиперболоид » Красного Графа, оно конечно фантастика, но – опять же действие происходит за рубежом…
А вот в зарубежной литературе ситуация иная: уже в ХVII веке Шекспир ничтоже сумняшеся избирал место действия – Датское королевство, а Гамлет – принц не английский, а датских кровей… в других его трагедиях действие происходит в Древнем Риме… Впрочем, и по Англии родимой он писал, говорят, неплохо…
С началом перестройки » зарубежный тип творчества» значительно вырос и расширился вплоть до того, что понять кто такой писатель Джон Смит (Иван Бровкин по матушке или Фрося Бурлакова по батюшке?) — это понять было уже невозможно. Да никому это и не нужно было, главное было, чтобы текст легко проглатывался…
Наталия Матвеева: Или условно-иностранный мир — это тот мир, который может иметь место у нас под боком, просто он представляет из себя нечто такое, чего мы не знаем? Я имею ввиду, если на простом примере, какую-нибудь профессию, допустим, я вот плохо представляю себе работу инженера-проектировщика, и для меня это — условно-иностранный мир…
Петр Маркевич: Нуда, мать, вы просто гений! Это ведь тоже аспект темы. И на мой взгляд, немаловажный аспект нашего писательского ремесла… В 70-ые годы прошлого столетия после выхода на экраны «Калины красной» Шукшина крёстные отцы нашей мафии написали ему коллективное письмо, обвинив писателя в том, что он не знает на самом деле законов воровского мира. А если не знаешь, чего лапшу на уши людям вешаешь? Но зритель Шукшину простил, простил ему незнание «воровского закона» зритель всего лишь за одну-единственную фразу, прозвучавшую в знаменитом забытом кино:
«Народ к разврату готов!»
Амальрик тоже говорил об этом, но кто его услышал? А здесь диагноз (он же прогноз!) был обнародован на всю страну, и все немножко поняли, к какому коммунизму идём…
Мне кажется, писатель имеет право на определённое незнание (ну хотя бы потому, что всё знать невозможно), но оно должно уравновешиваться каким-то другим более глубинным знанием…
Возможно, я не прав…
Наталия Матвеева: Или это другая семья, которая, допустим, внешне выглядит вполне благополучной, а на самом деле люди каждый день борются за что-либо, за мир, за здоровье детей, за место под солнцем… Для меня любая семья — это совершенно другой, необъятный и неизвестный мир, который тоже можно было бы назвать условно-иностранным.
Петр Маркевич: Так получилось по жизни, что четыре семьи— наша с Моей Любимой Тигровой, семья моего брата, семья сестры жены, семья подруги жены. И все счастливые семьи абсолютно одинаковы; в них нет ничего не только иностранного, но и странного тоже. Тем более условного. А вот несчастные семьи… Чем больше втягиваешься в их жизнь, в их обстоятельства, тем чаще возникает вопрос: почему таке? И постоянно он остаётся без ответа… Непонятное стимулирует воображение, возникают различные гипотезы, которые потом при проверке оказываются элементарной чушью… Но всё равно интересно.
Наталия Матвеева: Сюда же, как мне кажется, можно было бы отнести и понятие души, как я думаю, душу любого человека можно сравнить с целым миром и по наполненности и по размеру, и как известно, душа каждого — потемки…
Петр Маркевич: Взаимоотношения нашего разума с «чужой душой» действительно могут стать предметом особого диалога отдельного… Например, каждому из нас наши личные сны кажутся весомыми, не так ли? Особенно если это кошмары… Особенно когда ещё находишься под впечатлением… Но когда я слушаю рассказ другого сновидца, то чаще всего я не могу понять: а что собственно там его так взволновало? То же самое ощущение, когда читаешь знаменитое произведение Ремизова — нуда, ну сны, ну и что?
А ведь сны, подсознание — фундамент души, и получается что они глубоко — разные у разных людей… Хотя я, может быть, скорее всего неправ…
Наталия Матвеева: А возможно, условно-иностранный мир — это лишь, в некотором роде, иллюзия. То есть нам всего лишь кажется, что мы не можем понять чего-то, не можем понять, например, особенности поведения той или иной субкультуры людей, нам кажется, что некоторые люди действуют совершенно неадекватно и их поведение не поддается объяснению…
Петр Маркевич: алаверды: спор православного с католиком, католика с мусульманином, иудаизм тож… Они никогда не убедят ни в чём друг друга. Как говаривал Карл Маркс: идеи — это вздор, это иллюзорный мир, но когда идеи овладевают людьми, нацией, толпой, то они меняют реальный мир… А это уже не иллюзия! Да ещё как меняют!!
Наталия Матвеева: Допустим, взять, хотя бы обычный пример — поведение детей-аутистов. Люди ничего о них не знают, немного опасаются того, что эти детки ведут себя иначе, имеют другое восприятие мира и по-другому реагируют на обычные жизненные ситуации, но на самом деле, эти дети — совсем не условно-иностранный мир. Если попытаться разобраться в основах их поведенческих реакций, то все становится более чем ясно и эти детки уже не представляются какими-то не такими, или неадыкватными к восприятию окружающей среды.
Петр Маркевич: Прочитал чьё-то высказывание: писательство — это контролируемая шизофрения; перевернул: шизофрения — это неконтролируемое писательство… Андроны едут…
У одной писательницы героиня страдает психическим заболеванием: когда к ней в гости приходят призраки (видимо, галлюцинации?), и она от страха начинает резать себе вены, призраки почему-то пугаются вида её крови и улепётывают со всех ног… Впрочем,…
Я не хотел бы углубляться в эту тему, не хотел бы «попытаться разобраться»; но зато высылаю вам книжку Ясперса «Стриндберг и Ван Гог». Хотя она написана давно, но мне кажется, что ещё никто точнее и адекватнее не охарактеризовал ситуацию…
Наталия Матвеева: Тогда, если мыслить с этой точки зрения, условно-иностранный мир, как мне кажется, можно даже назвать псевдо-иностранным миром.
То есть вы имеете в виду, что ТО
что мы не хотим понять, или нам не дают возможности понять, например, посредством Железный Занавес—это уже не условно-иностранный мир, а псевдо-иностранный мир?
Наталия Матвеева: А еще, возможно, условно-иностранный мир — это вообще понятие, которое не относится к чему-то конкретному в нашем мире: ни к другой стране, ни к людям, ни к душам… Возможно, это создание какого-то вымышленного мира, возможно, утопического для автора, или наоборот, обличающего все пороки современной жизни, в зависимости от цели произведения, как создание несуществующих в нашем мире обстоятельств, через которые автор может передать свою идею, свой внутренний вызов современности, или же передать какое-то важное для себя сообщение. В таком случае условно-иностранный мир в книге может перерасти в такой популярный на сегодняшний день жанр, как фэнтези. Насколько я поняла, ознакомившись с некоторыми книгами из этого жанра, в таких произведениях мир может быть вообще совершенно любой, и читателем он будет принят таким, каким он есть, без разговоров.
Петр Маркевич: В своё время формалист Тынянов написал такую ключевую фразу: «Содержание—это не вино, а форма—это не стакан». В принципе, он таким макаром где-то базировался, где-то отталкивался — на учении о внутренней форме Потебни… Мне кажется, наша с вами, Наташа, беседа идёт в русле именно этого литературоведческого течения… В своё время ощутив полную тупиковость соцреализма ряд деятелей его решили пойти вопреки и против течения; приравняв перо к штыку, они ничтоже сумняшеся отождествили форму— с винтовкой скажем так. Логика была железобетоннной: какая разница, в чьих руках винтовка—красных или белых, она должна стрелять… К чему это привело можно судить на примере фильма «приключения неуловимых». Взяв форму голливудского боевика, имущие власть члены партии моментально потеряли идейность и партийность. Они уже не понимали, почему большевики и коммунисты в своё время положили «Красных дьяволят» на архивную полку и всё это время не вытаскивали их из задников… Им каззалось: ух, как здорово! А ведь вместе с буржуазной формой пришло и буржуазное содержание… И моё поколение, воспитанное на этих фильмах—resp. Мёртвые с косами стоят! – сами знаете чего сделало моё поколение… Кстати, я лично одного года рождения с гайдарами, чубайсами и прочими явлинскими.
Возвращаясь к нашим баранам, я поддерживаю вашу мысль, но переформулирую её своими словами.
На вопрос вашей читательницы Галины: «Почему Русские писатели выбирают американских героев? На мой взгляд это нелепые книжки. Что русских имен и историй нет? Глупый сценарий сюжета. »
Априори: существует некое содержание (говоря словами Потебни «внутренняя форма»), некие идеи, некие вызовы, — чувства и эмоции, в конце концов, которые невозможно передать в форме произведения с героями Ивана Бровкина или Фроси Бурлаковой; и если автор пойдёт на насилие над собой (ну типа как Маяковский афишировал как он наступал на шею собственной песне — .-.=.-.— ), то его мессидж, его духовное послание не дойдёт попросту до читателя…
И вы ответили пусть не литературоведческими терминами, но верно: если до читателя не дошло, то это безусловно вина автора, не сумевшего ясно проявить скрытый мессидж…
Хотя распространение ваших произведений на пиратских ресурсах скорее об обратном—книги нашли своего читателя…
Наталия Матвеева: Если я мыслю не в том направлении и Вы имели ввиду нечто иное под понятием условно-иностранного мира, то я бы с огромным интересом и удовольствием узнала Ваше понимание этого понятия, и мы могли бы дальше «поразвивать» эту тему.
Петр Маркевич: Вне всякого сомнения, все эти проблемы обсуждались в интернете. И не один раз. Но благодаря вам Наталия Матвеева, они были собраны как бы в один пучок. Я думаю, что ни академическое литературоведение, ни тем более постмодернистическое не признают «Условно-иностранный мир» за отдельный жанр. А зря! Поэтому я думаю, что закономерно напрашивается и следующие очередные шаги в рамках нашей Библиотеки МУЖЕСТВО ЖИТЬ :
- Составление списка современных авторов, работающих в «жанре» «Условно-иностранный мир»
- Попытка выделить некоторые специфические черты, характерные для этого направления
- Ну и продолжение обсуждения произведений «Условно-иностранный мир» как читательское, так и литературно-критическое…