Любовно-фантастический роман

 

• Все авторские права на данный текст принадлежат
• Елене Александровне Саммонен (lena20-97@mail.ru)
• На сайте Библиотека МУЖЕСТВО ЖИТЬ этот текст размещён исключительно в ознакомительных целях

Роман об иллюзиях в профессии и в жизни. О семье, о любви. Есть философия, есть детективная линия.

Уютный дом  и мама рядом…
Растила на легендах вас.
Она чарует своим взглядом…
С нее начну я свой рассказ.

Пролог

***

Древняя легенда

Земли Лиственной пустоши скрылись за призрачной дымкой белого тумана. Река Литл, чистейшая из всех рек королевства, была спокойна и не бурлила, вздымаясь волнами, как во времена непогоды. Со стороны леса доносилось пение ночных птиц. Хозяйки из соседнего селения, приведя с лугов свой скот, верно, успокоились, обслужив своих кормильцев в хлевах.
Единственный в Лиственной пустоши дом, гордо стоящий особняком среди цветущей равнины, был преисполнен семейным уютом. Во дворе был идеальный порядок: большие земли изобиловали растительностью, плодовые деревья цвели, а в загонах набирали вес животные, которые будут кормить семью всю зиму. На лугу за калиткой в ряд стояли стога сена, как напоминание о прошедшем недавно сенокосе. У окон, в которых мерцал огонь свечей, цвела, распространяя божественный аромат, сирень.
Семья Ярвиненов, отужинав, собиралась в скором времени отойти ко сну. Маленькая Тарья, управившись с повседневными заботами, устроилась у камелька с шитьем. Она вышивала национальный узор на своей сатиновой рубашке – ей пора готовить приданое и она, в принципе, ответственно относилась к выполнению своей обязанности. Ее старшая сестра укладывала спать малютку Юхани. Он был очень болен и сон для него – это лишний повод на время забыть о своих мучениях.
Элиас, старший из четырех братьев, на ночь глядя, выдумал забавный фокус с разрезанием банкноты и ее восстановлением. Он от нечего делать любил заниматься подобными глупостями, но поскольку его увлечение никому не мешало, его в этом не упрекали.
Их мама в это время была в детской. Прекрасная Маритта, одетая в домашнее платье, сидела на краю кровати и в свете масляной лампы укладывала спать своих маленьких сыновей. Двойняшки Ильмари и Йоханнес, согревшись теплом друг друга, слушали рассказы матери об истоках своего рода. Мальчики, натянув на себя одеяла, самозабвенно окунались в предания далекой старины.
«Король северной страны по имени Олаф давно-давно начал захватническую войну против государства короля Магнуса…» – рассказывала женщина и, казалось, сама верила в эту историю. – «Но война затянулась на тридцать лет и оканчивалась не в его пользу. В день, когда войска короля Магнуса вошли в столицу и осадили его дворец, король Олаф понял, что его страна бьется в агонии. Королева Ингрид, его верная супруга, не желая умереть в постыдном плену, покончила с собой, совершив обряд древних викингов, чтобы попасть после смерти на пир к великому Одину. А король Олаф со своей юной дочерью были пленены врагами вместе со своей свитой. Их бросили в темницу и должны были казнить на рассвете. Принцесса Агнета, находясь в томительном ожидании смерти, страдала от того, что погибнет не только она, но и близкие ей люди. Мать она уже потеряла, и у нее никого не осталось, кроме отца и милого ей навек шута Хлодвига Славная Песнь. Уже смирившись со своей участью, она ждала рассвета. Внезапно в темницу влетела красивая птичка. Неизвестно, как она там оказалась, но птица своим пением скрашивала ее последние часы. Когда принцесса Агнета, растрогавшись, заплакала, птичка ударилась о землю и обернулась ее любимым шутом.  Он признался ей в любви и предложил сбежать. Взявшись за руки, они ударились о землю и обернулись белыми мышками. Через щели принцесса и шут пробрались в темницу короля, где снова превратились в людей. Предки Хлодвига верно служили плутоватому богу Локи, и тот в награду даровал им магические способности. Поэтому шут был колдуном, хоть и скрывал это от других до поры. Но сил на то, чтобы превратить короля в мелкую зверюшку и тем самым спасти его, у шута уже не было. Он попросил у Олафа благословения на брак с принцессой и, простившись с ним, обратил его в прах, чтобы враги не глумились над его телом. Снова превратив себя и Агнету в мышей, он сбежал с ней из темницы прямо перед казнью. Оказавшись на воле, они обернулись птицами и, взлетев высоко-высоко, скрылись за облаками… Таким образом, шут Хлодвиг Славная Песнь и принцесса Агнета, дочь короля Олафа Лихая Секира, положили начало новому роду, благодаря которому теперь есть мы, мои мальчики» – заключила Маритта, погладив любимого Ильмари по голове.
– Наши предки жили в Скандинавии, да, мама? Мы не англичане, а финны? – осведомился засыпающий Йоханнес.
– Все верно, мой сын, – проговорила женщина.– Мы саамы – это древний народ, живущий в современной Норвегии, Швеции, России и нашей родной Финляндии. 
– Вернуться бы туда и пожить хоть немножко на землях наших предков… – мечтательно произнес Ильмари.
– Мы не можем, мой родной… Уже не можем… – произнесла опечаленно Маритта, после чего, поцеловав сыновей, пожелала им доброй ночи и покинула их, погасив лампу.

Мистерия иллюзий

Мечтатель, юноша прекрасный
И гениальный лицедей.
Ты для Нее – любовник страстный,
Для братьев – кузница идей.

Часть I
Братство чародеев

Глава 1

Покидая Магистра

– Ну вот и настал час расставания, добрые братья Ярвинены, – говорила миссис  Баркер, целуя каждого из трех юношей, стоящих плечо к плечу. – Ну что, рады вернуться домой после столь долгого отсутствия?
– Миссис Баркер, вы стали для нас матерью, а мистера Баркера мы полюбили, как родного отца, – проговорил Йоханнес, погладив ее руку. – Ох, тяжело же нам будет привыкать целовать на ночь родную матушку, а не вас.
– А почему мистер Баркер не выходит попрощаться с нами? – спросил Ильмари, обратившись к своей названной матери.
– Он во дворе – сказал, что хочет преподнести вам на прощание скромный дар, который поможет вам в вашей работе, – ответила миссис Баркер, подавая Элиасу, старшему из братьев, кожаный плащ.
– Интересно, что же это? – произнес Йоханнес, заплетая прядь своих светлых волос в косу. – Неужели то дьявольское колесо, с которым мы показывали один из своих номеров в Саме-Тауне?
– Возможно, – загадочно улыбнулась миссис Баркер, погладив его по голове. – Йоханнес, сегодня ты особенно прекрасен. Или юные финны все так красивы?
– Не имею понятия, ведь из финнов я только несколько человек знаю – трое из них стоят перед вами, а остальных можно найти в Лиственной пустоши, близ озера Теней, – произнес с улыбкой Йоханнес, затянув кожаный пояс с медной пряжкой. – Ильмари, солнце мое, думаю, что нам пора. Элиас, ты взял котомку с запасом еды? Смотри не забудь – путь не ближний.
– Я уже обо всем позаботился – как видишь, большая корзина при мне, – ответил Элиас. – Не беспокойся, я не забыл.
– Ну, прощайте, – произнесла миссис Баркер, обняв напоследок своего любимчика Йоханнеса. Она, смотря далеко в будущее, уже предполагала, что этот красавец будет народным любимцем – наблюдая за ним на протяжении семи лет, Нелли Баркер сделала вывод, что этот юноша нигде не пропадет со своей яркой харизмой и умением пробивать себе дорогу. Что ж, выходит, что этот юноша – лучшая работа миссис Ярвинен, матери шестерых «финнят», как называла она братьев и сестер Йоханнеса.
Братья вышли из дома четы Баркеров, и, спустившись с крыльца, направились в сторону сарайчика – там их уже ожидал Магистр Адам, как они называли своего наставника, мистера Баркера. Йоханнес шел, держа за руку Ильмари – они всегда были не разлей вода и чувствовали друг друга так, как наверное, не чувствовала их родная мать. Конечно, ведь эти юноши родились в один день и час, их по праву называли двойней, а двойняшки, как известно – это две грани одной сущности.
– Я буду скучать по тетушке Нелли и Магистру, – проговорил сентиментальный Ильмари,  пустив слезу искренности.
– Не плачь, Солнце,  быть может, однажды они навестят нас или мы их, – сказал Йоханнес, приобняв брата.
А между тем они предстали перед  мистером Баркером. Магистр Адам был человеком тридцати девяти лет и обладал весьма приятной, но совсем не финской наружностью: густые, каштановые локоны вьющихся волос казались черными на фоне смуглого лица, плотное телосложение и воистину бычья шея, украшенная толстой золотой цепью – этот человек, казалолось, заимствовал с каждого из братьев по половине веса и роста, собственно поэтому юные финны казались малютками по сравнению с этим огромным англичанином.
– Ну что, мастера иллюзий… – проговорил он, оглядев каждого с ног до головы. – Вот и прошли семь лет, за которые я обещал сделать из вас профессиональных обманщиков.
– Нет, некрасивое слово, обманщики, – запротестовал Элиас. – Давайте лучше назовемся магами.
– Ну хорошо, старый обманщик слепил из маленьких, слепых щенков, настоящих людей и магов – думаю, ваша мать не будет поминать меня лихом, – продолжил Адам. – Я научил вас играть на публику, мы практиковались на сцене многих театров, вы умеете делать оборудование, необходимое для выполнения различных трюков, а главное, я выучил вас рукотворным чудесам. Если вам придется, а вам точно придется выступать без меня, не опозорите старого Баркера, не ударите в грязь лицом?
– Нет, магистр Адам, мы вас не подведем, – пообещал Йоханнес. – Мы с честью и достоинством пронесем через всю жизнь талант, дарованный нам Богом и мастерство, дарованное вами.
– Умница, Ландыш, не зря я лупил тебя по спине розгами – видишь, каким хорошим человеком вырос. Ваша мать будет счастлива, пожиная плоды моего труда и своего ожидания, – улыбнулся  Баркер. – На прощание я хочу подарить вам одну хорошую штуку…
Он указал на повозку, запряженную тремя конями. На нее был водружен огромный иллюзионный аппарат, который братья прозвали Дьявольским колесом – его суть состояла в том, что один из фокусников залезал туда, крутился там, как белка и, когда зал наполнялся бутафорским дымом, иллюзионист растворялся в нем, и колесо оставалось пустым. Причем иллюзиониста больше никто до окончания номера не видел. Обычно, исчезал старший Элиас – он любил эффектные трюки.
– Я подумал, что конь лучше, чем кобыла, – произнес Адам. – Не будете же вы гарцевать на лошади, когда захотите покататься по окрестностям Пустоши.
– То есть... Штиль, Викинг и Феникс теперь наши? – робко проговорил Ильмари.
– Они всегда были вашими. Неужели вы не помните, как ягод назад привел вас в конюшню выбрать себе по жеребенку? – спросил Адам.
– О, мистер Баркер… – воскликнул Йоханнес, разведя руками. – Это поистине шикарный подарок…Честно, я ожидал чего угодно, но об этом даже не мечтал!
– Да, конечно помним, – проговорилИльмари. – Просто я не ожидал, что вы нам их подарите.
– Ну я же мистер Непредсказуемость,  – сказал Адам. – Разгрузите по прибытию домой повозку и используйте их как хотите. Можете пахать на них землю, можете странствовать…Только кумыс пить не сможете.
Братья засмеялись, а Йоханнес произнес: «Спасибо вам, мистер Баркер, за столь щедрые дары. Каждый раз, когда я буду загонять Элиаса в это колесо или когда мы станем седлать этих добрых коней, мы обязательно будем вспоминать о нашем наставнике. Мы бесконечно благодарны вам за те знания, которые вы передали нам. Мистер Баркер… Вы навсегда останетесь в наших сердцах!»
– Я тоже буду вечно помнить своих финнят, – пообещал мистер Баркер. – Да, пока не забыл. Я договорился с Нью-Роутским театром, чтобы вас приняли на службу. Это не так уж и далеко от Лиственной пустоши – можно добраться до туда за час на конях. Можете начать становление на своем творческом пути там.
– Это тот театр, где мы впервые показали левитацию? – спросил Элиас. – На площади Мира, рядом с Музеем оружия?
– Да, – сказал Баркер. – В общем, вы не будете сидеть без работы. Найдете, где применить себя.
– Еще раз примите наши пламенные благодарности! – говорил Ильмари, сжимая ему руки. – Вы просто дали нам билет в жизнь!
– Не стоит благодарить, ведь это – моя обязанность, – сказал мистер Баркер. – Ну что ж, удачи вам, братья Ярвинены.
Они долго прощались со своим наставником, после чего, откланявшись, устроились в повозке, ожидающей их за воротами и отправились на Север – туда, где течет река Литл и простираются зеленые луга, где сплошной линией по левую сторону реки растут леса, а по правую длинной полосой тянутся высокие холмы… Это был их родной Лэнд-Крик, зеленый и вечно цветущий край. Там жизнь не останавливалась даже зимой – порой можно было наблюдать, как из снега на солнце лезет бутон небесного цвета, а в не застывающем озере плещется рыба. Элиас отлично помнил те места, ведь покидал он их, будучи уже юношей пятнадцати лет – до этого он получал домашнее образование у матери, которая в свое время выучилась всем наукам в одной финской гимназии. Маленькие Ильмари и Йоханнес до десяти лет воспитывались старшей сестрой, после чего  были отправлены вместе со старшим братом в Грин-Хилл на воспитание к известному иллюзионисту и педагогу.  Фокусник учил их актерскому мастерству и искусству иллюзий, а его жена, славная Нелли, обучала братьев игре на фортепиано и вокалу. Грамоте, счету и немецкому языку обучила их экономка дома Баркеров, фройлен Рохау. И вот, к семнадцати годам, двойня Ярвинен была весьма образованна и могла похвастаться прекрасным образованием. Что ж, имея такую благодатную почву для становления в обществе, можно заняться творчеством – тем, о чем они так долго мечтали.
– Йоханнес, Ильмари, вы еще помните, как выглядит мама? – спросил их старший из Ярвиненов.
Братья переглянулись, шепнули что-то друг другу и ответили:
– Очень смутно… Нет, хотя, не помним. Я помню, что она была рыжая, – сказал Ильмари. – Такая же рыжая, как и я.
– Завтра уже на рассвете мы увидим ее, – произнес Элиас, подгоняя коней.

Глава 2

Возвращение в Лэнд-Крик

Как и предсказывал Элиас, ближе к рассвету они уже увидели родные пейзажи. В половине пятого утра тройка запряженных коней достигла района Лэнд-Крик. До Лиственной пустоши оставался час езды. Элиас, держащий в руках вожжи, проговорил: »Ну что, парни, вы еще не проголодались? Может остановимся и перекусим? У меня в корзине рыбная запеканка и целая бутылка эля…». Но ответа не последовало. Тогда Элиас, сидящий спиной к братьям, остановил коней и оглянулся. Его лицо озарила слабая улыбка – то, что увидел Элиас, умилило его. На повозке, устроившись внутри дьявольского колеса и обняв друг друга, спали Ильмари и Йоханнес.  «Как спали бок о бок еще в колыбели, так и спустя семнадцать лет неразлучны даже на ночь… » – подумал он. –  «А как бежали за кэбом семь лет назад, когда мать нас оставила у Баркеров и отправилась домой одна…» – вспоминал с улыбкой Элиас, пригубливая эль.
Скоро кони ступили на пробуждающуюся после зимних холодов и метелей землю Лиственной пустоши. Снег едва растаял, обнажив желтую, пожухлую траву – дочь прошлой весны. Элиас пустил коней рысью, когда они ехали по лесной прогалине. Скоро лес расступился перед ними и Элиас увидел блики солнца над кронами деревьев – впереди река, главное только пересечь мост.
– Просыпаемся, ребята, просыпаемся! – будил Элиас братьев. – Нужно провести коней по мосту… Мост не выдержит повозку с людьми и тяжелым оборудованием.
– А что, уже Пустошь? – произнес Йоханнес, оглядываясь по сторонам.
– Уже час, как мы в Пустоши, – сказал с улыбкой старший Ярвинен. – Скоро мы будем дома.
Йоханнес и Ильмари нехотя поднялись.
– Эту штуку я предлагаю водрузить на плечи вам, а я поведу коней, – сказал Элиас, стаскивая с повозки колесо при помощи Йоханнеса. – Каких-то десять шагов придется помучаться, зато потом кони довезут его прямо до дома.
Преодолев испытание тяжестью, братья вновь уложили колесо на повозку.
– Мы хотим пройтись по родным землям пешком, – сказал Ильмари за себя и Йоханнеса.
– Хорошая мысль! – согласился Элиас. – Тогда я пройдусь рядом с конями – доведу их до наших дворов.
– Как думаете, Тарья нас еще помнит? – спросил Йоханнес, вспомнив о младшей сестре.
– Откуда? – усмехнулся Ильмари. – Ей было всего лишь восемь лет, когда мы уезжали. Мы не помним, как мама выглядит, хотя нам было десять лет на момент расставания, а она нас тем более не помнит.
– Ну а вдруг Тарья – исключение из правил? – предположил Йоханнес.
– Аннели, наверное, уже давно замужем… – проговорил Элиас. – Когда мы уезжали, ей уже двадцать пять лет было, того гляди бы и засиделась в старых девах.
– Не думаю, – сказал Йоханнес. – Если она тогда никому не нужна была, кому она бы понадобилась через семь лет? Помнишь, как однажды сорвалась помолвка  с одним англичанином из-за ее капризов?
– А ты не исключаешь того, что она могла измениться? – спросил Элиас. – Может, испугавшись одиночества, Аннели начала работать над собой и, в итоге, добилась того, что сломала свои стереотипы во имя благополучия?
– Да ну…Горбатого могила правит, как говорил один русский, когда мы гостили в последний раз у тетушки Хелены в Ювяскюля, – сказал Йоханнес.
– Этого русского звали Сергеем и он ее племянник по мужу, – с улыбкой проговорил Элиас. –Наверное, вся наша родня, кто остался в Финляндии, давно переженилась на русских, одна все таки империя.
– Не знаю… – произнес Йоханнес, взглянув на Ильмари, который в это время шел, понурив голову. – А помните Юхани?
– Конечно, как же не помнить нашего младшенького,  – с ностальгией произнес Элиас. –Помню, как он все время «задувал свечи» – казалось все ему, что мы горим. Юродивый… Жив ли он еще? Такие ведь долго не живут…
– Да что же ты его хоронишь? – воскликнул Ильмари. – Помнишь по соседству с Баркерами жил одинокий старик – он тоже был не такой, как все. Однако Малкольм дожил до шестидесяти трех лет!
– Всю правду мы узнаем уже через пару минут, – улыбнулся Элиас. – Вот он, дом семейства Ярвиненов.
Братья увидели перед собой участок земли, огороженный невысоким частоколом. На деревянной калитке, окрашенной бардовой краской, висел медный колокольчик – он возвещал о приходе людей в дом, когда те звонили, чтобы им открыли. Дом, где проживали члены их семьи, представлял собой скромное двухэтажное строение, выполненное из камня – по стене, что находилась на южной стороне, уже давно прошла трещина. И железный флигель в виде петуха скрипел, приводимый в движение ветром…Крыша была крыта осиновыми лемехами. Во дворе, прямо под окнами, росла сирень – правда она очень мало цвела за все время, пока упиралась своими раскидистыми ветвями в окна кухни. По двору важно расхаживал черный петух, ведя за собой своих жен – белых и пестрых курочек. Прямо под забором раскинулся участок земли, который весной и летом пестрил душистыми цветами.
– Сейчас, когда выйдут мама и сестры, я покажу им фокус, который выдумал недавно, – сообщил Элиас.
– Что за трюк? – заинтересованно спросил Йоханнес.
– Потом сам все увидишь, – сказал ему старший брат. – Немного погодя, я вас ему научу.
Элиас позвонил в колокольчик, и звон разошелся по всему двору. Они видели, как выглянула в окно мать, после чего, схватившись за голову, со счастливой улыбкой, она побежала на улицу, с нетерпением ожидая встречи с повзрослевшими сыновьями. Уже через одно мгновение братья услышали женские голоса – их встречала Тарья, Аннели и мама, восклицающая:  «О, какие… Какие вы уже большие… Йоханнес, Ильмари… Элиас уже совсем взрослый… Семь лет не видела вас… Как же вы изменились!»
– Ты тоже изменилась, мама, – сказал Элиас. – В лучшую сторону.
Пока Аннели, Тарья и их мать молча смотрели на них, любуясь ими после долгой разлуки, Элиас жестом фокусника достал из-за спины Ильмари искусственную белую розу. Все присутствующие удивленно улыбнулись. Еще больше отразилось удивление на их лицах,   когда роза повисла в воздухе. Женщины не на шутку испугались, когда Элиас поджог эту розу каминной спичкой. Роза вспыхнула ярким пламенем. В тот же момент огонь погас, и в руку Элиаса легла живая красная роза! Он вручил этот прекрасный цветок матери, после чего последовали нежные объятия и поцелуй.
– Волшебство! – прошептали сестры.
– Здравствуйте, мама, – поклонился Йоханнес матери. – Приветствую вас, мои сестры.
– Доброе утро, мои родные, – Ильмари поцеловал ручку Тарьи, после чего поклонился Аннели.
– А по-фински? – с улыбкой произнес Элиас, обратившись к братьям.
Поздороваться на родном языке было так же легко, как и на английском. В доме Баркеров юноши говорили на трех языках – между собой они общались на финском, помня его со времен жизни в родном доме. Братья вспоминали, как старшие разговаривали с соседями на английском со своеобразным акцентом, в то время, как между собой общались на прекрасном финском. Когда Ярвинены находились в обществе своих наставников, им приходилось говорить по-английски, а во время занятий иностранным языком с фройлен Рохау, юноши разговаривали на ломаном немецком.
На протяжении всего времени, пока они стояли во дворе, Ильмари и Йоханнес были бесстрастными. Эти женщины, хоть это и было больно осознавать, были им чужими.  Ильмари не поднимал на них глаз, будто стеснялся, а Йоханнес не сказал больше ни слова, чувствуя себя здесь явно лишним. Зато Элиас болтал с ними без умолку.
– Какие добрые кони! – проговорила Аннели, увидев на лужайке рядом с калиткой запряженную тройку.
– Это – дар нашего наставника, мистера Баркера, – сообщил Элиас. – Белого коня зовут Викинг – это конь Йоханнеса, этот черный красавец, Феникс, принадлежит Ильмари, а Штиль – мой.
– Куда же нам их поставить? – озадачилась мать. – У нас есть место в сарае, где раньше мы быка держали… Но там уместится только один конь… Еще никогда у нас не было столько живности… Сроду у нас денег нет, каждые пенни считаем… Думали сорвемся с места, уедем, выкупим самый плохенький домишко, отдаленный от цивилизации, займемся хозяйством и разбогатеем. Нет уж, не жили богато, так и нечего начинать…
– Ну мама, хватит причитать! – проговорила страдальческим голосом Аннели. – Наши мальчики приехали, мы их так ждали, а ты все о деньгах.
– Можно остальных коней поставить в стойло к нашей старой кляче, которую нам сбагрил сэр Элсуорт из деревни на окраине Лэнд-Крика, – предложила Тарья. – Если повезет, она к исходу года принесет нам жеребенка, которого можно будет в Нью-Роуте продать.
– А ты смышленая девочка! – воскликнула мать. – Я ведь до этого не додумалась… А если она принесет нам кобылу… Так это же золотая жила!
– Если захотите размножить лошадей, то берите Викинга – он самый красивый, – сказал Элиас. – Думаю, что Йоханнес против не будет.
Через некоторое время Аннели, поняв, что мать совершенно забыла обо всем, встретив сыновей, взяла инициативу в свои руки и пригласила уставших с дороги братьев пройти в дом.
– Мы сперва отведем коней в стойло? – спросил Элиас.  – Если вы  не возражаете.
– Нет, конечно не возражаем… Аннели, Тарья – разогрейте покамест еду в печи… – попросила мать.
– Да, мама, – сказала Аннели, уводя Тарью.
Миссис Ярвинен осталась во дворе. Она наблюдала за тем, как сыновья проводят через весь двор своих коней, оставляя повозку у ворот. Мать смотрела на то, как они скрываются за хозяйственными постройками, она слышала, как кто-то из них вскричал: «О, Боже, правый! Что это еще такое?!», когда к ним навстречу выбежал щенок лайки, живший в своей будке за баней. Видимо это был Йоханнес, которого трепали за подол длинного плаща. Она любуясь красавцами – сыновьями, когда те возвращались к ней, думала о том, что Элиас более ласков с ней, нежели двойняшки Ландыш и Солнце – традиция давать прозвища зародилась тогда, когда еще юный Элиас сравнил рыжеволосого Ильмари с оранжевыми лучами солнца, а блондина Йоханнеса, походящего на нежный весенний цветок, прозвал Ландышем. Она даже невольно сравнила Элиаса, этого живого, общительного молодого человека, чье присутствие источает тепло, с жарким пламенем, а Ильмари и Йоханнеса, этих неразговорчивых, отрешенных от мира сего мальчиков, которые ни разу за все время нахождения рядом не улыбнулись ей – со льдом, противоположностью пламени. « Как Ильмари и Йоханнес похожи внешне... Даже голоса почти одинаковые, но не характеры…» – подумалось Маритте.
Семья Ярвиненов расположилась за большим столом, который занимал почти всю кухню. На первое блюдо был подан калакейтто – рыбный суп в молоке, после чего братьев потчевали калалаатикко – за этим сложным названием скрывался обычный тушеный картофель с сельдью. На десерт же подали традиционный открытый пирог с ягодами черной смородины, залитыми сливками. Ильмари шепнул Йоханнесу:  «Ну и дрянь, это калакейтто… Помнишь, как Нелли готовила? Пудинг молочный каждый день ели, а тут ягоды сплошные… Вместо этой рыбной ереси суп с телячьими ногами… Неужели так каждый день будет?»
– Тише ты, – цыкнул он. – Мама обидится.
– Ты уже, наверное, замужем, Аннели? – спрашивал ее Элиас, уплетая картофель.
– О, нет, Элиас, не сложилось как-то, – проговорила она. – Не мой это удел, быть чьей-то женой. Тарье скоро жениха искать будем – ей уже пятнадцать, года через три займемся поиском подходящего кандидата. К тому же приданое уже давно готово. Но, думаю, что до этих пор нам следует женить тебя, ведь двадцать два года – это отличный возраст для мужчины, чтобы создать семью. К тому же Йоханнес и Ильмари уже тоже довольно взрослые…
– Я вам их не отдам для своднических опытов, – улыбнулся Элиас. – Семья у них займет слишком много времени, и они не смогут продолжить совершенствоваться в иллюзионном искусстве.
«Не вижу Юхани…» – шептал Ильмари Йоханнесу. – «Может, Элиас прав и его уже нет?»
– А где же Юхани, мама? – наконец заговорил Йоханнес. – Почему он не обедает с нами?
– Юхани обедает в своей комнате, отдельно от нас, – ответила мать. – Если хочешь, можешь зайти к нему – он сейчас не спит.
– Да, я обязательно загляну к нему…Чуть позже, – произнес Йоханнес.
– В июле вам нужно будет начать готовиться к посвящению в мир богов, – говорила Маритта. – В августе я поведу вас на капище, где вы примите нашу веру.
Ильмари и Йоханнес были напуганы ее словами. Какое еще капище и причем тут боги? Они, конечно, помнили, что мама и раньше не носила на шее традиционное распятие, но весть о том, что их хотят окрестить в сомнительной религии, совершенно расстроила их.
– Баркеры крестили нас в католической вере, – сообщил Элиас, показав ей свой медный нательный крестик. – Мы не предадим Иисуса Христа, ведь христиане никогда не принимали язычество.
– Я вам не разрешала этого делать, – в глазах матери засверкало негодование. – Если вы добровольно не будете почитать великого Вейнямейнена, то я вас заставлю.
– Прости, мама, но мы не примем твою веру, – сказал Элиас, и на том эта тема была закрыта.
После обеда все разбрелись по своим углам – Тарья ушла в свою комнату изучать «Калевалу», которую велела прочесть ей мать, Элиас со своей старшей сестрой и матерью вышли во двор, на террасу – там они пили второй раз чай, не напившись черного напитка после приема пищи. А Йоханнес как обычно остался с Ильмари. Они бродили по дому, вспоминая детство.
– А помнишь, как мы в прятки играли? – спросил Ильмари. – Мы все время в шкафу прятались, а Тарья нас искала.
Йоханнес будто не слышал его. Он смотрел в сторону диванчика, стоящего у стены, смежной кухне. Йоханнес вспомнил тот день, когда в последний раз видел отца. В тот день он, четырехлетний мальчик, сидел на том самом диванчике и листал красочную книгу. Он видел, как мать с отцом куда-то уходили. Аннели тогда не было дома – она ушла за несколько часов до них, а куда – неизвестно. Вечером мать вернулась с Аннели, но без отца… Обе были спокойны, будто ничего не произошло. На вопросы, касаемые того, куда делся отец, они либо не отвечали, либо отмахивались, мол, у него отныне другая семья. Но с чего бы это? Уходили из дома – он был их домочадцем, вернулись – уже не их отец и муж…Эта история была окутана тайной не только для Йоханнеса, но и для всех братьев.
– Йоханнес, ты слышишь меня? – спросил его Ильмари, когда тот не ответил на предыдущий вопрос.
– Извини, задумался…
– Смотри, как ярко солнце светит! Давно такого не было… Все тучи, да тучи…
– Да, я вижу.
– Не думаешь, что это знак? – спросил тот, подведя его к окну. – Это рассвет нашей новой жизни в Лэнд-Крик, которая обещает быть яркой и наполненной запоминающимися событиями!

Глава 3

Господа Лицедеи

Весна 1907 года выдалась довольно жаркой для северных районов Англии – почки на деревьях стали распускаться еще в марте, в начале апреля окончательно сошел  снег, которого было этой зимой не так уж и много. В мае холмы Лиственной пустоши, что расположились на правом берегу реки Литл, бурлящей чистейшей водой, пестрили дикими цветами: желтым ковром легли на зеленую землю цветы мать-и-мачехи, голубым платком укрыли высокие холмы незабудки. Зеленел майоран, который должен был зацвести в июле. В лесу, на другом берегу реки, все ночи и дни пели птицы на разные голоса: соловей заливался трелью, а старый ворон, словно чувствуя мелодию природы, каркал, когда тот умолкал – своеобразная полифония в исполнении птиц. Недавно прилетели дикие утки, облюбовавшие озеро Теней для временного пристанища – словом, с приходом весны Лиственная пустошь ожила.
Обитатели единственного дома в Лиственной пустоши, где, несмотря на красоту природы, никто почему-то не селился, проживали свою жизнь вдали от шума промышленного городка Нью-Роута. Раз в неделю Аннели ездила на коне Элиаса в город, чтобы закупиться на Торговой улице провизией,которой хватило бы еще на семь дней. Тарья с утра и до вечера упорно занималась с матерью – та стремилась дать ей домашнее образование, достойное поступления в педагогический колледж Нью-Роута. Юхани круглые сутки сидел в своей комнате. Несколько раз в сутки Аннели приносила ему еду, стараясь, чтобы она была вкусной и полезной, ведь о Юхани в семье заботились больше всего. Вечером они выходили во двор подышать свежим воздухом. Элиас, Ильмари и Йоханнес поняли, что их мечта стать иллюзионистами в ближайшие годы не может осуществиться. Год назад, едва привыкнув к дому и членам семьи, которых они так долго не видели, братья отправились в театр Нью-Роута предлагать свои таланты его руководителю. Ярвинены были уверены, что уже через неделю они будут давать свои шоу, показывать зрителям чудеса, как это было во времена их жизни у Баркеров. Однозначно у них все получится, ведь у братьев было большое преимущество перед остальными артистами: во-первых, никто кроме них не учился у известных педагогов – основную массу участников театральной труппы составляли самоучки. Во-вторых, в городе, да, собственно, и во всей Англии не так уж и много фокусников – братья знали только двух: своего Магистра Адама и Джима Баррета, который и не был иллюзионистом как таковым. Он устраивал зрелищные шоу с красочными костюмами, игрой теней и света, но сами его трюки были примитивными – побывав на одном из его шоу, Ильмари сказал Йоханнесу, когда они шли с площади Мира, где все происходило:  «Я бы постеснялся показывать этот фокус…Так все просто! Он бы еще зайца из шляпы вытащил!»  Ну и третий аргумент, почему их должны были безоговорочно взять на работу в театр – это тот факт, что мистер Баркер уже замолвил там о них слово. Однако  все было не так просто. Когда братья пришли к господину Ропперу, руководителю театра, им было сказано, что иметь своих иллюзионистов театру нет никакой выгоды – в городе уже есть фокусник и вряд ли его публика плавно перекочует в их театр, чтобы посмотреть на умения «совсем еще зеленых пацанов, которые едва начали свою деятельность», – как выразился Роппер. Проще говоря, им отказали. Когда уже совершенно раздосадованные, они собирались уходить, господин Роппер сказал:  «Но я могу вас взять в этот театр актерами – у нас недобор в труппу».  Им ничего не оставалось, как просто согласиться, ведь работать актерами – это лучше, чем жить за счет матери.
И, хоть братья были разочарованы тем, что не смогли применить свои истинное предназначение на деле, они были рады тому, что их приняли хотя бы на должности актеров. С тех пор каждый день, практически без выходных, братья седлали ранним утром коней и, покидая Лиственную пустошь, отправлялись в Нью-Роут. Оставив Викинга,Феникса и Штиля на лугу близ леса, что раскинулся в полумилях от города, они еще двадцать пять минут шагали пешком до театра. Первое время Ярвинены были не слишком нагружены работой – роли их сводились к нескольким выходам и паре слов. Ильмари невзлюбили с самого начала – увы, бывает так, что у некоторых людей на лбу написано, что их следует гнобить, что и побуждает вышестоящих господ типа Роппера к действиям. Ему давали самые незначительные роли в массовке. Элиас зачастую получал роли второго плана. Однако, среди Ярвиненов был тот, кто полюбился публике и художественному руководителю с самого начала. Им был харизматичный Йоханнес, поначалу играющий в простеньких пьесках наравне с братьями. С течением времени способности Йоханнеса к лицедейству раскрылись и стала понятна сущность его амплуа: благодаря своему юному возрасту, нежным, воистину женским чертам лица и бархатистому голосу, Йоханнес стал часто получать роли молодых любовников. Вскоре он получил свою первую главную роль в постановке МакДауэлла «Во веки веков».
– Выскочка, – шептались между собой другие актеры не без зависти. – Только пришел, а уже получил главную роль – не иначе, как приходится родственничком нашему Ропперу.
– Я так рад за нашего Ландыша, – признался Ильмари старшему брату. – Если меня гнобят, так пусть хотя бы ему дадут путь в искусство.
А сам Йоханнес был глубоко несчастен, разыгрывая трагедии перед залом. Он так хотел демонстрировать людям чудеса и, наверное, продал бы душу дьяволу лишь за то, чтобы вернуться в славные времена, когда они с братьями демонстрировали искусство иллюзий под началом Баркера. Вот бы еще раз услышать прокатившееся по залу «Ах!», знаменующее удивление зрителей, увидевших чудо… Единственное, что утешало его – это поощрения Роппера, который выплачивал ему дополнительную сумму денег за главные роли. Недавно произошло то, что приятно удивило Йоханнеса и польстило ему. В тот субботний вечер в зале собралось очень много людей, как часто бывает по выходным. В первых рядах сидели сильные мира сего: главный судья Нью-Роута мистер Смит, бизнесмен Уолтер, мэр города Чарльз Чедвейк, владелец ателье женской одежды Фред Лоу и его юная дочь Линда. На галерке устроилась нищета, жаждущая зрелищ, а на балконе сидели лорды и титулованные военные. В то время, как все актеры нервничали из-за того, что им придется выступать перед такими серьезными людьми, Йоханнес был спокоен, ведь он плохо знал этот город и уж тем более не разбирался в чинах зрителей. За три часа до выступления,после генеральной репетиции, он прилег на диванчик в гримерке – Йоханнес любил поспать перед тем, как выйти на сцену. Спустя два часа его разбудила гримерша.
– Мистер Ярвинен, давайте я вам помогу с гримом? – предложила она в то время  как многие из актеров сами наносили на свои лица грим. Конечно, ее одной не хватало на целую труппу лицедеев.
– Спасибо, Мэйда, но я сначала хотел бы выпить чашечку кофе, – сказал Йоханнес. – Где турка?
– Я только что варила кофе для себя, и там много осталось – думаю, на чашку хватит.
Пока Йоханнес пил кофе, Мэйда, эта молодая женщина с утонченными манерами, беседовала с ним, устроившись рядом.
– У вас, наверное, в семье все артисты, – говорила Мэйда.
– Нет, только я и двое моих братьев, – ответил Йоханнес. – Причем мы не выбирали свою стезю.
– Никогда не видела такого, чтобы люди не по своей воле выбирали, кем им быть по жизни, –проговорила Мэйда.
– Не мог же я в возрасте десяти лет знать, кем хочу стать в будущем, – сказал Йоханнес. – Мать нас отправила на учебу к одному педагогу и артисту, когда мы были еще мальчиками.
– А почему она решила выучить вас актерскому ремеслу? Ведь для мужчин предусмотрено больше привилегий и, если ты рожден в мужском теле, то волен выбирать между большим количеством профессий, чем женщина…
– Потому-что наш учитель, несмотря на свое громкое имя, был скромен и брал меньше денег за наше содержание, чем просили другие педагоги, – ответил Йоханнес. – Мы живем бедно и это чудо, что нам выпал шанс получить образование.
После кофе они занялись последними приготовлениями перед спектаклем. Йоханнес надел прекрасный костюм семнадцатого века: белый кальсес – средневековый аналог современных брюк, обтянул его стройные ноги, тело укрыла камиза того же цвета, поверх которой был надет бардовый камзол, расшитый золотыми нитями. И туфли на невысоком каблуке, натертые до блеска…
– Полагаю, что волосы следует уложить фиксатуаром…– сказала Мэйда. – Мистер Ярвинен! Вы похожи на принца!
– Опять этот воск! В прошлый раз я его едва смыл со своей головы! – ответил негодующе Йоханнес. – Мэйда, ты ведь не скажешь, что нужно еще нанести на волосы бриллиантин?
– Он придаст блеск вашим волосам…
Йоханнес, хоть и негодовал, все же согласился на любые эксперименты со своей внешностью.
– Радуйтесь, что ваш персонаж, если верить книге, обладает светлыми волосами, –проговорила Мэйда, слегка подведя ему глаза черным карандашом. – Иначе я бы предложила вам парик.
– Звучит, как угроза, – улыбнулся Йоханнес. – Звонок… Мне пора. Лэрд Атолл, хозяин имения на границе Шотландии и Англии вас покидает. Мое почтение, мистрис Мэйда.
– Удачи вам, лэрд, в покорении женских сердец! – дружески обняла его Мэйда.
Отыграв спектакль, Йоханнес вернулся в гримерную комнату со своей партнершей по роли. Ею была шестнадцатилетняя Лэттис, дочь потомственных актеров.
– По-моему, наш поцелуй произвел фурор на романтически настроенных зрителей, – сказала Лэттис, снимая со своей шеи тяжелые бусы. – Видел, как мисс Лоу,сидящая в первом ряду, смущенно опустила глаза? И почему все, кто помоложе, краснеет, когда на сцене разыгрывают любовь?
– Любовь всегда была чем-то, что доступно лишь избранным, посвященным… Это что-то интимное, это то, что обычно не выставляют напоказ, – сказал Йоханнес. – Знала бы ты, как я первое время заливался краской, когда мне приходилось целоваться с партнершами. Своеобразная издержка профессии. И вообще, я мечтаю сыграть гениального злодея…А мне все дают роли любовничков. Да, и кто такая эта твоя мисс Лоу, с которой ты мне уже прожужжала все уши?
– Ты не знаешь мисс Лоу?! – удивилась Лэттис. – Это же дочка Фреда Лоу, самого богатого человека в городе после мистера Чедвейка.
– И что из этого? – равнодушно произнес Йоханнес, устроившись в кресле у зеркала. – Мне это ни о чем не говорит.
– Ну тебе может и не говорит, но я была на званом ужине в их доме, – сообщила юная лицедейка. – Моя матушка – ее любимая актриса и нас пригласили на прошлые именины мисс Лоу. По просьбе госпожи Лоу, в ателье ее отца нам сшили роскошные платья в знак почтения нашего таланта.
В этот момент железная дверь комнаты приоткрылась, и в нее вошел немолодой господин во фраке. Он держал в руках огромный букет красных роз.
– О, боже правый! – прошептала Лэттис Йоханнесу, который продолжал сидеть спиной к ней с самым бесстрастным выражением лица. – Это же мистер Чедвейк, мэр нашего города… У него в руках огромный букет… Неужели это мне? О… Не думала, что расположу к себе такую персону.
Однако, господин Чедвейк, поклонившись Лэттис, которая расплылась в улыбке и предвкушении хвалебных речей в ее адрес, проговорил:  «Извините, мадам…Вы не подскажете, где я могу найти мистера Ярвинена?» Улыбка исчезла с лица разочарованной девушки.
– Какого именно? – растерянно произнесла она.
– У вас их что, очень много?
– Их три человека: Ильмари, Йоханнес и Элиас. Вам кого именно нужно увидеть?
– Йоханнеса. Юноша, сыгравший главную роль в сегодняшнем спектакле – это ведь он? –неуверенно осведомился Чедвейк.
В это время Йоханнес, не желающий ни с кем разговаривать, опустил голову и устремил взгляд в пол, стараясь скрыть лицо. Вот уж чего ему хотелось меньше всего, так это вести разговор с совершенно незнакомым человеком.
– Вам очень повезло, что он еще не уехал, – ответила Лэттис, выходя из комнаты. – Вот он, мистер Чедвейк, – и девушка указала на сидящего у зеркала Йоханнеса.
Йоханнесу пришлось повернуться к пришедшему. Он даже не соизволил встать – если этому человеку что-то нужно, то пусть присядет и поговорит с ним наравных.
– Добрый вечер, мистер Ярвинен, – произнес Чедвейк, сняв с себя шляпу и поклонившись. – Позвольте мне выразить свое почтение к вашей персоне. Хочу сказать вам, что вы –  превосходный актер. Я видел многих артистов, но настоящим лицедеем могу назвать лишь вас. Я едва не растаял от наслаждения, когда  услышал, как вы исполняете серенаду под окном юной Алисы. Примите же этот  скромный дар в знак моего почтения…
Он вручил ему букет роз. Йоханнес был удивлен и растерян: ему, едва перешедшему порог детства и ступившему в юность, кланяется и дарит роскошный букет такой солидный господин, признающийся в своих симпатиях к нему. Конечно, это немало польстило ему – значит, Йоханнес и правда хороший актер. Однако, скупой на эмоции, он не рассыпался в благодарностях и лишь проговорил, слабо улыбнувшись:  «Спасибо, мне очень приятно слышать похвалы в свой адрес. Буду совершенствоваться и стану еще лучше».
– Прежде чем я уйду, мне хотелось бы пожелать вам творческих успехов, – сказал Чедвейк, сжимая его изящную руку в своей огромной ладони. – Я буду счастлив видеть вас и дальше на этой сцене.
– Благодарю, – ответил Йоханнес.
Когда Чедвейк ушел, в комнату вернулась Лэттис, стоящая до этого за дверью. Она застала Йоханнеса, задумчиво пересчитывающего розы в букете. То ли он пересчитывал розы, то ли просто касался их мягких лепестков, но было очевидно, что приход столь знатной особы не особо впечатлил его. Или впечатлил, но Йоханнес не подал виду.
– Ну ты счастливчик! – восхищенно произнесла она. – Тебе благоволит самый известный и богатый человек в городе! Какой букет… Да тут не меньше сотни роз…
– Мне так надоело все это… Я не хочу быть актером… – признался Йоханнес. – Этот грим, эти монологи и реплики… Не мое это ремесло…
– А чего же ты хочешь, Йоханнес? – вкрадчиво спросила она.
– Иллюзий… – проговорил Йоханнес, встав с кресла. Он отдал букет девушке. – Не дело это, мужчине держать в руках огромный букет роз. Ты на фоне этих роз становишься еще прекраснее – возьми их себе.
Он, молча, вышел из комнаты, прихватив с собой свои вещи. Переодевшись, Йоханнес оставил сценические одеяния у костюмера и вскоре покинул театр. Дойдя до лугов, он оседлал своего Викинга и, пришпорив его, пустился в сторону Лиственной пустоши, рассекая тьму позднего вечера…

Глава 4

Пленившая сердце

– Мама! Я тебе сейчас сообщу такую новость! – воскликнула Тарья, влетев в дом.
– Что, Тарья?! – произнесла мать, которую держали в интриге. – Надеюсь, ничего не случилось дурного?
– О, нет! Напротив – все очень хорошо, – говорила девочка, сияющая улыбкой. – Наша старая кобыла принесла жеребенка! Мы с Аннели были сейчас в ее стойле – видимо она родила еще ночью. Мама! Она принесла лошадку! Ты понимаешь, как нам повезло?!
– Не зря мы привели к ней год назад Викинга, – довольно улыбнулась миссис Ярвинен. – Вот повзрослеет лошадка, приведем к ней Феникса или Штиля… И можно будет заняться коневодством! А это – воистину золотая жила! Пойдем же посмотрим скорее на жеребенка!
В этот момент на кухню зашли Ильмари и Йоханнес. Оба были уже умыты, с иголочки одеты и надушены прекрасным парфюмом. Они намеревались выпить по чашечке чая, прежде чем идти в театр.
– Только побыстрее пейте свой чай, – сказал им Элиас, который был  готов сорваться с места и отправиться в Нью-Роут прямо сейчас.
– Ну куда ты торопишься? – сказал ему Йоханнес, наливая в чашки заварку. – Все равно они начнут репетировать в девять часов… А сейчас еще только половина седьмого.
– Мы должны отыграть еще совместные сцены, – говорил Элиас. – Полагаю, что будет лучше, если мы начнем раньше.
Йоханнес, заметив суетившихся мать и Тарью, активно общающихся между собой, спросил: »Чего это вы с самого утра суетитесь?»
– Твой Викинг сегодня ночью стал папашей! – радостно объявила Тарья. – А ты только узнал об этом!
– Да, очень сильно меня беспокоит изменение в его семейном положении… – равнодушно ответил Йоханнес, сделав глоток из чашки. – Скажи лучше, кого принесла кобыла? Если жеребца, то, очевидно, мы получим неплохие деньги от его продажи, ну а если лошадь… То вырастим нашей старой кляче достойную замену. Главное только, чтобы эта древняя кобыла не сдохла до тех пор, пока вырастет ее отпрыск.
– У нее лошадка! – сообщила мать. – Это даже лучше. Представь, сколько она еще принесет потомства за свою жизнь!
– Аннели предлагала назвать малютку Ночкой, ведь родилась она тогда, когда все спали, – сказала Тарья. – И окрас у нее черный, как ночной небосвод.
– Ильмари, уж не изменяла ли наша кобыла моему белому Викингу с твоим черным Фениксом? – усмехнулся Йоханнес. – Я ведь не видел, кого вы приводили  к ней – может и учудили чего.
– Нет, Элиас настоял на твоем коне – он сказал, что от него будет самое красивое потомство, ведь остальные кони уступают твоему в красоте.
– Слава богу, что в красоте, а не в здоровье, – сказал Йоханнес. – Хороший же подарок нам сделал Магистр.
– Вы все? – спросил торопливый Элиас, обратившись к братьям, устроившим себе после  вкусного завтрака чаепитие.
– Да, – сказал Йоханнес, встав с места. – Пойдемте уже.
Их кони скакали бок о бок друг с другом, и Элиас на ходу разговаривал с братьями.
– Вам не кажется, что наши умения рискуют стать бесполезными? – спросил он.
– О чем ты, Элиас? – спросил Ильмари.
– Мы семь лет учились искусству иллюзий, а сами вот уже год играем в театре, исполняя роли пажей и бродяг.
– Говори за себя, – сказал Йоханнес. – Сегодня я играю фаворита королевы. Послезавтра сойдусь в дуэли с поэтом-романтиком, которого сыграет Ильмари. Паж и бродяга – это ты.
– Наконец-то мне дали нормальную роль после этих унизительных ролей в эпизодах, – сказал Ильмари. – А Элиас не только бродяжка и слуга – в новом спектакле он сыграет нашего секунданта.
– Так я к чему это говорю…– произнес Элиас. – Если нам не дают возможности выступать со своими шоу в театре, то давайте подадимся в народ. Нужно выбрать день, когда никто не занят в спектаклях и выйти с утра-пораньше на Торговую улицу – самое оживленное место в городе. Покажем прохожим чудеса!
– Мы с Ильмари по средам не заняты, – сказал Йоханнес. – Ты, вроде бы тоже… Но к любому фокусу надо долго готовиться – это тебе не двойку из колоды в тридцать шесть карт вытащить.
– Так я и не предлагаю слишком сложных фокусов – для них оборудование нужно, а вот что-то наподобие этого можно показать.
– Неплохая идея, – сказал Йоханнес. – Только не приняли бы нас за чудаков – редко увидишь, чтобы три человека просто так, будто на прогулке, у всех на глазах превращали воду в жидкость изумрудного цвета.
– Баррет, этот шарлатан, считающий себя настоящим иллюзионистом, устраивает же на площади Мира свои представления и никто его не считает чудаком. А мы чем хуже? – сказал Элиас.
– Отлично, тогда я первое свое выступление без наставника посвящу своей Жанне, – сказал Ильмари.
– Когда уже ты нам ее представишь? – спросил Йоханнес. – Полгода уже проводишь с ней выходные, обедаешь с ее родителями, уезжаешь по субботам с ними в деревню на озеро… Нам столько рассказываешь о ней, а мы даже не знаем, как она выглядит.
– Я еще не успел сообщить вам о том, что пригласил ее сегодня к нам, – сказал Ильмари – Матери я вчера об этом сказал, а до вас, видимо, эта новость еще не дошла.
– А когда ее ждать? – спросил Элиас.
– Сегодня вечером, – ответил Ильмари. – Она придет со своими родителями – я хочу познакомить их со своей семьей.
– Похоже у вас все серьезно…– произнес задумчиво Элиас. – Я думал, что вы просто дружите.
– Я тоже так думал, – улыбнулся Ильмари. – Но все зашло слишком далеко. Я люблю ее и хочу сделать своей женой.
Добравшись до города, братья увели коней на луга и отправились в сторону театра. Оказавшись в гримерке, Йоханнес проговорил:  «В зале – пусто, на сцене никого нет. Как всегда мы явились на час раньше и просидим, ожидая начала репетиций. Лучше бы я поспал дома лишний час! Если тебе, Элиас,  нечего делать, так зачем ты нас сюда тащишь раньше времени?!»
– Сейчас прогоним эпизод дуэли, пока сцена свободна, – сказал он. – Подожди нас здесь – мы с Ильмари сходим к реквизитору за шпагами.
– А один ты не можешь принести пару шпаг? – спросил Ильмари.
– Ты сходишь и найдешь кого-нибудь из участников спектакля – нужно еще раз удостовериться, нет ли изменений, ведь бывает так, что некоторые сцены вырезают.
– Как будто они знают больше нас о предстоящем спектакле. Если бы что-то изменилось,   нас бы всех собрали и сообщили нам об этом, – сказал Ильмари.
– Но все же уточнить не помешает, – ответил Элиас, настояв на своем.
Пока братья отсутствовали, Йоханнес изучал рабочий материал гримерши Мэйды: множество печаток туши, теней, баночки с пудрами и пакетики из плотной бумаги с бутафорской кровью. Последнее привлекло его больше всего. Мгновенно в его голове пролетела мысль:  «Устрою братьям театр…» – подумал он, лукаво улыбнувшись.
– Все готово, пойдем, – в гримерную комнату пришел Ильмари, чтобы позвать брата. – Элиас нас уже ждет.
Йоханнес с большой неохотой поплелся за ним – несмотря на талант лицедея, в нем был еще большой потенциал лентяя. Он был из тех, кто без устали мог заниматься любимым делом, но то, что было для него постылым, но нуждающимся в исполнении, давалось ему слишком тяжело. Уже через десять минут репетиция шла полным ходом. Йоханнес, забыв на время о своем отвращении к актерской деятельности, вел диалог с оппонентом.
– О, Амадео! Быть может, ты еще одумаешься? Наша дружба бьется в агонии, но ее еще можно спасти! Брось шпагу! Прошу тебя… Я не хочу биться с лучшим другом! – умоляюще, со слезами на глазах, но со взглядом суровым, решительным, говорил Йоханнес.
– Ты убил нашу дружбу, пытаясь растоптать мое счастье! – холодно произнес Ильмари, опершийся на шпагу, лезвие которой воткнулось в пол. – Шарль, между нами все кончено. Я обязан спасти честь своей невесты, омыв руки кровью того, кто посмел покуситься на ее неприкосновенность! Защищайтесь, мсье Дюморье.
И началась дуэль. Братья умело фехтовали, стараясь проткнуть друг друга, чтобы восстановить справедливость. Это было так естественно, что Элиасу на один миг показалось, что он и правду секундант бывших друзей, которые сошлись в поединке за честь женщины.
– Хорошо! Вот если так же сыграем послезавтра, то я уверен, что за кулисы нас будут провожать шквалом аплодисментов! – восхищенно произнес Элиас. – Ну что, я полагаю, мы заслужили чашечку крепкого чая с пирожным, а может, чего и покрепче. Пойдемте же в гримерку – наверняка уже пришла Мэйда. Она составит нам хорошую  компанию.
– Вставай, покойничек, – с улыбкой проговорил Ильмари. – Твой убийца снова превращается в твоего брата и, по моему велению, воскресни! – он поводил руками над братом, изображая колдуна.
Однако Йоханнес не встал. Ни один мускул не дрогнул на его лице, не шевельнулись его руки и не приоткрылись веки…
– Он еще не вышел из образа, – заметил Элиас, стараясь сохранить серьезное выражение лица.
– Смотри… – с ужасом проговорил Ильмари, увидев, что на темно-синей рубашке Йоханнеса расцвел алый цветок. – Я… Неужели я перестарался… Господи, я его убил!
– Ландыш! Нет… Не может быть! – Элиас упал на колени перед телом брата. – Он весь скорчился, когда ты коснулся его шпагой… Значит, это была не игра…
– Йоханн… Нет, ты не можешь… Я не смогу жить без тебя… Господи… Я же всю жизнь себя винить буду… – плакал Ильмари, обняв обмякшее тело брата. Он целовал его руки, шею, лицо… Когда Ильмари коснулся его подбородка, он почувствовал, что его поцеловали! Йоханнес, открыв глаза, чмокнул его и, лукаво взглянув на брата, проговорил:  «Правдоподобно, правда?»
– Ах, ты… – произнес ошалевший Элиас. – Ах  ты гад! Мы ведь думали, что ты и правда умер… У меня чуть сердце не встало!
– Дурак! – толкнул его в грудь Ильмари. – У меня вся жизнь перед глазами промчалась!
– Зато я теперь знаю, как сильно вы меня любите, – улыбнулся Йоханнес, снимая мокрую от бутафорской крови рубашку.
– Больше так не делай, – строго сказал Элиас. – Я, конечно, знаю, что ты любишь удивлять  и шокировать… Только на нас не эксперементируй. Иначе однажды на одного Ярвинена  станет меньше – у меня слабое сердце.
– Ну простите, просто решил испытать бутафорскую кровь на деле, – продолжал улыбаться Йоханнес.
– Я ведь думал, что навсегда потерял тебя! – говорил Ильмари, не скрывая слез. – Ну зачем ты так? Мы ведь так любим тебя…
– Ильмари, боже мой, разве я думал, что так получится, – Йоханнес обнял его и ощутил прикосновение к своей груди лица Ильмари, мокрого и горячего от слез. – Прости меня ради всего святого!
В силу того, что Ильмари и Элиас были отходчивыми, очень скоро Йоханнес, явно питающий страсть к черному юмору, был прощен. Они продолжили дурачиться на сцене, пока в зал не зашла посторонняя женщина. Она, блуждавшая по пустому зрительному залу, выглядела растерянной. Братья спросили ее, что ей нужно, а женщина начала говорить что-то невнятное про свое поступление в Консерваторию.
– Вы ошиблись адресом, – сообщил ей Элиас. – Это театр драмы, а Консерватории в Нью-Роуте нет.
Незнакомка попросила прощения и удалилась.  Перед тем, как уйти, она скользнула взглядом по Йоханнесу. То ли это произошло случайно, а может, ее удивило присутствие в  этом серьезном заведении человека без рубашки.
– Готов биться об заклад, что ты ей понравился! – с улыбкой проговорил Элиас, обращаясь к Йоханнесу.
– Ой, только не надо шутить про мое лицо и волосы! – отмахнулся он.
– Ну ты и телом хорош, – подтрунивал Ильмари. – Я бы на ее месте мог запросто воспылать к тебе страстью!
– Да, не учел я, что после моих экспериментов с бутафорской кровью мне придется щеголять в одних брюках… – проговорил задумчиво Йоханнес. – В чем же мне ехать домой?
– Боишься, что и наши кони могут положить на тебя глаз? – не унимался Элиас.
– Еще слово и без рубашек останетесь вы, – усмехнулся Йоханнес. – В гримерке много бутафорий.
Однако  Йоханнес с гениальной простотой вышел из ситуации победителем – он попросту сходил к костюмеру и одолжил у него рубашку от костюма, в котором уже давно никто не выходил на сцену.
– Хитрец, – шепнул ему Элиас, когда они репетировали всем актерским составом предстоящий спектакль.
Вечером, как обычно отыграв свои роли, братья ушли в гримерную комнату. Йоханнес, не снимая парика, устроился в кресле с чашкой кофе.
– Каждый день одно и то же…– произнес он, глядя на себя в зеркало.
– Это временно, – сказал Элиас. – Однажды мы зарекомендуем себя, как отличные иллюзионисты, и вся эта театральность канет в лету.
– Как мы себя зарекомендуем, если мы, по сути дела, сидим, сложа руки? – сказал равнодушно Йоханнес.
– Хватит болтать! – торопливо проговорил Ильмари. – Вы знаете, сколько сейчас времени?!
– Половина седьмого, – ответил холодно Элиас.
– А в девять часов вечера к нам придет Жанна со своими родителями! – воскликнул он. – Будет ужасно стыдно, если они придут раньше нас!
– Я не хочу тебя огорчать, Солнце, но я с вами не поеду, – сказал Йоханнес.
– Это еще почему? – недоверчиво спросил его Ильмари. – А что же я скажу Жанне, когда не смогу тебя представить ей?
– Я до девяти часов вернусь домой, – пообещал Йоханнес. – Просто у меня тут осталось дело…
– Что это только за дело такое в конце рабочего дня и вечером, когда уже заходит солнце? – заулыбался Элиас. – Уж не девушка ли?
– Даже если и так – это вовсе не повод смотреть на меня, как на объект сплетен, – усмехнулся Йоханнес.
Братья уехали без него, а Йоханнес отправился на Торговую улицу к ателье мистера Лоу. Действительно, его ждала встреча с девушкой. Красавица Кейт, работающая в ателье своего отца, выпорхнула из дверей и, придерживая юбки бежевого платья, которое так подходило к ее огненно-рыжим волосам, спустилась со ступеней к своему другу.
– Привет, Йоханнес! – воскликнула она и, прильнув к нему губами, одарила дружеским поцелуем. Вообще-то это было не в традициях сдержанных аристократок, но она знала, что на пустынной улице кроме них никого нет, и их все равно никто не увидит.
– Здравствуй, Кейт, – ответил Йоханнес без того видимого энтузиазма, который был так присущ его подруге. Он по своей природе был довольно скуп на выражения чувств, но это почему-то не отталкивало Кейт, которая находила такую черту Йоханнеса романтичной.
Они бродили по аллеям сквера на Черч – Стрит. Кейт, будучи очень словоохотливой, постоянно о чем-то рассказывала ему, а Йоханнес, молча, слушал.
– Моя сестренка свела нас всех с ума, – говорила Кейт, вспоминая о младшей сестре. – Линда закончила школу и поступила в наш Педагогический колледж, чтобы потом обучать детей. А сама постоянно говорит о театре – мечтает стать актрисой. Линда весь день ходила угрюмая после того, как узнала, что я встречаюсь с тобой.  Конечно, ведь она так любит тебя, как актера и безумно завидует мне.
– У нее есть способности к игре? – наконец заговорил он.
– Нет, откуда – просто витает в облаках. Все подростки хотят стать артистами.
– Мечты должны сбываться, – улыбнулся Йоханнес. – Мне тоже есть, о чем мечтать и я ее отлично понимаю. Если хочет, пусть приходит к нам в театр – я могу ее кое-чему научить.
– Хорошо, я передам ей, – кокетливо засмеялась Кейт, прикрыв ладошкой улыбку. – Думаю, что она спятит от счастья.
Их прогулка в сквере как-то быстро перешла на луга. Совершенно случайно они забрели туда, блуждая по вечернему Нью-Роуту. Кейт, признавшись, что устала ходить, предложила просто посидеть на траве и заодно посмотреть на то, как на небе встречаются свет и тьма, и как ночь сменяет день.
– Йоханнес, если уж ты берешься учить актерскому мастерству мою сестру, то научи чему-нибудь и меня! – смеялась Кейт, в глазах которой горел огонь.
– Зря ты сейчас не уточнила, чего именно от меня хочешь. Я ведь и плохому научить могу. – Йоханнес был тем человеком, который мог шутить даже с совершенно серьезным выражением лица.
– А научи меня говорить по-фински! – не переставала веселиться эта забавная девушка. 
– Rakastan sinua! – произнес он.
– Что это значит?
– Я тебя люблю.
– Ты серьезно? – Кейт сочла это намеком и устремила свой взгляд на него.
– Да нет, я пошутил, – ответил Йоханнес, и веселье Кейт быстро испарилось. – Конечно серьезно, ведь именно так эта фраза и переводится с финского.
Однако  огорчалась девушка недолго – она быстро переключилась на что-то другое и уже совсем скоро Кейт, развалившись на траве прямо в своем светлом платье, наслаждалась природой в обществе Йоханнеса.
– Мои родители родом из Уэльса и я чистокровная валлийка, – рассказывала она. – А ты к какому народу относишься?
– Я отношусь к малочисленному народу Финляндии, и там нас называют саамами. У нас красивый национальный костюм и свой язык, но мы все равно говорим по-фински. Саамского языка я почти не знаю, – сказал Йоханнес. – Бывают еще карелы и другие, но я и мои родные – саамы.
– Красивое название, – заметила Кейт.
Она была совершенно влюблена в него. Йоханнес для нее был человеком-загадкой, и ей иногда казалось, что он пришел из другого мира, чтобы осчастливить ее своим присутствием рядом. Кейт слишком идеализировала Йоханнеса: она наивно думала, что человек Севера объединяет в себе мужественность и бесстрашие, красоту и обаяние, а холодное сердце скандинава может растопить лишь та, которую он искренне полюбит, то есть эта нелегкая задача под силу только ей. Находясь рядом с Йоханнесом, Кейт чувствовала, что попала в сказку.
Йоханнес сам не мог понять, влюблен он или нет. Сейчас Йоханнес испытывал чувства, которых не знал раньше: он отчаянно нуждался в женской ласке. Раньше ему хватало тетушки Нелли, которая одаривала его материнской заботой, потом Йоханнес получил необходимое, когда его окружили своей любовью сестры. А теперь ему этого было недостаточно. Йоханнес нуждался в том, что называют любовью мужчины и женщины. Он был очарован валлийской красавицей с рыжими локонами и лучезарной улыбкой, его сердце учащенно билось при встрече с ней… Йоханнес с нетерпением ждал их нежных свиданий… Но любил он Кейт или же просто питал к ней симпатию, ему было пока еще не ясно.
Кейт ощушала его прикосновения. Йоханнес нежно проводил кончиками пальцев по ее оголенным плечам, спускаясь по ее рукам к запястьям и ладоням… Она чувствовала приятный аромат мужских  духов и улавливала кожей его горячее дыхание. От волнения кожа ее покрылась муражками. Он шептал ей нежные слова, и Кейт была готова растаять от удовольствия быть рядом с ним. Но всему когда-то приходит конец и стрелки ее часов достигли восьми вечера.
– Мне пора домой, – произнесла Кейт, вставая с земли.
– Я провожу тебя.
Вместе они достигли Спринг-Стрит и вскоре поравнялись с высокими коваными воротами. Расставшись с ней до следующей встречи, Йоханнес вернулся на луг, где оседлал Викинга и ускакал на нем в Лиственную Пустошь.
***
Когда он вернулся домой, время уже шло к десятому часу. Из столовой доносились голоса родных, мешающиеся с незнакомыми Йоханнесу голосами. Ему стало ясно, что сейчас Ильмари представляет семье свою возлюбленную. Йоханнес, ради приличия, показался в дверях столовой и поприветствовал гостей.
– А это мой брат, его зовут Йоханнес, – проговорил Ильмари, указывая на него рукой. – Тот самый, который умеет неплохо играть на фортепиано.
– Я думала, что он сильно похож на тебя, раз вы двойняшки, – немного разочаровалась миссис Бредберри, мама его возлюбленной. – А он совсем другой.
– Простите меня за это, – проговорил Йоханнес, слабо улыбнувшись. – Но если вы уж очень захотите, то я могу покрасить волосы в рыжий цвет.
Компания, собравшаяся за столом, рассмеялась. Довольно смелая манера общения Йоханнеса, вероятно, понравилась отцу Жанны. Мистер Бредберри, усмехнувшись, произнес:  «А твой брат, Ильмари, весьма забавный парень!»
Йоханнес устроился рядом с Ильмари. Уходить, лишь только обменявшись парой слов с людьми, которые, возможно, однажды станут твоими родственниками, было бы не вполне вежливо. Поэтому он просто присоединился к ним.
Бредберри, находясь за одним столом с Ярвиненами, сделали определенные выводы насчет их гостеприимства. Эти люди, как оказалось, не были склонны к пышным пирам. Быть может, виной тому был менталитет, совершенно расхожий с менталитетом британцев, которые, хоть и не могли сравниться хлебосольностью с некоторыми другими нациями, однако, к процессу поглощения пищи относились более серьезно, нежели финны, которые воспринимали этот ритуал лишь как способ утоления плоти. Поэтому Бредберри были крайне удивлены, когда вместо сытного ужина им предложили лишь чай с травами и ароматными пряниками. Миссис Ярвинен не стала заморачиваться с приготовлением ужина из двух блюд, поскольку Бредберри были приглашены на чай, а не на ужин. Если в восприятии англичан «придти на чай» значило уйти из гостей с набитым животом и захмелевшим разумом, то финны все воспринимали буквально. Зато характеры этих двух разных полюсов были схожи – та же сдержанность в проявлении чувств, та же дистанция между участниками одной беседы.
– А что это за травы, миссис Ярвинен? – спросила ее госпожа Бредберри, ощущающая необычный вкус чая.
– Зверобой, мята, шиповник и листья черной смородины, – ответила Маритта. – Мы сушим их особым способом: моем, окунаем в растопленный мед и подсушиваем в печи.
– Это придает своеобразный вкус чаю… Очень вкусно, – проговорила Агнес Бредберри.
– Вы еще не пробовали калакейтто, – сказала Аннели. – Это традиционный финский и карельский суп.
Покуда члены двух семей обсуждали национальные предпочтения в еде, Йоханнес, нехотя пригубливая чай, думал о чем-то своем, совершенно не участвуя в происходящем. Ильмари любовался Жанной, общаясь с ней на языке взглядов, Элиас и Аннели поддерживали беседу с семьей Бредберри, а юная Тарья, судя по всему, желающая высказать свое мнение и поучаствовать в разговоре, молчала, устремив взгляд в пол – она еще слишком мала и не имеет права вмешиваться в разговоры взрослых. Йоханнес думал о том, что его больше всего тревожило: он всей душой тяготел к искусству обмана, а судьба распорядилась так, чтобы он был лицедеем, чего Йоханнес совсем не хотел. Он знал, что фокусники и актеры – это как братья-близнецы, две грани одной сущности. Йоханнес осознавал, что даже если он станет иллюзионистом, актером ему быть придется. Однако, устраивать зрелищное шоу с обилием чудес, применяя лицедейские таланты – это не играть роль с спектакле… Быть иллюзионистом, удивляя людей чудесами, гораздо увлекательнее. Да только как ступить на стезю фокусника и вылезти из глубокой колеи актера? Как зарекомендовать себя? Как пробить себе путь на поприще чудес? Бросить театр и выйти на улицу со своими умениями, удивляя прохожих? О, это глупо. Отказаться от работы со стабильным заработком – это значит стать иждивенцем матери. Йоханнес был из тех людей, кто стремился к обособленности от окружающих.  «Каждый сам за себя» – его жизненное кредо. Значит, от рассвета жизни и до ее заката ему придется толкаться с рабами театрального искусства в узких коридорах Нью-Роутского театра…
Взгляд Йоханнеса случайно упал на Жанну, сидящую напротив него. Она в это время разговаривала с Ильмари, который сидел плечом к плечу с Йоханнесом. Их голоса сливались с речами Аннели, Элиаса и миссис Ярвинен, беседующих в это время совершенно о другом.
– Если планы вашего сына, касаемые нашей дочери, настолько серьезны, то почему бы не узаконить их отношения? – предложил мистер Бредберри.
– Они знакомы всего-лишь год… Я вижу вас в первый раз… – проговорила миссис Ярвинен. – Такие решения не принимают в единый день и час… Нам нужно узнать друг друга поближе, а им – проверить лишний раз свои чувства.
– Уже и так все понятно: вы можете стать нам хорошей свахой и отличной свекровью нашей Жанне, мы сможем полюбить Ильмари и всех ваших детей, как своих, – говорила миссис Бредберри. – То, что вы не англичане, нас не останавливает – напротив, нам интересно будет узнать вашу культуру и обычаи. Ильмари уже взрослый мужчина, Жанна тоже давно не малютка, им пора устраивать свои жизни.
– Кстати, насчет обычаев, – сказала Маритта. – Я полагаю, что самое время вам приобщиться к традициям и быту нашего народа. В скором времени я хотела бы вместе со своими детьми посетить наш  родной город Ювяскюля и навестить свою сестру Хелену. Если хотите, мы можем сделать это вместе с вами, господа Бредберри.
– А когда вы планируете ехать? – поинтересовался Джеймс Бредберри.
– Наверное, в двадцатых числах июля, – сказала миссис Ярвинен. – И не ехать, а плыть. Нам предстоит пересечь Северное и Балтийское море, обогнуть берег Дании – это отнюдь не дело одного дня. Очевидно, поплывем на пассажирском лайнере, паром здесь не уместен – на нем и за месяц не достигнуть Финляндии. К тому же и в гости не на неделю едем – месяц точно проживем в Ювяскюля.
– Скоро я уйду в отпуск на два месяца… – сказал мистер Бредберри. – Думаю, у нас нет причин отказываться от путешествия.
В это время Йоханнес смотрел на Жанну. Да, она и в самом деле хороша собой – Ильмари не преувеличивал, рассказывая о ее божественной красоте. Эти темные волосы,  вьющиеся на ее плечах и груди шелковой змеей, белые руки, лишенные загара… Макияж,  который был так ей к лицу – красная губная помада холодного оттенка, черные кошачьи глаза и тонко очерченные брови, гладкие, словно восковые… Она была так хрупка, что  Йоханнес даже удивился, ведь он привык видеть женщин с пышными формами, на которых платья сидели, как чехлы на гитаре – они обтягивали каждый изгиб их тела и казалось, что если женщина сядет, то платье разойдется на ней по швам. Жанна была похожа на фарфоровую куклу: шелковистые волосы, бледная кожа цвета топленого молока, крупные глаза и узкое, сшитое по ее фигуре черное платье, дополняемое шпяпой с черной вуалью.  «У Ильмари отличный вкус…» – подумал Йоханнес, продолжая изучать Жанну. – «Судя по всему, она из робкого племени… Говорит лишь тогда, когда к ней обратятся, скромна в выражении своих чувств к Ильмари – ни одного высокопарного слова на людях, опускает в стеснении глаза, когда слышит комплименты… Было бы не плохо, если бы Ильмари женился на ней и в наш дом вошла бы благовоспитанная леди, а не какая-нибудь уличная стерва…»
Жанна заметила на себе пристальный взгляд Йоханнеса. На минуту она взглянула на него и удостоверилась в том, что взгляд этого человека блуждал по ее телу. То он смотрел на ее шею, то на руки, то на грудь… Когда Йоханнес поднял глаза, чтобы увидеть лицо Жанны, их взгляды встретились. Увидев, как щеки девушки вспыхнули ярким румянцем, он лишь слабо ей улыбнулся, блеснув холодными, почти пустыми, если так можно выразиться,  серыми глазами – бывает так, что человек сам по себе скрытен, а необыкновенно живые глаза могут рассказать о нем без слов другому человеку. Йоханнес не обладал таким качеством – в его глазах, которые считаются зеркалом души, невозможно что-то прочитать, они не выражают ни восторга, ни грусти – лишь леденящее душу безразличие. Жанне он не понравился с самого первого взгляда – да, Йоханнес прекрасен внешне, но от него веет холодом. Ильмари был чем-то похож на него внешне – пожалуй, у них были некоторые сходства в чертах лица, но не более. Если ее избранник походил на солнечный луч, источающий свет, то Йоханнес, напротив, ассоциировался у нее с началом зимы – беспросветная тьма, холод, бренность бытия… Ужасно неприятный человек. Неужели ей придется жить с ним под одной крышей, когда она станет женой Ильмари? О, нет. Счастье семейной жизни и наслаждение любовью омрачатся присутствием этого человека…  «Дай бог, чтобы он к тому времени переехал куда-нибудь… Или, на крайний случай, буду уговаривать Ильмари снять домик в Нью-Роуте, чтобы жить отдельно от его семьи» – подумала Жанна.
– В следующий раз будем ждать вас на чай, – с улыбкой проговорила миссис Бредберри, собираясь уходить. – Нам было очень приятно провести этот вечер в компании таких приятных людей.
– Уже уходите? – с тенью досады произнесла миссис Ярвинен. – Ну что ж, спасибо вам за этот вечер. Отныне вы – желанные гости в этом доме.
– Вы так гостеприимны, господа Ярвинены, – поделился своими впечатлениями мистер Бредберри. – Отличное качество, скажу я вам.
– Мы знаем, – произнесла так некстати Тарья, не в силах молчать весь вечер.
Но присутствующие за столом не оговорили ее, а, напротив, рассмеялись.
– Да, и еще мы очень скромные, – с иронией ответил на ее выпад Элиас, развеселив окружающих еще больше.
На этой позитивной ноте семейные посиделки были закончены – Бредберри, сославшись на поздний час, еще раз поблагодарив за вечер Ярвиненов, поспешили откланяться. Покуда Ильмари, Аннели, Элиас и Мама провожали их до ворот,  Тарья, оставшись с Йоханнесом дома, приставала к нему, требуя оценки своего наряда.
– Ну скажи, мне идет это розовое платье, расшитое бисером? – стояла она над его душой, когда Йоханнес устроился на диванчике в прихожей с книгой, которую хотел сегодня дочитать.
– Идет, – ответил он, не поднимая на нее глаз.
– Но ты даже не посмотрел на меня! – капризно пролепетала она.
Йоханнес отложил книгу, сделал вид, что внимательно рассматривает ее платье и ответил:  «Очень идет. Оно так подчеркивает твою природную красоту! Если бы я не был твоим братом, то сразу бы воспылал к тебе любовью и страстным вожделением!». Тарья, грустно улыбнувшись, присела рядом с ним и проговорила: »Знаешь, Йоханнес, никому я не нужна даже в таком красивом платье…»
– Почему? – он понял, что в данный момент есть кое-что интереснее его недочитанной книги. – Я что-то о тебе не знаю?
– Ничего ты не знаешь… Но если я расскажу тебе, ты ведь не скажешь маме? – она смотрела на него щенячьими глазами, уверенная в том, что Йоханнес для нее – не только брат, но и хороший друг.
– Нет, я не расскажу, – пообещал Йоханнес. – Я готов выслушать тебя.
– В Плейг живет парень… Его зовут Сэмюэль. – начала она. – Мы покупаем у его родителей молоко, и я два раза в неделю бываю в его доме. Уже давно мне стало ясно, что в моем сердце тлеет огонек любви к нему. Но Сэм поет в церковном хоре и мы с ним разной веры. Мама это не поддержит. Да и он ко мне равнодушен… Я надеваю лучшее платье, когда иду к ним, заплетаю в косу свою золотую ленту… А Сэм просто наливает мне в бидон молоко и берет деньги, говоря исключительно о его цене!
– Поверь мне, внешность – это последнее, на что мы смотрим, Тарья. – сказал Йоханнес. – Просто стань лучше. Поступи в колледж, получи новые знания и познай себя. Только обретя гармонию внутреннюю и внешнюю, ты станешь еще более привлекательной.
– Ты действительно так считаешь, Ландыш? – доверчиво спросила она.
– Я в этом уверен, Тарья, – Йоханнес взял ее ручку в свою и погладил кончики ее пальцев. – Не знаю, как мама, но я бы поддержал ваш союз, если он возможен. Лично мой бог – Иисус Христос и я не язычник.
– Я люблю тебя, мой милый братик! – воскликнула Тарья, поцеловав его в щеку. – Разговор с тобой облегчил мне душу.
И счастливая Тарья убежала к себе в спальню, оставив его в компании увлекательного приключенческого романа.
Вскоре, вспомнив о том, что у него осталось не законченным одно дело, Йоханнес отложил книгу и поднялся в свою спальню. Он запер на ключ дверь, занавесил окна и зажег свечу, стоящую в позолоченном подсвечнике. Йоханнес открыл другим ключом один из трех ящиков в тумбе, стоящей под письменным столом. Он, отыскав в ящике единственное непрочитанное письмо из сотни вскрытых конвертов, взял его в руки и вскоре сделал на нем надрез специальным ножом, чтобы извлечь из конверта само послание. Как обычно Йоханнес нашел в приложении к посланию очередной карманный календарик. Это была обычная переписка, имеющая необычную историю. Дело в том, что Йоханнес с четырнадцати лет имел странное увлечение – он покупал дюжины конвертов и столько же карманных календариков, приходил домой, садился за письменный стол и начинал выдумывать послание. Написав письмо, Йоханнес запечатывал его в конверт, прилагая к нему календарь, и отправлял послание по выдуманному адресу. Так продолжалось некоторое время, и, конечно же, Йоханнес не получал ответа. Он в нем и не нуждался, ведь Йоханнес занимался этим лишь для того, чтобы убить время и развлечься, общаясь, по сути дела, с самим собой. Но однажды он получил ответ. Сначала Йоханнес подумал, что это ошибка, однако, вспомнив, что он и в самом деле отправлял письмо в вымышленный Блади-Таун, Йоханнес вскрыл конверт. Он ожидал там прочесть что угодно, и, конечно же, фантазия рисовала в его сознании самые страшные картины, ведь название пункта отправления письма тому благоволит, однако оказалось, что писала ему девушка, двумя годами моложе него, которая, судя по всему, тоже решила развлечься. Так и завязалось общение между двумя юными авантюристами. Йоханнес вдохновил ее на коллекционирование и обмен календарями – она тоже стала прилагать к своим письмам эти цветные карточки с двенадцатью месяцами по дням. Этот роман в письмах продолжался уже три года и за это время Йоханнес узнал, что Элен жила рядом с городком Саме-Таун, где он бывал во времена своего учения – тогда они с братьями еще выступали в качестве иллюзионистов со своим Магистром. Она уже закончила школу для девочек и поступила на женские курсы в филологический колледж, решив отдать себя науке и творчеству – Элен обладала талантом к литературе и планировала начать работу над грандиозной эпопеей, посвященной мистической войне между скандинавскими богами Тором и Локи. Когда девушка узнала, что общается с финном, носителем скандинавской истории и культуры, ее интерес к Йоханнесу возрос до самой вершины ее любознательности – она расспрашивала его обо всем, что связано с Финляндией, начиная с обычаев, заканчивая внешностью финских мужчин и женщин. Конечно же, ее заинтересовал тот факт, как финн оказался в Англии, на что Йоханнес ответил, что он, на самом деле, родился здесь уже после эмиграции родителей, старшей сестры и брата. Когда Йоханнесу пришлось ответить на ее вопрос, спрашивающий, чем он занимается по жизни, Элен совершенно растаяла – оказалось, что девушка, далекая от сценического искусства, очень интересовалась загадочной для нее профессией актера и мечтала познакомиться со служителем театра. Судя по всему, случай свел их не случайно. Сама Элен, как оказалось, выходила из обычной английской семьи. Отец ее владелростовщической лавкой, которая едва держалась на плаву и могла утонуть в любой момент в море долгов, а мать, в прошлом пианистка, работала учительницей французского языка в той самой школе для девочек, которую Элен добросовестно посещала на протяжении восьми лет. В отличие от Йоханнеса, окруженного братьями и сестрами, девушка была одинока – кроме нее в семье детей больше не было.
Прочитав ее послание, Йоханнес умиленно улыбнулся – строки, написанные аккуратной вязью букв, сообщали ему о ее смятениях; девушка говорила ему, что встретила человека, одно только появление которого заставляет учащаться ее сердцебиение, повергает в трогательное смущение и высекает огонь из ее груди. Юная собеседница призналась Йоханнесу, что «еще никогда не засыпала и не просыпалась с чьим-то образом в сознании» – как гласили строки, написанные фиолетовыми чернилами. »Ильмари нашел свою любовь, Элен, моя заочная подруга, заняла свое сердце человеком, который наверняка достоин ее… Только я храню в сердце любовь в бестелесному… К своему истинному призванию…» – подумал с грустью Йоханнес, который с завистью смотрел на влюбленные пары. И почему он не может почувствовать к кому-то душевную привязанность, испытать всепоглощающую любовь, о которой пишут в лучших французских романах и отчего его сердце до сих пор не воспылало к кому-то страстью, сжигающей душу дотла? Да, он по-своему любит Кейт… Но почему-то Йоханнес чувствовал фальшь… Он не так себе представлял любовь. А может, Йоханнес просто не предназначен для нее? Как знать…
Он ответил ей развернутым рукописным текстом, начинающимся с искренней радости за нее и ее возлюбленного, которому довелось пересечься с такой прекрасной девушкой и заканчивающимся ответами на ее вопросы, заданные в письме, адресованном ему. Вложив напоследок в конверт календарик с изображением осеннего пейзажа, Йоханнес запечатал свое послание и убрал его в ящик под замок, чтобы вновь достать его оттуда завтра перед отъездом в Нью-Роут, где ему предстоит заглянуть на почту. Погасив свечу, Йоханнес, оставшийся в полумраке, стал смотреть в окно, где можно было увидеть лишь очертания деревьев, растущих за забором. Странные ощущения… Он не мог понять, что чувствует: пустоту в сердце, или, напротив, зарождающуюся любовь к Кейт, которую Йоханнес пока что считает фальшью, лишь потому, что не так представлял себе первую любовь. Но очевидно было одно: то, что было раньше, уже не вернуть. Если еще совсем недавно он был близок с Ильмари, чье присутствие не давало ему чувствовать себя одиноким, то сейчас, когда Ильмари отдал свое сердце Жанне, Йоханнесу казалось, что из него вырвали кусок плоти. Он заменял ему и мать, и брата… Теперь Йоханнес будет делить Ильмари с Жанной. Хотя нет, не будет. Они так и останутся братьями, только чувства их остынут, как остывает раскаленный металл, опущенный в воды ледяной реки…

Глава 5

Братство магов

– Ну, и каков он в общении? Такой же романтик,  как и на сцене? – донимала Кейт ее сестра.
– Нет, в жизни Йоханнес совсем другой,  – рассказывала она своей Линде по пути в театр.  – Особо говорить не любит – чаще просто слушает меня. Видимо, устает на работе от монологов и реплик. Немного холоден и отрешен… Но для меня он самый лучший!
– А сколько он возьмет за свою работу? – казалось, что вопросы Линды никогда не исчерпают себя.
– Йоханнес сказал, что позанимается с тобой бесплатно, ведь ты – моя сестра.
Когда девушки подошли к театру, у его главного входа их ждал Йоханнес. Уже все спектакли отыграны и зрители, актеры, работники театра, разошлись по домам. Йоханнес привел их в гримерную комнату и предложил им устроиться в уютные кресла.
– О, боже! Я просто не верю! – прошептала Линда сестре. – Я в самой настоящей гримерке!
– Да, ты в гримерке и тебя угощает чаем Ромео, он же лорд Атолл и герцог Бекингем, – улыбнулся ей Йоханнес, наливающий девушкам в чашки ароматный чай с бергамотом.
Линда смутилась и вспыхнула румянцем.
– Ты лучше не стесняйся, а привыкай ко мне, ведь я теперь твой учитель, – сказал Йоханнес, присев рядом с ней. – Рассказывай, что же тебя так привлекло в профессии актера и чего именно ты хочешь от занятий актерским мастерством?
Линда, как на блюдце, выложила ему всю свою историю и заключила:  «Я хочу выступать на сцене, будучи профессиональной актрисой!»
– Хорошие у тебя стремления,  – заметил Йоханнес. – Ладно, покажи мне, что ты умеешь.
К этому Линда была явно не готова. Она думала, что ее сразу начнут учить, поэтому особо не готовилась  – Линда лишь морально настраивалась на то, что ей нужно будет отныне учиться не только в колледже, но и у господина Ярвинена, которого Кейт называет по имени. Она честно призналась, что пока еще ничего не умеет.
– У вас дома есть фортепиано? – спросил Йоханнес.
– Нет.
– Все с вами ясно,  – произнес он и быстро нашел выход из ситуации. – Просто хотел дать тебе учить какую-нибудь песню, ведь актер должен быть еще и музыкантом. Хорошо, тогда возьми вот это. – Йоханнес дал ей папку с бумагами. – Это сценарий нашей старой постановки, в которой мы уже не играем. Изучи его, посмотри, как он выглядит, и по возможности репетируй роль Луизы. Попытайся прочувствовать этого персонажа, произноси выразительно ее реплики. И приходи через неделю в это же время. Посмотрим, что у тебя получится.
Еще некоторое время Линда была с ними, а в половине десятого вечера стала звать сестру домой.
– Линда, я хочу побыть с Йоханнесом, – сказала ей Кейт. – Отца я предупредила, что буду с другом и вернусь до полуночи. В десять часов должен возвращаться от Агаты наш Эндрю. Подожди его у цирюльни – это недалеко и иди до дома с ним.
– Может, проводим ее сами? – предложил Йоханнес.
– Нет, еще не поздно, до цирюльни она дойдет одна, – беззаботно ответила Кейт. – Но дальше только с Эндрю, поняла? Спринг - Стрит – это довольно глухое местечко.
Линда, приняв напутствия сестры и простившись с ее возлюбленным, покинула их. Йоханнес и Кейт остались одни в пустом здании среди звенящей тишины.
– Милая у тебя сестренка, – сказал Йоханнес, умиляясь только что ушедшей Линдой. – На мою младшую похожа.
– Подростки все чем-то похожи друг на друга, – усмехнулась Кейт.
За милой болтовней ни о чем, Йоханнес осознал, что ему нравится слышать голос Кейт, созерцать ее облик – Йоханнесу становилось тепло на душе, когда она была рядом. Ему хотелось прикоснуться к ней и ощутить ее тепло… Такие чувства он испытывал к этой девушке и раньше, но именно сейчас Йоханнесу стало ясно, что ему нужно от Кейт чего-то большего, чем юной, чистой и святой, любви. Он не стал противиться своим желаниям. Это было парадоксально, но Йоханнес, впервые испытывающий те чувства, которые раньше ему были совсем чужды, вовсе не был похож на того, кто не знает, как нужно обращаться с хрупкой красотой девушки. Он, словно ведьмак, колдовал над той, которая была влюблена в него. Йоханнес касался нежной кожи Кейт, которая от избытка чувств стала горячей, как языки пламени. Девушка, совершенно покоренная, просто подчинялась его воле. Ее одурманил приятный аромат его духов и бархатистый голос Йоханнеса. Она не слышала, что он говорил, а лишь только ловила отдельные слова в секунды, когда сознание ее металось от его прикосновений, к его немногословной речи и обратно. Кейт понимала, что сильно грешит, так самозабвенно любя, но ее здравый смысл утонул в море страсти, в котором она купалась с этим очаровательным финном.
Опьяненные нежностью, они забыли о времени, которое мчалось навстречу рассвету. Кейт очнулась от того, что в маленькое окошко гримерной комнаты проник луч солнца. Она встрепенулась и, горько усмехнувшись, произнесла:  «Ты знаешь, Йоханнес, мне конец...»
– Золушка вовремя не вернулась с бала, и карета превратилась в тыкву? – Йоханнес совершенно случайно вместо слов утешений снова обронил афоризм.
– Именно так, – согласилась Кейт, слабо улыбнувшись. – Я не ночевала дома, и отец меня убьет…
– Так ты не ходи домой и останься со мной, – он, не придумав ничего больше, как приласкать эту страдающую от ожидания неизбежного душу, нежно коснулся ладонью ее хмурого личика.
– С радостью бы откликнулась на твое предложение, но мне лучше идти домой, пока отец не проснулся, – сказала Кейт, встав с места. – Проберусь через балкон веранды в свою спальню и сделаю вид, что пришла вовремя и сразу же легла спать, не показавшись родным.
Их прощание было таким же нежным, как эта ночь. Йоханнес, заключив в свои объятия Кейт, долго не отпускал ее. И она, не в состоянии противиться этому юному богу любви, не могла уйти. Но расстаться им все равно пришлось, и Кейт покинула их уютное гнездышко, их тайное убежище, стремясь вернуться туда, куда должна была явиться еще вчера…
Йоханнес взглянул на часы и понял, что ехать домой уже бессмысленно, ведь меньше, чем через час, ближе к семи, в театр начнут стягиваться актеры, в том числе и его братья. Он, взявшись за голову, представил, что его ждет при встрече с братьями и горько рассмеялся от собственных мыслей. «Господи, они меня завалят вопросами!» – подумал Йоханнес.
Так и вышло. Едва время достигло семи часов, как пришли самые ранние работники театра – Ильмари и Элиас. Они, войдя в гримерную комнату, увидели дремлющего на диване брата.
– Ну вот и выросли мои мальчики, – заключил Элиас, взглянув сначала на проснувшегося Йоханнеса, а потом на давно бодрствующего Ильмари. – Один собрался жениться, а другой не ночует дома…
– Только не надо сейчас обсуждать мою личную жизнь! – страдальческим тоном произнес Йоханнес.
– Мы сейчас не будем, ведь мы уже дома все обсудили, – смеясь, проговорил Ильмари. – Ну, кто она? Красивая? Тоже англичанка, как и Жанна?
– Отстань! – отмахнулся Йоханнес.
– Было бы здорово, если бы мы вас женили в одно время, – проговорил Элиас, подмигнув Ильмари.
***
В тот день братья не участвовали в вечерней постановке одного водевиля. Поэтому они ушли на Торговую улицу. Среда – это тот волшебный день, который Ярвинены избрали для того, чтобы порадовать народ фокусами. Вот уже месяц минул с тех пор, когда братья решили совершать еженедельные хождения в народ со своими иллюзиями. В самый первый раз им было страшно. Они боялись не того, что у них не получится проделать тот или иной трюк, им было страшно не понравиться людям. Сначала один лавочник едва не прогнал Ярвиненов, когда они попросили у господина Мэдиссона, торговца нитями и тканями, маленькую шелковую ниточку черного цвета. Но когда Ильмари проглотил ее, запив водой, и вытащил потом из своего живота, вокруг них столпились люди. С тех пор народ жил от среды до среды, мечтая вновь увидеть новое чудо.
– Я хотел показать фокус с розой, которому меня научил Элиас, но не успел подготовиться к нему должным образом, поэтому я воздержусь, – сообщил Ильмари.
– Тогда этот трюк покажу я, – сказал Элиас. – Как раз готовился к нему вчера. Хорошо, что ты не готов, иначе получилось бы одно и то же… Нужно в следующий раз лучше согласовывать свои планы. Ну а что покажешь ты, Йоханнес? Или тебе вчера было не до фокусов?
– Позавчера мне в голову пришла одна мысль… Думаю, этот фокус больше всего понравится женщинам, – ответил тот, уклоняясь от прямого ответа.
– Что ты задумал? – насторожился Элиас.
– Пока буду держать вас в интриге. Обожаю, когда вы сходите с ума от любопытства, –   сказал Йоханнес, что-то достав из нагрудного кармана рубашки. – Но, хочу вам сказать, что весь  трюк держится на этой перьевой ручке.
В скором времени братья покинули театр и, пройдя площадь Мира, очутились на Торговой улице. Это место было артерией города, за счет которой, собственно говоря, и жил Нью-Роут. С самого утра здесь разворачивалась торговля: открывались продуктовые и хозяйственные лавки, раскладывали свой товар продавцы одежды и обуви, приходили на свое место фермеры с сельскохозяйственной продукцией – тут всегда можно было купить свежее молоко, яйца различных одомашненных птиц, овощи, ягоды и прочая. Любители прекрасного могли заглянуть в лавку мистера Робинсона, который вот уже пятнадцать лет торговал дешевыми репродукциями картин великих живописцев. Ильмари, заходя на Торговую улицу, никогда не упускал возможности купить в антикварной лавке какую-нибудь милую вещицу для Жанны, которая любила вещи, испытанные десятилетиями. Также на улице можно было узрить цирюльню Александра Аткинсона – довольно старое заведение. И, конечно же, на Торговой улице работала Центральная библиотека – единственная в городе. Проходя по улице, братья замечали на себе любопытные взгляды.
– Мадам, – Элиас подошел к женщинам, суетящимся около рыбной лавки, и выбрал одну из них в качестве ассистентки. – У вас не найдется искусственной белой розы?
– Ты что, парень, откуда нам ее взять?! – усмехнулась одна из женщин. – Мы торгуем рыбой, а не искусственными розами.
– Ой, мадам, не прибедняйтесь! – Элиас ловким движением руки достал из-за ее спины искусственную белую розу. – А говорите, что торгуете рыбой!
В это время взгляды людей, присутсвующих на улице, устремились в их сторону. Народ с открытым ртом наблюдал за белой розой, парящей в воздухе. Когда Элиас поджог ее, послышалось:  «Что же он сделал?!»  И вот… Кульминация. Живая красная роза оказывается в руках Элиаса, и он дарит ее удивленной женщине, которая невольно стала участницей этого мистического действа.  «Белая же была… Откуда красная?» – дошло до него из толпы.
В это время Ильмари решил подогреть интерес публики – он вспомнил один фокус, которому его научил Магистр. К этому трюку готовиться ему не пришлось – главное, что он еще не потерял ловкость рук и помнил последовательность действий.
– Ах, бедный я, бедный… Был у меня новенький, блестящий цент… Потерял… Ах, как жаль… – начал причитать он.
– Как же тебе помогло, мой дорогой, младшенький братишка? – подбежал к нему Элиас, включившийся в его игру.
– А вот так…– Ильмари показал публике ладони, чтобы все увидели, что руки его пусты. – Дай монетку – покажу.
Элиас демонстративно вручил ему шиллинг. Ильмари положил его на кончик указательного пальца и спрятал в кулаке, после чего с небольшого размаха бросил его в другую ладонь. Он жестом дал понять людям, что монета теперь находится в его левой руке.
– Вот… А потом я раскрываю ладонь, а моего новенького цента нет… – жалобно проговорил Ильмари, раскрыв левую ладонь, где не оказалось шиллинга.
– Эээ… Где мой шиллинг? – возмущенно проговорил Элиас. – А ну верни мою монету! Я хотел купить тюльпан для нашей мамы, а теперь из-за тебя она подумает, что я забыл о ее Дне рождения и расстроится…
– Ой, извини… – Ильмари провел другой ладонью по левой руке, и монета каким-то волшебным образом оказалась там, где должна была быть! Он торжественно отдал монету брату и проговорил:  «На этот шиллинг можно купить целый букет – подарим его вместе!»
Йоханнес в это время стоял у картинной лавки и улыбался. Да, подарок маме от любящих сыновей – это очень мило, особенно, если он был бы приподнесен без повода, ведь День рождения у мамы в декабре, а сейчас землю палит июньское солнце. Его очередь удивлять… Он отыграется на публике по полной программе. Йоханнес вышел из-за лавки и приблизился к симпатичной девушке, стоящей рядом с молодым человеком. Это была Агата Аткинсон – дочь владельца цирюльни со своим возлюбленным Эндрью, который, кстати, приходился братом его Кейт.
– Мое почтение, сэр, – поклонился он молодому человеку, стоящему рядом с Агатой. – О, да вы счастливчик, если эта девушка приходится вам подругой, сестрой или просто знакомой.
Эндрью, польщенный похвалой, криво улыбнулся. Масляные глаза Агаты заблестели озорным огоньком, присущим лишь ей – она поняла, что юный фокусник избрал их в качестве своих ассистентов и сейчас все взоры будут устремлены лишь на них.
– Надеюсь, вы не станете возражать, если я украду эту прелестную леди на пару минут? – учтиво говорил Йоханнес, поглядывая на Агату. – Не волнуйтесь, она вернется к вам в целости и невредимости.
С согласия Эндрью и самой Агаты, он вывел ее из толпотворения и они очутились на площадке земли, окруженной людьми, которых привлекло творчество братьев, явившихся сегодня, чтобы продемонстрировать рукотворные чудеса.
– Мадам, вы верите в то, что чернила, обычные чернила – живые и они могут передвигаться в том направлении, куда захотят? – спросил Йоханнес, обратившись к ней и повысив голос, чтобы как можно больше зрителей услышали его.
– Да пожалуй, что нет, – ответила скептически настроенная девушка.
Ильмари и Элиас в этот момент внимательно наблюдали за Йоханнесом, который сейчас либо просто удивит, либо приведет в восторг обитателей Торговой улицы. А может и шокирует… Но нет, не похоже на то, что он замышляет что-то, рассчитанное на крепкие нервы. Они никогда не видели этого трюка и не представляли, что сейчас готовит Йоханнес присутствующим здесь.
– Вы узнаете предмет, который я держу сейчас в руках? – спросил Йоханнес, демонстрируя ей обычную перьевую ручку.        
– Конечно, это же перьевая ручка, – ответила Агата.
– Давайте всем покажем ее, чтобы достопочтенная публика убедилась в том, что это и в самом деле перьевая ручка.,– Йоханнес прошел  мимо людей, стоящих вокруг них. – А теперь я попрошу вас, милая леди, оставить отметку на моем теле – нарисуйте этой самой ручкой галочку на моем запястье, будьте добры.
Агата, как и просил Йоханнес, нарисовала на запястье его левой руки галочку и отдала ему ручку. Теперь настало его время. Йоханнес быстро обошел зрителей со словами: »Итак, все видели черную метку на моем запястье? Я чувствую, что этой галочке не нравится сидеть на моей руке и она готовится взлететь, чтобы очутиться на моей груди!»  Йоханнес стал расстегивать рубашку. Оголив грудь, он, еще раз пройдя по людям, продемонстрировал, что на самом деле, кожа его чиста и на ней нет никаких рисунков.
– Ему бы только раздеться, – усмехнулся Элиас, разговаривая с Ильмари.
– А если он и вправду хорош собой, почему бы и не использовать это? – ответил совершенно серьезно Ильмари.
Йоханнес стал застегивать на своей груди пуговицы рубашки – сейчас, именно сейчас, свершится чудо. Он незаметно надавил рукой на грудь в процессе застегивания и ощутил прикосновение к своей коже холодной металлической пластины, вшитой в рубашку – в ней, равно как и в волшебной ручке, скрывается весь секрет фокуса.
– Итак, вы все могли удостовериться, что до сегодняшнего дня я не наносил на свою кожу узоры, – проговорил Йоханнес и, взглянув на запястье, снова подошел к жаждущей зрелищ публике. – Смотрите, похоже, нарисованной галочке и впрямь не сидится  на моем запястье. Видите, как она медленно исчезает?
В самом деле, галочка, оставленная на его руке Агатой, исчезала с запястья Йоханнеса – казалось, чернила впитывались в его кожу! Когда галочка окончательно исчезла, Йоханнес вновь коснулся пуговиц.
– Я медленно расстегиваю одну пуговицу, вторую… – говорил он манящим, гипнотическим голосом. – Теперь снимаю свою голубую рубашку…
Раздевшись до пояса, Йоханнес показал жестом на грудь, на которой каким-то необъяснимым образом очутилась та самая черная галка! Распутные девки, скромные леди и жеманные барышни вперили свои взгляды в его оголенное тело и наверняка в фантазиях каждой промелькнула шальная мысль – о, как же он прекрасен! В то время, как женщины любовались фигурой Йоханнеса, мужчины искали подвох и пытались разгадать секрет фокуса – как же это так? Галочка и в самом деле была нарисована на его запястье, но как она пропала? Может, он незаметно стер ее? Но как тогда галочка очутилась на его груди, которая еще пару минут назад не располагала рисунком? Здесь точно есть тайна…
А между тем братья продолжали удивлять – лишь в половине первого дня они, исполнив все, что запланировали на сегодня, откланялись и собрались уходить.
Через полчаса, дойдя до лугов, братья оседлали коней. Викинг радостно встречал хозяина, вставая перед ним на дыбы.
– О, мой мальчик, – гладил его по морде Йоханнес. – Красавец! Будто сошел со страниц сказочных книг!
– Он весь в хозяина, – сказал Элиас, улыбнувшись.
По дороге в Лиственную пустошь братья разговаривали друг с другом о предстоящей поездке в Ювяскюля.
– Уже меньше, чем через месяц, будем собираться… – проговорил Элиас. – Мама решила ехать двадцать первого числа. Еще надо будет добраться до Мэринг-Лайна на поезде, ведь именно оттуда отчаливает судно в семь часов утра. Дорога обещает быть тяжелой – судя по всему, в конце июля будут стоять жаркие дни.
– Как ты можешь говорить о тяжелой дороге, если с нами не едет Тарья? – усмехнулся Йоханнес. – Напротив, без нее путь будет куда спокойнее и легче. Каждый раз боюсь возвращаться домой – она настолько шебутная, что от нее голова идет кругом. А уж если пристанет с чем-нибудь, то совсем плохо дело – от нее ничем не отмахнуться.
– А почему Тарья не едет? – спросил Ильмари.
– Она останется присматривать за огородом и нашими конями, – сказал Элиас. – Ну и за Юхани тоже – у него падучая болезнь и ему лучше избегать долгих поездок. К тому же у нее в конце августа экзамен, от которого зависит, поступит она в педагогический колледж Нью-Роута или нет…
– И зачем ей этот колледж? – проговорил Ильмари. – Женщина должна вести хозяйство и рожать детей, а не сидеть над книжками.
– Однако ты положил глаз на образованную Жанну, которая, наверное, перечитала тысячу книг за свою жизнь и закончила тот же самый колледж, – с улыбкой проговорил Йоханнес. – Женщина – это тебе  не машина для утоления плоти и продолжения рода. Я считаю, что она имеет такое же право на образование, как и мы.
– Готов биться об заклад, что ты, когда женишься, станешь подкаблучником, – сказал Ильмари. – Из тебя с твоими феминистскими взглядами будут вить веревки. Равноправия между мужчиной и женщиной быть не может.
– Я не спорю с этим, – сказал Йоханнес. – Все равно нет баланса между полами – в чем-то доминирует мужчина, в чем-то женщина… Однако я против этого средневековья, когда женщину ни во что не ставили и использовали, как только заблагорассудится. Я думаю, что она не должна зависеть от мужчины и быть рабой своего мужа, а чтобы суметь выжить одной, ей и нужно образование.
– Все равно учеба ей не помешает, – сказал Элиас. – Знания лишними не бывают.
– Ум – не самая лучшая черта женщины, – возразил консервативно мыслящий Ильмари.
А между тем братья ехали по лесной тропинке, приближаясь к реке. Кони Ильмари и Элиаса семенили рысцой, а Йоханнес пустил своего Викинга в резвый галоп. В итоге последний оказался дома раньше своих братьев. Оставив Викинга в стойле, Йоханнес отправился в сторону дома – он дьявольски устал, и ему просто хотелось придти в свою комнату и развалиться на мягкой кровати, чтобы распрямить спину и почувствовать, как усталось медленно покидает его тело. Однако, вспомнив о том, что сегодня в их доме гостит Жанна, Йоханнес расстроился – придется все время быть на виду, чтобы гостья не заскучала. Конечно, ее может развлечь и общество других его братьев, но все же не совсем корректно избегать общества гостей. Вот уже месяц Жанна находится в отпуске – гувернанткам полагается отдыхать все лето, покамест их ученики набираются сил перед новым учебным годом. Все это время она проводила с семьей Ярвиненов – Жанна приходила к ним утром, а уходила поздним вечером. Девушка помогала по хозяйству Маритте Ярвинен, своей будущей свекрови – она старалась зарекомендовать себя с самой лучшей стороны и показать при удобном случае, какая она отличная хозяйка. Жанна искала подход к каждому из братьев – ей пришлось усмирить свою внутреннюю неприязнь к Йоханнесу, чтобы избежать проблем в дальнейшем. Будет ужасно, если с кем-то из этой семьи у нее не сложатся отношения. Он встретился с ней в прихожей. Когда Йоханнес оказался на пороге, девушка сидела на их диванчике и изучала какую-то книгу.
– Привет, Жанна, – проговорил Йоханнес, подойдя к окну. Долго, однако, его братья добираются до дома – они до сих пор не достигли двора и даже вдалеке их не видно. – А ты чего здесь одна сидишь?
– Добрый день, Йоханнес, – она встала со своего места, чтобы поприветствовать его. – Миссис Ярвинен вместе с Аннели и Тарьей ушла в лес за травами – скоро будет день Вейнямейнена и она сказала, что они должны незамедлительно начать к нему готовиться.
– Ох уж эти их языческие штучки… Опять уйдут в ночь, а мы будем переживать, как бы с  ними чего не случилось, – проговорил он негодующе. – А где Юхани? Как всегда у себя?
– Да, он в своей комнате – я его уложила спать, – сообщила Жанна. – Знаешь, сегодня с утра у него был приступ – я впервые увидела человека, больного черной немочью… Очень испугалась.
– Такое часто бывает с ним, – проговорил Йоханнес. – Привыкай.
– Как у вас дела на ваших чудесных промыслах?
– Все идет как нельзя лучше, – довольно улыбнулся он. – За какой-то месяц прославились на весь Нью-Роут – теперь, стоит только очутиться в среду на Торговой улице, как все от нас ждут чудес.
– Вы очень интересные люди, – заметила Жанна. – Есть в вас какая-то загадка, тайна, которая известна лишь посвященным. И занятие у вас необычное… Знаешь, я никогда не имела дело с фокусниками. Видела в Нью-Роуте одного чудака…Но лично не общалась. А расскажи мне, как у вас все происходит? Мне Ильмари показывал фокус с платочком…  Однако, сказал, что все дело в том, что «платок волшебный». Но я ведь догадываюсь, что дело в тайных знаниях…
– Какое у тебя колечко… – проговорил Йоханнес, взяв ее руку в свою. – Камень прямо в цвет моих глаз, хочу сказать. Смотри, у меня тоже есть кольцо – правда камень зеленый, как глаза нашего Элиаса.
Йоханнес снял со своего указательного пальца золотой перстень, подаренный матерью на его восемнадцатилетие – оказывается, раньше это кольцо принадлежало его отцу.  «Дай мне свое колечко – хочу показать тебе кое-что,» – попросил он. Жанна сняла со своего пальца кольцо и с доверчивой улыбкой вручила  его Йоханнесу.
– Ты спрашивала, как у нас все происходит? – проговорил Йоханнес и каким-то чудесным образом соединил свое кольцо с кольцом Жанны. Та вытаращила в удивлении свои угольно-черные глаза. – А вот так и происходит – хотел просто полюбоваться твоим колечком и сравнить со своим… А теперь, о, боже, что же я натворил! Придется тебе отныне носить два кольца вместо одного…
– Но в чем секрет? – удивленно произнесла Жанна.
Йоханнес, конечно же, не мог на ходу демонстрировать чудеса. Этот фокус с кольцами он хотел показать сегодня на публике, но решил, что лучше не связываться с драгоценностями чужих людей. Поскольку Йоханнес долго готовился к этому действу, ему не составило труда в один миг соединить кольца.
– Секретов здесь нет, это – волшебство, – слукавил Йоханнес, чтобы оставить за собой образ загадочного мага.
– А как же теперь ты вернешь мне колечко? – спросила девушка, заинтригованная неоднозначным ответом Йоханнеса.
– Знаешь, на сегодня моя магия исчерпала себя, – сказал Йоханнес с улыбкой. – Приходи к нам завтра, и я тебе его верну.
– Завтра я хотела сходить в театр на «Сон в летнюю ночь» – там играет Ильмари, после чего мы планировали погулять по городу и встретить закат, – проговорила Жанна, слабо улыбнувшись. – Но, пожалуй, загляну к вам на ужин – ты в одно мгновение изменил мои планы на вечер.
– Что ж, буду с нетерпением тебя ждать, – улыбнулся Йоханнес. – Только попробуй не придти – твое колечко обидится и не захочет возвращаться к тебе, а в этом моя магия бессильна, ведь сердцу не прикажешь.
– В таком случае, я просто не имею права проигнорировать твою просьбу, – улыбнулась Жанна и, подойдя к окну, увидела Элиаса, шедшего рядом с Ильмари. – Наши всадники достигли родных земель…
– А вот и мы! – радостно объявил Ильмари, когда они с Элиасом вошли в дом. – Привет, Жанна!
– Здравствуй, Ильмари, – она хотела обнять его, а Ильмари просто поцеловал ее ручку. – Гадала сегодня, кто вернется раньше – думала, что ты, а нет, Йоханнес опередил вас с Элиасом.
– Видимо Солнцу сегодня подрезали крылья любви, поэтому он и не спешил, – сказал Элиас, взглянув на брата.
– Как ты можешь так говорить, Элиас? – обиженно произнес Ильмари. – Сам болтал со мной всю дорогу, тем самым задерживая меня, а теперь утверждаешь, что мне подрезали крылья любви…
– Все ясно, крылья любви тебе подрезал я своими разговорами о творчестве Гарри Гудини, – снисходительно сказал Элиас. – Но отчего же Йоханнес так гнал своего Викинга? Уж не у него ли отрасли крылышки?
– Ну чего ты болтаешь, Элиас? – сказал смущенный Йоханнес. – Любишь вечно уколоть кого-нибудь своим острым языком. Не ты ли утром шутил насчет моих любовных похождений и собирался женить меня в один день с Ильмари? И вообще, все, кто живет в этом доме либо мужчина, либо связан со мной кровным родством, или вообще уже отдал сердце Ильмари.
Теперь смутилась Жанна, ведь в своей фразе Йоханнес имел ввиду ее. Она отдала сердце Ильмари… Да, Жанна питала к нему симпатию. Но не более. Она была слишком молода, чтобы постичь любовь, Жанна не была готова к тому, что ее сердце будет поражено стрелой Амура. Однако, девушка боялась одиночества: ей казалось, что Ильмари –ее последний шанс и отказываться от  него по меньшей мере – глупо, а по большей – не этично. Ее родители и мать Ильмари уже планируют их совместное будущее, братья и сестры Ильмари приняли ее и посчитали достойной кандидатурой на роль его супруги…Отступать слишком поздно – Ярвинены возлагают на нее надежду насчет того, что она, став супругой Ильмари, продолжит их древний род. Любовь – это дело времени и скорее всего, она путает симпатию с зарождением этого светлого чувства.
Жанна ненадолго задумалась,  а братья в это время,  стоя в прихожей,  говорили что-то про фокусы. Она, снова вернувшись к реальности, вспомнила, что парни, вероятно, ушли из дома очень рано, устали и проголодались.
– Вы, наверное, голодны…– проговорила Жанна. – Мы вчера с Аннели закололи курицу – я зажарила ее в тесте…                   
– Отличный повод узнать, какая ты хозяйка, милая, – сказал Ильмари. – Ну что же, веди нас на кухню.
Пока братья поглощали мясо недавно убитой курицы, Жанна вышла из кухни. Она почувствовала себя дурно в душной кухне и решила, что ей лучше побыть в более прохладной прихожей. Йоханнес отказался от обеда, поскольку в последнее время не обладал отличным аппетитом – видимо хорошо потрепанные нервы на работе из-за вражды с одной коллегой, которая невзлюбила его с самого начала, и страсть к красотке – Кейт, решили объявить войну плоти и выпить из него все жизненные силы. Он ограничился чашкой кофе без сахара, надеясь прогнать им сон, который одолевал его, намекая на то, что не плохо было бы поспать добрые два часа среди белого дня. Йоханнес направлялся в сторону комнаты Юхани – нужно проведать его, все ли у него в порядке после приступа. Он увидел Жанну, сидящую на диванчике в прихожей – она была необычайно бледна.
– Что с тобой? – спросил Йоханнес, обратив внимание на ее болезненный вид. – Ты вся бледная…
– Что-то душно здесь у вас… Солнышко светит прямо в окна – от него нет никакого спасения! – проговорила Жанна, обмахиваясь бумажным веером.
– Когда душно, люди не бледнеют, а напротив, становятся румяными, – заметил он. – Ты точно здорова?
– Да, Йоханнес, все в порядке, – ответила Жанна, слабо улыбнувшись. – Не беспокойся обо мне.
Он, бросив на нее тревожный взгляд, ушел восвояси. Неслышно зайдя в комнату Юхани, боясь потревожить его, Йоханнес обнаружил, что его брат не спит. Мальчик сидел  на домотканом коврике и теребил в руках тряпичную куклу. Йоханнес с удивлением обнаружил, что Юхани что-то шепчет на непонятном языке:  «Алу сар…Лару халар…» – эти слова отдаленно походили на древнефинский. При этом Юхани пронзал куклу палочкой от набора строителей и произносил: »Лайра хойе, лайра хойе!» – все это подозрительно походило на обряд жертвоприношения, о котором Йоханнес читал в сочинениях известных историков.
– Что делает мой котеночек? – Йоханнес всегда обращался к брату ласково, поскольку любое не угодное Юхани слово либо пугало его, либо заставляло его бесконечно плакать, что, в итоге, приводило к очередному приступу. – Слышу, ты что-то шепчешь – мне стало интересно, решил узнать. Можно мне полюбопытствовать, Юхани?
– Йохан… Солнце… – смотрел на него Юхани потупленным взглядом.
– Солнце у нас Ильмари, а я – Ландыш. – Йоханнес присел рядом с ним. – Что это у тебя? Как зовут твою куклу? Анабель?
– Цветок… Ландыш… Цветок… – лепетал он. – А мама поймала Джона… В нем – кинжал.
– Что? – проговорил Йоханнес. – Какой Джон? Какой кинжал?
– Лес… Алу сар… Лару халар… – Юхани стал вертеться, подобно волчку. – Джек… Я видел мертвого Джека…
– Мой хороший, здесь живем только я, ты, наша мама, братья и сестры, – говорил Йоханнес, поглаживая его по голове. – Никакого Джона и Джека нет, все живы и здоровы.
– Джек приходил к нам утром, когда вы уезжали… И пока не было Жанны. – настаивал Юхани, повысив голос.
– Приходил, приходил, – согласился Йоханнес, чтобы брат не впал в истерику. – Но с ним все в порядке, тебе это приснилось, мой котеночек.
– Спать… Я хочу спать… – произнес мальчик, положив голову на плечо брата. – Спой мне про Дочек…
– Дочки Рейна под водой хранят золото богов – это долг для них святой, Рейн для них, как отчий кров… – напевал Йоханнес, убаюкивая брата.
Пока Юхани погружался в сон, Йоханнес думал о том, что услышал от него. А что если эти самые Джек и Джон отнюдь не плод его воображения? Зачем Юхани колол куклу, подобно жертвенному ягненку? Откуда он знает древнефинские слова? Что значит »А мама поймала Джона?» – что за бред вообще? Конечно, он свойственен безумному Юхани, но обычно мальчик вспоминал о свечах, которые нужно обязательно задуть, чтобы не сгорел дом – это, очевидно, отпечаталось в его сознании еще в то время, когда их дом освещался свечами, а не газом. Уж не связано ли это с религией, которую исповедуют в этой семье женщины… Все это очень странно.
Когда Юхани заснул, Йоханнес заботливо положил его на кровать и укрыл летним одеялом. От нечего делать он стал бродить по дому и совершенно случайно забрел в комнату Тарьи, которая оказалась незапертой. По закону дома Ярвиненов все то, что не заперто – доступно. Но в комнате сестры он обнаружил лишь кукол, наряженных в пестрые платья и множество нарядов самой Тарьи, висящих на спинке стула. Она была с одной стороны, еще ребенком, но с другой стороны Тарья уже вступала в тот прекрасный возраст, когда еще предстоит попробовать все, что присуще взрослым. Бедняжка страдает от неразделенной любви… Наверное, ее сейчас гложет тоска, а сердце сдавливает тяжесть душевной боли… Как бы он хотел уберечь ее от страданий…
Не найдя в спальне Тарьи ничего интересного, за исключением изображения какого-то языческого бога, вырезанного из дерева, Йоханнес решил спуститься вниз и сходить на террасу, где проводили свое время его братья с Жанной.
– Йоханнес, как раз хотел за тобой сходить и позвать к нам, – крикнул с террасы Элиас, когда Йоханнес вышел на крыльцо.
– Ты опоздал, мой брат, – с наигранным трагизмом произнес Йоханнес. – Ах, если бы ты сделал это на минуту раньше!
– Люблю, когда ты придураешь, – усмехнулся Ильмари. – Ты даже дурачишься талантливо.
– Что есть-то есть, – Йоханнес поднялся по небольшой лесенке и очутился на крытой террасе.
– Что-то в последнее время ты отрешен от наших посиделок. Все время пропадаешь где-то один, без нас, – улыбнулся Элиас. – Уж не мисс Лоу ли причастна к твоим смятениям?
– Откуда ты знаешь? – удивился Йоханнес.
– Неужели ты думаешь, что вам все еще удается встречаться тайно? – смеялся Элиас. – Весь Нью-Роут знает дочку Фреда Лоу. О том, как старшая дочь этого известного дельца влилась в богему, начав встречаться с восходящей звездой театра, твердят все. Пока ты вчера гулял с ней, мы всей семьей уже делали ставки, когда ты ее замуж позовешь. Мы хотели молчать, чтобы тебя не смущать, но как-то не получилось.
– Первая любовь – не вечная, – мудро заключил Йоханнес. – Это лишь тренировка перед настоящими отношениями.
Йоханнес устроился напротив Жанны, бок о бок с Элиасом, который сейчас пытался внушить Ильмари, что брак с Жанной ему нужен не для того, чтобы иметь при себе кухарку, прачку, уборщицу и любовницу, а для того, чтобы любить и быть любимым, чтобы не быть одиноким.
– Вот глупости ты сейчас говоришь, Ильмари! – огрызнулся Элиас, возмущенный ходом его суждений. – И какая же дура будет с тобой жить? Сам подумай: захочет ли нормальная девушка быть твоей прислугой?
– Если есть в семье любовь, то почему бы лишний раз и не угодить дорогому мужу? – сказал Ильмари.
– Да ладно тебе болтать, трещотка, – усмехнулся Йоханнес, желая прекратить этот бессмысленный разговор.
– Ты хоть говори об этом только с нами, – сказал Элиас. – Ты же унижаешь Жанну. Думаешь, ей очень приятно это слушать?
– Я ничего такого не сказал.
– У меня есть предложение, – вставил Элиас. – Как насчет того, чтобы прокатиться на наших славных конях вдоль реки?
– Отличная идея, – согласился Йоханнес. – Заодно покажем чопорной англичаночке, что такое быть настоящими финнами – сынами ветров и лугов. Жанна, ты когда-нибудь была в седле?
– О, нет, Йоханнес, – сказала она. – Я езжу только в кэбах.
– Полагаю, что нам пора исправить это досадное недоразумение, – сказал Элиас, вставая с места. – Седлайте коней, господа.
Братья последовали за Элиасом, направляющимся в сторону конюшни. Йоханнес, надо сказать, не горел особым желанием совершать конную прогулку – ему совсем не хотелось проводить ближайшие несколько часов с братьями и Жанной. Несмотря на внешнюю доброжелательность этой девушки, он чувствовал ее внутреннюю враждебность. Вероятно, он чем-то не угодил Жанне, если она так лицемерит перед ним, стремясь за маской дружелюбности скрыть истинное лицо зарождающейся ненависти. Мало того, что несчастный Йоханнес страдал от Оливии Стюарт – юной актрисы театра, чей талант он случайно затмил своей гениальностью, так теперь еще нажил врага дома… Ильмари тоже не особо хотел скакать по лугам – разговор с Элиасом об истинном предназначении женщины оставил в его душе неприятный осадок, после которого не то, чтобы гулять вместе с ним – видеть его Ильмари не хотел. Зачем Элиас хочет навязать ему свою точку зрения, которая ошибочна?  «Женщина предназначена для того, чтобы не быть одиноким…» – вспоминал Ильмари слова брата. – «Как будто от того, что я буду использовать ее так, как считаю нужным, я буду более одинок, нежели если я стану просто любить ее».  Конечно, инфантильный Ильмари, в глубине души осознающий, что Элиас на самом деле прав, отказывался признавать это. Признать его правоту – значит сдаться. Спор для него – азартная игра и он не из тех, кто привык проигрывать.
Когда братья в компании Жанны очутились за пределами владений Ярвиненов, зайдя в имения природы, Ильмари, оседлав Феникса, заставил его встать на дыбы, чтобы продемонстрировать невесте свои отличные навыки верховой езды. Элиас, оказавшись в седле, спросил Жанну:  «С кем хочешь разделить коня, красавица?»
– Даже не знаю… – говорила она, а сама поглядывала на будущего мужа. – По всем канонам я должна быть рядом со своим женихом.
– Спешись, Ильмари – я не думаю, что ты настолько ловок, чтобы усадить девушку на коня, будучи сам в седле, – сказал ему Йоханнес, еще стоящий на земле.
– А не поможешь ли ты мне по-братски? – попросил Ильмари. – Я едва залез на Феникса – он сегодня слишком буйный и мне не хочется мучаться снова.
– Буйный? – проговорила Жанна. – А может, я лучше пешком пройдусь? Что-то мне страшно…
– Не бойся, Жанна, Ильмари – отличный всадник. Под ним любой конь становится покладистым, – сказал Йоханнес, обхватив ее за ноги. – Держись за меня крепче – ты так хрупка, что я боюсь тебя покалечить.
В этот момент Йоханнес ощутил прикосновение ее рук к своей шее – Жанна прижалась к нему, боясь, что он вдруг уронит ее. Бережно обхватив девушку за талию и касаясь ее узких бедер, по которым сероватым ручейком струился шелк платья, Йоханнес водрузил ее на коня Ильмари, который заржал, почувствовав, что нагрузка на его спину увеличилась.
– Спасибо, Йоханнес, – проговорил Ильмари, обняв девушку и взяв в руки вожжи.
– Пожалуйста, – ответил тот, в один миг запрыгнув на Викинга.
Три всадника гнали рысцой коней по лугу близ холмов. Жанна, впервые оказавшись сегодня верхом на коне, первые десять минут чувствовала себя очень неуверенно – она боялась смотреть вниз, ведь земля была так далеко от нее! Девушка всем сердцем трепетала, когда Ильмари побуждал коня ускорить свой бег – упаси Боже, если этот быстрый зверь на чем-нибудь споткнется! Если это случится – беды не миновать!
– И что бы вы не говорили, парни, мой конь самый резвый из всех! – сказал Ильмари, когда позволил Фениксу отдохнуть и пройтись спокойным шагом. – Пока ваши плелись вялой рысью, мой едва не срывался в резвый галоп!
– Просто мы не хотели бешеных скачек, – ответил Элиас. – По-моему, все кони одинаковы по своим способностям – если захотеть, то можно разогнать каждого до приличной скорости.
– Я готов держать пари, что мой конь будет быстрее коня Йоханнеса, – заявил Ильмари.
– Ну и что ты готов отдать в случае своего поражения в споре? – спросил Йоханнес.
– Ставлю тринадцать шиллингов на своего Феникса!
– Ну хорошо, а если проиграю я, то мне придется рассказать вам секрет моего сегодняшнего фокуса с чернильной галочкой, – сказал Йоханнес.
– Тогда я хочу, чтобы ты проиграл! – воскликнул Элиас. – Весь день ломаю голову над тем, как тебе это удалось!
– Хорошо, стартуем от этого камня, – предложил Ильмари.
Йоханнес подвел своего Викинга к большому валуну, который уже десятки, а может и сотни лет лежит посреди огромного зеленого луга. Конь Ильмари, послушно выполняя приказы хозяина, подошел к Викингу и поравнялся с ним.
– Стартуем отсюда, а где финиш? – спросил Йоханнес.
– Пусть будет у той одинокой ели, – показал рукой Ильмари. – Главное, чтобы нас видели Элиас и Жанна. Должен же кто-то зафиксировать победу одного из нас, правильно?
– Верно, – согласился Йоханнес.
– Итак, братья Ярвинены, вы уже на старте, – сказал Элиас. – На счет три пускаете своих коней в быстрый галоп. Раз, два…
На «три» кони Ильмари и  Йоханнеса сорвались с места и, поднимая пыль на дорожке, протоптанной ими же за месяцы прогулок на этом лугу, поскакали в сторону одиноко стоящей ели.
– Прости, Викинг, но я не хочу раскрывать им своей тайны, – прошептал Йоханнес, замахнувшись на него кнутом. Вообще-то он никогда не применял кнут для понукания конем, но сейчас-особый повод, чтобы сделать это.
– Кнут не поможет, Ландыш-мой конь все равно быстрее! – кричал ему Ильмари, опережающий на своем коне Викинга.
– Это мы еще посмотрим, Солнце, – ответил ему Йоханнес, подгоняя коня.
Жанна в это время стояла рядом с Элиасом и ожидала исхода скачки. Как ни странно, ей хотелось, чтобы победил Йоханнес – он создавал впечатление лидера среди остальных своих братьев и Жанна не хотела, чтобы он нарушил репутацию победителя по жизни. И в случае своего поражения Йоханнес обещал раскрыть секрет одного из своих фокусов, чего она совсем не желала. У Жанны Йоханнес ассоциировался с загадочностью и волшебством, его творчество – для посвященных, если он раскроет свой секрет братьям при ней, она узнает, каким путем Йоханнес добивается чудес и тогда эта манящая завеса тайн рухнет, обличив скучную обыденность.
– Как думаешь, кто победит? – спросил ее Элиас, наблюдающий за двумя отдаляющимися фигурами.
– Ильмари, конечно. У него же самый быстрый конь, – ответила девушка, скрыв свои симпатии относительно всадников.
– Похоже, Феникс его подводит в самый неподходящий момент… – проговорил Элиас.
Действительно, ближе к финишу черный конь решил, что он не достоин победы, а если она не для него – то нечего и стараться. Феникс сначала убавил свой пыл до рысцы, а потом и вовсе стал гарцевать на месте.
– Чего встал, дурень?! – воскликнул Ильмари. – Ты думаешь, что у меня есть лишние тринадцать шиллингов? Давай, соберись – мы должны порвать этих двух блондинов!
Но видимо Ильмари сегодня перехвалил своего коня и тот зазнался. Элиас и Жанна, наблюдая за тем, как Феникс задирает нос, отказываясь служить хозяину, откровенно смеялись.
– Зато у него самый быстрый конь, – говорил Элиас, уже не сдерживая иронии.
– А кто знает, может так оно и есть, – сказала Жанна, тайно радуясь победе Йоханнеса. – Никогда ведь не предугадаешь, как поведет себя зверь.
Когда братья вернулись к ним, Йоханнес, спешившись, проговорил:  «Ну что, где мои тринадцать шиллингов?»
– Вот, возьми, – Ильмари достал из кармана своей легкой куртки мешочек с деньгами. – Мой красавец решил сегодня меня разорить…
– Не нужно, Ильмари, – сказал Йоханнес, отказавшись от денег. – Я согласился на скачку не ради денег, а для того, чтобы испытать силу своего Викинга. Я сделал это и мне больше ничего не надо.
– Как насчет того, чтобы сходить к озеру? – предложил Ильмари. – Наверняка наши кони непрочь напиться чистой воды из озера Теней, а я был бы рад искупаться там – рубашка просто липнет к коже! Так жарко!
– Отличная мысль, Ильмари.– согласился Элиас, залезая на Штиля. – Если ты решишь окунуться в воды озера – я последую твоему примеру.
– Жанна, ты еще не устала? – спросил ее Йоханнес. – Мы уже гуляем порядка двух часов…
– Нет, Йоханнес, я могу побыть с вами еще некоторое время, – ответила девушка. В последнее время она стала замечать, что ее жених не уделяет ей должного внимания –Ильмари никогда не интересовался ее делами, если Жанна имела болезненный вид, он даже не проявлял признаков беспокойства в то время, когда его братья засыпали ее вопросами, касаемыми самочувствия Жанны. Конечно, забота Йоханнеса была ей приятна, но ее огорчало то, что Ильмари проявляет в некоторых случаях равнодушие к ней. Да, поспешила она с выводами, когда решила, что Йоханнес холоден и безразличен ко всему…
– Садись ко мне в седло, Жанна, – подошел к ней Ильмари, чтобы усадить ее на коня.
– Нет, дорогой, я, пожалуй, пройдусь пешком, – сказала Жанна. – Вы езжайте, а я догоню вас – мне  примерно известно, где располагается это озеро. Может быть, не заблужусь.
– Ну хорошо, – согласился Ильмари и, забравшись в седло, махнул ей рукой и умчался вдаль.
Наблюдая за тем, как растворяется вдалеке силуэт Ильмари, Элиас, удивленно переглянувшись с Йоханнесом, проговорил:  «Джентельмен от бога… Бросил невесту и умчался один… А если бы и мы сели на коней? Она бы одна тут осталась – о чем он думал вообще?»
– Может быть он просто решил, что не стоит ее вынуждать садиться на коня… Вот Ильмари и подумал, что кто-то из нас составит ей компанию на пешую прогулку до озера, –проговорил Йоханнес. – Одну Жанну мы здесь не оставим. Я не поеду – думаю, лучше мне пройтись пешком.
– В таком случае я вас покидаю, –сказал Элиас. – Хочу прокатиться так, чтобы ветер заплетал в косы гриву моего Штиля, а меня пробирал насквозь. Жанна, дорогая, не бойся нашего Йоханнеса – готов заручиться, что он тебя не обидит. До встречи на озере!
С этими словами Элиас, хлестнув коня кнутом, ускакал под стук копыт Штиля. Йоханнес и Жанна шли по лесной прогалине, избрав кратчайший путь до озера. Жанна не знала о намерении Йоханнеса поскорее достичь озера и поэтому гадала, почему же он ведет ее, как ей казалось, вглубь леса.
– Куда мы идем? Ильмари и Элиас уехали в другую сторону… – проговорила Жанна.
– Как же ты еще не догадалась, что коварный Элиас обманул тебя сказав, что я не обижу, – ответил  сухо Йоханнес. – Я веду тебя в лес для того, чтобы скормить волкам – мои друзья очень любят мясо красивых девушек.
– Йоханнес… – испуганно проговорила она. – Ты же ведь шутишь, правда?
– Конечно шучу, – улыбнулся он. – На самом деле я не дружу с волками – я дружу с медведями.
– Я тоже, поэтому тебе не удасться устроить своим друзьям роскошный обед, – засмеялась Жанна, осмелев. – Потому-что они своих не едят.
– Жаль, а мне ведь так хотелось… – проговорил Йоханнес, изобразив печаль.
– Йоханнес… – заговорила Жанна серьезно. – Пользуясь тем, что сейчас рядом никого нет… Скажи мне, а Ильмари и в самом деле такой?
– Какой? – недоумевающе переспросил Йоханнес.
– Консерватор. Он правда так относится к женщинам или…
– Ах, ты об этом, – проговорил Йоханнес, поглаживая Викинга, который встал у старого ясеня и отказался продолжать путь. – Не знаю, я раньше не наблюдал за ним ничего подобного. Все началось после того, как он встретил тебя… Сначала были просто разговоры о неравноправии мужчины и женщины, а потом Ильмари зациклился на том, что женщина – это всего-лишь попутчица мужчины по жизни. Она обязана утолять его плоть, участвовать в продолжении рода и обслуживать его, будучи просто дополнением его жизни… Глупо, конечно, с его стороны… Я не хочу наговаривать на своего брата, но это действительно так.
– Я надеюсь, что это временно, – проговорила Жанна. – Быть может, еще возможно выбить это из его головы?
– Я думаю, что можно, – сказал Йоханнес. – Ильмари, на мой взгляд, застрял в детстве. Никакой он не консерватор и уж тем более, не тиран. Ильмари просто любит наболтать людям о себе даже того, чего, на самом деле, нет. Быть может, ему не хватает внимания и он каким-то образом пытается его к себе привлечь – я не знаю. Но я полагаю, что брак с тобой изменит его в лучшую сторону.
– Ты знаешь, Ильмари очаровал меня своим легким характером, – призналась Жанна. – Я заметила, что вы все не так просты, как он. С самого начала Ильмари показался мне холодным и равнодушным ко всему человеком, но со временем я поняла, что все с точностью наоборот. Он приятен в общении, легок на подъем, но в то же время в нем есть отличная черта – Ильмари серьезен и не боится ответственности. Но эти предрассудки, касаемые назначения женщины… Если честно, они меня пугают.
– Если ты боишься выходить замуж за Ильмари, выходи замуж за Элиаса или за меня, – улыбнулся Йоханнес. – Мы живем проще, не забивая голову глупостями.
– Всегда думала, что я  настолько неприметна, что мне просто не суждено встретить достойного кандидата в мужья, – призналась Жанна. – Встретив Ильмари, я думала, что он – мой последний шанс. А тут такой выбор…
Конечно же, девушка понимала, что Йоханнес сказал это несерьезно. И ей, как ни странно, было немного жаль, что это всего-лишь шутка. Жанна с тревогой осознавала, что не испытывает любви к Ильмари. К тому же, когда на поверхность их отношений всплыла правда о его отношении к женщинам, которых он не воспринимал как полноправных участниц общественных отношений, девушка очутилась на распутье – раньше она была с ним, надеясь на то, что еще воспылает к нему любовью, но сейчас… Да, Жанна не переставала верить в то, что чувства еще находятся в состоянии зарождения, но с каждым днем, с каждым часом, чаши весов перевешивало в сторону того, что любви попросту нет. Да, она переставала верить в любовь.  «Наверное, она бывает только в сентиментальных романах…» – думала Жанна. – «В жизни есть только привычка быть вместе и заботиться друг о друге, а привычка – это отнюдь не любовь.» Расстаться с Ильмари – значит обречь себя на одиночество. А быть спутницей кого-нибудь другого из Ярвиненов она была бы не против – лучше семьи Жанне все равно не найти. Элиас, как самый старший из братьев умен и рассудителен, он уже имеет хоть и не большой, но все же жизненный опыт, а времена, когда его юношеский разум могла постигнуть глупость, подобная идее Ильмари, давно прошли. Он бы мог быть ей отличной партией. Йоханнес… Да, несмотря на ее отношение к нему, Жанна рассматривала и его кандидатуру. Красив, умён, скромен, талантлив… Жанна заметила, что он более галантен с девушкой, нежели Ильмари, который был немного эгоистичен. Она еще плохо знала Йоханнеса, но Жанна недавно сделала для себя открытие: он не так ужасен, как она подумала в день их первой встречи. Нет, Йоханнес не такой уж и равнодушный – он относился ко всему так, как подобает любому нормальному человеку: чужие люди его не интересовали, что естественно – ему некогда думать о проблемах других, ведь своих забот у него не меньше, но люди из окружения Йоханнеса, конечно же, беспокоили его и он готов был участвовать в их судьбе, если это от него потребуется. »Я была не права…» – признала Жанна. – «Он отнюдь не  холодный и не скупой на проявления чувств… Очень даже приятный человек…»
– Это ты не приметна?! – удивился Йоханнес. – Ты точно сейчас про себя сказала? Жанна, если ты так считаешь, то у тебя заниженная самооценка – нужно с этим что-то делать. У тебя яркая внешность – своей красотой ты затмеваешь серых мышек вроде актрис из нашего театра. Знаешь, с нами работает много заурядных личностей – у кого-то нет таланта, но есть приятная внешность, а у кого-то нет ни того и ни другого. Так вот, помимо того, что ты хороша собой, ты еще отлично воспитана и образована. Это только Ильмари думает, что ум – это не самая лучшая черта для женщины. Поверь мне, Жанна, ты достойна того, чтобы обрести счастье.
– Ты и в самом деле так думаешь? – проговорила Жанна, смущенно опустив глаза.
– Боже мой, неужели ты готов продолжить путь, Викинг? – произнес Йоханнес, когда его конь, отдохнув, заржал, призывая идти дальше. – Жанна, я так не думаю – я в этом уверен.
Они шли по лесной тропинке, ведущей к прогалине, за которой разросся еловый бурьян. На озере можно было очутиться, лишь пройдя это недолгое испытание сосредоточением зеленых деревьев.
– У меня есть предложение, Жанна… – проговорил Йоханнес. – Идти пешком слишком долго, а я хочу уже поскорее оказаться на лугу у озера. Сядешь со мной на коня или пойдем своим ходом дальше?
– Сяду, только если ты не станешь сильно меня прижимать к себе, как Ильмари, – сказала Жанна. – Знаешь, после его прикосновений я считаю на своем теле синяки.
– О, да, Ильмари действительно неуклюж, – согласился Йоханнес. – Но я полагаю, что тебе нужно к этому привыкнуть – иначе как же ты будешь с ним жить?
– Все очень просто – я смирюсь с тем, какой он есть, – с улыбкой проговорила Жанна, а Йоханнес тем временем уже оказался в седле. Не успела Жанна понять, что происходит, как он, ловко изогнувшись, подхватил ее, и она очутилась на Викинге в объятиях наездника.
– Держись за меня крепче, Жанна – поедем быстро, – предупредил он и пустил Викинга в галоп.
Девушка была удивлена нежностью его прикосновений – в них не было той грубой мужской силы, которая порой причиняла боль даже если ее хозяин сам того не желал, однако, в движениях Йоханнеса чувствовалась уверенность. От него исходил приятный запах парфюма – Жанна угадала пряные нотки розы и пачули. »А от Ильмари всегда пахнет жасмином и лавандой…» – подумала она. Длинные светлые волосы Йоханнеса развивал ветер и, когда локон падал на его грудь, она, видя, как он переливается светом, думала о том, что это, наверное, очень хорошо обладать такой роскошной прической – что бы ни говорили, но блондины и блондинки от природы наделены красотой и совершенно не важно, какие у них черты лица, видимо особую прелесть этим людям придает цвет их волос.
– Ах… – воскликнула она, когда конь споткнулся на кочке. На секунду ей показалось, что они сейчас рухнут с высоты роста Викинга.
– Не бойся, все в порядке, – успокоил ее Йоханнес.– Это всего-лишь неровность на земле.
Вскоре Жанна увидела просвет – лес расступился перед ними и вдали заблестела озерная гладь. Это было очень красиво: зеленый луг, пестрящий синими, красными, желтыми, фиолетовыми, оранжевыми цветами! А у подножия целого пояса холмов серебрилось озеро Теней… Его воды были настолько прозрачны, что можно было видеть дно. Солнце уже не палило, а лишь приятно согревало землю. Она оказалась здесь впервые, и ей на одно мгновение показалось, что все это – сказочный сон, который вот-вот превратится в дымку тумана и развеется…
– Похоже, братья еще в пути. – проговорил Йоханнес, обнаружив, что кроме него и Жанны здесь никого нет. – Но я думаю, что не пройдет и пяти минут, как они окажутся здесь.
– Как здесь красиво… – проговорила Жанна, ступив на твердую землю. – Никогда не была здесь, хоть и много слышала об этих местах…
– Зато сейчас тебе выпала возможность познакомиться с одним из прекрасных местечек Англии, – сказал Йоханнес. – Это ты еще в Финляндии не была – знала бы ты, какая там природа!
– Я с нетерпением жду нашей поездки, когда вы познакомите нас с Ювяскюля, – сказала Жанна. – А каково это, жить на две страны?
– Не знаю, – сказал Йоханнес. – Но по-моему, ничего особенного, ведь живем мы здесь, в Лиственной пустоши, а в Ювяскюля бываем очень редко – я, например, был там в последний раз, будучи ребенком. И, конечно же, я плохо помню, какая она, Финляндия. Но то, что запомнилось мне больше всего от нашего последнего путешествия – это красота тех мест. Там много живописных местечек.
– В таком случае, ты сможешь оживить в своей памяти яркие моменты детства, когда мы поедем туда все вместе, – сказала Жанна, подойдя к озеру ближе. – Боже мой, никогда не видела ничего подобного…
Вскоре послышался цокот копыт. Это кони Ильмари и Элиаса приближались к заветному месту, мечтая поскорее освободить свои спины от тяжелой ноши.
– Вы уже здесь! – воскликнул Элиас. – Не думал, что вы так быстро доберетесь.
– А мы были уверены в этом, – сказал Йоханнес.
– Жанна, любовь моя, ты ведь не скучала по мне, покуда была с Йоханнесом? – нежно щебетал Ильмари, обнимая ее и ластясь к ней.
– Ах, что ты, милый. Твой брат не давал мне скучать, но я все равно соскучилась по тебе,– проговорила Жанна, поддавшись его ласке.
Немного побыв с ней, Ильмари, воскликнул:  «Как жарко, боже мой!» и прыгнул с разбега в воды озера, не снимая одежд. Лишь прозрачные брызги воды поднялись вверх, скрывая в этом фонтане нездержанного ныряльщика.
– Ума не хватило с себя рубашку снять, – шептались между собой Йоханнес и Элиас. – Или так ему жарко, что едва дождался, чтобы предать свое тело холодным водам озера?
– Элиас! – крикнул ему Ильмари, плескавшийся в воде. – Идем же ко мне! Здесь так хорошо!
– Иду, уже иду! – кричал ему в ответ Элиас, разоблачаясь. – Вынужден покинуть вас – меня ждет раскаленное Солнце, остывающее в воде.
– Красиво сказал, – проговорил Йоханнес. – Прямо как  будто от поэта слышу.
Жанна была смущена, увидев почти обнаженного Элиаса – целомудренное дитя  юности очень мало созерцало оголенное мужское тело и поэтому безобидное действо Элиаса, желающего остудить свою разгоряченную плоть, заставило ее вспыхнуть ярким румянцем на щеках. Пока братья бороздили просторы озера, разгоняя руками воды во время плавания наперегонки, Йоханнес и Жанна сидели на берегу и, наблюдая со стороны за происходящим, разговаривали об участниках вечеринки в царстве Нептуна.
– А сколько лет Элиасу? Двадцать три года? – спрашивала Жанна Йоханнеса, который сидел с ней спина к спине.
– Да, в апреле исполнилось, – ответил Йоханнес. – А что?
– Просто мне показалось странным, что он еще не женат, – сказала Жанна. – Обычно в этом возрасте уже у всех есть свои семьи.
– Нашей старшей сестре тридцать три года и она до сих пор незамужем, – сказал Йоханнес.– Видимо, не все созданы для семьи. А может быть, Элиас просто еще не встретил достойную девушку – в прошлом году он познакомился с одной актрисой… Но она была моложе него на шесть лет и видимо поэтому у них не сложилось.
– Знаешь, моя мама вышла замуж за моего отца в возрасте двадцати пяти лет, в то время, когда ему уже было тридцать. Поэтому, я полагаю, что у Элиаса еще все впереди.
– Надеюсь, – проговорил Йоханнес, усмехнувшись. – Но сдается мне, что ему суждено воспитывать лишь своих племянников. Нет у него семейной жилы… Такой уж он человек-одиночка.
– Время покажет…
А между тем Ильмари и Элиас вышли из воды и устроившись рядом с сухими Йоханнесом и Жанной, предались солнечным процедурам. Ильмари, сняв с себя мокрую одежду, в которой он наслаждался прохладной водой озера, принялся разводить костер, желая как можно скорее высушить свои вещи.
– Йоханнес, хитрец, остался в стороне и сейчас не заморачивается насчет разведения костра, как я. – сказал Ильмари, бросая в собранный неподалеку хворост зажженные каминные спички, которые он прихватил с собой из дома «на всякий случай». – А я теперь весь сырой.
– Элиас тоже не заморачивается – он догадался снять одежду, прежде чем нырять в воду, – сказал равнодушно Йоханнес. – Тебе не хотелось тратить лишнюю минуту, чтобы снять рубашку – что ж, теперь суши ее.
– Как романтично, – проговорила Жанна, наблюдая за тем, как языки пламени лижут воздух. – Озеро, костер…
– Было бы романтичнее созерцать это вечером, – сказал Элиас, застегнув на рубашке последнюю пуговицу.– Днем костер не слишком уместен, особенно в такую жару.
– Нет, вечереет уже, – сказал Йоханнес. – Еще пару часов и начнет смеркаться.
Голубое небо становилось оранжевым, затем – розовым, а в районе десяти часов совсем стемнело и на темный платок неба высыпали первые звезды. Костер, горевший с четырех часов вечера, жил за счет хвороста, который подкладывал в него Элиас. Жанна, утомившаяся за день, задремала на плече у Йоханнеса, с которым по стечению обстоятельств находилась на протяжении всего вечера. Он не участвовал в бесконечном разговоре Ильмари и Элиаса о предстоящей поездке в Финляндию, планах становления на стезю иллюзионистов и о вопросах, касаемых работы в театре. Йоханнес находился глубоко в себе, думая о чем-то, что было тайной для окружающих. Впрочем, это состояние было для него обычным – мир сладких грез привлекал его гораздо больше, чем мир скучной реальности.
– Поздно уже, – проговорил Элиас. – Наверное, десять часов вечера уже точно есть… Быть может, продолжим дома?
– Да, мне пора возвращаться в Нью-Роут, – проговорила Жанна, очнувшись. – Родители уже,  наверное, ложатся спать…
– Я отвезу тебя, дорогая, – пообещал Ильмари. – Верну тебя в целости и сохранности мистеру и миссис Бредберри.
– Спасибо вам за чудесный вечер,– поблагодарила она. – Я еще никогда не была в этих местах.
– Быть может, зайдешь к нам на ужин? – предложил Элиас. – Ты наверняка так же голодна, как и мы.
– Нет, благодарю, Элиас. – ответила Жанна. – Уже слишком поздно… В следующий раз.
– Ждем тебя завтра, – сказал Йоханнес, подойдя к своему Викингу, который уже ждал, когда его оседлают. – Ты ведь помнишь, что у меня для тебя кое-что есть.
– Да, конечно, – улыбалась ему Жанна, вспомнив о соединенных кольцах. – Ради этого я непременно приду к вам завтра вечером.
– Вы уже успели заиметь секреты от нас? – спросил Ильмари, погасив тлеющий костер. – Интересно, что же ты готовишь для моей невесты.
– Свадебный подарок, – пошутил Йоханнес. – Ближе к свадьбе и тебе чего-нибудь от меня перепадет.
Они пробирались сквозь тьму ночи через лес, стараясь сократить путь. Жанна ехала в одном седле с Ильмари, каждый раз вздрагивая, когда Феникс в темноте наступал на кочки. Когда они оказались вблизи дома Ярвиненов, их компания распалась – Элиас и Йоханнес простились с Ильмари и Жанной, держащими путь в Нью-Роут, и вернулись домой, где их ждали сестры и мать, вернувшиеся из леса, в котором шла их подготовка к череде языческих праздников. Еще один день подошел к концу, а завтра их ждет новая череда однообразных событий, разбавляемых присутствием Жанны…

Глава 6

Искусственный сон

Наступление июля ознаменовало приход суеты в дом Ярвиненов. С самого начала месяца женщины стали пропадать всеми днями и ночами в лесу – они возносили молитвы к небесам, обращаясь к древнескандинавским богам, жгли костры, гадали и запасали травы на зиму. Братья окружили вниманием Жанну, боясь того, что мать и сестры могут сбить ее с пути и увлечь язычеством. Они старались огородить Жанну от присутствия Аннели, Тарьи и Мамы. В то время, когда Ильмари не находил в поклонении природе ничего ужасного, Йоханнес и Элиас были обеспокоены – бог знает, чем они занимаются в лесу; может, и правда гадают, а может… »Я читал о язычниках.» – говорил Йоханнес. – «Сама по себе эта религия кровавая и дикая... Например, каждый год викинги приносили в жертву богу Одину своего пленника. Кто знает, может и наши сейчас режут кого-нибудь для богини Фрейи… Или еще для кого-нибудь.»
– Совсем сдурели, – проговорил Элиас. – Не думаю, что эти глупости доведут их до хорошего.  Окрестились бы как все нормальные европейцы в христианстве, а им подавай единения с природой и возвращения к истокам…
– Говорят, что в далекие времена основоположники нашего рода были язычниками, – сказал Ильмари. – Видимо мама и сестры просто чтят традиции предков.
– Во времена, когда дымят заводы и ездят поезда, это крайне неуместно, – сухо проговорил Элиас, тем самым поставив точку в зарождающемся споре.
По окончанию недели Ляйадейнена, когда череда обрядов прекратилась, и женщины стали возвращаться к обычной жизни, все начали  готовиться к отъезду – из Ювяскюля пришла телеграмма от Хелены, где говорилось, что они с мужем ждут своих «дорогих англичан», как выразилась сестра Маритты Ярвинен. Семья Бредберри, приглашенная с позволения Хелены в Ювяскюля, была уже давно готова к путешествию: мать Жанны договорилась со своей кузиной о том, чтобы та приглядела за домом в период их отсутствия, а мистер Бредберри взял отпуск длиной в два месяца. Жанна отдыхала все лето по договору с Сент-Джеймсами, и поэтому ей не пришлось просить отпуска – он у нее уже вовсю шел. Когда были куплены билеты на завтрашний рейс поезда, следующего из Нью-Роута в Мэринг-Лайн, Ильмари и Элиас отправились накануне  в Нью-Роут, чтобы уладить дела со своим отпуском – господин Роппер долго не соглашался давать добро на то, чтобы братья на время вышли из состава театральной труппы. А Йоханнес, любимчик художественного руководителя театра, уже давно обо всем договорился и вот уже два дня проводил в кругу семьи, а не актеров. В то время, когда мама и Аннели гуляли по Торговой улице в поисках обновок, в которых они планировали посетить Финляндию, Тарья изводила находящихся дома Йоханнеса и Жанну своей безбашенной игрой на фортепиано.
– Этот мир очень прост – все понятно и так, под собою сжечь мост может только дурак… – доносились со второго этажа фальшиво спетые нотки, смело, но бездарно сыгранные на старом фортепиано.
– …И покуда твоя голова на плечах – всегда осторожным ты будешь в делах, – проговорил Йоханнес, сидящий в прихожей с Жанной.
– Ты уже знаешь весь ее репертуар, – смеялась Жанна, заплетая от скуки его волосы в косу.
– Конечно, можно выучить, если изо дня в день слушать одно и то же. Как выучила одну песню, так и поет  ее уже год, – сказал он, усмехнувшись.
– Я у нее еще про Дочек Рейна слышала, – говорила Жанна. – Нет, это не единственная ее песня.
– Это она у меня научилась, – равнодушно ответил он. – Я эту песню пою нашему Юхани как колыбельную. Кстати, как он? Ты вроде бы заходила к нему утром.
– Я покормила его, и он попросил у меня карандаши с альбомом для рисования. Я все принесла Юхани, – ответила девушка.– Обед ему сам отнесешь?
– Да, – сказал Йоханнес. – Уже два часа дня… Думаю, что он проголодался.
– Мы с миссис Ярвинен варили сегодня суп с бараньими ногами… – сказала Жанна. – Ему можно давать жирную еду?
– Конечно, можно, – сказал Йоханнес. – Он такой же, как и мы… Только немного отличается от нас своим… поведением.
Жанна понимала, что это больная тема для всей семьи и поэтому лишний раз старалась не заводить разговоров о Юхани, а если не получалось избегать их, то девушка пыталась быть как можно деликатнее и тактичнее.  «Бедный мальчик… Угораздило же его родиться таким… » – думала Жанна.
Йоханнес тем временем направился в сторону кухни. Он, оставив на несколько мгновений девушку, выполнял свой братский долг – поднявшись в комнату Юхани с едой на медном подносе, Йоханнес оставил тарелку с супом на столике близ кровати мальчика.
– Котеночек, оторвись уже от своих дел – я принес тебе кое-что вкусное… – проговорил Йоханнес, обратившись к рисующему что-то в своем альбоме Юхани.
– Ландыш – это цветок… Цветок… – бормотал себе под нос Юхани, выводя на альбомном листе замысловатые узоры.
– Да, мой мальчик, Ландыш – это цветок весны, чистоты и целомудрия, – говорил Йоханнес, усаживая Юхани за стол. – А ты у меня Нарцис – ослепительно красивый и чарующий…
Йоханнес не прекращал говорить с Юхани, поскольку разговор – это единственный способ отвлечь его и, покуда мальчик слушал речи брата, Йоханнес, болтая с ним без пауз, накормил Юхани, который не мог поесть без чьей-то помощи.
– Как ты красиво рисуешь, котеночек, – говорил Йоханнес, вытирая ему ручки бумажной салфеткой, смоченной в мыльной воде. – Вижу твой раскрытый альбом, лежащий на полу… Что это? Лошадка?
– Да, Ночка… Ночка… Иго-го… Иго-го… – Юхани стал ерзать на стуле и махать руками, пытаясь изобразить, как лошадь встает на дыбы.
– Не хочешь погулять, мой мальчик? – спрашивал Йоханнес, убирая со стола посуду. – Сейчас на улице так хорошо, а ты сидишь дома…
Юхани отрицательно покачал головой и стал ложиться на пол.
– Все понятно, ты хочешь спать, – проговорил Йоханнес, бросив посуду и принявшись расправлять постель Юхани. – Сейчас я тебя уложу на твою мягкую перину, набитую гусиным пухом…
– Жанна… Где Жанна?
– Она на первом этаже, – говорил Йоханнес, укладывая брата в постель.
– Я хочу к Жанне! – завопил Юхани. – К Жанне…
– Ты же хотел спать…
– Мне нужна Жанна… – Юхани проговорил это так жалобно, что сердце Йоханнеса, привыкшего к его выпадам, затрепетало.
– Хорошо, я сейчас ее позову, – ответил Йоханнес, погладив его по голове и поцеловав в щеку. – Только не плачь ради всего святого…
Когда Йоханнес спустился вниз, он застал Жанну за поливкой цветов на подоконнике. Девушка, трепетно относящаяся ко всему живому, касалась своими тонкими белыми пальчиками лепестков фиалок и лила им под листья прохладную воду, что-то напевая на английском языке.
– Жанна, ты очень сильно занята? – спросил Йоханнес, неслышно подойдя к ней со спины. От неожиданности робкая девушка вздрогнула.
– О, Йоханнес… Ты меня напугал, – проговорила она, повернувшись к нему.
– Извини, я не хотел, – ответил Йоханнес, взяв ее за руку. – Видимо ты покорила не только Ильмари. Юхани очень хочет видеть тебя – отказывается ложиться в постель, не пообщавшись с тобой.
– Гувернантка найдет ключ к сердцу любого ребенка, – с улыбкой произнесла Жанна, поставив маленькую железную лейку с водой на подоконник. – Пойдем, я помогу тебе уложить его спать.
– Господи, под эти дьявольские звуки не заснет даже шахтер после тяжелой смены, –  проговорил Йоханнес, слыша, как из комнаты Тарьи доносятся аккорды «Боже, храни короля».
– Ну вот, уже до гимна добралась… – говорила Жанна, поднимаясь по лестнице с Йоханнесом.
– Ты иди пока к Юхани, а я усмирю ее музыкальные порывы… – сказал Йоханнес. – Иначе он просто не уснет… А когда Юхани долго не спит, он обычно переутомляется и мучается с приступами.
– Хорошо.
Йоханнес, опередив Жанну, поднялся на второй этаж и прошел без стука в комнату Тарьи. Девушка самозабвенно била кончиками пальцев по клавишам фортепиано и пела известную песню, срываясь на высоких нотах в визг.
– Ну что, великий Рубинштейн, концерт окончен, занавес спущен, – проговорил Йоханнес, хлопнув крышкой фортепиано. – Один из зрителей собирается спать – ему нужна тишина.
– Ну Ландыш! – воскликнула Тарья, ударив ногой по педали. – Я еще не все!
– Потом продолжишь, – сказал Йоханнес, подойдя к окну.
– Ах, Йоханнес, теперь я снова вспомнила про Сэма, – печально произнесла девушка, повернувшись к нему на стуле. – Так хорошо отвлеклась за фортепиано…
– Нельзя так страдать по недосягаемой мечте, – говорил Йоханнес и понимал, что он сам в этом плане ничуть не лучше Тарьи. Ему ведь тоже было, о чем помечтать. – Ты, чем мучать себя, сделай лучше первый шаг. Времена, когда господа добивались своих дам, давно прошли. Вот когда отправишься сегодня в Плейг за молоком, ты между делом пригласи его на чай. Придумай повод и действуй. Ничто не получается из ничего. Любовь – дело времени и стараний.
– И как я его приглашу? – растерянно проговорила Тарья. – Мама, наверное, скоро придет… Им нельзя встречаться. Да и я недостаточно смелая, чтобы так легко пригласить его в гости…
– Ну и что теперь делать? Я бы мог, конечно, тебе помочь. Но я не думаю, что Сэмюэлю польстит такое внимание со стороны совсем незнакомого ему парня, – усмехнулся Йоханнес. – Ничего не бойся – возможно, он – твоя судьба. Хочешь ты этого или нет, но от судьбы все равно не уйти. Поэтому, если что-то неизбежно, то к этому нужно сделать первый шаг. Если, конечно, это не смерть или еще что-то такое, чей приход хочется отсрочить.
Йоханнес, пообщавшись с Тарьей, вернулся в Юхани. Он уже лежал в своей постели, укрытый одеялом и спящий. Быть может, крепкий сон еще не задел его своим синим крылом, однако, можно было понять, что мальчик во всяком случае дремлет.
– Я знаю, Йоханнес, что ты отличный фокусник. Никогда не забуду твоего чудесного действа с нашими кольцами, – прошептала Жанна, взглянув на свое колечко, которое, побывав однажды о одном звене с перстнем Йоханнеса, теперь снова красовалось на ее изящном пальчике. – Но фокус с укладыванием в постель брата у тебя сегодня не вышел.
– О, да, ты мне очень помогла, – говорил Йоханнес. – Спасибо тебе, Жанна.
– Пожалуйста, – ответила девушка, поправив одеяло, укрывшее Юхани. – А ты будешь мне помогать заботиться о моих детях и твоих племянниках?
– А можно я сначала погуляю на вашей с Ильмари свадьбе? – улыбнулся Йоханнес.
– Это в первую очередь, – смеялась она, прикрывая ладонью лицо.  «А у него прекрасное чувство юмора» – подумала Жанна.
Покинув комнату безмятежно спящего Юхани, Йоханнес и Жанна разошлись по своим углам – вчера девушка обнаружила, что серая рубашка Ильмари, в которой он ходил почти каждый день, разошлась по швам в пройме. Сегодня утром она подала ему чистую белую рубашку с накрахмаленными воротниками, а серую рубашку, нуждающуюся в починке, оставила себе, чтобы прикоснуться к ней иглой.
Йоханнес ушел к себе и, устроившись в плетеном кресле, погрузился в размышления. В его мыслях пролетали вереницы событий, которые в последнее время сваливались на него подобно снежному кому, упавшему с крыши на голову прохожему. Что происходит в этой семье? Женщины уходят на целый день в лес, в комнате каждой изображение странного бога. Безумный Юхани что-то шепчет на древнескандинавском, колет кукол и все время говорит про какого-то Джека. Странно, что сегодня он про него ни разу не вспомнил, но ведь и день еще только начался. Ильмари, которого Йоханнес раньше считал достойным уважения человеком, стал каким-то инфантильным и болтливым. Ладно бы хоть умные вещи говорил… А то он мечтает об универсальной женщине, которая будет выполнять функции бесплатной прислужницы и любовницы, которая, в свою очередь, не станет нуждаться в высшем чувстве, доступным избранным, имя которому Любовь . Йоханнес знал, что брат в отсутствие Жанны флиртует с другими девушками и это убивало его. Зачем он так бесчестно поступает? Если ему не нужна Жанна, если он игнорирует верность, зачем же он ослепляет ее своими клятвами любви?  «Только наивный Элиас считает, что наш дом наполнен любовью и гармонией…» – подумал Йоханнес. –  «Как только появится возможность, сразу же сниму дом в Нью-Роуте. Я не в силах терпеть это безумие». Однако  безумие коснулось и его. Совсем недавно Йоханнес осознал, что и сам влюблен в Жанну. Да, в Жанну! И это после того, что его связывало с Кейт… Йоханнес продолжал встречаться с Кейт потому, что не знал, как поступить. Пытаться покорить Жанну – это не вариант, ведь ее отношения с Ильмари – это святое для Йоханнеса. Если он сделает попытку разлучить их, то он навсегда расстанется с братом, ведь Йоханнес просто не имеет права любить Жанну. Да и нет смысла ее любить – все равно эта девушка, наверное, питает к нему антипатию. Йоханнес сам не понимал, с чего это взял, ведь Жанна не давала ему ни единого повода так думать, но Йоханнесу  почему-то казалось, что из всех родственников своего будущего мужа, Жанне меньше всего нравится именно он.
Новая любовь ворвалась в его сердце внезапно. Недавно в театре отгремела премьера нового мюзикла, где принимали участие Элиас, Ильмари и Йоханнес. После грандиозного шоу братья как всегда отправились в гримерную комнату, чтобы подкрепить возбужденное сознание крепким ромом. Они долго выходили из своих образов, и Йоханнес тогда сказал Ильмари:  «Сегодня я играл твоего брата, который воспылал страстью к невесте твоего персонажа – не нравится мне это… Как бы в жизни так не вышло».  Конечно, сказал он это не серьезно, шутя. Вскоре Ильмари куда-то вышел – оказалось, что в зале тогда присутствовала Жанна, которая привела своих подопечных в театр, чтобы те могли приобщиться к искусству, посмотрев мюзикл. Она пообещала ему вернуться через пятнадцать минут – ее рабочий день закончился, и ей только оставалось отвести детей Сент-Джеймсов домой, на соседнюю улицу. Весь вечер они провели в гримерной комнате – братья угощали ее виски и ромом, предлагали мятные пряники. Однако, в силу своей скромности, девушка почти от всего отказывалась, прежде всего от опьяняющих виски и рома.  «Боже… Как она скромна… » – подумал Йоханнес, очарованный этой чертой. Когда, наконец, было решено продолжить общение вне театра и отправиться на прогулку по вечернему Нью-Роуту, вся компания, заперев за собой двери гримерной, двинулась в направлении выхода. Пройдя по длинному и узкому коридору, Жанна вместе с братьями Ярвиненами достигла крутой лестницы, ведущей вниз, спустившись с которой можно было очутиться прямо напротив входной двери. Йоханнес предупредил ее о том, что лестница крутая и с нее можно легко свалиться.  «Осторожнее, Жанна, с нее уже наш Ильмари падал – не хочу, чтобы ты повторила его судьбу,» – сказал Йоханнес. Он, как обычно опережая всех, спустился вниз и стал ждать, когда это сделают все остальные. Покамест Ильмари и Элиас находились на верхних ступенях, Жанна была в трех шагах от Йоханнеса. Женское платье – очень неудобная вещь. В то время, когда мужчины свободны в движениях, женщинам приходится подбирать юбки платья и, не видя из-за этого, что у них под ногами, подвергать себя опасности. В один момент Жанна почувствовала, что каблук ее туфельки соскользнул на другую ступень и в единый миг она, потеряв равновесие, полетела с лестницы. Пока Ильмари с Элиасом, эти медлительные создания, сообразили, что произошло, Йоханнес, стоящий у лестницы, которая едва не покалечила Жанну, схватил ее за руку и она очутилась в его спасительных объятиях.
– Я же говорил, что нужно быть осторожнее! – сказал он, поймав Жанну. – Отсюда каждый день кто-нибудь падает. Не ударилась?
– О, нет, Йоханнес, все в порядке... Спасибо, – проговорила она и сразу от него попятилась. Ей было ужасно неловко за то, что почти чужой человек узрил ее изъян – угловатость, которая так и не прошла у нее со времен подросткового возраста.
– Все, Ильмари, ты в долгу у Ландыша – он спас твою невесту и, возможно, тем самым повлиял на ваше будущее, – сказал Элиас, слабо улыбнувшись. – Кто знает, чем бы все закончилось?
– Я бы все равно женился на Жанне, что бы с ней не случилось, – сказал Ильмари, подойдя к ней.
Этот инцидент разжег в сердце Йоханнеса огонь вожделения. Когда они оказались на таком близком расстоянии друг от друга, Йоханнес ощутил сладкий аромат ее духов – он словно одурманил его. Жанна была так робка – она напомнила ему птичку, заключенную в клетку, рядом с которой сидит кот. Он почувствовал ее тело под платьем – она была так хрупка и трогательно нежна… Йоханнес видел маленькую родинку на ее шее – она была овальной формы и имела вид сердца. Необычная форма родинки – такую он еще никогда не видел. В тот день Йоханнес  не предал значения своему мимолетному влечению, однако, с течением времени оно усиливалось. Он просыпался утром и первое, что приходило ему в голову после сна – это облик Жанны. Ехал на работу – думал о ней. Исполняя роли, где нужно было изобразить любовь – страстную и нежную, он так прижимал к себе партнерш и сливался с ними в пылком поцелуе, что те просто не могли дышать. Девушки полагали, что в Йоханнесе бурлит кипящей лавой талант – из всей театральной труппы мог только он так вжиться в роль, будто все происходит с ним самим, а не с его персонажем. На самом же деле Йоханнес просто представлял на их месте Жанну… Оказавшись дома, где частым гостем была Жанна, Йоханнес испепелял ее взглядом – он не мог налюбоваться ею, а оказавшись с нею наедине, Йоханнес мечтал просто заключить ее в свои объятия и предаться наслаждению любви. Единственное, что сдерживало его – это то, что Йоханнес отдавал отчет своим действиям. Он ни на минуту не забывал о том, что Жанна душой и сердцем отдана его брату и никаких отношений между ними быть не может. Вскоре влюбленность Йоханнеса стала похожей на паранойю – образ Жанны преследовал его, и он уже едва сдерживал свои чувства. Йоханнес жалел, что она не актриска из их театра, его огорчало, что Жанна не девица с улицы – была бы она кем угодно, только не возлюбленной Ильмари! Было бы все гораздо проще, если бы с ней однажды пересекся он, а не его брат… Боясь, что его желание и душевные терзания выйдут из-под контроля, Йоханнес стал попросту избегать ее – он подолгу оставался в театре, редко возвращаясь домой с братьями. Он достигал Лиственной пустоши лишь в первом часу ночи, когда Жанна ложилась спать в доме своих родителей. Его домочадцы не заметили перемен в своем брате и сыне, ведь в последнее время Йоханнес буквально летал на крыльях любви, когда возвращался домой счастливым после встреч со своей девушкой. Но это было раньше. А сейчас Кейт ему просто опостылела. Эта девушка все сильнее и сильнее влюблялась в него, Кейт уже фантазировала насчет того, как выйдет за него замуж и он увезет ее в далекую Финляндию… А Йоханнес, скрепя сердце, назначал ей свидания. Он хотел удержать ее рядом, чтобы не остаться одиноким, ведь с Жанной ему все равно быть не суждено, но Йоханнес понимал, что его любовь к Кейт, если это была и правда любовь, прошла так же быстро, как и зародилась.
Это ужасное чувство любви к той, которая недосягаема… Оно травило его душу и съедало плоть. Когда Йоханнес видел Жанну, его сердце начинало ныть и ему казалось, что оно, не успевая перегонять по телу кровь, бьющую кипящим ключом по венам, просто встанет и погубит его. Сейчас, когда он находится один на один с самим собой, ему должно быть легче, но нет – мысль о том, что Жанна в соседней комнате, так близко к нему, сводила его с ума и Йоханнес едва сдерживался, чтобы не вскочить с места и не побежать к ней, чтобы увидеть ее прекрасный облик, сияющий нежностью юности. Он так боялся того, что однажды не сможет сдержать свой пыл и, повинуясь запретным чувствам, сломает жизнь и себе, и ей, и брату, который, несмотря на свои похождения, наверняка в глубине души любит ее. »Боже, зачем мама тащит всех нас в Ювяскюля? Там будет она… Круглые сутки Жанна будет с нами, а вечером она не уедет домой и я не вздохну спокойно. Лучше бы меня оставили с Юхани и хозяйством…» – думал Йоханнес, держась за голову. Да, в последнее время и в самом деле на его долю выпало слишком много испытаний. Решив отвлечься от мучительных дум, Йоханнес достал из ящика стола запечатанный конверт из Блади-Тауна. Очередное письмо от Элен. Интересно, что же она ответит на его вопрос о процессе создания литературного произведения? Она писала:
«Доброго времени суток, Йоханнес!
Лето в самом разгаре –  наконец-то я перешла на ситцевые платья со слабым корсетом после громоздких зимних одежд. О, как же прекрасно сидеть за старинным столом в цветущем саду с чашкой вкуснейшего клубничного морса и писать послание давнему другу. Только что вернулась с прогулки в компании своей кузины по матери – жаль, что моя другая кузина, скончавшаяся в ноябре прошлого года, не разделит с нами радости. Ты знаешь, я скоро стану заботливой тетушкой. Наша Аверилл в сентябре станет матерью – сегодня во время прогулки она сказала, что это состояние ожидания выжигает в ее душе огонь любви к еще неродившемуся младенцу. О, я так мечтаю очутиться на ее месте… Жаль, что никто еще не положил на меня глаз и не позвал замуж. Моя влюбленность канула в лету – трудно любить безответно. Нет, это была не любовь. Настоящая любовь горит вечным пламенем и не гаснет, даже когда тот, к кому пылаешь страстью, вступает в брак и уезжает соседнее графство… Похоже, на этом моя наивная юность закончилась. Я ступаю в суровую молодость, где нет места доверию людям.
Ты спрашивал меня, каково это, быть властительницей пера. На самом деле, ничего особенного. Я пишу так же просто, как дышу. Все началось в один из весенних дней, когда мне было четырнадцать лет. Я услышала мелодию песни, доносящуюся с площади – как оказалось, тогда отмечался день нашего города, пятисотая годовщина со дня его основания. Мне очень понравился этот мотив, и я стала вслушиваться в текст песни – благо, мы живем недалеко от той площади и можно хорошо слышать, что там происходит в данный момент. Как оказалось, пели об англичанах и французах, воевавших между собой в четырнадцатом и пятнадцатом веках – я сразу вспомнила об «Орлеанской деве» Жанне д`Арк. Мелодия чем-то напомнила мне мотивы средневековых менестрелей – это было так чарующе, от музыки веяло глубокой стариной… И я, вспомнив все о знаменитой женщине – воительнице, стала писать… Мне хотелось создать что-то похожее на то, что я слышала с площади. Рифма пришла сама собой, но были проблемы с ритмом. Через полгода я уже располагала поэмой о гордых Тюдорах и серией стихов о различных битвах на территории средневековой Великобритании. В пятнадцать лет я загорелась идеей написать роман – сюжет пришел мне в голову во времена бессонницы. В то время я держала экзамены в школе для девочек и готовилась к поступлению в колледж, мне было некогда писать… Но вскоре я поняла, что сойду с ума, если не приступлю к работе в ближайшее время. С тех пор образы моих персонажей преследовали меня – я сидела на занятиях в школе, а в моей голове были взаимоотношения средневекового шута и королевы… Это было похоже на наваждение и я думала, что не сдам экзамены из-за кутерьмы в своей голове. Однако, все обошлось и теперь я студентка филологического колледжа. Я работала над этим романом полтора года и чувствовала такую сильную привязанность к своим персонажам, что мне было очень трудно по окончанию романа осознать, что это конец и продолжения не будет. Полгода назад я задумала написать о скандинавских богах, о мистической войне Тора и Локи. Отныне я больна ими. Теперь ты понимаешь, как рождаются стихи и проза? Ты, наверное, не поверишь мне, скажешь: »Как это так, семнадцатилетняя девочка, а уже имеет за своими плечами груз стихов и романа? Наверняка лукавит и ее произведения ни что иное, как бред графоманки».  Но нет, я чувствую, что у меня все гораздо серьезнее…
В свою очередь я хочу проникнуться тайной твоего ремесла. Йоханнес, ты ведь ненамного старше меня, неправда ли? Однако, ты уже актер… Каково это, выходить на сцену в нарядах своих героев и набрасывать на себя маску чужого человека? Да, я помню, что уже спрашивала тебя об этом и ты тогда ответил, не кривя душой, что тебе противна твоя работа и ты мечтаешь о другом. Но о чем же ты мечтаешь? Знаешь, мне кажется, что я уже знаю о тебе все, но эта завеса тайны, укрывающая твою персону, видимо, никогда не исчезнет. Но все же… Приоткрой для меня свою душу, ведь со мной ты можешь быть откровенным – я, по сути дела, не знаю тебя, ты не знаешь меня и вряд ли мы когда-то встретимся. А я в свою очередь, быть может, чем-то смогу тебе помочь – хотя бы дружеской поддержкой или, если это будет нужно, советом. Просто мне очень хочется быть кому-то полезной…
Расскажи мне о своей семье – ты говорил, что у тебя есть три  брата и две сестры. Наверное, это здорово – иметь большую семью, где пятеро человек, не считая родителей, любят тебя, окружая своим теплом и заботой. А я с нетерпением буду ждать ответа на свое послание. Надеюсь, что прощаюсь с тобой ненадолго.
Целую,
Элен.
15.06.1908»
– Долго же шло это письмо… – подумал Йоханнес, доставая чернильницу, чтобы ответить ей.
Однако  ему не удалось уединиться с листом бумаги и гусиным пером, которым Йоханнес любил писать, игнорируя современные перьевые ручки в стальной оправе. В дверь его комнаты постучались. Убрав послание Элен в ящик, он сделал два щелчка ключом, тем самым спрятав ее мысли под надежным замком.
– Зайди, Жанна, – Йоханнес уже знал, кому он понадобился в этот час.
– Видение сквозь дверь тоже входит  в твой репертуар на Торговой улице? – смеялась Жанна, удивляясь его интуиции.
– Просто Юхани спит, Тарья ходит босиком и лишь ты носишь туфли на каблуке, – улыбнулся ей Йоханнес, встав с места. – А остальные в Нью-Роуте.
– Логично, – ответила Жанна, подойдя к нему ближе. – Что-то миссис Ярвинен и Аннели долго не идут. Ведь всего лишь на рынок пошли.
– Возможно, зашли в гости к чете Спанжен,– предположил Йоханнес. – Они всегда пользуются возможностью побывать у них, когда выбираются в Нью-Роут.
– Юхани спит, Тарья не расположена к беседам, как я заметила, встретившись с ней вприхожей… А я уже расправилась с делами, которые запланировала  на сегодня и теперь мне скучно, – проговорила Жанна, бросив на него свой томный взгляд. – Не хочешь прогуляться со мной по лугам и поговорить о чем-нибудь приятном?
– Такой девушке, как ты, сложно в чем-то отказать. Пойдем, – проговорил Йоханнес и удивился тому, что Жанна так дружелюбна к нему. А может, она вовсе и не питает к нему скрытой ненависти? Быть может, Жанна, напротив, относится к нему, как к своему будущему родственнику?
Они вышли через главную дверь на первом этаже. В коридоре у выхода им встретилась Тарья – вид у нее был тревожный, но в то же время счастливый. Очевидно, она возвращалась с улицы – в ее руках был букет каких-то незнакомых Жанне и Йоханнесу цветов.
– Вы куда собрались? – спросила, мило улыбнувшись,Тарья, снимающая туфли на домотканом коврике.
– Хотим прогуляться, – сказал Йоханнес и ответил на ее улыбку. – Если хочешь, можешь составить нам компанию, – он предложил ей это лишь из-за вежливости. На самом деле, безнадежно влюбленный Йоханнес мечтал побыть в этот час наедине с Жанной.
– О, нет, Ландыш, я сейчас жду гостя, – ответила девушка, сияющая радостью. – Я только что из Плейг. Знаешь, я решилась… И твой совет сослужил мне добрую службу.
– Неужели… – сердце Йоханнеса будто растаяло. – Я очень рад за тебя. Что ж, ты теперь на один шаг приблизилась к цели. Смотри только не утрать того, чего успела добиться.
– Уж я-то постараюсь, – Тарья улучила момент, чтобы поцеловать брата в щеку. – Я люблю тебя, ведь ты так участвуешь в моей жизни!
Выйдя на улицу, Жанна, заинтригованная разговором Тарьи и Йоханнеса, смысл которого был умышленно ими завуалирован двусмысленными фразами, спросила:  «Уж не стал ли ты субреткой, Йоханнес?»
– Нет, что ты, – с улыбкой проговорил он. – Я не интриган… Наверное. Просто моя сестренка вступает в юность, и я в этом деле ее куратор.
Они вышли за калитку и оказались на просторе – впереди расстилался зеленый луг, пестрящий цветами и окруженный полосой высоких зеленых холмов, забравшись  на которые можно было увидеть, как на ладони, всю Лиственную пустошь, Нью-Роут и  близлежащую деревню Плейг – селение с пугающим названием. Шесть веков тому назад в этой деревне жили крестьяне сэра Чапмана – приграничного лорда с темным прошлым. Осенью, в самый разгар сбора урожая, по селению прошла страшная эпидемия чумы, которая переморила абсолютно всех крестьян, скот и, конечно же, лезвие ее косы испытал на себе сам лорд Чапман. Около полувека деревня пустовала – жители территории, которую ныне занимает молодой Нью-Роут, так и прозвали эти мертвые земли, дав им право быть тезками ужасного кровяного заболевания, погубившего однажды сотни людей. Со временем деревня была поднята с колен переселенцами из Шотландии, которые решили ничего не менять в названии населенного пункта. Йоханнес и Жанна бродили по берегу реки, несущей свои воды в Северное море. Оба не говорили ни слова – Жанна наслаждалась звуками природы: трелью птиц, журчанием быстрой реки с кристально – чистой водой, шорохом травы, приводимой в движение ветром… Йоханнес просто не знал, что сказать – присутствие девушки согревало его сердце, но похищало самообладание; он был покорен ее красотой и чертами, присущими его идеалу женщины, а душа Йоханнеса, совершенно растаявшая перед Жанной, при других обстоятельствах с радостью бы подписала капитуляцию в ее пользу. Если бы она не метила в жены Ильмари…
– А помнишь, как мы неделю назад держали с тобой пари насчет того, кто раньше уйдет в отпуск: ты или твои братья? – спросила его Жанна.
– Помню, – ответил Йоханнес, глядя на алмазную гладь Литла. – Ты была права – как видишь, я уже свободен, а братья до сих пор хлопочут об отпуске.
– Надеюсь, ты не забыл, что пообещал мне на случай своего поражения.
– Да, я помню, – сказал Йоханнес, заглянув прямо в ее глаза. Жанна, смутившись, поспешно отвела от него взгляд. – Даю тебе право спросить меня о чем угодно. Или попросить у меня что-нибудь такое, чего я буду в состоянии тебе дать.
– Даже не знаю, что у тебя попросить… У меня вроде бы все есть… – задумалась Жанна. –Да, я, кажется, знаю, чего хочу… Мне известно почти все о вашей семье – я знаю все секреты Аннели, она поделилась со мной многими своими тайнами, мне известны причуды Ильмари и я посвящена в мечты Элиаса. Но ты для меня, как дверь с висящим на ней тяжелым замком – вроде бы интересно, что за дверью, но ключа от замка нет, а без него не откроешь эту дверь. Я прошу тебя, открой свою душу для меня – я хочу поближе тебя узнать. Если пожелаешь, я могу обнажить для тебя свой бесплотный мир.
– Уже второй человек за сегодня хочет от меня откровенностей, – усмехнулся Йоханнес, вспомнив о просьбе своей заочной подруги Элен. – Ну хорошо… Я могу тебе не только кое-что рассказать, но и показать…
Он молча взял ее за руку и, сняв с ее шеи синий платочек, проговорил:  «Это – тайна для посвященных, никто не должен знать…»  Йоханнес закрыл ее глаза шелковым платком, и, взяв ее за руку, сказал:  «Ты сама просила меня открыть свою душу…» Жанна была в растерянности – чего же  он хочет? Что задумал этот загадочный Йоханнес и для чего он завязал ее глаза? Сначала она была в смятении, но вскоре оно переросло в тревогу, переходящую в страх – куда он ее ведет? А что если Йоханнес задумал недоброе? Плохая примета для целомудренной девушки очутиться на пустыре с молодым человеком, который, по сути дела, никем ей не приходится.  «Боже мой, зачем я пошла с ним?» – думала встревожено Жанна, но все же не отнимала своей руки от его рук. Йоханнес, будто почувствовав ее волнение, проговорил:  «Не бойся, я тебя не обижу».  Жанна слышала, как под ее ногами бурлит поток воды – очевидно, они идут по мосту. Значит, он ведет ее на другой берег Литла. А там лес…» Господи, буду кричать – никто не услышит…» – думала Жанна. – «Что за вздор? Нет… Йоханнес не причинит мне зла… Не такой он уж и чужой для меня–Йоханнес приходится родным братом моему жениху, не думаю, что он желает плохого любимой девушке близкого человека…»
– Мои домочадцы постоянно спрашивают меня, почему я стараюсь не попадаться им на глаза и где пропадаю целыми днями… – говорил Йоханнес, ведя ее в сторону леса. – Наверняка во времена моего отсутствия братья и сестры строят предположения, касаемые этого. Я уверен, что тебе известны их версии…
– Да, на самом деле, я очень удивлена, что весь сегодняшний день ты провел дома, – сказала Жанна. – Обычно ты куда-то уходишь и долго не возвращаешься… Такое ощущение, что тебе не хочется видеть нас.
– Нет, я стараюсь избегать людей не поэтому... – ответил он.
– Ильмари полагает, что на твоем сердце боль и горечь из-за какой-то женщины, с которой ты не ладишь, – говорила Жанна, немного осмелев. – Говорят, что ты питаешь к ней ненависть…
– Да, я действительно ненавижу эту дрянь, – довольно холодно ответил Йоханнес.
– Все сейчас обсуждают твои отношения с мисс Лоу, – сообщила Жанна. – Элиас надеется, что ты свяжешь с ней жизнь – тебе все-таки уже восемнадцать лет, пора создавать свою семью.
– Да, я действительно был в нее влюблен, но все когда-то заканчивается. Больше всего в этой истории мне жаль Элиаса – он, бедный, все еще надеется меня на ней женить, – усмехнулся Йоханнес, уводящий ее вглубь леса.
– Значит, твое сердце сейчас свободно? – отсутствие скованности со стороны обоих, уже придавало беседе дружеский характер.
– Нет, я снова влюблен, – ответил Йоханнес, загадочно улыбнувшись. – Думаю, что ты знакома с той девушкой.
Она не поняла намека Йоханнеса, но спрашивать о том, кто же его возлюбленная, постеснялась. Жанна чувствовала, как они поднимаются по лестнице, она слышала скрежет металла, листы которого приводились в движение порывами ветра.
– Где мы? – спросила на время ослепленная девушка. – Судя по запаху хвои и треску веток под ногами, мы в лесу… Но откуда лестница?
– Скоро ты все сама узнаешь, Жанна, – проговорил Йоханнес, подхватив девушку за талию и подняв ее, как показалось Жанне, на небольшую высоту. – Извини, что имею наглость прикасаться к тебе, но тут нет нескольких ступеней – боюсь, что ты можешь оступиться и покалечиться. Еще одно мгновенье и мы очутимся в одном необычном месте…
– О, Йоханнес, это все похоже на приключенческую сказку, – сказала она, смеясь. – Это странно, но на приключения меня тянет не в компании моего будущего мужа, как это положено, а именно в твоем обществе.
– Я никогда не жил по скучным правилам, придуманным людьми, чтобы усложнить себе жизнь, – признался Йоханнес. – С чего ты взяла, что принято пускаться в приключения именно с кандидатом в мужья? По-моему, однообразие убивает чувства и охлаждает страсть.
– Если есть любовь, ее ничто убить не может. Хотя я не думаю, что она, как таковая, существует. То, что мы называем любовью – это психологическая привязанность к кому-то, не более, – возразила она. – А страсть проходит с годами сама по себе.
– Вступил бы в ожесточенный спор, если бы не имел дело с тобой, – сказал Йоханнес, проведя рукой по ее предплечью, медленно достигая плеча, шеи… Он прикоснулся к кончикам шелкового платочка, завязанного на ее голове с целью лишить на некоторое время Жанну зрения. Она увидела божий свет и, оглядевшись вокруг, с удивлением обнаружила, что находится в уютном местечке, походящем на комнату в каком-нибудь замке. Стены и потолок, обшитые тканевыми обоями темно-синего цвета со скромным цветочным узором, деревянный пол, обагренный краской вишневого цвета. Здесь даже есть окна со стеклом! Правда, стекло в одном месте немного треснуто, но этот изъян хорошо маскировала штора из дешевой ткани – очевидно, это был обычный ситец темно-серого цвета. В самом углу этой тесной комнатки стояла старая кровать с панцерной сеткой, дополняемая толстой периной и укрытая покрывалом бардового цвета. На стене, около импровизированной двери, представляющей собой плотную ткань, прибитую к дверному порталу сверху, висело помутневшее от времени зеркало. На круглом столике, застеленном фиолетовой скатертью, лежала стопка книг, рядом с которой расположилась початая бутылка красного вина «Мария Луиза» и чугунная пепельница причудливой формы, полная сигаретных окурков и серого пепла от них.
– Что это, Йоханнес? – удивилась Жанна, осматриваясь по сторонам. – А мы точно в лесу?
– Да, мы в глубине леса, Литл остался далеко позади и Лиственная пустошь – тоже, – сказал ей Йоханнес, присев на деревянную табуретку, стоящую у столика. – Присаживайся – для гостей, визит которых был исключен до сегодняшнего дня, у меня тоже предусмотрено место.
Жанна устроилась напротив него и, окинув взглядом стопу книг, проговорила:  «Гюго «Собор Парижской Богоматери», Брэм Стокер «Дракула», Дюма «Граф Монте-Кристо…» – устройство этого помещения хорошо иллюстрирует литературные предпочтения хозяина… Значит вот где ты пропадаешь…»
– Именно, – согласился Йоханнес. – Если пожелаешь, можешь тоже приходить сюда, когда  захочешь уединения. Я могу принебречь своей тайной и посвятить тебя в путь, ведущий сюда – главное, чтобы это осталось между нами.
– Я бы с радостью приходила сюда с тобой, – в ее глазах заиграл огонь. – Обожаю дружеские посиделки.
– Если ты еще любишь дружеские посиделки, то значит, тебе плохо известен нрав Ильмари – он ужасно ревнив и если до него дойдут сведения об одной из таких посиделок, тебе придется не сладко.
– А ты на правах его брата ведь оправдаешь меня, да?
– Конечно! – патетически проговорил Йоханнес, прислонив ладонь к сердцу. – Я же сказал, что ты можешь просить меня о чем угодно.
– Йоханнес, мне интересно… Что это за место? – спросила девушка, рассматривая устройство комнаты. – Никогда не видела подобного…
– Я не знаю, что это за место, но очевидно, что раньше здесь был дом лесника. Эта комната, как ты уже поняла, расположена высоко над землей – очевидно, так было сделано из соображений безопасности, чтобы в комнату не пробрались дикие звери, – сказал Йоханнес. – Год назад я обнаружил это сооружение – оно было в ужасном состоянии… Я решил, что это – отличное местечко, чтобы побыть наедине с самим собой – знаешь, человеку из большой семьи, устающему от ежедневного присутствия людей, порой просто необходимо уйти прочь от мира сего. Я немного облагородил его и теперь наслаждаюсь здесь одиночеством…
– Судя по расцветке этого помещения, можно сделать вывод о том, что ты переживал не лучшие времена, – заметила Жанна. – Все так мрачно…
– Я раскрыл свою душу для тебя, – сказал Йоханнес, взяв ее руку в свою и заглянув в глаза Жанны. – Теперь твоя очередь – ты ведь сказала, что сможешь обнажить свою душу передо мной.
– Хорошо, – согласилась она, снова отводя взгляд. – Надеюсь, что ты не обидешься… Знаешь, когда я впервые увидела тебя, я почувствовала такую неприязнь к твоей персоне…
– Я знал, – проговорил Йоханнес. – Но почему так вышло?
– Ты показался мне очень неприятным человеком: ты был равнодушен ко всему, что происходило вокруг тебя – за столом говорили о нас с Ильмари, обсуждали поездку в Ювяскюля, знакомились между собой наши родственники… А ты имел такой бесстрастный вид, будто ты совсем чужой среди двух семей. От тебя веяло леденящим холодом… И взгляд… У тебя такой тяжелый взгляд, что когда ты на кого-то смотришь, становится не по себе.
– Значит, поэтому ты в глаза мне не смотришь…
– О, нет, Йоханнес – ни в коем случае! – поспешила оправдаться Жанна, боясь, что это его огорчит. – Просто… Я смущаюсь, когда нахожусь в компании молодых людей. Если ты заметил, я и на Элиаса стараюсь не смотреть.
– Я могу надеяться, что твое отношение ко мне с тех пор сильно изменилось?
– Ты можешь быть в этом уверен, – сказала Жанна. – Не думаю, что я была бы столь многословна с неприятным мне человеком.
Йоханнес и Жанна сидели бок о бок друг с другом на кровати, продолжая нескончаемые разговоры о разном. Девушка, окончательно осознавшая, что в его присутствии ей ничего не угрожает, успокоилась и стала получать истинное удовольствие от общения с Йоханнесом.
– А я в детстве боялась луны, – говорила она, продолжая развивать тему о детских фобиях. – Как только на землю ложилась ночь, я, видя на черном небосводе белый фонарь луны, начинала  паниковать: мне казалось, что это – знамение чего-то ужасного. В итоге родители просто повесили на мои окна жалюзи.
– А мне, напротив, нравилось смотреть на луну, – сказал Йоханнес. – Я смотрел вдаль, глядя на нее, и моя фантазия рисовала мне на ней различные узоры.
– На мой взгляд, детство – это пора, когда живешь в стране иллюзий: луна для тебя – это одушевленный предмет, несущий опасность или эстетическое удовольствие, как в твоем случае, под кроватью живет твой воображаемый гном, приносящий тебе сладости, а за чертой твоей улицы стоят цыгане, которыми тебя пугают родители, заботясь о том, чтобы ты не ходила туда, куда  не следует… А как приятно было забрести куда-нибудь, где еще никогда не была, и почувствовать себя первопроходцем! О, я наверное и в старости буду вспоминать об этом с благоговейным трепетом.
– Иллюзии… Почему-то с этим словом у меня возникают самые приятные ассоциации, – сказал Йоханнес.
– Это твой профессиональный термин, Йоханнес. – сказала Жанна. – Мне не нравится, что людей, занимающихся тем же, чем и вы с Ильмари и Элиасом, называют фокусниками… Какое-то демоническое слово, на мой взгляд. Иллюзионист звучит красивее. А приятные ассоциации у тебя возникают наверное потому, что в этом вся твоя жизнь. Мне Элиас рассказывал о том, как вы все трое мечтаете бросить театр и давать представления со своими иллюзиями.
– Наверное это единственное, что нас связывает, если не считать кровное родство, –проговорил Йоханнес. – Своеобразное массовое помешательство.
За теплой беседой они потеряли счет времени – казалось, что совсем недавно Жанна шла с повязкой на глазах, ощущая, как ее ведет за собой Йоханнес, а между тем с момента их прихода в этот славный уголок, скрытый от цивилизации, прошло два часа. Вспомнив о том, что дома остался Юхани, который наверняка уже проснулся, Жанна произнесла:  «Наверное, он уже мучает Тарью просьбами погасить свои вездесущие свечи…»
– Нет, скорее Юхани станет колоть кукол, произнося обрывки слов на древнескандинавском…
– Наверное,  уже давно вернулись Ильмари и Элиас… – сказала Жанна. – Не иначе, как гадают, куда подевались мы.
– Пусть это останется загадкой для посвященных, – сказал Йоханнес. – Скажем, что просто гуляли по лугам.
– Хорошо, – произнесла Жанна, поднявшись с места. – Люблю это чувство… Приятное ощущение тайны.
Возвращались домой они по незнакомой Жанне тропе, которая вывела их к озеру Теней. Здесь они уже однажды были… Вместе с остальными братьями Ярвиненами. Жанне было очень непривычно находиться здесь с одним Йоханнесом, который, чтобы не дать ей заскучать, развлекал ее простыми трюками с монеткой, которая нашлась у него в кармане рубашки. Их дальнейший путь пролегал по тропе, протоптанной конями – обычно тут братья любили устроить бешеную скачку, чтобы их кони могли вволю насладиться простором лугов, казавшихся бескрайними. Когда они наконец оказались в Лиственной пустоши, Жанна, лишь завидев дом Ярвиненов, проговорила:  «Нет, похоже, они еще не вернулись…»
– Почему?
– Если бы братья были уже дома, они стали бы пить чай, а церемония чаепития у них обычно проходит на террасе и сопровождается шутками Элиаса, дополняемыми громким смехом Ильмари. Я не слышу их голосов.
– Быть может, они пьют чай дома…
Однако, переступив порог дома, Йоханнес и Жанна не обнаружили присутствия в нем Ильмари и Элиаса. Маритта Ярвинен и Аннели тоже еще не пришли. И встреча Тарьи с ее другом, наверное, уже давно подошла к концу.
– Уже доходит четыре часа дня, а они до сих пор где-то ходят… – проговорил Йоханнес, взглянув на часы.– Похоже, братьям не дают отпуск… Если бы им удалось договориться, они уже давно были бы дома.
– Если Ильмари еще  не приступил к традиционной церемонии чаепития со старшим братом, то почему бы нам не сделать это за них? – говорила Жанна, разогревая чайник на плитке, нагретой посредством раскаленных древесных углей. – Люблю попить чаю в этот час и уединиться на некоторое время в комнате с хорошей книгой.
– Как хорошо… Есть свежая заварка – я чувствую аромат мяты и зверобоя… Видимо, мама с утра постаралась, – проговорил Йоханнес, наливая себе в чашку отвар из трав.
– Странный вкус… – проговорила Жанна, попробовав чай. – Это по какому-то особому рецепту?
– Не знаю… – сказал Йоханнес. – Горько-кислое… Быть может, сюда еще добавили корки какого-нибудь цитрусового?
После чая Жанна и Йоханнес поднялись на второй этаж – она ушла в спальню Ильмари, намереваясь дочитать один из многих сентиментальных романов, которые Жанна любила изучать на досуге, а Йоханнес решил заглянуть к Юхани. Тот, конечно же, не спал – он обнаружил, что в комнате Юхани находится Тарья. Она читала мальчику какую-то книгу. Судя по всему, Тарья пыталась приобщить ребенка к скандинавскому эпосу.
«Старый, верный Вяйнямейнен
В чреве матери блуждает,
Тридцать лет он там проводит,
Зим проводит ровно столько ж…» – доносились до Йоханнеса выдержки из «Калевалы».
– Он давно проснулся? – заговорил с ней Йоханнес по-фински, как было принято разговаривать в семье в отсутствии Жанны.
– Недавно, – ответила Тарья, подняв на него взгляд. – Как прогулка?
– Вполне недурно, – проговорил Йоханнес. – Но без тебя нам было скучно. Расскажи лучше, как у тебя все прошло с Сэмюэлем?
– Никак… – опечаленно произнесла девушка. – Он даже не пришел. А я так ждала…
– Не расстраивайся, милая, – проговорил Йоханнес, по-братски обняв девушку. – Однажды и ты получишь билет в счастье. Не гневи бога, впадая в уныние. Если ваша встреча не состоялась, значит, не нужно требовать ее в скором времени. На все воля божья и если задуманное не случилось – значит, не пришел еще срок.
– Я не христианка, Йоханнес, – напомнила Тарья. – Я думаю, что просто Фрейя была немилостива ко мне…
После долгой беседы с сестрой о религии, которая как-то плавно возникла из разговора о счастье, он зашел к Жанне. Йоханнес вспомнил, что должен ей кое что сказать. Она, находясь в комнате Ильмари, сидела в кресле у окна, читая книгу некой писательницы по фамилии Фарр.
– Жанна… Ты не сильно отвлечешься от дел, если я займу у тебя некоторое время? – спросил Йоханнес.
– Нет, я ничем не занята – книга может подождать… – сказала девушка, отложив роман и приготовившись выслушать его.
– Как известно, завтра утром мы едем в Мэринг-Лайн, где ступаем на борт корабля, на котором нам всем предстоит плыть в Финляндию, – сказал Йоханнес. – Тут такое дело… Ты делишь каюту с родителями, правильно?
– Да.
– Ильмари предусмотрел для себя место рядом с вами – в соседней каюте, – произнес он, замявшись. – Недавно у нас с ним был разговор и речь зашла о тебе… Ильмари поделился со мной своими сокровенными фантазиями. Не буду рассказывать тебе все, поскольку не хочу представлять своего брата не в самом лучшем свете. Просто я хотел тебе сказать –постарайся избегать его во время плавания, особенно в вечернее время.
– Так… Продолжай… – заволновалась Жанна. – Я не все знаю о своем будущем муже?
– Не совсем все, – уточнил Йоханнес. – Я сам о нем не все знаю, но все же… Береги себя, хорошо?
– Хорошо… – растерянно проговорила Жанна и, когда Йоханнес уже собрался уходить, она сказала ему вслед:  «Постой, не уходи… Побудь со мной…»
Он остановился. Девушка предложила ему сесть в кресло, стоящее напротив нее.
– Расскажи мне, о чем Ильмари говорил тебе, – попросила она. – Это останется между нами – я буду молчать.
– Ты многое знаешь об Ильмари, но тебе не известно о его желании… – Йоханнес начал издалека. – Ты ведь в курсе того, насколько он ласков, несмотря на свою внешнюю брутальность… В общем не собирается Ильмари ждать вашей свадьбы. Берегись его – у него большие планы на это путешествие.
Жанна сразу поняла намек Йоханнеса и ужаснулась.
– О, Йоханнес… – испуганно проговорила она. – До брака… Какой стыд… Неужели он сказал тебе это серьезно?
– Да, увы.
– Но почему именно завтра и… на корабле?
– Он сказал, что хочет романтики и острых ощущений.
– Да, через стену с моими родителями – это и в самом деле экстримально, – произнесла она, опустив глаза. – Что же мне делать?
– Я уже тебе сказал – остерегайся темных углов и приближения ночи, когда все лягут спать, – ответил Йоханнес. – А лучше не выходи из своей каюты, а если уж захочешь побыть в обществе людей – держись поближе ко мне или Элиасу, он ведь тоже знает о распутстве нашего брата.
Он видел, как глаза девушки слипаются – очевидно, она сегодня не выспалась и хочет спать. Странно… Он проснулся довольно позно, а тоже хочет спать. Видимо, долгая прогулка способствовала пробуждению Морфея, который взялся за работу с ними.
– Дремлешь, да? – спросил Йоханнес, видя, как Жанна трет руками глаза, закрывающиеся отяжелевшими веками.
– О, да… Что-то разморило меня после чая… – проговорила Жанна, тряхнув головой, чтобы взбодриться. - Ох, Ильмари… Кто бы мог подумать…
– Только умоляю тебя, не подумай, что он – чудовище… Ильмари хороший, просто… –произнес Йоханнес. – Просто в нем просыпается дух мужчины – это нормально, поверь мне, ведь сложно кому-то устоять, постоянно находясь рядом с девушкой, обладающей неземной красотой. Думаю, что со временем буйство страстей в нем утихнет.
В этот момент Йоханнес вновь взглянул на Жанну и понял, что последняя его фраза не была услышана – девушка, склонив голову, просто заснула.  «Устала…» – подумал он, убедившись, что она и в самом деле спит. Йоханнес поводил рукой у ее лица – никакой реакции.  «Крепко спит…» Он взял ее на руки и положил на кровать Ильмари, заботливо укрыв одеялом, найденном на кресле. В этот момент Йоханнес почувствовал, что все перед его глазами будто бы плывет, а глаза закрываются.  «Да что это такое…» – подумал он, направляясь в сторону своей комнаты. Едва Йоханнес переступил порог спальни и прикрыл дверь, как земля будто бы ушла из-под его ног – тело внезапно стало деревянным, и сон поработил его. Он заснул в картинной позе, сидя на полу со склонившейся головой и облокотившись о стену.
В половине шестого вечера домой вернулись Аннели и Мама. Тарья в это время безуспешно занималась арифметикой у себя в спальне. Быть может, Йоханнес прав и ей в самом деле нужно совершенствовать свой ум, чтобы стать более гармоничной личностью? Жаль только, что науки даются ей слишком тяжело…
– Ну что, мой мальчик, вам с Элиасом удалось договориться об отпуске? – спрашивала Маритта Ярвинен, обхаживая Ильмари, который стал для нее любимчиком после долгого пребывания в чужой семье.
– Да, мама – нам позволили отдохнуть до второго сентября – если честно, мы на это даже не рассчитывали, – ответил Ильмари, учтиво ей улыбнувшись. – Роппер видимо сегодня был слишком добр…
– Настолько добр, что заставил нас напоследок выйти на сцену с «Эгмонтом» Гете, –подметил Элиас. – Я думал, что нам удастся сегодня избежать спектаклей…
– А мы с Аннели побывали сегодня у доктора Спанжена, – сообщила мама, накрывая на стол ужин для сыновей.
– Кто-то из вас болен? – встревожился Ильмари.
– О, нет, слава Вейнямейнену, мы здоровы, – поспешила заверить братьев Аннели, хлопочащая за разогреванием пищи. – Чета Спанжен, как вам известно, наши давние друзья. Мы просто заглянули к ним в гости и засиделись…
­­– А где Йоханнес и Жанна? – спросил Элиас, обнаружив, что их нет рядом с ними. – Почему они не ужинают с нами?
– Быть может, Жанна не дождалась Ильмари и уехала домой? – предположила Тарья, пришедшая к ужину.
В ее голосе звучала тревога. Именно сейчас, когда Тарья подошла к столу, она вспомнила, что творила несколько часов назад. Отчаянно пытаясь добиться любви мальчишки из Плейг, Тарья, ослепленная влюбленностью, решила просто приворожить его. Найдя в маминой тетради рецепты приворотных отваров, она, прочитав определенные слова, заварила этот чай. Сэм не пришел, а она, расстроившись, и забыла про этот чай. Очевидно, что его напились Йоханнес и Жанна, когда вернулись с прогулки…
– Не думаю. Ей не на чем ехать, – возразил Ильмари. – Сюда она добирается в кэбе, а домой Жанну отвожу я.
– Ее мог отвезти в Нью-Роут Йоханнес, – допустил Элиас. – Он отличный всадник.
– Но где же он? – проговорила Аннели. – Мы приехали час назад – их уже не было. Йоханнес бы уже давно вернулся.
– Я видела плащ Йоханнеса и накидку Жанныв прихожей, – произнесла Мама, вспомнив об этих вещах, висящих на крючке у входной двери. – Вечером похолодало – он непременно бы надел его… И Жанна не оставила бы здесь своей накидки.
– Значит, они на втором этаже, – заключил Элиас. – Может, нянчатся с Юхани и не слышат нас?
– Может быть, – сказала Аннели. – Сходи, позови их – они, наверное, голодны. Пусть ненадолго расстанутся с нашим Юхани – он, наверное, уже за день устал от них.
– Да, нужно растормошить их – видимо, они слишком увлеклись, взяв сегодня шевство над ним, – согласился Элиас, встав из-за стола.– Я сейчас приду с ними.
Однако в комнате Юхани он обнаружил лишь самого младшего из детей Мамы. Мальчик сидел на полу и бросал в стену детали от своего набора строителей. Элиас оставил его в одиночестве, решив, что Юхани лучше не тревожить, пока он сытый – очевидно, Жанна недавно кормила его, поскольку Юхани не просил «ням-ням». Случайно наткнувшись на комнату Ильмари в темном коридоре, Элиас заглянул туда и увидел спящую Жанну, на лицо которой падали лучи заходящего за горизонт солнца.
– Жанна, мы ужинаем без тебя, – прошептал Элиас, склонившись над ней.– Просыпайтесь, мисс Бредберри, вас ждут за столом.
Он прикоснулся к ее щеке и в ужасе отстранился – Жанна была холодна, как стекло зеркала. Он, не на шутку перепугавшись, зажег свет и увидел, как восковая кисть руки девушки спадала с кровати и касалась пола.  «Черт знает что… Боже мой… »  Однако, не растерявшись, Элиас нашел на подоконнике карманное зеркальце, которым пользовался Ильмари и поднес его к приоткрытым губам Жанны. Зеркало помутнело. Она дышит…  «Жанна просто спит, а я уже подумал бог знает что…» – пронеслось в его мыслях, и Элиас совершенно успокоился. Он, решив не будить девушку, отправился на поиски брата. Зайдя в его комнату, дверь которой оказалась незапертой, Элиас обнаружил Йоханнеса, сидящего на полу – если бы он не проделал тех же манипуляций с зеркалом, которые проводил, находясь в спальне Ильмари, то Элиас подумал бы о самом ужасном – Йоханнес был похож на человека, заснувшего вечным сном: никаких признаков жизни, слабое, едва ощутимое дыхание, ледяная, жемчужного цвета кожа и бескровные губы… Это было ужасное зрелище.  «Йоханнес! Очнись! Что с вами, черт возьми?!» – воскликнул Элиас, хлопая его по щекам. Но тот даже не пошевелился. Элиас, так и не сумев разбудить его, вернулся на кухню.
– Ну и где же те, с кем ты обещал вернуться к нам? – спросил его Ильмари.
– Вы представляете, они спят… Оба, – произнес тот растерянно.
– В обнимку, как перебравшие виски товарищи… – усмехнулась Аннели.
– Что-то вот мне вовсе не смешно, Аннели, – проговорил Элиас. – Жанна спит беспробудным сном в комнате Ильмари, а Йоханнес вообще в своей комнате спит полулёжа… Оба бледны и холодны. Я уже черт знает что подумал, перепугался, но, слава Всевышнему, они дышат, – говорил Элиас, ловя на себе скептические взгляды домочадцев. – Недавно я участвовал в постановке Шекспира, где Ромео и Джульетта принимают яд… Вот это что-то наподобие…
– Нам  не стоило сегодня после работы заходить в «Трактир тетушки Нэнси» и заказывать себе по целой пинте пива, – проговорил Ильмари.
– Вы что, не верите мне?! – воскликнул он. – Богом клянусь! Если хотите, поклянусь еще каким-нибудь Вейнямейненом…
– Еще им не вздумай клясться! – воскликнула Маритта Ярвинен, грозно взглянув на Элиаса.
– Если хотите – идите сами на второй этаж и удостоверьтесь! – вскричал Элиас. – По-моему, всем, кроме меня, плевать на них. А Йоханнес, между прочим, кому-то из нас приходится любимым сыном и является нашим дорогим братом… А тебе, Ильмари?  Неужели тебе все равно, что происходит с твоей невестой?
– Я уверен, что она просто спит, – проговорил Ильмари, выйдя из-за стола. – Ну если тебе угодно… Пойдем вместе посмотрим, что там с ними.
Через некоторое время оба вернулись к сестрам и матери с хмурыми лицами и тревогой во взгляде.
– Да, дейтвительно… Когда человек просто хочет спать, он ложится в постель, а не на пол… – произнес Ильмари, признав очевидное.
– Что случилось?! Неужели Элиас был прав?! – воскликнула Аннели, вскочив с места. – Я должна идти к ним… Нужно что-то предпринять…
– Сначала надо успокоиться, хоть это почти невозможно. Однако, никто не принимает поспешных решений, будучи на взводе, – сказал Элиас, остановив Аннели, которая уже рванула на второй этаж. – Они живы, ничего им не сделается – им не с чего умирать. Просто все так странно… Оба спят, будто их одновременно сон скосил…  Холодные… Конечно, у всех здоровых людей после пробуждения низкая температура тела, но… В общем, я не знаю, что с ними.
– Давайте просто подождем, когда они проснутся… – предложил Ильмари.
Однако  ни через час, ни через шесть часов, Жанна и Йоханнес не проснулись. Бодрствующие Ярвинены были не на шутку обеспокоены: уже на рассвете они отправятся в Мэринг-Лайн, а те, без кого путешествие не имеет смысла, спят, словно убитые, и неизвестно, когда проснутся. Братья стали расспрашивать Тарью о том, что происходило в доме во время их отстуствия, ведь она была весь день с ними. Девушка отчаянно отбивалась от вопросов путаными ответами и говорила, что ничего не знает. Элиас догадался заглянуть в мусорное ведро, надеясь отыскать там что-то, что могло дать ответы на их вопросы. Он нашел там пучок трав, из которых, очевидно, делали какой-то отвар или настойку. Элиас и Аннели узнали в этих травах зверобой, мяту, листья лесного папоротника и еще что-то.  «Это же кровелистник…» – проговорила Аннели, узнав растение по алым соцветиям. – «Вот они и спят! Напились чаю с кровелистником, теперь мы еще удивляемся, что Йоханнес и Жанна не просыпаются… Это растение применяли волхвы и друиды, чтобы уйти в состояние, похожее на транс. Обычно после него люди спят сутками – нам очень посчастливиться, если они очнутся утром, но все равно ничего хорошего… Весь день будут ходить, как живые мертвецы, едва не падая в забытье».
– Ты думаешь, что они умышленно пили настой с этим растением? – спросил недоверчиво Элиас.
– Нет, конечно, – ответила Аннели. – Это растение известно лишь посвященным и найти его не так просто – кровелистник под ногами на каждом шагу не растет… Знаешь, состав этого настоя походит на приворотное зелье…
– Что ты несешь! – воскликнул Элиас. – Неужели Жанна, любящая Ильмари, станет привораживать Йоханнеса? И вообще, я не думаю, что образованная девушка станет заниматься такой глупостью.
– Мне кажется, что она тут не при чем… Рецепт этого напитка знаю только я, мама и… Тарья… – Аннели в одно мгновение сорвалась с места. – Тарья! Она могла это сделать!
– Не думаю, что ей нужен Йоханнес… – проговорил Элиас.
– Я тоже так не думаю, но вдруг она захотела усыпить их, чтобы сорвать поездку – вряд ли Тарье хочется оставаться на целый месяц в пустом доме с юродивым Юхани.
Они немедля явились в комнату к Тарье, которая обмазывалась маслами после позднего купания.
– Тарья, мы знаем, чьих рук это дело… – проговорила Аннели, указав пальцем в сторону комнаты Йоханнеса. – Немедленно говори, зачем ты это сделала!
– Я ничего не делала, – Тарья нервничала, но еще пыталась выкручиваться.
– Да, то есть Жанна и Йоханнес сами изучили мамину тетрадь, нашли рецепт приворотной настойки с кровелистником и решили заснуть эдаким искусственным сном, чтобы проснуться послезавтра!
– Значит, так оно и было, – Тарья, залившись краской смущения, начала нервно теребить кружева на своей сорочке.
– Хватит врать, маленькая дрянь! – прижал ее к стене Элиас. – И ведь лжет самым наглым образом, даже глаза не прячет! Говори, что и зачем ты сделала с ними!
– Я все расскажу! – разрыдалась девушка. – Но только тебе, Элиас! Это секрет, в него посвящен только Йоханнес, потому что я знаю, что он никому не разболтает! Я не желала зла им с Жанной, а то, что произошло с ними, случилось лишь из-за моей невнимательности!
– Выйди, Аннели, – попросил Элиас. – Я поговорю с ней.
Сестра, повинуясь, покинула комнату. Элиас, оставшись с Тарьей наедине, произнес:  «Я жду объяснений».
– Только не говори Аннели и маме… Они накажут меня… Я совершила страшный грех,– это было похоже на исповедь. – Я полюбила христианина. Он очень хороший, но не для меня… Я хотела ему понравиться, но все было тщетно. И тогда я пригласила его к нам в гости, пока мамы и Аннели не было дома. Я решила его приворожить, поскольку взаимности так и не смогла добиться. Приготовив чай, я стала его ждать, но он так и не пришел, хоть и обещал. Потом я забыла про этот чай и не выплеснула его вовремя, а сделала это лишь тогда, когда чай собрались пить вечером вы. Под предлогом того, что хотела заварить новый.
– Ох уж эта ваша языческая ересь… – негодующе проговорил Элиас. – Вот христиане никогда не станут заниматься такими глупостями. Бросай все это, девочка. Конечно, маму надо слушаться, но не в том случае, если она исповедует сомнительную религию.
– Ты ведь никому не скажешь, Элиас? – произнесла доверчиво Тарья, вытирая ладонью слезы.
– Я сохраню это в тайне. Только, пожалуйста, больше так не делай, – произнес Элиас. – Господи, что теперь делать с этими двумя спящими? Ты их, наверное, отравила…
Он оставил сестру и вышел к Аннели. Но рядом с ней стояла теперь еще и их мать.
– Что она тебе сказала, Элиас? – нетерпеливо спросила Маритта. – Жанна и Йоханнес могут не проснуться до завтра. Оно бы ладно, если бы это случилось в обычный день… Но завтра мы плывем в Финляндию! Йоханнес пусть спит хоть до окончания своего отпуска, а Жанна нам нужна – без нее путешествие не имеет смысла!
– А если Йоханнес умрет, ты тоже будешь говорить, что пусть он умирал бы в обычный день, только не накануне отъезда?! – воскликнул Элиас. – Почему ты так равнодушна к нему?!
– Да ничего с ним не случится, – ответила Маритта. – Он здоровый парень и выдержит все.
Элиас, возмущенный таким отношением матери к его брату, молча, ушел прочь от них с Аннели. Проходя по коридору, Элиас увидел, как дверь комнаты Йоханнеса открывается и из нее выходит его брат, на ходу собирая волосы в хвост – так он делал, когда они лезли ему в глаза, мешая созерцать прелести окружающего его мира.
– Ландыш! – радостно воскликнул Элиас, подойдя к нему. – Неужели ты наконец проснулся?! Мы уже не надеялись, что ты сегодня встанешь…
– А сколько времени? – проговорил Йоханнес, подняв на него сонные глаза. – Я вроде бы недолго спал…
–Недолго… – повторил Элиас. – Время уже давно заполночь – мы так беспокоились о вас с Жанной, что даже не ложились спать! Расскажи мне, как ты себя чувствуешь?
– Ты чего какой взвинченный? – спросил его  недоумевающий Йоханнес. – Я всего-лишь спал, а сейчас проснулся… Поужинаю и снова лягу спать. Хорошо я себя чувствую, правда голова болит и в сон клонит…
– Почему я взвинченный?! – переспросил Элиас. – Ты иди и Тарью спроси! Она сегодня едва не отравила вас с Жанной!
– То есть как это, едва не отравила? – Йоханнес был обескуражен.
– Я не знаю, что там произошло, но  по-моему, она безумна в своих намерениях, – сказал Элиас. – Девочка не здорова. Она больна каким-то мальчишкой, который ее не любит. Хотела его сегодня напоить какой-то травой, чтобы приворожить, а вместо этого она едва не убила вас.
– То есть, она все тебе рассказала…– опечаленно произнес Йоханнес. – Ну вот, теперь это не только наш с ней секрет. А я больше никогда не буду давать советы. Это я ей посоветовал пригласить его к нам в гости, а сам ушел гулять с Жанной. Ну я разве думал, что она ворожить начнет…
– Мы заставили ее рассказать об этом, – ответил Элиас, а потом, более спокойно, даже шутя, произнес:  «Ну как, еще не влюбился в Жанну?»
– Так в этом случае я должен был влюбиться в Тарью – это же она колдовала, – усмехнулся Йоханнес. Сердце его учащенно забилось от осознания собственной лжи. Полюбить Жанну он сумел без зелья… Жаль только, что нет способа повернуть время вспять и сделать так, чтобы она встретилась однажды в прошлом с ним, а не с Ильмари…
Этой ночью в доме Ярвиненов спали только двое: Юхани и Жанна, которую удалось разбудить лишь за два часа до того, как семья двинулась в сторону вокзала, чтобы уехать оттуда в Мэринг-Лайн. Перед приходом поезда на станцию Нью-Роута, подошли едва не опаздавшие мистер и миссис Бредбери – они были взволнованны и напуганы тем, что их дочь сегодня не ночевала дома. К счастью, Ярвинены оправдали ее тем, что она «Слишком сладко спала и нам было жаль ее будить,» – как сказал Элиас. В половине четвертого утра поезд тронулся, обещая довезти их до шотландского городка Мэринг-Лайна за полчаса до отправления судна к финским берегам.

Глава 7

Смятения трех

Уже к началу следующего дня лайнер «Граф Джон Коллинз», бороздящий просторы Северного моря, приближался к берегам Дании. Семьи Ярвиненов и Бредберри на время своего путешествия стали единым целым: завтракали, обедали, ужинали они за одним столом, остальные часы чета Бредберри находилась рядом с миссис Ярвинен – они, наверное, никогда бы не устали планировать дальнейшее будущее своих детей. Едва пробудившись после ночи, миссис Ярвинен, приведя себя в порядок, направилась в сторону уютного корабельного кафе, расположенного на нижней палубе, неподалеку от ее каюты. Еще вчера они договорились с четой Бредберри позавтракать вместе в этот час. И пунктуальные англичане не нарушили своего обещания – они явились к столику, забронированному для них Мариттой ровно в семь часов утра.
– А где же остальные Ярвинены? – спросила миссис Бредберри, не отрывая глаз от меню.
– Ильмари обещал придти к нам с Жанной, – ответила Маритта, обмахиваясь веером из нежно-розового кружева. – Аннели, наверное, помогает ей с прической, а Жанна, наверняка, содействует Аннели в долгой церемонии одевания. Аннели дружна с ней и говорит, что близка с ней так, будто Жанна ее сестра.
– Как же хорошо, что наши семьи переплелись нитями душевной привязанности, – заметил мистер Бредберри, задумчиво втягивая в себя дым из добротной трубки. – Полагаю, что мы не прогадаем, если доверим свою дочь Ильмари.
В следующее  мгновение присутствующие за этим столом увидели красивую пару, приближающуюся к ним. Прекрасный рыжеволосый юноша, облаченный в костюм бежевого цвета, дополняемый цветком синей фиалки, аккуратно закрепленным в нагрудном кармане пиджака, шел под руку с юной леди, одетой в элегантное платье из голубого шелка. Это были Ильмари и Жанна, идущие поздороваться со своими родителями и составить им компанию на этот завтрак.
– Доброе утро, миссис Ярвинен, – произнесла Жанна, присев в реверансе, как когда-то ее учила мать. – Еще раз приветствую вас, отец и мама.
– Здравствуй, Жанна, – поздоровалась Маритта, учтиво кивнув ей головой.
С разрешения старших, Ильмари и Жанна устроились рядом с ними.
– Как проходит ваше утро? – спросил мистер Бредберри, обратившись к молодому поколению.
– Отлично, папа, – ответила Жанна. – Едва я проснулась, как мы приступили с Элиасом к изучению финского языка. О, это так приятно, когда ты располагаешь хорошим учителем.
– Финский язык? – проговорила миссис Бредберри, попробовав пирожное с кокосовой стружкой, принесенное официантом по ее заказу. – А разве там говорят не по-английски или по-русски?
– Почему это там должны говорить по-русски? И уж тем более – по-английски? – удивленно спросила Маритта Ярвинен.
– Финляндия ведь в составе Российской Империи… Или я что-то путаю?
– Нет, все верно, – согласилась Маритта. – Некоторые знают русский язык, например, муж моей сестры, его зовут Андрей – он из Петербурга. Но все-таки большая часть людей там говорит по-фински.
– А как же мы станем там изъясняться? – обеспокоенно проговорила миссис Бредберри. – Я не знаю финского языка.
– Я тоже, – произнес мистер Бредберри, томно посмотрев на Ильмари.
– Хелена говорит по-французски, правда не совсем хорошо. – сказала Маритта. – Она изучала иностранные языки в гимназии.
– Я немного помню из школьного курса, – сообщил мистер Бредберри. – Быть может, этого хватит, чтобы вести разговоры с финнами.
Жанна все это время не отводила глаз от Ильмари. Он был с ней ласков, часто шутил, стараясь ее развеселить. Ильмари не переставал одаривать ее своим вниманием: то поцелует у всех на виду, то обнимет. Но во всех этих проявлениях нежности была какая-то фальшь… Не было уже тех теплых и душевных бесед. Ей не хватало чего-то настоящего, которое, увы, было убито фальшивым… Весь вчерашний день Жанна ждала, когда Ильмари  подойдет к ней и заговорит о своих чувствах, как это было раньше, однако, он подкараулил ее лишь вечером в одном из укромных уголков большого судна. Ильмари, сжав ее в грубых объятиях, стал шептать что-то своим сладким голосом, и Жанна поняла, что он и в самом деле не собирается ждать свадьбы. Да, все-таки Йоханнес был прав… Ей вправду грозила опасность. В тот день, когда Йоханнес пришел к ней, чтобы предупредить о намерениях Ильмари, Жанна, хоть и была неприятно удивлена правдой о своем женихе, все же не приняла предостережения Йоханнеса всерьез. Ну что ей может сделать Ильмари, этот очаровательный юноша, источающий свет и хорошее настроение? Нет, он дорожит ей, Ильмари не применит силы, чтобы подчинить себе Жанну. Однако, вчера он попытался сделать это – Жанна едва сумела вырваться из его цепких рук и, лаконично попытавшись объяснить, что еще не готова предаться любви, поспешила раствориться в огромном пространстве лайнера. Утром, когда тот зашел к ней в каюту, чтобы позвать к завтраку, Жанна побледнела – после вчерашнего инцидента девушка стала побаиваться Ильмари, но этот случай не оттолкнул ее от него. Сказать, что она его любила, означало солгать, но симпатия к этому человеку в ее душе еще теплилась. Жанна полагала, что Ильмари станет извинятся, заговорит о своих чувствах к ней, скажет, что готов подождать, лишь бы только она была счастлива… Но нет, Ильмари лишь проговорил:  «Жанна, пойдем уже, нас ждут».  И пожелал ей доброго утра…
– Было очень приятно пообщаться с вами, – проговорил Ильмари, вставая из-за стола после завтрака, когда разговор о дальнейшем пребывании в Финляндии подошел к концу. – Но я должен откланятся – у меня есть небольшое дельце с Элиасом. Прошу прощения.
И ушел, оставив Жанну в обществе родителей и миссис Ярвинен. Она огорченно смотрела ему в след, говоря про себя:  «А раньше всюду водил меня за собой… Похоже, что я стала лишней в его жизни…»
Покуда Жанна тосковала по остывшему к ней Ильмари, последний направлялся в сторону палубы B, целиком состоящей из кают третьего класса. Вчера, пока Жанна спала, он познакомился с девицей приятной наружности, довольно распутной. Что же, если Жанна такая неприступная, придется воспользоваться услугами женщины «второго сорта» – как называл Ильмари еврейскую нищенку Сару, которая приглянулась ему. Вчера он, дождавшись, когда проснется Йоханнес, проспавший весь день под влиянием трав Тарьи, уговорил его выйти из каюты, которую Ильмари делил с братьями. Отдельную каюту ему снять не удалось – мест в первом классе не так уж и много, а средств на покупку билета для путешествия в королевских условиях, в принципе, у него не было. Да и его попутчики решили путешествовать вторым классом. Ильмари плохо разбирался в устройстве кораблей и поэтому был огорчен, когда узнал, что каюты рассчитаны обычно на четырех человек, а не на одного или двух. Пока Йоханнес созерцал красоты холодного моря, стоя на корме корабля, он хотел побыть с Жанной, но она отказала ему! Всю ночь он не мог уснуть из-за своего желания, и, когда представилась возможность утолить свой пыл, он не преминул ею.
– Привет, британец, – проговорила Сара, впустив его к себе. – Ммм… Как я ждала тебя…
– Вообще-то я финн, но к черту подробности! – решительно бросил Ильмари, заключив ее в жаркие объятия и прильнув своими губами к ее губам.
Он осознавал, на что шел. Даже мимолетная интрига имеет право называться изменой. Но Жанна сама виновата – ей нужно было послушно повиноваться ему, а она имела наглость так дерзко отказать своему будущему мужу в удовольствии побыть с ней. Да, Ильмари любил ее, с каждым днем его чувства к ней становились сильнее, он мечтал сделать ее своей женой и никого, кроме Жанны, Ильмари не видел в роли матери своих будущих детей. Наверняка и она любит его. Но он больше не мог сдерживать свое тело. В конце концов, они еще не вступили в брак и он свободен от оков супружеской верности.
– Ах ты, страстная еврейка! – воскликнул Ильмари, когда та воплотила его фантазии в жизнь. – Ну что же, лови новенький цент – ты этого заслужила. Тысяча благодарностей.
– Приходи еще, – сказала она, убирая монету в кошелек, вышитый бисером. – Буду ждать.
– Посмотрим по моему настроению, – ответил тот, собираясь уходить.
Когда Ильмари вернулся в каюту, Йоханнес, соседствующий с ним, сидел спиной к нему, устроившись за письменным столом. Он собирался написать ответ Элен, письмо от которой получил накануне отъезда.
– Ну что, как ощущения, когда изменяешь невесте? – спросил Йоханнес, не поворачиваясь к нему. Он знал, где был в это время его брат – Ильмари не умел хранить тайн, и, конечно же, разболтал ему о своих намерениях.
– Стыдно, конечно, но что же сделаешь, если невеста неприступна, словно крепость? –ответил с вызывающей простотой Ильмари, упав на свою кровать и блаженно растянувшись на ней.
– Можно, например, дождаться, когда девушка ответит тебе взаимностью, –сказал Йоханнес, отложив в сторону перьевую ручку и повернувшись к нему. – Плохо ты поступаешь с ней.
– Она же об этом не знает, – сказал Ильмари, уткнувшись разгоряченным лицом в прохладную подушку, которую обвеивал легкий сквозняк, гуляющий по каютам.
– Не построишь счастья на лжи, – сказал Йоханнес, взглянув на брата. – Если твоя душа и тело требуют новых ощущений, то лучше отрекись от Жанны. Ты пока не созрел для семейной жизни, Солнце. Лучше меняй любовниц, как перчатки. Ты же сделаешь ее несчастной, Ильмари…
– Судьба Жанны сильно беспокоит тебя, Йоханнес? – заговорил Ильмари серьезно. – Ты лучше храни верность своей Кейт, если такой правильный. А в наши отношения вмешиваться не надо. Мы сами способны в них разобраться.
– Надеюсь, что она разберется во всем раньше, чем ты поведешь ее к алтарю, – проговорил Йоханнес, взявперьевую ручку и принявшись что-то писать.
Ильмари хотел возразить, но по тону Йоханнеса и его поведению он понял, что брат не расположен продолжать разговор. Ильмари затих, не желая провоцировать его на жаркий спор. Хотя Йоханнеса, этого бесстрастного человека, наверное, не спровоцируешь. Между тем Йоханнес приступил к общению с юной поэтессой из Блади-Тауна. Он выводил своей аккуратной вязью:
«Доброе утро, Элен.
Утро, потому-что я пишу тебе именно в это время суток. Необычное место для написания писем – каюта корабля. Мы уже второй день следуем в направлении Финляндии, которая так тебя интересует и влечет. Уже скоро мы обогнем берега Дании и достигнем Варяжского моря. Думаю, для любительницы истории зарубежных стран это не фантастический географический объект, а вполне реальное древнерусское название Балтийского моря. Честно говоря, плыть в Ювяскюля у меня нет желания – не люблю долгие переезды. Единственное, что утешает – это то, что хотя бы я увижу родных мне людей, с которыми я много лет был в разлуке. Сейчас рядом со мной находится Ильмари, один из моих братьев, о котором я тебе однажды писал. Знаешь, я раньше так был близок с ним – наверное, такой душевной привязанности я не испытывал еще ни к кому. Все детство и юность мы были вместе, все радости и печали делили пополам. Я знал о нем все и во всем его поддерживал. А в последний год мы стали отдаляться друг от друга… Сначала мне казалось, что это связано с его первым любовным опытом – я говорил, что Ильмари собирается стать заботливым мужем для одной девушки. Закономерное и справедливое развитие событий – в его жизнь приходит любовь к девушке, и он отдаляется от своей прежней семьи, собираясь создать собственную. Но не так давно я осознал, что не только из-за этого пропали те трогательные братские чувства, которые переполняли наши сердца раньше. Он стал совсем другим, изменился и я – видимо, двум колесам стало тесно в одной колее. Ты спрашивала меня, каково это, иметь большую семью. Как видишь, беспокойств и тревог хватает. Я тебе рассказал только об одном своем брате. А у меня их еще два, если не брать в расчет сестер. За старшего брата я не беспокоюсь – он взрослый и опытный человек, думаю, единственное, что ему грозит – это однажды стать счастливым. Да, Элиас, наверное, единственный из нас, кто не живет в плену иллюзий, хотя, как сказать. Он думает, что наша семья – образец искренности, любви и понимания. Наивный…
Но не будем зацикливаться на этом. Ты просила меня рассказать о тайнах актерского ремесла. Что же, я приоткрою для тебя кулисы своего никчемного существования в стенах театра. На самом деле, в моей работе нет никаких тайн. В ней вообще ничего нет, ни хорошего, ни плохого. Я просто заучиваю наизусть свои реплики, а если вдруг забываю, на ходу сочиняю, главное, не выбиваться из сюжета. Но так бывает очень редко, ведь на этот случай в театре работает суфлер. С утра мы репетируем, а вечером выходим на сцену, где около двух часов разыгрываем разные пьески, перед этим основательно скрыв свое естество – например, в гриме я совсем не похож на себя. Если бы меня увидела родная мать в образе Дон Жуана, то, наверное, даже она бы меня не узнала. Больше всего меня раздражает тот факт, что мне дают роли молодых любовников. Надоело. Изо дня в день одно и то же – то я Ромео, то я Дон Жуан, то я лорд Тардина – фаворит королевы… После спектаклей я ухожу в гримерную комнату, где придаюсь распитию крепких напитков с братьями – они ведь тоже работают актерами. Без глотка виски невозможно закончить сложный день – таким образом мы пытаемся расслабиться, ведь наша работа отнимает много энергии. Домой я приезжаю без сил – эти люди, окружающие меня, действуют мне на нервы, и я чувствую, что если я там поработаю еще год, то имею все шансы сойти с ума. Эта актерская среда – стая собак, злых, голодных до сплетен псов. Боюсь один пройтись по театру – мне кажется, что на меня снова накинется какая-нибудь стерва… Вот и ответ на вопрос, каково это, быть актером.
Да, не о том я мечтал, когда приходил устраиваться на работу в театр. Семь лет мы с братьями учились всем премудростям у отличного педагога. По большей части он обучал нас искусству иллюзий. Да, я еще и фокусник. Жаль, что это нам не пригодилось нигде, кроме как на улице, куда мы с братьями выходим каждую среду и балуем случайную публику рукотворными чудесами. А я мечтал давать зрелищные шоу в лучших зрительных залах королевства, как это делал наш учитель… Он, прощаясь с нами, пророчил нам успех в становлении на творческий путь. Не сбылось. Ну что же, значит, так было задумано Свыше.
Я много рассказал тебе о своей жизни, ты, в свою очередь, раскрыла мне свою душу. Однако, я знаю лишь о твоей семье и творчестве. Расскажи мне, чем ты увлекаешься? Что читаешь, на каких постановках в театре бываешь и есть ли у тебя фавориты среди композиторов? Например, я люблю почитать в свободное время классику мировой литературы. Хочется узнать о твоих предпочтениях.
Прощаюсь и жду ответа,
Твой Йоханнес».
Поставив точку, он отложил в сторону перьевую ручку, и, перечитав еще раз текст своего письма, вложил его в конверт, где написал по памяти свой адрес в Англии и адрес Элен из Блади-Тауна. Через месяц, когда они вернутся домой, Йоханнес отправит это послание Элен. А пока пусть конверт хранится во внутреннем кармане его любимого черного плаща – прогнозы погоды, печатающиеся  в газетах и обещающие жару, не оправдались. В последние дни было довольно прохладно и Йоханнес очень комфортно чувствовал себя в своем элегантном плаще, который однажды был ему подарен миссис Баркер, его милой наставницей.
– Скучно с тобой, – вдруг заговорил Ильмари, поднявшись с кровати. – Что-то пишешь постоянно, а говоришь мало. Пойду я к Элиасу, он, наверное, уже приличное количество зрителей около себя собрал – хоть где-то мы можем блеснуть своими навыками иллюзионистов.
– Да, я видел, как он вчера устроил шоу на корме корабля, – проговорил Йоханнес. – И ведь как подготовился! Все проделал с точностью ювелира.
– А я все думал, для чего Элиас взял с собой столько сумок, – проговорил Ильмари.
– Он мне еще в Лиственной пустоши предлагал разработать свою программу, чтобы отыграть ее на корабле, где можно найти зрителей, – сказал Йоханнес. – Но я отказался –времени оставалось мало, побоялся не успеть.
– У нас с ним тоже был разговор об этом, – сообщил Ильмари. – А я все-таки подготовил несколько трюков… Можно будет показать.
Вскоре Ильмари откланялся и удалился из каюты, снова оставив брата в одиночестве. Оставшись наедине с четырьмя стенами каюты и самим собой, Йоханнес задумался о том, что Ильмари, похоже, сбился с верного пути, ступив на скользкую дорожку. Он думал, что брат и в самом деле любит Жанну, если хочет жениться на ней. Когда Йоханнес узнал о том, что собирается делать Ильмари на палубе В, ему стало не по себе: нужно признаться, что он ожидал от брата все, что угодно, но не измены своей невесте. Да, он знал о его романах на стороне, но отчаянно не верил, что Ильмари может так жестоко предавать. А ведь Жанна, наверняка, счастлива, она уверена в незыблемости чувств Ильмари к ней. Как больно видеть, что девушка, к которой сам питаешь теплые чувства, обманута и как сложно осознавать, что ты не можешь ей помочь…  «Промолчу,» –подумал Йоханнес. – В противном случае буду провокатором скандала. Может, она все сама узнает или, что тоже возможно, Ильмари еще одумается…» Йоханнес, вспомнив о Жанне в этот час, решил наведаться к ней – они не виделись со вчерашнего дня и он чувствовал необходимость увидеть ее.
Как он и думал, Жанна находилась в каюте, которую делила с родителями. Чета Бредберри пропадала где-то с Аннели и миссис Ярвинен, вернутся они сюда наверняка лишь вечером, и то, чтобы только лечь спать. Йоханнес осторожно постучался в дверь каюты –быть может, она спит? Грохот разбудил бы ее, поэтому он решил, что осторожность никогда  не помешает. Однако, ему никто не открыл.  «Наверное, ее здесь нет,» – подумал Йоханнес и уже собрался уходить, но до него дошел слабый, едва слышный плач. Он понял, что плачут в каюте. Решив пренебречь своим чувством такта, он робко приоткрыл дверь и увидел Жанну, сидящую на своей кровати лицом к стене. Она, закрыв лицо ладонями, тихо плакала. Казалось, Жанна даже не обратила внимания на него – она была погружена в свои тревоги и происходящее вокруг не касалось девушки.
– Жанна… – проговорил Йоханнес, неслышно подойдя к ней и коснувшись ее плеч. – Извини, что так бесцеремонно явился к тебе… Но все же… Что произошло? Почему ты плачешь?
– Ах, Йоханнес, если бы ты только знал… – произнесла она.
– Поверь мне, я могу понять тебя, – проговорил Йоханнес, присев рядом с ней. – Если хочешь –можешь поделиться своей печалью со мной. Тебя обидел Ильмари? Я так понял, это все из-за него, да?
– Из-за меня… – говорила Жанна, отворачиваясь от него, чтобы Йоханнес не видел ее слез. –Видимо, я и в самом деле слишком неприметна и скучна, если он так быстро устал от меня.
– Но с чего ты это взяла, Жанна? – вопрошающе взглянул он на нее.
– Ильмари охладел ко мне, – призналась она. – Раньше он так трепетно относился ко мне и постоянно говорил о своей любви. А в последнее время что-то изменилось в нем. Ильмари  по-прежнему ласков со мной, он как всегда весел… Но я чувствую его лицемерие. Не стоит мне обольщаться – я не дура и понимаю, что его легкий характер привлекает не только меня. Вчера я видела его в компании каких-то девиц – это при том, что его невеста проживает сейчас по соседству с ним! Вчера вечером твои предостережения оправдались – Ильмари и в самом деле пытался взять меня силой… Похоть – это единственное, что его сейчас влечет ко мне. Йоханнес, почему это случилось со мной? Неужели я и в самом деле недостойна счастья…
– Счастья достойны все, главное быть к нему готовым, – сказал Йоханнес, взяв ее за руку. – Ты любишь его?
– К чему этот вопрос?
– Просто ответь мне, любишь или нет, – попросил Йоханнес. – Забудь о том, что я его брат, скажи мне – это останется между нами.
– В последнее время мы сблизились с тобой и ты стал для меня родным человеком. Думаю, что с тобой, Йоханнес, я могу быть откровенна – как показывает мой опыт, тебе и в самом деле можно доверять, – проговорила Жанна. – Наши чувства с Ильмари взаимны – он, судя по всему, не любит меня, а я не питаю любви к нему…
– Как так?! – удивился Йоханнес. – А как же все то, что было? И, если ты его не любишь, зачем же тебе попусту лить слезы?
– Нельзя сказать, что у меня нет к нему ровно никаких чувств… Симпатия… Но  слишком часто ее путают с любовью – видимо я тоже ошиблась, – произнесла Жанна.
– Нет, ты не ошиблась… – проговорил Йоханнес, все-таки поймав своим взором ее взгляд. – Симпатия поражает мгновенно, отключая разум и активируя страсть, а любовь приходит уже к людям остывшим, осознающим происходящее… Я уверен, что Ильмари сейчас находится на распутье, ровно как и ты. Все еще образуется, Жанна – вот увидишь, через несколько лет вы будете счастливы в браке, а я, в свою очередь, буду учить своих племянников фокусам.
Последней фразой Йоханнес надеялся внушить Жанне веру в светлое будущее с Ильмари, однако, в следующее мгновение он понял, что это не сработало.
– Нет, Йоханнес… Этого не будет, – сказала Жанна, попытавшись придти в себя. – Если Ильмари так себя ведет, то не факт, что он вдруг проникнется ко мне любовью и проявит свое внимание по отношению к моей никчемной персоне. Я безразлична ему…
– Ты не безразлична мне, – Йоханнес больше был не в силах сдерживать своих чувств. – Не обессудь, но я больше не могу молчать.
– Ах, Йоханнес, ты наверное, говоришь это, чтобы утешить меня…
– Нет, отнюдь, – по его тону можно было понять, что Йоханнес искренен с ней. – Если бы было иначе, я бы соблюдал по отношению к тебе нейтралитет, как это делает Элиас – ты наверное, заметила, что с самого начала он не пошел на сближение с тобой так, как это сделал я.
– Почему мне так больно, Йоханнес?! – произнесла Жанна, обвив своими руками его шею и, уже забыв о дистанции, очутилась в его объятиях. – Извини, что я поступаю не так, как подобает благовоспитанной леди – мне не пристало так запросто откровенничать с тобой и прикасаться к тебе… Просто… Мне так нужна чья-то поддержка.
– Я все понимаю, Жанна… – сказал Йоханнес. – Нужно иногда давать волю своим чувствам.
– Да… – проговорила она и замолчала.
Некоторое время они были на таком близком расстоянии, что Йоханнес на секунду почувствовал, что между ними проскочила искра. Однако он осознавал, что это лишь иллюзия – Жанна сейчас в таком состоянии, что она просто не способна думать о чем-то, что не касалось ее и Ильмари. Но, быть может, еще не все потеряно? Йоханнес был в смятении: ему хотелось, чтобы Ильмари встал на путь истинный, Йоханнес мечтал видеть брата с Жанной – ему казалось, что лишь в этом случае девушка будет счастлива, чего он так горячо желал. Но с другой стороны, нет счастья без любви – в чувствах Ильмари к Жанне он был уверен, ведь брат проявлял все признаки любящего человека, хоть и в смятении сбился с намеченного курса. Но Жанна только что призналась Йоханнесу в том, что никогда не любила Ильмари по-настоящему и лишь чувствовала к нему симпатию. Значит, у Йоханнеса еще есть шанс покорить ее, чего не удалось его брату… Если бы все сложилось так, как хотел Йоханнес, то он был бы счастлив, как никто на свете.  «О чем я думаю, черт возьми? – одёрнул себя в мыслях Йоханнес. – Она никогда не будет со мной – в противном случае я только опорочу ее, а сам стану изгоем для своей семьи. Нет, мой дорогой Ландыш, мы не можем этого допустить».
Пока Жанна находилась в его объятиях, Йоханнес, ощущая ее тихие стоны, вырывающиеся из терзаемой тоской груди, заключавшей в себе черную от печали душу, грустил вместе с ней. История несчастной девушки поразила его и вызвала бурю эмоций в душе Йоханнеса. Казалось бы, брат должен поддерживать брата – Йоханнес, будь он кем-то другим, стал бы сейчас вместе с Ильмари обсуждать Жанну за ее спиной и убеждать своего брата в том, что он поступил правильно, что невеста нужна для жизни, а любовница – для любви. Но нет, Йоханнес уверенно встал на сторону Жанны – то ли от того, что был уверен в неправоте Ильмари, то ли от того, что проникся к ней теплыми чувствами.
– Спасибо, что был со мной с этот час, Йоханнес, – проговорила Жанна, отстранившись от него. – Хотя бы кто-то побеспокоился обо мне… А сейчас я хочу побыть одна. Оставь меня, пожалуйста.
– Твое слово – закон для меня, – ответил Йоханнес, собираясь уходить. – Но ты все же не убивайся так о нем, хорошо? Я уверен, что все еще образуется.
– Да, Йоханнес, я не буду, – пообещала Жанна, взглянув на него. – Ты заходи ко мне вечером. Родители в это время уйдут на нижнюю палубу – там будет что-то вроде концерта, ирландские музыканты станут играть классику. Я буду здесь одна…
– Хорошо, Жанна, я приду, – пообещал Йоханнес. – Всего тебе доброго.
Он, покинув ее каюту, сразу же вернулся в свою. Йоханнесу хотелось уединиться с самим собой, он чувствовал, что ему нужно было обо многом подумать. Он сидел в кресле спиной к двери, глядя в точку, намеченную своим воображением на стене и вел немой диалог с самим собой. Мысли, разморенные вереницей самых разнообразных событий, произошедших за последнее время, кружились в его голове подражая мотылькам, летающим на свету в хаотичном порядке. Произошло то, чего он не мог предвидеть. То есть нет никакой любви между ней и его братом? Но как же это… Жанна всегда была рядом с Ильмари, вместе они создавали такую гармонию, что никому и в голову не могли придти мысли об их неразделенной любви, когда любил лишь один. Но зачем же она согласилась вступить в брак с Ильмари, если в ее сердце к нему холод? Может, просто боится одиночества? »Если бы это было так, со мной бы она не была одинока…» – подумал Йоханнес, снова ударившись в мечты. Но с чего он взял, что может на что-то надеяться? Если Жанна не прониклась любовью к Ильмари, еще не факт, что она сможет отдать свое сердце и душу ему.  «Пусть все идет своим чередом… Время все расставит по своим местам, – заключил в итоге Йоханнес. – Да к черту всю эту мораль! Приударю за ней – еще никто не отменял отношений соперничества между одним полом. Заодно узнаю, на что способен Ильмари, чтобы отстоять свое право на счастье!» Конечно, это был мгновенный порыв и Йоханнес в тот же момент отказался от своей идеи. Это все так пошло и грязно. Не нужно уподобаться тем, глядя на кого изменяешься в лице – Йоханнес всегда относился недоброжелательно к различным интриганам. Да, женщина – она как крепость; ты не завоюешь ее, если не станешь штурмовать. Не добьешься расположения девушки, если не предстанешь перед ней в образе этакого конкистадора –завоевателя. Однако, метод завоевания и пленения сердца хорош только тогда, когда между двумя не стоит третий, особенно, если этот третий – тот, с кем тебя связывают кровные узы. »Как она прекрасна… Жаль, что не для меня…» – с горечью подумал Йоханнес.
В этот момент в каюту зашел Ильмари. Он был весел и казалось, что счастливее него может быть лишь тот, кому удалось достичь того, о чем мечталось десятки лет. Ильмари ни с того, ни с сего подошел к Йоханнесу со спины и обнял его, как делал в далеком детстве.
– Ах, Ландыш! Мне так хорошо! – проговорил тот, ласково потрепав его за волосы. – Ты знаешь, мне кажется, что мое тело стало легким, словно гусиное перо! А на душе так светло! Сегодня однозначно мой день!
– Ты что, пьян? – с каменным выражением на лице проговорил Йоханнес.
– Нет, с чего ты взял? Я и в рот ни капли вина  не брал! – клятвенно произнес Ильмари. – Просто сейчас мы с Элиасом развлекали собравшуюся публику своими фокусами и ко мне подошла маленькая девочка лет шести. И знаешь что? Она пожала своей маленькой ручкой мою руку и сказала, что всегда мечтала познакомиться «с настоящим волшебником». О, это так трогательно… Теперь я еще сильнее хочу жениться на Жанне. Вот представь, когда-то у меня будет своя такая дочка…
Последнее полоснуло по его сердцу, словно лезвие, скользнувшее по тонким венам самоубийцы. Ильмари, который два часа назад явился к нему после визита к распутнице, восхищающийся нежностью случайной любовницы, теперь говорит о том, что хочет детей от бедной Жанны, которую так жестоко сегодня предал! Йоханнес, встав с места и повернувшись к нему лицом, проговорил, едва не оскалившись от ярости:  «Какой же ты… Бессовестный!»
– Я? – переспросил растерянно Ильмари. – Почему?
– Неужели ты не осознаешь, что творишь?!  – произнес Йоханнес, глядя ему в глаза. – Ты считаешь нормальным то, что утром рядом с тобой ошивается какая-то там еврейка Сара, бог знает, откуда взявшаяся, а после полудня ты уже мечтаешь о дочке, которую тебе даст Жанна – девушка, которой ты предпочитаешь общество нищей потаскухи! Мало того, что ты медленно ломаешь жизнь бедной Жанне, привязав ее к себе своими «серьёзными намерениями», так ты еще и меня заставляешь обманывать ее! Я знаю, что ты делаешь, чтобы утолить свою похоть, мне известно непонаслышке, что ты ей изменяешь. Но мне приходится хранить эту тайну, чтобы не спровоцировать ссору! А утаить – значит слукавить. Ильмари, заканчивай с этим! Ты же вредишь близким тебе людям!
– Ландыш, с тобой в последнее время явно что-то происходит, – проговорил взволнованно Ильмари. – К чему эта самоотверженность? Ты так беспокоишься о ней, будто это не я собираюсь вступить в брак с Жанной, а ты.
– Я не стану с тобой объяснятся, а вместо этого скажу лишь то, что около часа назад я застал ее в слезах. Оказалось, что она переживает из-за того, что ты охладел к ней – Жанна была в ужасном состоянии, я так и не смог ее успокоить и она в итоге попросила ее оставить одну. А ты в это время очаровывал своими романтичными фокусами с розамипрекрасныхмадемуазелей. Ты хотя бы сейчас зайди к Жанне, приласкай ее, утешь –сделай ей приятно, а то она скоро вообще забудет, как ты выглядишь. Жанна  чаще меня видит, чем тебя.
– Я не думал, что она так близко к сердцу все принимает, – сказал Ильмари, потупив взгляд. – Я навещу ее… Но не сейчас. Я не настроен на сентиментальные встречи.
– Ну хорошо, продолжай в том же духе, – равнодушно произнес Йоханнес. – Только потом не удивляйся, если она вдруг передумает создавать с тобой семью.
Он, не желая больше находится в одном помещении с Ильмари, вышел из каюты. Йоханнес в задумчивости бродил по прогулочной палубе А, не обращая внимания на людей, развалившихся в палубных креслах и нежащихся в лучах полуденного солнца. Были слышны крики чаек, парящих над морской гладью. Дети, находящиеся в этот момент на палубе, сбивались в стайки и затевали подвижные игры. Мальчики обычно бегали наперегонки друг с другом, а маленькие леди меняли платья своим куклам. Он ходил из стороны в сторону, печально понурив свою голову. В итоге, устав от бессмысленной ходьбы, Йоханнес, облокотившись на леер, решил заняться созерцанием серебрящихся вод Северного Моря. Глядя вдаль, он уже видел приближение земли – совсем скоро нос «Графа Джона Коллинза» упрётся в берега Дании. Йоханнес ощущал на себе прохладный ветер, который дул ему в лицо с моря и развивал его волосы – в этот момент он вспомнил о своем детстве, которое ему почему-то запомнилось именно морскими путешествиями. В последний раз он был в море еще в детстве, когда посещал Хелену в обществе матери, братьев и сестер. Это была безмятежная поездка, он тогда  ничем не был озадачен, не носил в душе тяжкое бремя чужой тайны и его сердце не было поражено запретной любовью. Хорошее было время…
– Мистрис, как может такая прелестная девушка находиться в гордом одиночестве? – Йоханнес услышал за своей спиной мужской голос. Он не сразу понял, что этот голос обращался к нему. – Позвольте мне познакомиться с вами, о, прекрасная незнакомка?
И тут он понял, что кто-то принял его за девушку. Да, Йоханнес со спины и в самом деле походил на красавицу – блондинку: он не отличался высоким ростом и атлетическим телосложением и поэтому чем-то Йоханнес был похож на миниатюрную девушку, особенно в этом черном плаще, длиной в пол, который скрывал отсутствие неприменного атрибута женщины – юбки, заменяемой мужскими брюками, так уместными на юноше.
– Позвольте узнать, как вас зовут, милорд, – протянул серебристым голоском Йоханнес, решив развлечься. При этом он скрывал свое лицо за пеленой длинных волос.
– Меня зовут Рональд Джон Аскетс, – проговорил горделиво молодой человек, походящий на денди прошлого века. – А вас, мисс?
– Мое имя – королевское, фамилия – плебейская, – мурлыкал высоким женским голосом Йоханнес, разыгрывая спектакль в жизни. Это у него выходило так естественно, что Йоханнес сам удивился своему умению перевоплощаться.  «Вот только когда пригодилась профессия актера,» – усмехнулся в мыслях он.
– О, мистрис, вы так загадочны! – незнакомец порывался взглянуть на его лицо, но Йоханнес ловко избегал встречи их взглядов. – Но все же, как вас называть?
– Зовите меня Прекрасной незнакомкой, – попросил Йоханнес. – Мне нравится ваш тон, сударь.
– Если бы я был королем, я бы непременно сделал вас своей фавориткой! – восхищенно произнес Аскетс, рассматривая с ног до головы загадочную незнакомку. – Но почему вы прячете свое лицо, мисс?
– Это – тайна для посвященных, милорд.
– Куда держите путь?
– В Финляндию, сэр.
– А я тоже, – сказал молодой человек. – Я родом из Хельсинки. Вы тоже оттуда?
– Нет, сударь, я родилась в Лиственной Пустоши, близ Нью-Роута, это в Англии, – говорил Йоханнес, продолжая погружаться в свой образ. – У меня живут в Ювяскюля родственники.
– А кем вы работаете, мисс? Или вы как все благовоспитанные барышни, занимаетесь созданием уюта в доме и музицируете?
Йоханнесу вскоре наскучило флиртовать с финном и он решил перейти непосредственно к кульминации своего действа.
– Я работаю актером, милорд, – Йоханнес показал лицо и заговорил уже своим голосом. –  Бывают огорчения, да?
Немая сцена. Джентельмен, приоткрыв рот и вытаращив свои большие карие глаза вперил в Йоханнеса недоумевающий взгляд, так до конца и не осознав, что эта загадочная красавица на самом деле – юноша. Йоханнес же слабо улыбнулся, хотя изнутри его лихорадило от внезапно нахлынувшего веселья. Вообще-то он не занимался подобного рода глупостями, просто сегодня ему было особенно плохо и душа, сгнившая от тревог и печалей,  требовала мимолетного развлечения, каким бы оно ни было.
– Спасибо вам, сударь – вы преподали мне отличный урок обольщения. Обязательно им воспользуюсь, когда встречу красивую девушку. Если она, конечно, не окажется мужчиной, – проговорил Йоханнес с совершенно бесстрастным видом и ушел восвояси, оставив разочарованного джентельмена, заливающегося краской в компании нескольких десятков людей, которые оказались свидетелями такой жестокой иллюзии.
– Ну что, герой-любовник, снова отвергли? – подошел к Аскетсу его брат, наблюдающий за происходящим со стороны. Оказалось, что они заключили пари: Аскетс-старший поспорил с братом, что ему удасться покорить «Эту хорошенькую блондинку».
– Откуда же я знал, что она – парень? – злобно произнес Аскетс. – Я, например, еще никогда не видел мужиков с длинными волосами.
– А как же твоя любимая книга про викингов с цветными иллюстациями? – смеялся Аскетс-младший.
Йоханнес в этот момент шел в сторону своей каюты. Он, немного разрядив душевное напряжение, был готов вернуться к себе и увидеть Ильмари, который, наверняка, сейчас прохлаждается в каюте. В последнее время Йоханнес с большой неохотой контактировал с ним – поступки Ильмари совершенно испортили впечатление Йоханнеса о нем. Однако, Ильмари в каюте не оказалось – там был лишь Элиас, вернувшийся в каюту после своего пребывания в центре внимания любителей фокусов. Он, развалившись на своей кровати, листал какой-то журнал.
– Кого я вижу, – проговорил Йоханнес, взглянув на него. – Сегодня все утро не видел тебя.
– О, что мы сегодня устроили с Ильмари! – проговорил Элиас не без гордости.– Представляешь, толпа зевак смотрела только на нас! Простенькие фокусы они принимали, как чудо! Жаль, что тебя не было с нами – втроем мы бы показали что-то невероятное!
– Это все очень заманчиво, но я воздержусь – в отличие  от вас, я совершенно не готов, –сказал Йоханнес, устроившись на своем месте. – Ты не знаешь, где Солнце?
– Нет, когда я пришел, его не было.
Ильмари в это время был у Жанны. Сегодняшний разговор с братом пробудил в его душе чувство вины и стыда, которые в своем дьявольском дуэте давили на его совесть тяжестью стального рельса. Он с тяжелым сердцем явился к ней. Сначала Жанна отстранилась от него – вспомнив вчерашнее, она испугалась, что он снова пустит в ход силу. Однако, услышав от него слова нежности и почувствовав, что Ильмари честен с ней, она осмелела. Он умолял простить его, кланяясь ей в ноги ,но Жанна чувствовала фальшь. Это очень напоминало один из спектаклей с его участием, который она наблюдала в Нью-Роутском театре. Только тогда он изображал блудного сына, просящего милости матери не из-за чувства вины, а из-за банальной корысти. Жанна, конечно, приняла его извинения, тем самым утолив внезапно нахлынувшие муки совести Ильмари, однако, неприятный осадок отложился на дно ее души. Да, обидеть легко, а простить, увы, сложно. А иногда и вовсе невозможно. Жанна ощущала, что та душевная близость, которая связывала ее с Ильмари грозится уйти в небытие, если он не изменится. Она пыталась подстроиться под него, но, видимо, не все зависит от нее… Жанна продолжала выслушивать пылкие  клятвы любви, она терпела его прикосновения к ней, но ощущение того, что ее сердце превратилось в осколок льда не покидало девушку. Еще утром она хотела, чтобы Ильмари пришел к ней и как прежде стал шептать искренние слова любви, а сейчас, в следствие последних событий, его присутствие угнетает ее, а те нежные речи, о которых она так мечтала, лишь раздражают своей неправдоподобностью. Видимо, она была права в своих суждениях – любви и в самом деле не существует. Любовь – выдумка писателей для привлечения читателей к своим трогательным сентиментальным романам. В жизни ее просто нет.
– Милая, ну прости меня! – умоляюще говорил Ильмари, сжимая ее ладонь в своей. – Я ведь даже не заметил, как мы отдалились друг от друга! Я не думал, что это так ранит тебя!
– Я прощаю тебя, Ильмари, – говорила Жанна, пытаясь быть искренней. – Просто будь впредь более внимателен ко мне – счастья можно достичь лишь в том случае, если мы будем составлять гармонию друг с другом. Сам понимаешь, ни о какой гармонии не может быть и речи, если ты продолжишь быть равнодушным ко мне.
На этом Ильмари и успокоился. Он так и не отличил снисхождения Жанны от искреннего отпущения его греха. Ильмари был уверен, что она поняла его и простила, он думал, что на этом конфликт исчерпан и ее душа переживает очищение – он признал свою ошибку, тем самым облегчив душу Жанны. Однако, Ильмари сильно заблуждался.
Вернувшись к братьям, он блаженно опустился на свое ложе и ощутил, как тяжесть, сковавшая сердце, покинула его и душа, затянутая смрадом после разговора с Йоханнесом, снова просветлела. Элиас и Йоханнес в это время предавались воспоминаниям о детстве и о семье Хелены, с которой они уже совсем скоро увидятся.
– Эйка, наверное, уже давно закончил учебу, – проговорил Йоханнес. – Может, он уже имеет свою семью?
– Мама переписывается с Хеленой и мне многое известно об их делах, – сообщил Элиас. – Но про Эйно я ничего не слышал.
Вечером Йоханнес остался в каюте один – Элиас решил прогуляться по палубе А, Ильмари увязался за Аннели, которая зашла к ним, чтобы позвать на нижнюю палубу, где скоро начнется концерт классической музыки в исполнении ирланцев. Йоханнес, как обычно, был отрешен – он, не желая выходить в свет, остался у себя. Вспомнив о том, что утром он пообещал наведаться к Жанне, Йоханнес, оторвавшись от единения со своими мыслями, отправился к ней. Он застал ее за чтением очередного любовного романа, который Жанна так любила полистать на досуге.
– Сейчас ты выглядишь лучше, чем сегодня утром, – заметил Йоханнес. – Ильмари был у тебя?
– Да, Йоханнес, был… – проговорила она, тяжело вздохнув. – Спасибо, что повлиял на него… Но не стоило.
– Почему?
– Он так умолял меня простить его, что мне стало жаль Ильмари, – сообщила Жанна. – Это было так наигранно… Наверное, он сделал это, скрепя сердце. Не нужно было ему идти ко мне против своей воли, лишь повинуясь чувству долга. Мне легче не стало, а он, наверняка, переломил себя, прежде чем поговорить со мной.
– Извини, в таком случае, я больше не стану вмешиваться в ваши отношения.
– Ты хотел сделать так, чтобы стало лучше, Йоханнес…– произнесла она, впервые за все время заглянув в его глаза. Это, конечно же, заметил Йоханнес. – И ты знаешь, я тебе очень благодарна – ты как Ангел-Хранитель, всегда стоишь за моей спиной и оберегаешь. Если бы не ты, я, наверное, уже пустила бы под откос свою жизнь. Оказывается, я слишком плохо знаю твоего брата – благодаря тебе я узнала, к чему мне нужно быть готовой, когда я стану женой Ильмари.
– Я не могу тебя понять, Жанна, – сказал Йоханнес, встав за ее спиной. Его привлекла красивая заколка в виде красной бабочки, так удачно вписавшаяся в темные волосы девушки. – Ты говоришь, что не питаешь к нему любви, но в то же время безоговорочно соглашаешься с тем, что должна выйти за него замуж. Как же это возможно?
– Понимаешь, Йоханнес, мною движит чувство долга, – призналась она. – Все вокруг от меня чего-то ждут: родители мечтают, чтобы я вошла в интеллигентную семью и стала жить в кругу артистов, а не простых рабочих. Моя мама хочет, чтобы мы с Ильмари стали основоположниками творческой династии – он же актер, она желает, чтобы и наши дети пошли по его стопам. Миссис Ярвинен и Аннели надеятся, что с моей помощью Ильмари сможет продолжить ваш древний род, да и сам Ильмари уже считает меня своей женой если  не по закону, то по факту однозначно. Элиас уже грезит о том, что один из его братьев будет устроен в этой жизни…
– А я жду от тебя, что ты послушаешь свое сердце, а не чувство долга, – Йоханнес прикоснулся к  ее плечам. – Без любви выходят замуж либо члены королевской семьи, либо провинциалки, которые вступают в брак с джентельменами, чтобы вырваться из среды плебеев. Ильмари – не король, ты – не принцесса и не провинциалка. В данном случае альтруизм не уместен, ведь ты обречешь себя на страдания, связав жизнь с нелюбимым человеком. Подумай в конце-концов о будущем поколении – лучше, когда дети растут в любви. Это, конечно, не мое дело, но я считаю, что тебе лучше не насиловать свою душу, чтобы избежать проблем в дальнейшем.
– Я тоже склоняюсь к этому, Йоханнес, но я зашла в тупик, из которого нет выхода… – проговорила Жанна, повернувшись к нему.
– Выход есть всегда, Жанна, – уверил он ее. – Другое дело, что у кого-то нет сил, чтобы его найти. Как правило, опускают руки люди, уже «видавшие виды», кто уже не в силах двигаться вперед. Но ты так молода, Жанна! Тебе ведь еще нет даже девятнадцати лет, у тебя впереди вся жизнь – ты сотню раз успеешь выйти из этого тупика и найти свою истинную любовь!
– Может ты и прав, Йоханнес, но ты знаешь, я не стану ничего менять в своей жизни, – сказала она. – Я боюсь перемен…
– Так можно всю жизнь прожить в страхе и, в итоге, умереть с мыслью о том, что на самом деле, жизнь была прожита впустую, – сказал Йоханнес, погладив ее руку, тактильно передав ей свое тепло, а вместе с ним – поддержку, которая так была ей нужна. – Мне, конечно, будет приятно, если ты, связав жизнь с Ильмари, породнишься и со мной, но все же я не стою таких жертв. Поступай так, как требует твоя душа, но все же помни о моих напутствиях – быть может, однажды они пригодятся тебе.
– Ты – единственный, чье общество скрашивает мои печали, – проговорила Жанна, обратив свой взгляд на него. – Мало к кому можно обратиться, чтобы поговорить, что называется, по душам. У тебя очень доброе сердце, Йоханнес.
– Просто мы с тобой чем-то похожи, – сказал он. – А родство душ сближает.
Весь этот вечер Йоханнес провел с Жанной. Его присутствие помогло ей отвлечься от насущных переживаний и на время забыть о своих смятениях. Йоханнес был счастлив – он, чувствуя потребность видеть эту девушку, слышать ее и просто быть с ней, радовался каждой такой встрече. Она была так рядом, Жанна была так доступна… Но в то же время, так далека…

Глава 8

Три семьи

Двадцать четвертого июля семьи Бредберри и Ярвиненов уже ступили на финскую землю. Ювяскюля был небольшим, но очень красивым городом, совсем не похожим на дымящий заводами Нью-Роут, и кишащий различного рода рыбаками и брутальными моряками Мэринг-Лайн. Город утопал в зелени деревьев, растущих в каждом квартале, на каждой улочке – это место чем-то напоминало братьям Грин-Хилл, славящийся Тревел-Авеню, улицей, засаженной ясенями и дубами. Озера Кейтеле и Пяйяне в своей великолепной паре придавали особую прелесть городу, стоящему на них. В тот день, добравшись до улицы Кауппакату, гости из Англии свернули налево и, пройдя некоторое расстояние, очутились на не менее динамично существующей улице, названной в честь великого финского музыканта Тюко Ярнефельта. В конце улицы располагался дом Князевых – именно здесь на протяжении многих лет жили под одной крышей финны и русские. У ворот, ограждающих территорию владений Князевых, гостей встречала Хелена со своим мужем. Как и ожидали Бредберри, Ярвинены заговорили с этими людьми не по-английски.
– Маритта, родная моя! – не сдерживая эмоций, обнимала сестру Хелена. – Так ждала, когда вы приедете! О, мои дорогие англичане… Я так рада вас видеть!
– Хелена, много времени прошло с тех пор, когда мы в последний раз были здесь, а ты все так же молода и прекрасна! – восхищенно проговорила Маритта, не отрывая от нее взгляда. – Андрей, а годы тебя лишь красят, дорогой мой! Помню тебя еще совсем молодым человеком – ты был тогда таким инфантом, несмотря на то, что уже был мужем и отцом… А сейчас, в свои сорок девять, ты выглядишь моложе моего Элиаса!
– О, Маритта, ты мне льстишь, – усмехнулся Андрей, который, в отличие от этих двух женщин, все же был способен удержать эмоции в узде. – Что же ты не представишь нам повзрослевших своих сыновей и господ, собирающихся породниться с нами?
– Полагаю, что ты узнал нашего Ильмари по цвету волос, – проговорила Маритта, указав на сына. – А эта девушка – его невеста, ее зовут Жанна и она из Нью-Роута. Это – ее родители, Агнес и Джеймс Бредберри. Элиаса и Йоханнеса, очевидно, представлять не стоит – они не собираются жениться и мы не планировали в ближайший месяц их помолвок.
– Что же, если они не прихватили с собой подруг, то, выходит, и не стоит обращать на них внимания? – посмеялась Хелена, подойдя к ним. Она, обняв Элиаса, подошла к Йоханнесу и сжала его в объятиях. – Да, большой уже мальчик – на руки, как в былые времена, не возьмешь.
– Время имеет одно волшебное свойство, – сказала Маритта. – Восемь лет тому назад я отвезла в Грин-Хилл двух совсем маленьких мальчиков и одного угловатого подростка. Год назад ко мне вернулись трое взрослых мужчин, совсем не похожих на тех, кого я оставила у педагога Баркера. Ох, долго же я привыкала к ним.
После недолгих разговоров у ворот, Князевы пригласили гостей пройти в дом. Бредберри очень удивились, когда эти финны пригласили их за стол, заставленный яствами; англичане привыкли считать, глядя на быт Ярвиненов, что финны не гостеприимны и не хлебосольны, ведь ни разу Маритта не подчевала их шедеврами своих кулинарных талантов. Единственное, на что она, по их мнению, была способна, так это угостить чаем с ароматными травами. Видимо, отношение к еде, как к способу утоления плоти, изменилось у Хелены, когда она породнилась с русским Андреем, для нации которого было свойственно отношение к приему пищи, как к особому таинству, ритуалу, требующему соблюдения всех канонов. На первое блюдо подали борщ – блюдо, привезенное Андреем из Петербургских трактиров
– Странный суп, – шепнула миссис Бредберри мужу. – Красный, заправленный чем-то, вроде сливок…
– Это борщ, – тихо проговорил Ильмари. – Популярное блюдо в Восточной Европе, красный он из-за свеклы. А заправлен борщ сметаной – да, это забродившие сливки. Здесь вы еще не то попробуете, ведь в этом доме финская кухня смешалась с русской. Очень непривычно после обыденной еды, но, поверьте мне, эти русские очень разборчивы в еде – они плохое в пищу не употребляют.
– Отведайте моих пельменей с рыбной начинкой. Вчера весь день лепили их с сыновьями и мужем, – говорила Хелена, доставая из печи глиняный горшок, источающий приятный аромат.
– Что она говорит? – спросила Жанна Йоханнеса, сидящего рядом с ней.
– Сейчас подадут второе блюдо. Я уверен, что такого ты еще никогда не пробовала, – сообщил он. – Это пельмени – мясо в тесте, сваренное в бульоне, их потом подают с зеленью и сливочным маслом, слив бульон. Поверь мне, это очень вкусно, особенно, если есть со сметаной.
– Такое ощущение, что я попала в какой-то другой мир… Столько всего нового и необычного…
– Нет, ты всего-навсего попала в другую страну, – с улыбкой проговорил он.
– Вот, покуда горячие, – подавала Хелена пельмени, от которых шел ароматный пар. – Где Алексей и Эйно? Они не слышали разве, что к нам должны приехать гости?
– Алексей, вернувшись два часа назад с работы, сразу лег спать, – сказал Андрей, расправившись с борщом. – Хотя накануне говорил, что очень хочет увидеть Йоханнеса. А Эйка, наверное, еще не вернулся из Музея Средневековья – он там сегодня встречается со своей подругой.
– Зато вечером обещал придти Сергей со своей семьей, – сообщила Хелена, разложив пельмени по тарелкам. – Скажите Агнес, Джеймсу и Жанне, что это племянник моего мужа-вдруг, они не знают.
– Они знают, – сказал Ильмари. – Мы их уже заочно познакомили со всеми нашими родственниками.
– Вкусное блюдо, – тихо проговорила Агнес, обратившись к мужу. – Нужно будет взять рецепт у Хелены – когда в нашем доме будут гости, можно будет их угостить необычной едой. Леди Атолл, славящаяся своим кулинарным талантом, будет умолять меня поделиться секретом приготовления этого блюда.
– А почему достопочтенные господа Бредберри молчат? – спросил Андрей, заметив, что англичане шепчутся между собой, а сами в разговоре не участвуют.
– Они не говорят по-фински, – ответил Элиас, доедающий свою порцию. – Можете обращаться к ним на французском.
– Я уже ничего не помню, кроме «Bonjour» и «Madam,» – усмехнулась Хелена. – А мой муж вообще был слаб в учении во времена своего прибывания в гимназии. Жаль, что я не смогу поболтать по душам с госпожой Бредберри – люблю, знаете ли, поговорить с новыми людьми.
– А вы через нас общайтесь, – сказала Маритта. – Мы сможем понять и вас, и семью Бредберри.
– Хорошо, – улыбнулась Хелена, в очередной раз выходя из-за стола. После обеда полагается провести чаепитие и большой чугунный чайник уже вовсю парил, разогрев воду до максимальной температуры в печи.
За чаепитием Бредберри, очутившиеся в чужом доме и чувствующие себя скованно, немного осмелели и тоже вступили в беседу посредством Ильмари.
– Наша дочь работает гувернанткой, – говорил мистер Бредберри Ильмари, который, в свою очередь, передавал его слова финноязычным членам семьи Князевых. – Это очень востребованная профессия в нашей стране. Вообще-то, в Англии образование доступно почти всем, но тот, кто побогаче, предпочитает, чтобы их дети учились дома, а не в школе.
– И какое жалование она получает за свою работу? – спросил его Андрей.
– Порядка тридцати шиллингов в день – это, по нашим меркам, вполне неплохо.
– А наш старший сын преподает в гимназии изящные науки, – сообщила Хелена. – Он музыкант, с шести лет играет на виолончели, а также владеет игрой на фортепиано. Слышали бы вы, как он играет Турецкий марш из сонаты ля-мажор Моцарта – это его коронный номер, эта мелодия нравится всем, кто ее слышал.
– Моцарт не может кому-то не нравится, – заговорила миссис Бредберри. – Ах, вот в кого пошли братья Ярвинены – я смотрю, у вас уже творческая династия. Музыкант, актеры…
– Актеры? – удивилась Хелена. – Маритта, ты же говорила, что по окончанию курсов мистера Баркера, они должны стать кем-то вроде фокусников.
– Мы бы ими стали, если бы не обстоятельства, – вмешался Элиас и поведал Князевым историю их с братьями провала.
– Печально, – проговорил Андрей сострадающим тоном.
– Слава Богу, что хотя бы нас взяли на эту должность, а то бы стали мы сейчас все трое мести улицы или еще что-нибудь в этом роде, – заключил Элиас.
– У вас еще все впереди, – поддержала их Хелена. – Кто знает, на какую тропу вас выведет судьба – быть может, уже через год вы станете проходить сквозь стены, или что там еще делают фокусники.
На протяжении всего застолья велась активная беседа между членами уже трех семей. После чая Андрей стал угощать англичан брагой, приготовленной по рецепту его родного брата из уездного русского городка. Ильмари рассказывал о том, как встретился с Жанной, покорившей его сердце, Маритта и Агнес сообщали Князевым, что намерены устроить в ближайший месяц помолвку между своими детьми, Элиас говорил с Эйно, подоспевшим к чаепитию, о своей жизни и слушал рассказы своего кузена о его работе. И лишь скупой на слова Йоханнес молча слушал, о чем говорят эти многочисленные голоса, мешающие английский с финским языком. Жанна тоже не участвовала в разговоре то ли от того, что ей было нечего сказать, то ли просто не желая говорить с едва знакомыми людьми. События последних дней повлияли на ее восприятие двух братьев: Ильмари и Йоханнеса.
Раньше Ильмари был для нее антагонистом Йоханнеса: необычайно живой, подвижный, излучающий свет молодой человек шел у нее в противовес холодному, равнодушному и меланхоличному Йоханнесу. Даже внешность их напоминала противоположные полюсы – рыжеволосый с изумрудными глазами Ильмари походил на яркий, знойный день в июле, а светлые волосы Йоханнеса, его бледная кожа и серые ледяные глаза ассоциировались у нее с мрачным декабрьским вечером, поглотившим надолго блики солнца. Она думала, что Йоханнес ужасно скучный, замкнутый в себе человек, Жанна полагала, что его немногословность является свидетельством высокомерия. Томный взгляд юноши отталкивал ее.  «У него недобрый глаз,» – думала Жанна. – «Лучше избегать его». Ильмари же был во многом проще своего брата, что и привлекло Жанну – он очаровал ее, прежде всего, непринужденностью разговоров и романтичностью. Ей было приятно находиться рядом с ним, ведь он источал тепло и свет. Ильмари, этот смелый, рисковый и расчетливый юноша был образцом мужественности для нее. Но он был слишком поверхностным, когда дело касалось чувств. Жанна понимала, что Ильмари не способен на глубокую симпатию и сильные чувства. Она знала, что он крутит романы на стороне. Тот, кто сгорает от любви и любит так же, как и дышит, изменять не будет. Но в то же время Ильмари был таким сентиментальным и ранимым…мЭто и очаровывало. Ведь человек, видящий на своем пути скользкую, ледяную змею и подвижную, источающую жизнь и трогательный трепет птичку, берет к себе в дом последнюю. Но как показал опыт общения с обоими братьями, Йоханнес оказался совсем не таким, каким представляла его себе девушка. Ильмари – это тот человек, который был для всех другом. Он мог стелиться перед людьми, особенно, перед девушками, Ильмари не делил людей на плохих и хороших – он любил абсолютно всех. Так можно было подумать, глядя на него со стороны. На самом же деле, Ильмари, наверное, не питал ни к кому ничего, кроме симпатии и вожделения, если речь шла о его случайных подругах. А Йоханнес поступал более рассудительно, подпуская к себе лишь тех, кого считал достойным. Он не был женским угодником и, вероятно, просто ждал, когда воспылает к кому-то настоящими чувствами, которые тронут его до глубины души и заденут сердце. Он, в отличие от Ильмари, не был замечен в многочисленных любовных приключениях.
Это странно, но Жанна довольно терпимо относилась к изменам Ильмари. Она делала вид, что ничего не замечает, ведь главная цель Жанны – это выйти замуж, а что ожидает ее в браке – это уже другой вопрос. Видно, вступать в брак по любви – привилегия для избранных, а она, увы, не из их числа. Жанна, несмотря на свой нигилизм, распространившийся на светлые чувства, все же тайно продолжала мечтать о неземной любви, которой так много уделяется внимания в ее любимых французских романах… После того дня, когда Йоханнес застал Жанну в слезах и бросил все свои силы на то, чтобы утешить ее и повлиять на брата, сбившегося с пути, Жанна ощутила некую духовную близость с Йоханнесом. Да, в последнее время они стали близки друг другу – в то время, когда Ильмари пропадал на работе или предавался развлечениям без нее, Йоханнес постоянно был рядом с Жанной. Он был обходителен и ласков с ней, его доброжелательность была искренней и не фальшивой, как у Ильмари. С ним ей совсем не было скучно, его присутствие не нагоняло на нее тоску – все же, первое впечатление о человеке самое обманчивое.
Весь день Ярвинены и Бредберри провели в доме Хелены и Андрея, отдыхая от долгого пути. Вечером пришел Сергей со своей семьей, и до полуночи продолжались посиделки на кухне, сопровождающиеся душевными разговорами и распитием красного вина, поклонником которого был племянник Андрея. Все это время Йоханнес, как обычно, коротал в одиночестве. Тем же самым занималась в своей комнате Жанна, не захотевшая встречать сумерки с Аннели и Алексеем, которые расположились на террасе. Все в доме успокоилось лишь в два часа ночи, когда уставшие, но счастливые от череды встреч Ярвинены разошлись по комнатам, выделенным им Хеленой.
Утром, едва пробудившись от сна, женщины семьи Ярвиненов стали планировать свой день. Им очень хотелось навестить почивших предков, побывав на старом кладбище Ювяскюля, где были похоронены все их родственники последних пяти поколений. Хелена и Андрей поддержали их и уже в половине десятого Аннели, Маритта, Хелена и Андрей отправились на места последних пристанищ предков Хелены и Маритты. Через некоторое время Элиас предложил братьям навестить подруг детства – сестер Кахилуото, живущих на другом конце улицы. Эйно с радостью поддержал его идею, проговорив:  «Илона и Аурора изменились за эти годы ровно также, как и вы – до неузнаваемости. Выросли и стали прекрасными барышнями, словно сошли с холстов лучших художников…» Услышав о красивых барышнях, Ильмари, совершенно забыв о Жанне, о том, как клялся ей в любви и верности на корабле, загорелся идеей заново познакомиться с Илоной и Ауророй, ведь он совсем забыл их. Алексей, решив, что работа его подождет до завтрашнего дня, увязался за ними – конечно, его ждет выговор от держателя парфюмерной лавки, где он трудился, но он выкрутится и выйдет как всегда из ситуации победителем. Эйка, находящийся в отпуске уже месяц, совершенно не боялся, что его ученики не узнают о длительностях нот и музыкальных обозначениях. Братья звали с собой и Йоханнеса, но он ответил, что совершенно не расположен к дружеским беседам и воспоминаниям о далеком, но в то же время, таком недавнем детстве.
– Как всегда, останется дома и пробудет все время в одиночестве, – проговорил Ильмари.
– Что же поделаешь, если он такой интроверт, – сказал Элиас. – Видимо, ему лучше без нас.
И ушли, смирившись с тем, что один из Ярвиненов отказался составить им компанию. Никому и не пришло в голову позвать с собой Жанну, которая потом наблюдала за тем, как четверо братьев шли под окнами в сторону главных ворот, открыв которые можно было очутиться по ту сторону владений Князевых. Нет, Йоханнес был отнюдь не замкнутым в себе интровертом… Он просто хотел остаться с Жанной. Ему нравилось, когда она была в такой близости от него, которую не нарушали бы голоса, наполняющие дом. И пусть никогда не осуществятся его мечты о взаимной любви, он будет радоваться даже ее приходу в их дом… Видимо, Жанна навсегда покорила его сердце и пленила душу.
Сегодня ночью той, которая не давала ему покоя, врывась в грезы, не спалось. В последние дни, как ни странно, Жанна слишком много думала не о посланном богом избраннике, а о Йоханнесе, который так трепетно относится к ней. В нем есть что-то чарующее… И это что-то коснулось ее своим невидимым крылом. За то время, которое они проводили вместе, Жанна прониклась к нему теплыми чувствами, их отношения стали сродни отношениям брата и сестры. Она долго считала, что его повышенное внимание к ее скромной персоне – лишь дань братским чувствам к Ильмари, ведь невеста брата – это названная сестра для ее деверя. Он может порой проникнуться к ней такими родственными чувствами, какими иногда и родные брат с сестрой не располагают. А сегодня, коротая ночь в душной спальне, Жанна задумалась: а действительно ли братские чувства связывают невидимой нитью их с Йоханнесом души. Бог знает, что на самом деле творится в его душе, ведь чужая душа – потемки, но Жанна поймала себя на мысли о том, что неравнодушна к нему. Йоханнес, в отличии от своего брата, внимателен к Жанне, и его забота не наигранна. То, что она приняла однажды Йоханнеса за безразличного ко всему, инертного человека, было ее самым большим заблуждением.  «Жаль, что мне предложил выйти замуж Ильмари, а не он…» – пролетела в ее сознании шальная мысль, которую Жанна быстро отогнала от себя. – «Что за вздор?! Йоханнес – отличный друг, но не более… Оказывать знаки внимания –это еще не значит любить». Но однажды он признался, что Жанна небезразлична ему… Это были мимолетно сказанные слова и поэтому она не придала им значения, решив, что он сказал это лишь для того, чтобы утешить ее в минуту боли и страданий… А что, если Йоханнес заговорил об этом неспроста?
Она сидела у стеклянного туалетного столика, который успела заставить всевозможными косметическими средствами, привезенными с собой. Жанна была из тех девушек, которые трепетно относились к своей внешности; каждое утро, проведя долгую церемонию одевания и причесывания, она, как правило, усаживалась у зеркала и начинала преображать свое и без того прелестное личико. Девушка наносила на свою кожу лосьон с добавлением лимонного сока, заботясь о том, чтобы ни тень загара не отразилась на ее лице – она предпочитала благородную бледноту плебейскому загару, считая, что смуглыми должны быть лишь крестьянки. После этого она старательно проводила тонкие черные линии по нижним векам, чтобы подчеркнуть красоту своих глаз. В завершении своего туалета, Жанна очерчивала по контуру губы алым карандашом, после чего красила их помадой того же цвета. Она безупречно владела искусством макияжа, что делало ее еще краше, подчеркивая природное очарование. Жанна, открыв большую деревянную шкатулку, раскрашенную этническими узорами, оглядела свои богатства: множество медных колец, дешевых серег, подаренных Ильмари, набор из золотой цепочки, перстня и пары серег с рубиновыми вставками – подарки родителей на шестнадцатый и восемнадцатый дни рождения, серебряная цепь, снятая с умершей прабабушки во времена ее детства, серебряные серьги, в виде бабочек и два кольца… « Надену сегодня коралловые бусы – они подойдут к моему розовому платью…» – подумала про себя Жанна, перебирая пальцами их гладкие бусинки.
В этот момент в дверь ее комнаты постучались. По непонятным причинам сердце ее вдруг сжалось, после чего учащенно забилось, а по спине пробежал холодок. Разум ошибочно шепнул ей:  «Может быть, это Йоханнес? Ах, нет… Должно быть, это Ильмари…» – подумала она, огорчившись. Почему-то облик милого стал для нее постылым, и встречи с его братом вызывали в душе Жанны большую радость, нежели свидания с Ильмари. Но Ильмари ушел куда-то с братьями полчаса назад. Она не была посвящена в их планы. Значит они с Йоханнесом в доме одни, ведь она не видела, как он уходил с ними. Если, конечно, он не ушел с остальными раньше, когда Хелена, Аннели, Маритта и Андрей покинули дом. А он, естественно, дома – в противном случае, кто бы стал стучаться к ней.
– Зайди, Йоханнес, – позволила она, спрятав кисти рук в нежно-розовый бархат перчаток, дополняющих платье.
Едва переступив порог комнаты Жанны, Йоханнес ощутил аромат ее духов, витающий воздухе: это был божественный аромат, составленный из сладких оттенков лилии и ванили, свежих ноток айови и вишни, нежного запаха голубой фиалки. Она была так прекрасна в этом платье, цвета зарождающегося бутона вербены.
– Я думал, что ты ушла с моими братьями, – сказал он, подойдя к ней. – Они решили навестить соседок, с которыми дружили в детстве – хотят вспомнить былые времена. Вот я и решил, что Ильмари сочел нужным вас познакомить, заиметь, так сказать, общих подруг с тобой.
– Нет, Йоханнес… Всем, за исключением тебя, до меня абсолютно нет дела, – с печалью в голосе проговорила девушка, повернувшись к нему. – Хорошо, что ты пришел – смею надеяться, что ты хотя бы ненадолго скрасишь мое одиночество.
– Да что же это все тебе одиноко, Жанна? – проговорил он. – Вокруг тебя столько людей, а тебе, видимо, слишком тесно в их обществе, равно, как и мне.
– Да, Йоханнес, мы имеем слишком много общего в этом плане, – сказала Жанна, встав, чтобы быть с ним наравных. – А почему ты не с ними?
– Я, в отличие от них, не расположен к встречам с забытыми знакомыми, – ответил Йоханнес, подойдя к окну и посмотрев вдаль. – И не хочется мне в последнее время никого видеть…
– Даже меня? – улыбнулась Жанна.
– С тобой история другая… – сказал Йоханнес, взглянув на нее. – Тебя, напротив, я хочу видеть и утром, и днем, и вечером… И ночью. Созерцание твоего милого облика никогда мне не наскучит.
Жанну всю передернуло и она зарделась ярким румянцем, который,казалось, стер с ее щек легкий слой белил. Значит, предположения Жанны об истинной причине проявления внимания Йоханнеса к ее скромной персоне были верны и он действительно… Нет, конечно же нет – ей не стоит обольщаться, ведь он, возможно, сделал ей комплимент лишь из-за своей воспитанности.
– Что это значит? – растерянно произнесла она, подняв на него свой прекрасный взгляд.
– Очевидно,что я влюблен, – произнес, совершенно не подумав, Йоханнес. Это произошло слишком спонтанно, он сам этого не ожидал. Йоханнес ни за что бы не сказал ей о своих чувствах, если бы сегодня утром его не угораздило поссориться с Ильмари. Чувство обиды притупило острое ощущение братского долга и семейной этики – Йоханнес решил, что он станет бороться за свое счастье. В любви нет братских чувств. Тот, кто покорил сердце желанной женщины, является победителем в этой безоружной схватке. А что ждет в дальнейшем отношения двух братьев, покоренных одной девушкой, то уже заботы Йоханнеса, о которых он предпочел сейчас забыть.
Жанна, вся бледная и потерянная, стояла, потупив взгляд. Он, не в силах больше скрывать свои чувства, разрывающие душу, и таить страсть, сжигающую плоть, заключил ее в объятия и слился в нежном поцелуе с героиней своих грез. Жанна, до конца не осознавшая, что произошло, даже не пыталась сопротивляться. Она таяла в нежных объятиях Йоханнеса, совершенно забыв об Ильмари, о своем предназначении для него. Этот поцелуй, первый в жизни Жанны и миллионный в судьбе Йоханнеса, играющего обычно в любовь на сцене, но без души и чувств, совсем не так, как сейчас, казалось, был таким же долгим, как зимняя ночь в Ювяскюля… Однако, когда Жанна, вспомнив о своем женихе и  вспыхнув от стыда, пронзившего ее душу, отстранилась, она с горечью осознала, как мимолетен был этот миг.
– Я люблю тебя, Жанна! Извини, если оскорбил… Но я больше не могу хранить это в тайне! – произнес Йоханнес, сжав ее ладони в своих. – Ты покорила меня с самого начала, с самых первых дней пребывания рядом с нами!
– О, Йоханнес… – произнесла она, в растерянности метнувшись к двери, а потом вновь к нему. – Нет, мы не должны… Окружающие не поймут…
– К черту окружающих! – воскликнул он, снова обняв ее. – Просто скажи, я могу на что-то надеяться или нет?
– Я не знаю, Йоханнес… – проговорила робко Жанна. – Я не знаю…
– Жанна, я понимаю, как это все мерзко… Ильмари любит тебя, можешь не сомневаться, ведь он покорен тобой. То, что Ильмари так ведет себя с тобой – еще совсем не значит, что ты ему безразлична, просто он еще не созрел для постоянства, – говорил Йоханнес, глядя ей прямо в глаза. – И я знаю, что не имею права питать к тебе чувства, выходящие за пределы дружеских. Я бы продолжал молчать, если бы ты сама однажды не призналась мне, что никогда не любила его. Но, Жанна, я не могу видеть, как ты подходишь к бездне, ведь жить с нелюбимым, на мой взгляд, хуже смерти. Но я тоже люблю тебя! Поверь мне, я мог бы любить тебя, не соблазняясь случайными подругами, я бы мог любить тебя за нас двоих! Ах, Жанна, видимо, ты решила пленить сердца всех нас…
– Йоханнес, ты очень хороший человек, я тоже неравнодушна к тебе, но… – девушка отошла от него. – Но я не дам тебе очаровать себя. Я не собьюсь с намеченного пути… Извини.
– Я вижу, что ты тоже запуталась в себе, – проговорил он. – Не стану тебе больше ничего говорить – сейчас все разговоры пусты. Еще раз прости, если нарушил твой покой.
Йоханнес ушел, оставив совершенно потерянную Жанну. Она совсем не ожидала такого поворота событий: тот, кого она считала другом, кому метила в ятрови, оказывается, покорен ею. Вот что значили стремления Йоханнеса к сближению. Теперь ей стало ясно, почему он так трепетно заботился о ней, был рядом в трудные минуты и переживал ее печали, как свои собственные. Йоханнес любит ее… Но как это, любить и знать, что она не для него? Каково это, видеть счастье своего брата и несчастье обиженной им же возлюбленной, не имея возможности ей помочь? Столько времени Жанна была рядом, а Йоханнес, влюбленный в нее, изо всех сил скрывал свои чувства… « Несчастный… Сколько ему пришлось мучаться из-за меня…» – думала Жанна. Она чувствовала к нему влечение, но, набросив на душу вуаль, решила, что лучше не поддаваться зову страсти, чтобы не сломать себе жизнь.  «Это пройдет, пройдет…» – уверяла она себя. – «Главное, не зацикливаться…»
Но не зацикливаться значило то же, что взять неприступную крепость силами слабого войска. Не думать о том, кто так стремительно ворвался в ее жизнь, нарушив привычный уклад, было невозможно. С того дня был запущен механизм, которому было суждено перевернуть с ног на голову судьбы Йоханнеса, Жанны и, конечно же, Ильмари, который свято верил в незыблемость любви своей невесты, но в то же время переодически сворачивал на скользкую дорожку, прощаясь с беспечной юностью, ведь через год он станет семейным человеком. Пятнадцатого августа, в День Успения Пресвятой Девы Марии, в священный праздник для членов семьи Бредберри и мужской половины Ярвиненов, представители которой были окрещены в католичестве еще своим учителем, мистером Баркером, в доме Князевых состоялась помолвка Ильмари и Жанны. В тот вечер был собран огромный стол, за которым собрались Бредберри, Ярвинены, и Князевы, включая православного Сергея, который присутствовал здесь со своей супругой и детьми. Сошлись три нации, три языка, три религии… Счастливый Ильмари подарил Жанне серебряное колечко в память об этом событии, а их родители в это время обсуждали детали свадьбы.
– Было бы неплохо сыграть свадьбу в  октябре, – говорила Маритта. – Будет собран урожай, тем самым можно гарантировать хороший стол. В это время, как правило, не жарко – зной не испортит праздника. А насчет венчания… Я против. Зачем поклоняться мнимому богу и идти к алтарю, если мой сын должен чтить великого Вейнямейнена и просить добро на создание семьи у богини целомудрия Гевьон, богини любви Фрейи, и, конечно же, у бога плодородия и здоровья Фрейра, брата Фрейи.
– Маритта, ваш сын носит на шее распятие Христа, и вы не заставите его поклоняться своим сомнительным идолам, – сказала миссис Бредберри. – И если уж на то пошло, то извините, глупо поклоняться литературному персонажу – я филолог и мне прекрасно известно, что Вейнямейнен – герой карело-финского эпоса, и к божествам не имеет никакого отношения. Хелена, Элиас, Йоханнес, извините, если оскорбила вас, все-таки «Калевала» многое для вас значит, и я это знаю.
– Для нас «Калевала» значит то же, что для Андрея «Слово о Полку Игореве», – усмехнулась Хелена. – А ровно ничего, поскольку для нас это обычная книга.
– И вообще по нашим обычаям принято вступать в брак лишь по истечению года после помолвки, – сказал мистер Бредберри. – Молодые люди должны до конца проверить свои чувства за этот срок, основательно подготовиться к созданию семьи…
– Прежде чем мы поженились с Сергеем, я целый год жила в его семье, – заговорила Катарина, доселе не принимающая участия в разговоре. – Сразу после помолвки мы с мамой поселились в доме его родителей. Я помогала по хозяйству своей будущей свекрови, госпоже Марии, причем спала в одной спальне со своей матушкой, храня свою чистоту. В итоге, на момент свадьбы, я уже была созревшей для того, чтобы быть хозяйкой, женой и матерью. А добрая госпожа Мария стала мне, как мать – за год мы привязались друг к другу. Поэтому я полагаю, что вам, дорогие Ильмари и Жанна, следует воспользоваться нашим опытом, чтобы в дальнейшем создать крепкую и счастливую семью.
– Катарина права, – согласилась Хелена. – Во всяком случае, в нашей семье так поступали традиционно. Помнишь, Маритта, ты так жила со своим Аапо. Я, прежде чем стать женой Андрея, пожила с его покойными родителями в Петербурге, наша бабушка, Алина, рассказывала мне, как жила в горнице и шила себе приданое в доме жениха ночью, а днем выполняла почти всю работу за его мать, покуда не вышла замуж и не переехала в дом нашего дедушки. Я думаю, в этом и состоит секрет счастья наших семей.
– Но не моей, – проворчала Маритта, а затем, сменив тон на более доброжелательный, проговорила:  «Что ж, я не против принять господ Бредберри в своем доме – я буду счастлива, если эти прекрасные люди станут жить с нами под одной крышей. Если уж в одном доме умещается семь человек, то неужели не хватит места еще троим?»
В этот момент Жанна и Йоханнес были совершенно несчастны на фоне всеобщего предвкушения торжества, которое оставляло свой приятный шлейф в душах присутствующих на помолвке несмотря на то, что свадьба должна была состояться не скоро. С тех пор, как она очутилась в объятиях Йоханнеса, прошел почти месяц и за это время Жанна успела изучить все закоулки своей души и разобраться в себе. Она лишний раз убедилась в том, что не любит Ильмари в начале августа, когда прогуливалась с ним по берегу Пяйяне. Он обнажал свою душу перед ней, говорил, как страстно любит, вслух мечтал о том, что ждет их в дальнейшем… В одну из тех нежных минут он прикослулся кончиками пальцев к ее шее, чтобы поправить цепочку и заглянул в ее глаза. Жанна в смущении отвела взгляд, а он протянул к ней свои руки, чтобы заключить в объятья. Девушка, боясь нарушить впечатление Ильмари о трогательной и уединенной встрече, которая для него многое значит, не стала противиться его порывам, но, чувствуя его невинные прикосновения, Жанна поймала себя на мысли, что, находясь в объятиях жениха, она с ностальгией вспоминает о поцелуе с его братом, с этим вездесущим Йоханнесом, который в последнее время не давал покоя ее мыслям. Все-таки ему удалось очаровать ее. Проклятый! Зачем же он… Ей нужно было пресечь все проявления его дружелюбности, за которой скрывались далеко не дружеские чувства, она должна была убить свое влечение к нему еще в зарождении… Уже сейчас невыносимо быть с ним рядом в то время, когда окружающие признали ее супругой Ильмари по факту, не взирая на закон. Что же будет потом, когда она свяжет свою жизнь с Ильмари по-настоящему, обвенчавшись? Верно, она сойдет с ума, стараясь хранить верность мужу и избегая того, к кому чувствует непреодолимое тяготение…
Йоханнес мучался от ожидания неизбежного. Жанна никогда не будет с ним… Ее судьба предопределена – она навеки связана с Ильмари оковами помолвки, итогом которой будет свадьба. Да, теоретически за год может все измениться, Жанна может передумать, Ильмари, вполне возможно, найдет себе другую фаворитку сердца. Но не факт. Жанна слишком сильно зависима от чужого мнения – если все уверяют ее в правильности решения связаться узами брака с Ильмари, то она ни за что не отступит и станет его женой. И совсем не важно, любит она его или нет. Ильмари, человек, склонный к смятениям, все-таки через год должен образумиться и встать на истинный путь. Они будут вместе, а Йоханнес останется с Кейт, стараясь забыть свою вспышку страсти к Жанне, как печальное недоразумение.  «Почему все так несправедливо?» – с горечью думал Йоханнес. – «Почему Ильмали сейчас готов взлететь до небес на крыльях счастья, а я упасть на землю, свалившись с зыбкого облака слабой надежды?»
Пребывание в Финляндии семей Бредберри и Ярвиненов закончилось в двадцатых числах августа, когда истекал отпуск у братьев и Жанны, которой с сентября предстояло продолжить обучение детей Сент-Джеймсов. Йоханнес с тоской думал о том, что грядет сентябрь, а за ним – возвращение на сцену, в круги актеров и ужасной мисс Стюарт, один вид которой внушал ему желание провалиться сквозь землю, чтобы только не пересекаться с ней. Это просто замкнутый круг: на работу у него не идут ноги из-за Оливии, которую он ненавидел, а домой Йоханнесу будет тяжело возвращаться из-за присутствия недосягаемой Жанны, которую он любил. Но, как бы то ни было, двадцать третьего числа Ярвинены, приняв напутствия и пожелания счастья Жанне и Ильмари, пообещав оповестить не менее чем за месяц до свадьбы родственников из Ювяскюля, пригласив их на торжество, простились с Князевыми и уехали в ближайший город – порт, чтобы отчалить к родным берегам.

Глава 9

Время решений и ожиданий

С приходом осени заботы, о которых Ярвинены ненадолго забыли, пребывая в отпусках и путешествуя, вернулись и ударили по ним с новой силой. Покуда Маритта и Аннели занимались сбором урожая, пока они кололи кур и свиней, чтобы продать их туши в мясную лавку, Тарья, поступившая в колледж, пропадала в Нью-Роуте на занятиях. Она не отличалась особой прилежностью, но возможность получить образование ей, девушке из бедной семьи, очень льстила. Тарья все еще тешила в себе надежды на то, что ей удасться покорить Сэмюэля своей образованностью. Жанна, в августе поселившаяся в их доме с родителями, с утра и до вечера учила детей Сент-Джеймсов, а вечером помогала Маритте ухаживать за Юхани, приступы эпилепсии у которого участились. Она настаивала на том, что ребенка следует показать доктору, но Маритта упорно сопротивлялась, объясняя свою позицию тем, что:  «Его хранит великая Фрейя! Это благодаря ей приступы рано или поздно проходят».
Элиас, Ильмари и Йоханнес несли в мир красоту. Недавно сбылась мечта Йоханнеса: наконец-то ему дали роль гениального авантюриста Алесандро Калиостро в спектакле по произведению английского драматурга Феликса Эйбрамсона. Вообще-то он всегда хотел играть злодеев… Ну что ж, сыграть фокусника, алхимика, мистика и авантюриста, который  в позапрошлом веке покорил мир – это тоже почетно и, к его великому счастью, в сценарии не было прописано романтических и любовных линий, которые так опротивили Йоханнесу, застрявшему в амплуа молодого любовника. Но наслаждаться ролью ему не пришлось. Роппер утвердил на роль российской императрицы Екатерины Алексеевны Оливию Стюарт, один только вид которой заставлял Йоханнеса загораться внутренним огнем неприязни.
В тот вечер Йоханнес как обычно находился в гримерной комнате. Через два часа спектакль и самое время для того, чтобы состарить себя лет на тридцать, нанеся на лицо толстый слой театрального грима. Он уже был одет в костюм графа, сшитый на манер одежд восемнадцатого века: обилие рюш и кружев, дешевая ткань, мастерски завуалированная под дорогой шелк, медные пуговицы, окрашенные в золотой цвет и напудренный парик, в котором Йоханнес чувствовал себя очень неудобно – он ужасно стягивал голову.  «Туфли… Боже мой, как же они мне жмут… » – думал Йоханнес, чувствуя, что ему достался явно не его размер обуви. Уж на что он был миниатюрен, а туфли так и не удалось подобрать по его размеру и поэтому ему достались женские ботинки, которые с виду ничем не отличались от мужских и отлично подходили к его образу. В этот момент в гримерную комнату явилась Оливия, успевшая примерить наряд императрицы.
– Граф Калиостро… – злобно проворчала она. – Как всегда тебе досталась главная роль – не иначе, как опять выслужился перед Роппером.
– А ты завидуешь? – усмехнулся Йоханнес, повернувшись к ней. – Так это зря – тебе бы все равно не дали мужскую роль.
– Это еще почему?! – воскликнула она.
– Хотя бы потому, что у тебя настолько смазливая мордашка, что никакой грим тебе не придаст мужских черт. У нас играть мужчин только Лэттис горазда, и миссис Андруз.
– Странно, что эту роль дали тебе, – съязвила Оливия. – Ты совсем не похож на мужчину, тебе только куртизанок и субреток играть.
– Не испытывай мои нервы, Оливия, – совершенно спокойно проговорил Йоханнес, хотя уже чувствовалось, что он был на взводе.
– А то что? – подтрунивала она. – Господи, да что ты можешь?!
– А ты? – спросил Йоханнес, отбив атаку Оливии.
Она, не найдясь, что ответить, просто села в кресло и проводила взглядом удаляющегося из комнаты Йоханнеса. Проклятый финн… Где справедливость? Почему она, коренная англичанка, позволяет какому-то бездарю из глухого селения затмевать ее, гениальную актису, получившую место в театре благодаря своему природному очарованию, покорившему Роппера? Зато она сегодня играет императрицу, а этот Ярвинен всего-лишь исполнит роль обманщика и придворного… И не важно, что у него главная роль, все равно она будет превыше Ярвинена.
Отыграв спектакль, Йоханнес вернулся в гримерную комнату, где застал Ильмари и Элиаса. Братья сегодня тоже принимали участие в спектакле.
– Наконец-то дело дошло до фокусов, – смеялся Ильмари, вспоминая прошедший спектакль. – Но самое забавное в моей роли то, что я, ученик иллюзиониста, сыграл человека, которого обманул фокусник!
– Вообще-то Калиостро не был фокусником, – говорил Йоханнес, снимая парик. – Я вчера читал о нем – он просто был хорошим алхимиком.
– Интересно, в чем секрет? – сказал Элиас. – Как он увеличил в три раза количество золота? Надо взять на заметку… Можно будет попробовать повторить на Торговой улице.
– Не думаю, что до среды мы разживемся золотом, которое сумеем еще и увеличить в количестве, – сказал Йоханнес.
– А вы слышали новость? – спросил Ильмари. – На площади Мира все здания оклеены афишами, где пишут, что в Нью-Роут приезжает известный иллюзионист.
– Еще один иллюзионист… Такое ощущение, что стоило нам лишь приехать сюда, как все вдруг стали фокусниками: и этот Баррет, и тот иллюзионист, о котором ты говоришь… – с негодованием проговорил Элиас.
– Ты что, совсем не обращаешь внимания на афиши, когда идешь на работу? – удивился Ильмари. – Этот иллюзионист – наш Магистр Адам!
– Мистер Баркер?! – обрадовался Йоханнес. – Вот это да! Он, наверное, в последний раз был в Нью-Роуте еще с нами, когда мы в этом театре показали левитацию.
– Подумать только… – проговорил Ильмари
В этот момент в дверь комнаты постучались и Йоханнес, увидев, что стрелки часов достигли восьми часов вечера, проговорил:  «Побыстрее смываем грим и расходимся. Ко мне пришла ученица».
– Ваши встречи с Линдой плавно перешли с утреннего времени к вечернему… – лукаво сверкая глазами, проговорил Элиас. – Ты, случайно, не плетешь интриги с сестренками Лоу?
– Только с одной, – ответил Йоханнес, усмехнувшись. – Линда, заходи!
В гримерной комнате появилась Линда. Сегодня она была в хорошем настроении, что было для нее, постоянно витающей в облаках девушки, достаточно редким явлением. Братья сразу обратили внимание на то, что Линда держала в руках букет гладиолусов.
– Добрый вечер, мистер Ярвинен, здравствуйте, Ильмари и Элиас, – проговорила девушка. – А я была сегодня на вашем спектакле. Мистер Ярвинен, увидев вас в образе Калиостро, я еще сильнее захотела стать актрисой! Знаете, я так горжусь, что вы – мой учитель! Я преклоняюсь перед вашим талантом!
Она протянула Йоханнесу букет со словами:  «А это – вам. Спасибо за доставленное эстетическое удовольствие».
– Благодарю, Линда, – сказал Йоханнес, приняв букет. – Очень красивые цветы… Ну, проходи, будем достигать моего скромного уровня актерского мастерства посредством занятий.
– Обычно джентельмены дарят цветы девушкам, – шепнул Ильмари Элиасу. – Но наш Ландыш настолько хорош собой, что цветы дарят ему.
– Для актера – это честь, – тихо произнес Элиас. – Его постоянно одаривают… Только нам с тобой за год ни одного букета не подарили.
– Мы пойдем, – сказал Ильмари, собираясь уходить. – Хорошо вам позаниматься, мисс Лоу. Йоханнес, нам тебя подождать, или одним домой ехать?
– Езжайте без меня, – ответил он. – Я приеду к ужину или чуть позже.
– Хорошо, – проговорили братья и удалились.
Оставшись с Линдой наедине, Йоханнес устроился у фортепиано и предложил ей присесть рядом с ним. Сейчас они споют пару песен для развития музыкальности у Линды, и она продемонстрирует учителю, как справилась с домашним заданием. После этого он велит ей становиться на сцену и читать с выражением и расстановкой свои монологи, а Йоханнес, в свою очередь, будет наблюдать за ней из зрительного зала. Пусть девочка порадуется, стоя на сцене и воображая, что она настоящая актриса. Он наскоро спел с ней две песни под аккомпанемент старого фортепиано, выслушал ее душещипательные реплики из сценария, который Йоханнес дал Линде для изучения, и вывел на сцену, дав ей покрасоваться на ней и взглянуть на зрительный зал со стороны. Потом Йоханнес передал ученицу в руки ее брата, который пришел к театру, чтобы встретить ее и довести в сумерках до дома.
Сам Йоханнес отправился на Черч-Стрит, где договорился встретиться с Кейт. Они хотели провести время до десяти часов вечера в любимом кафе, которое в этот час становится довольно уединенным местом. Да, он любил Жанну, а его страсть к Кейт остыла. Но Йоханнес, зная, что Жанна не станет ему так близка, как Кейт, просто решил остаться с последней. Пока он будет с ней, а потом – как велят обстоятельства. Кейт, едва завидев своего любимого финна, бросилась в его объятия.
– Боже мой, мы не виделись два месяца! – воскликнула она. – Я уже решила, что ты в Финляндии нашел себе другую и забыл обо мне! – Кейт, конечно, шутила, ведь она верила, что Йоханнес всегда будет с ней.
– Нет, что ты, Кейт, – ответил он, поцеловав ее ручку. – Разве я могу найти кого-то лучше тебя?
– Ты ведь когда-нибудь покажешь мне эту страну? – кокетничала Кейт.
– Конечно, когда мы отправимся в романтическое путешествие, я обязательно покажу тебе северное сияние, – Йоханнес поймал себя на мысли, что ему очень легко удается лгать.
Они устроились в самом дальнем углу кафе, в котором кроме них было не более пяти человек. Но все они были в разных концах полуосвещенного зала и сидели далеко от них. Тихо играла медленная музыка, тусклый газовый свет придавал атмосфере интимности. Йоханнес и Кейт мило беседовали. Она наслаждалась мороженым с клубничным джемом, которым угостил ее возлюбленный, а Йоханнес баловал свой вкус любимым кофе.
– Йоханнес, мы уже довольно давно вместе, – напомнила она. – Мои родные хотят знать, с кем я провожу вечера. Поэтому я считаю, что мне пора представить тебя своей семье.
– Так представь, – сказал совершенно спокойно он. – Я не против.
– Как насчет завтра? – спросила Кейт. – Сможешь придти в девять часов вечера? Мы в это время пьем чай.
– Да, конечно, – согласился Йоханнес. – Я буду очень рад познакомиться с твоим отцом и поблагодарить его за такую прекрасную дочь.
Кейт очень обрадовалась тому, что Йоханнес так легко идет на еще большее сближение. Он должен понравиться ее отцу и брату. Совершенно счастливая, она начала мечтать вслух об их будущем.
– А потом ты представишь меня своим близким, – говорила Кейт. – Я еще никогда не была в Лиственной пустоши, но слышала, что там очень красиво.
В одиннадцатом часу они расстались и Йоханнес, проводив возлюбленную до дома, уехал из города. Достигнув Лиственной пустоши, он оставил Викинга в стойле с доброй порцией июньского сена и ушел в дом. К этому часу члены его семьи уже заканчивали ужинать. Йоханнес, наскоро перекусив и составив братьям компанию на чаепитие, уже собрался идти в свою спальню, чтобы оставшееся до полуночи время провести за чтением рукописи романа о Карле Великом, которую ему прислала Элен,чтобы получить объктивную оценку верного друга по переписке. Однако его задержал мистер Бредберри, играющий с женой в шахматы. Агнес собралась отойти ко сну, а Джеймсу хотелось отыграть еще партейку.
– Ты очень устал за день? – спросил мистер Бредберри Йоханнеса, направляющегося в сторону лестницы, ведущей на второй этаж.
– А что?
– Не хочешь сыграть со мной в шахматы?
– Я бы не против, но… – не успел Йоханнес договорить, как Джеймс перебил его и радостно воскликнул:  «Не против? Вот и отлично, садись – я сыграю белыми».
Еще около получаса он вырабатывал стратегию по свержению короля мистера Бредберри с черно-белого трона шахматной доски. Все это время рядом с ними кружилась Жанна – в то время, как Аннели убирала со стола и мыла посуду, пока Маритта болтала с Агнес, покуда Ильмари и Элиас думали на втором этаже, что показать уличной публике в среду, она помогала с домашними заданиями туго соображающей Тарье.  «Господи, как ее с такими способностями взяли в колледж? Судя по ней, и не подумаешь о том, что у нее очень образованные братья… Будто совсем не в них пошла. Таких глупых учеников я еще никогда не встречала,» – мысленно делала выводы Жанна, глядя на то, как медленно доходит информация до девушки. Йоханнес, терзаемый страстью к Жанне, в ее присутствии просто не мог думать об игре. Он, зная правила игры, наугад перемещал коней и ферзей, совершенно не думая об исходе своих маневров. В последние полтора месяца они отдалились друг от друга… Если раньше ни дня не обходилось без уединенных посиделок и разговоров по душам с Жанной, то сейчас они почти не разговаривали, а Жанна, стоило ей лишь встретиться с Йоханнесом в коридоре или на лестнице, спешила поскорее уйти туда, куда направлялась. Этот факт лишь травил ему душу…
– Что же, дорогу молодым, – улыбнулся мистер Бредберри. – Так ловко меня еще никто не обыгрывал… Но все равно, спасибо за приятное общество, Йоханн.
– Пожалуйста, – ответил Йоханнес, собравшись идти. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, дорогой, – проговорил тот, собирая фигуры в кучу.
Когда Йоханнес оказался на втором этаже, находясь еще в коридоре перед своей спальней, он услышал стук каблучков о деревянные ступени лестницы.  «Жанна…» –прошептал он, замерев на месте. Страсти взяли верх над его разумом, и Йоханнес уже и не вспомнил о Кейт, с которой мило беседовал совсем недавно, обещая ей счастье в их общем будущем. Сейчас все его мысли были обращены лишь к Жанне. Когда девушка поднялась на второй этаж, перед ней предстал Йоханнес. Жанна, вспыхнув огнем смущения, развернулась, чтобы скрыться в своей спальне, но он успел взять ее за руку и увлечь за собой. Таким образом, в одно мгновение она очутилась в темной спальне Йоханнеса на расстоянии одного дюйма от него. Жанна находилась в его крепких объятиях и не смела воспротивиться им –когда она оказывалась рядом с Йоханнесом, ее разум застилался пеленой тумана, а воля словно испарялась в воздухе.
– Ах, Йоханнес… – робко произнесла она. – Зачем мы здесь?
– Затем, чтобы нас не услышали, – произнес Йоханнес, прижав ее к себе еще сильнее, –Жанна, не бойся, я не причиню тебе зла. Просто скажи мне, что случилось? Почему ты избегаешь меня? Я заметил, что наши отношения испортились сразу после моих опрометчиво сказанных слов в Ювяскюля. Я тебя обидел? Если да, то извини. Но не игнорируй меня, пожалуйста! Ты не представляешь, что я чувствую, находясь рядом с тобой и не имея возможности услышать от тебя хотя бы слова в свой адрес!
– Нет, ты меня не обидел – ни в коем случае… Просто… – Жанна замолчала, чтобы перевести дух, после чего продолжила. – Просто я боюсь быть очарованной тобой! Ты уже и так пробудил во мне влечение к своей персоне, и я боюсь, что оно перерастет в нечто большее. Я не могу этого допустить во имя своего благополучия с Ильмари.
– Ты же сама говорила, что не любишь его! – воскликнул Йоханнес. – Зачем же ты пытаешься построить счастье на лжи? Рано или поздно он поймет, что его любовь не взаимна. Ильмари не из тех, кто способен терпеть фальшь – ваш брак будет обречен… Вы же оба будете несчастны. И я вместе с вами, будучи отвергнутым тобой. Жанна, что же ты делаешь с нами?!
– Я правда не знаю, как поступить, Йоханнес… – произнесла она.
– Поступай так, как тебе велит твое сердце, – сказал Йоханнес. – Только учти, что от тебя одной зависят наши с Ильмари судьбы.
– Завтра вечером… Я все скажу тебе завтра…– проговорила Жанна, освободившись от его нежного плена. – Дай мне сутки, чтобы подумать…
– Хорошо, Жанна, – сказал Йоханнес, немного остыв. – Я готов ждать вечно, только не пользуйся этим… Я не хочу сойти с ума.
– До завтра, – тихо проговорила она и ушла.
Йоханнес, оставшись один, уже не мог делать ничего. Роман о Карле Великом в исполнении заочной подруги совсем вылетел из его головы, Йоханнес думал лишь о Жанне. О чем думает Жанна? Она прониклась к нему чувствами или просто водит его за нос? Жанна и в самом деле не любит Ильмари или просто запуталась в себе и сама не знает, что чувствует по отношению к нему? Девушка – загадка… Но он все равно найдет ключ к ее сердцу и сможет разобраться в ней…

Глава 10

Между двух огней

Весь следующий день Жанна не выходила из своей комнаты. Ночью она почти не спала – под шум дождя, который разошелся ближе к полуночи, девушка, спрятавшись с головой под одеяло, думала о великолепной двойне, которая теперь держит ее в смятении. Образы Ильмари и Йоханнеса не давали ей заснуть – мысли о них проносились в ее голове со скоростью пассажирского поезда и уже под утро девушка, совершенно не выспавшаяся, чувствовала ужасную тяжесть в ней. Что же ей ответить Йоханнесу, которому она пообещала дать ответ на его главный вопрос уже следующим вечером? Жанна истязала себя поиском истины. Да, безусловно, коварный Йоханнес, притворившись однажды ее другом, успел за это время очаровать ее и влюбить в себя. Еще вчера Жанна сомневалась в своих чувствах к Йоханнесу – она уверяла себя, что это мимолетная страсть, мгновенный порыв, обычная симпатия, не более. Но стоило ей вновь очутиться в его объятиях, как все сомнения были исчерпаны. Оказавшись с ним на таком бессовестно близком расстоянии, на которое она не подпускала к себе даже Ильмари, Жанна ощутила до боли желанный и знакомый аромат его духов – этот запах розы и пачули, сводящий ее с ума, казалось, стоял в ее сознании всю последующую ночь. В тот момент она чувствовала биение его сердца, отстукивающее бешеный ритм, Жанна ощущала его горячее дыхание, обжигающее ее кожу и, наконец, она слышала те манящие и гипнотические речи Йоханнеса, которые буквально парализовывали ее волю и разум. В те быстротечные минуты, Жанна, находясь рядом с ним, мечтала, чтобы эти мгновения стали вечностью, хоть и упорно старалась казаться абсолютно спокойной. Да, Йоханнес и в самом деле ее любит – иначе он бы не стал так беспокоиться о ее дальнейшем будущем с Ильмари, Йоханнес не заморачивался бы насчет ее ошибок и уж тем более бы не стал оберегать ее от них, чтобы она не натерпелась в дальнейшем боли и мучений. А любит ли она его так, как Йоханнес любит ее? На этот вопрос Жанна, пожалуй, ответить бы не смогла. Однако, в ее сердце зарождается огонек любви к нему – она чувствовала это… Все, что Жанна питала к Ильмари, напротив, ушло в небытие, а маленькая искорка симпатии, которую она ошибочно принимала за чувства, только еще зарождающиеся, увы, остыла, не дав вспыхнуть пламени любви. Девушка чувствовала себя заблудшей в дымке влечения к Йоханнесу. На секунду она даже представила себя глупым мотыльком, который рад лететь на огонь, чтобы потом сгореть в нем. Но может ли она надеяться на благополучие с Йоханнесом? Известно множество случаев, когда между людьми вспыхивает страсть, имеющая последствия, а потом влюбленный юноша покидает свою даму сердца, аргументируя свой поступок отсутствием чувств, которые были лишь иллюзией, скрытой за маской страсти. А несчастная возлюбленная, которая так слепо однажды повелась на шарм того юноши, в итоге, остается не у дел. Как бы и ее не ждала такая участь. Насчет Ильмари Жанна была уверена – если он предлагает ей выйти за него замуж, то, очевидно, Ильмари готов стать ее мужем, от него можно ожидать стабильности… Да, конечно Ильмари, жаждущий новых ощущений, переодически будет иметь отклонения в левую сторону… Но это можно пережить. А чего от нее хочет Йоханнес? Легкой интрижки или, что, конечно, маловероятно, создания семьи, наполненной любовью и гармонией? Это был единственный вопрос, составляющий помеху на ее пути к положительному ответу на предложение Йоханнеса. Он велел ей поступать, слушая сердце… Она так и сделает. Да, быть может, Жанна еще прольет с ним немало слез… Но перед этим она предпочтет окунуться с головой в лагуну любви и утонуть в бездне страсти.
На рассвете Жанна заснула. Почти каждый час она просыпалась от завывания ветра на улице и ударов ветвей вишни о стекла ее окон. Где-то в промежутке между девятью и одиннадцатью часами утра ей привиделся необычайно красивый сон, о котором она потом вспоминала с нежным трепетом. Жаль только, что он был нарушен стуком в дверь.
– Жанна, дорогая, ты хорошо себя чувствуешь? – по другую сторону двери стоял Ильмари. – Уже двенадцатый час, а ты все спишь…
– Да, Ильмари, все хорошо, – ответила Жанна. – Просто я не выспалась… Скоро встану.
– Примерно через два часа мы с Элиасом хотели прогуляться до деревушки Плейг, – сообщил Ильмари. – Не хочешь составить нам компанию?
– Я бы с радостью, но что-то у меня нет сил, дорогой… – произнесла Жанна, потянувшись на кровати. – В следующий раз.
В три часа дня на первом этаже послышались голоса. Это в дом Ярвиненов пришли люди из ближайшего селения. Как оказалось, ими были братья Доусоны, которым зачем-то потребовалась в зиму лошадь. Они умоляли Маритту продать им молодую Ночку, но получили отказ. Ильмари и Элиас не согласились им продать своих коней, а поговорить с Йоханнесом насчет его Викинга не было возможности – он весь день где-то гулял. Тогда Доусоны выпросили у Ярвиненов их старую кобылу по кличке Кони, которая потом ушла со двора за семь фунтов и тридцать шиллингов.
В пятом часу вечера Ярвинены и Бредберри собрались вместе за чаепитием. Йоханнес, к тому времени вернувшийся с долгой прогулки, был с ними. Ливень, который разошелся к середине дня, застал его вдали от дома, причем Йоханнес бродил по Лэнд-Крику пешком, без Викинга. Поэтому он пришел домой весь замерзший и мокрый – от такого разгула стихии Йоханнеса не спас даже его универсальный черный плащ, который согревал его зимой, спасал от ветра в холодные дни лета и защищал от дождя осенью. Он, переодевшись, устроился у очага, тепло которого подсушивало его волосы, намокшие под дождем.
– А где Жанна? – спросил Элиас, наливая себе чай. – Почему ее нет с нами?
– Она с утра не выходит из своей спальни, – сказал Ильмари. – Я звал ее с нами прогуляться до деревни, но Жанна не пошла. Мы говорили через дверь – она меня не пустила даже на порог спальни. Сегодня я ее еще не видел.
– Я видела сегодня Жанну на кухне, – сообщила Аннели. – Она обедала без нас.
– Быть может, ей просто нездоровится? – предположила Маритта.
– Ландыш, чего ты держишься от нас в стороне? – спросил Элиас, обратившись к Йоханнесу. – Тебе налить чаю?
– Нет, спасибо, Элиас, – ответил тот. – Я не хочу.
– Этот тоже держится особняком, – заметил Ильмари. – Они, наверное, доворились дружить против нас.
– Нет, Солнце, мы не договаривались, – сказал Йоханнес. – Это – импровизация.
По кухне прокатилось хихикание. Несмотря на то, что Йоханнес был человеком неразговорчивым, иногда он был горазд на забавные афоризмы, которые веселили домочадцев.
– Интересный ты человек, Йоханнес… – проговорила миссис Бредберри, делая очередной глоток из чашки.
– Ну что, после чая надо бы начинать топить баню… – проговорила Маритта. – Как приятно будет намыться в горячей парной в такую противную погоду. Всегда любила в дождь и ветер париться в дубовой бане до потемнения в глазах.
– А я в девичестве ходила в ирландскую баню, – сказала миссис Бредберри. – Никогда, правда, не хватало сил находиться в третьей, самой жаркой комнате.
– Йоханнес, сегодня твоя очередь  топить баню, – сказала Аннели. – Ты у нас сегодня замерз, но, благо, у тебя есть возможность согреться, покуда ты будешь подкладывать дрова в печь.
– Все будет исполнено в лучшем виде, – пообещал он, продолжая смотреть на огонь, мерно горящий в очаге.
После чаепития все разошлись по своим углам, а Йоханнес, как и обещал, отправился дарить людям тепло. Через час пошли мыться супруги Бредберри – они всегда шли в баню раньше всех, покуда воздух в парной не стал влажным и тяжелым. Миссис Бредберри плохо переносила духоту и поэтому супруги, как правило, проходили процедуру очищения быстрее всех. Замыкал круг Ильмари, любящий после мытья еще добрый час полежать и погреться на полатях. Было около девяти часов вечера, когда Жанна, наконец, вышла из тьмы своей спальни. В это время все были на втором этаже:  Бредберри вели нескончаемые разговоры с Мариттой и Аннели, а Тарья, вымывшись вместе с больным Юхани, наслаждалась уединением – после бани он расслабился и на удивление легко смог заснуть. Ильмари, устав за день, даже не стал дожидаться ужина – придя домой, он сразу ушел в свою комнату и отошел ко сну, последовав примеру Юхани. А Жанна, тем временем, на скорую руку приготовила для себя легкий, но в то же время, вкусный ужин. После чая она скрылась за дверьми ванной. Жанна долго нежила свое тело в горячей воде с засушенными лепестками розы и ромашки. Она наносила на кожу крем с толчеными косточками вишни, стремясь придать ей мягкость шелка. Жанна нежно касалась себя ладонями, намыливая свое тело лавандовым мылом… Она знала, что сегодня ей нужно быть особенно прекрасной, ведь Жанна собиралась сказать Йоханнесу «Да».
Йоханнеса в это время дома не было. Ведь он, еще в шесть часов вечера закончив все свои дела в бане, ушел к себе, чтобы обсохнуть и привести себя в порядок. Йоханнес не знал, что ответит Жанна на его пылкие признания в любви, и поэтому решил, что рвать отношения с Кейт пока не стоит, ведь он останется совсем один, если Жанна ему откажет. А она, вероятно, и не согласится быть с ним – Йоханнес совершенно не верил в то, что судьба смилостивится над ним и подарит ему расположение желанной девушки.
Поэтому Йоханнес, одевшись сегодня как всегда исключительно опрятно и вылощенно, отправился к девяти часам в Нью-Роут на Спринг-Стрит, где должен был встретиться за чаепитием с семьей Кейт. Пока Йоханнес до туда добирался, его мысли постоянно находились в разладе друг с другом. С одной стороны Йоханнес понимал, что поступает разумно. Он уже не мальчик и ему пора уходить из родительского дома, создавая собственную семью. Йоханнес был уверен в том, что стоит лишь ему предложить Кейт выйти за него замуж, как она неприменно согласится. Главное, понравиться ее отцу. И, конечно же, еще нужно сделать все, чтобы Кейт приняли в его семье. Она может стать хорошей женой. Но с другой стороны Йоханнес понимал, что этот фарс долго продолжаться не может. Он, стараясь удержать около себя постылую Кейт, уподобляется Жанне, которая собирается выйти замуж за Ильмари без любви. И мотивы у них схожи – оба держатся за нелюбимых, чтобы не остаться одинокими. Только вот счастлива ли Жанна, играющая роль любящей невесты? Скорее всего, нет. А ведь то же самое коснется и его…
Но отступать было поздно и Йоханнес, оставив Викинга на лугах, пошел в сторону дома семьи Лоу. Он был очень пунктуален и пришел минута в минуту. Больше всех в этом доме ему была рада, конечно же, Кейт – она, не стесняясь своих чувств, прямо с порога распростерла для него свои объятия. Линда, одетая в изящное вечернее платье цвета ирисов, приветствовала своего учителя со словами:  «Мистер Ярвинен, я забыла уточнить, когда мне в следующий раз приходить на занятия?» Это было так некстати, но Кейт, лишь взглянув на нее с укором, не одернула сестру, а Йоханнес совершенно спокойно назначил ей дату и время.
Они прошли к столу, где Йоханнес встретился с отцом Кейт и ее родным братом. Эти люди, как и Кейт, были благородны и воспитаны. Особняк семейства Лоу был таким же большим, как и дом Ярвиненов, но обстановка в нем была гораздо богаче. Оно и понятно, ведь эта семья входила в круги элиты Нью-Роута. Йоханнес почувствовал себя на их фоне абсолютным простолюдином, но если бы он знал, что именно так ощущал себя и глава семьи в его присутствии. Фред Лоу, хоть и заработал на своем ателье целое состояние, осознавал, что его богатств хватило лишь на строительство этого дома. Он любил пускать людям пыль в глаза, демонстрируя им показную роскошь, но Лоу понимал, что это все неправда. Его дети не учились у знаменитых педагогов, и уж тем более, не бывали за границей, как этот юный актер. Проводя время в обществе Кейт и ее родственников, Йоханнес проявлял сдержанность и немногословность, что было в его стиле.
– Я только вот вспомнил, что видел вас еще до того, как стал приходить в театр, чтобы встретить вечером свою младшую сестру! – воскликнул Эндрью, осененный открытием. – Это ведь вы со своими братьями по средам выходите на Торговую улицу со своими фокусами!
– Да, это так, – подтвердил Йоханнес.
– Вы очень талантливы, – заметил Эндрью. – Думаю, что моя сестра встречается с достойным человеком. Мало того, что вы известный в городе актер, так вы еще и подающий надежды иллюзионист. Это дорогого стоит, скажу я вам.
– Ну и где красивее девушки, в Финляндии или в Англии? – Фред Лоу решил задать ему этот компрометирующий вопрос, чтобы посмотреть на реакцию Йоханнеса.
– В Уэльсе, ведь Кейт родилась там, насколько мне известно, – сказал Йоханнес, быстро сообразив, что ответить.
– Скажите мне, Йоханнес, каковы ваши намерения, относительно моей дочери? – спросил мистер Лоу, слабо улыбнувшись, чтобы скрыть излишнюю серьезность в выражении своего лица. – Вы любите ее?
– Да, я люблю Кейт. О свадьбе говорить пока рано – я еще не познакомил ее со своей семьей, да и знакомы мы с Кейт всего – лишь год. Я полагаю, что такой шаг требует от нас чего-то большего, чем простого желания быть рядом друг с другом. – Йоханнес ощущал острое чувство стыда за столь жестокую ложь. Он осознавал, что поступает, как эгоист, стремясь еще больше сблизиться с Кейт, чтобы, в конечном итоге, избавить от незавидной перспективы одиночества самого себя. Йоханнес понимал, что даря ей свою фальшивую любовь, он заботится, в первую очередь, о себе, а не о счастье Кейт.
Эндрью попросил его рассказать о своей семье. Йоханнес очень кратко поведал им о том, кто его домочадцы. Фреду Лоу не понравилось в нем то, что Йоханнес говорит слишком мало и лишь и по делу. Конечно, это хорошо, что Йоханнес не болтун и не пустозвон, но мистера Лоу такое немногословие настораживало. «Что-то недоговаривает,» – подумал он.
– А у вас в Финляндии именно таковы идеалы мужской красоты? – Эндрью посчитал странным то, что Йоханнес предстал перед ними не в образе брутального человека Севера. На его взгляд, Йоханнес был слишком красив для мужчины – было видно, что он трепетно относится к своей внешности и стремится подчеркнуть свое природное очарование.
– Все очень индивидуально, – ответил Йоханнес. – У каждого свой идеал.
Эта встреча, несмотря на видимую душевность, прошла довольно сухо. Светские разговоры на общие темы, череда вопросов со стороны брата и отца Кейт, касаемые жизни ее избранника. Йоханнес, хоть и делал вид, что ему приятно их общество, на самом деле не оценил внутренних качеств господ Лоу. Эндрью, несмотря на то, что был к нему более доброжелателен, создавал впечатление недалекого человека – судя по разговорам и иногда неловким вопросам, Йоханнес решил, что этот мужчина недостаточно умен, если столь откровенен. Фред Лоу слишком часто говорил о своих успехах в бизнесе – вероятно, он весьма самодовольная личность. В общем, самыми положительными героями этой жизненной истории являются Кейт и ее сестра.
Они расстались в половине одиннадцатого. Йоханнес, сославшись на поздний час, поблагодарил хозяев за гостеприимство и, откланявшись, ушел. Несмотря на то, что отец Кейт не произвел на Йоханнеса приятного впечатления, ему понравилось то, что в этом доме его встретили довольно тепло. Конечно, скорее всего, это была лишь дань воспитанности, но за весь вечер Йоханнес не ощутил на себе ни единого недоброго взгляда и не услышал в свой адрес ни одного упрека. Ее семья, вроде бы, отнеслась к нему благосклонно – этого Йоханнес и добивался. Но что-то подсказывало ему, что он не войдет в эту семью. Йоханнес чувствовал, что совершенно не хочет связывать себя с Кейт. Уж и не понятно, что лучше, не быть одиноким, но терпеть рядом с собой нелюбимую, или же быть одному и не связывать себя ни с кем обязательствами. Йоханнес снова вспомнил о Жанне. Сегодня она должна дать ему ответ на вопрос, который мучил Йоханнеса и заставлял его сердце биться чаще, стоило ему лишь снова задаться им.
Когда Йоханнес вернулся домой, все уже давно отошли ко сну. Лишь только Жанна не ложилась спать, дожидаясь его возвращения. Ею овладевали сомнения, насчет того, стоит ли ей вершить грех измены, соблазнившись надеждой на то, что Йоханнес сможет любить ее искренне, не раздаривая свою любовь случайным подругам, как это делал Ильмари.  Она не знала, где был Йоханнес в столь поздний час, но подозревала, что он мог встречаться с кем-то… Быть может, он просто играет с ней, а может, и правда любит. Не в силах стоять и томиться в ожидании, девушка прилегла на кровать. Еще не поздно передумать… Но вдруг Йоханнес – это ее шанс на взаимную любовь? Да, пожалуй, она готова предстать перед тем, к кому так внезапно прониклась любовью. Жанна понимала, на что идет. Измена – дело греховное и не приветствуется ни в одном из обществ. Но кто же знал о тех привратностях судьбы, которые ожидали ее, когда она оказалась в доме Ярвиненов…
Девушка прошла к своему туалетному столику. На глаза ей попался флакон духов с нежным ароматом фиалки. Жанна любила капнуть на кожу шеи небольшое количество парфюма, чтобы за ней тянулся шлейф сладкого аромата.  «Как низко я пала…» – думала Жанна, дожидаясь, когда он поднимется наверх. Спустя некоторое время она осуществила задуманное. Робко постучавшись в дверь заветной комнаты, Жанна с позволения Йоханнеса, вошла. Он стоял у окна, глядя в ночную даль. В темноте ночи она разглядела, что Йоханнес был одет в белоснежную рубашку, дополняемую классическими брюками, которые он любил носить, перед этим основательно отутюжив.
– Я уже оставил все надежды на то, что ты придешь, – сказал Йоханнес, обернувшись.
– А я пришла… – произнесла Жанна.
– Я чувствую тебя, – тихо сказал он, взяв ее за руку. – Тебе страшно и ты стыдишься того, что постигло нас. Я знаю, что обретя тебя, я потеряю тех людей, которые сейчас рядом со мной. Но я полюбил тебя, Жанна, и буду несчастен вдвойне, если ты пришла, чтобы сообщить мне о том, что я тешу в себе бессмысленные надежды насчет нас двоих.
– Йоханнес… – произнесла Жанна, почувствовав его прикосновения к ней. – Я поняла, что совсем не люблю твоего брата. Он будет несчастен в браке со мной, ведь наша с ним любовь невзаимна. Я не хочу причинять боль вам обоим, поэтому я говорю тебе «да».
– Поверь мне, Жанна, оставшись со мной, ты узнаешь настоящую любовь, – прошептал он, нежно заключив ее в свои объятия. – Помнишь, ты говорила, что не веришь в нее? Я сумею доказать тебе, что она есть.
– Да... – проговорила она, ощутив нежность Йоханнеса, дошедшую до нее через его поцелуй. То был уже не тот целомудренный и непорочный поцелуй, которым он одарил ее тогда, в Ювяскюля…
В этот момент самая тайная и заветная мечта Йоханнеса осуществилась – та, которая приходила к нему в грезах, была в его власти, она была так трогательно послушна и нежна, что он на секунду подумал:  «А не сон ли это?» Но нет, это был не сон. Это была даже не одна из его сцен в спектакле о неземной любви, где Йоханнес изображал чувства, горел страстью к героине, которая по сценарию должна быть его возлюбленной. Сейчас он впервые ощутил, как пылает его душа, сгорая от огня любви, и как горит плоть, ощущая жизненную необходимость быть с этой девушкой. Йоханнес чувствовал аромат ее духов – этот волшебный запах исходил от ее тела, смешиваясь с ароматом лавандового мыла, который тонкой струйкой проходил сквозь божественную феерию, слившуюся в нотках фиалки, айови, ванили, вишни и лилии. Эта девушка была для него воплощением женственности, чистоты и непорочности. Она, впервые оказавшись на таком расстоянии от мужчины, трепетала всем своим существом. Девушка чувствовала, что Йоханнеса бьет жар – казалось, его кожа вот-вот начнет плавиться. От него исходил манящий запах – аромат той же розы и пачули, который однажды покорил ее. Таким и должен быть запах мужчины. Жанна поняла, что впервые увидев его, сильно недооценила Йоханнеса. Нет, он не злодей, Йоханнес совсем не тот холодный и равнодушный человек, который предстал перед ней год назад… Его присутствие просто выбило из ее головы мысли об Ильмари, о постыдной участи неверной подруги сердца. Жанна забыла, что еще недавно думала о том, что Йоханнес просто использует ее, желая пополнить новым экспонатом свою коллекцию разбитых сердец. Сейчас почему-то девушка была уверена в том, что она – единственная, кого он смог впустить в свое сердце. Жанна мечтала лишь об одном – чтобы время шло медленнее, и рассвет не нарушал ее счастья, прелести этой ночи.
– Просто скажи мне, ты решила быть со мной от того, что любишь? – тихо проговорил Йоханнес, касаясь кончиками пальцев ее нежной кожи. Отныне его голос казался ей до боли родным.
– Да, Йоханнес… – произнесла она. – Я боялась себе признаться в этом… Но я полюбила тебя.

Глава 11

 Грех Тарьи

В седьмом часу утра занялась заря. Черное небо окрасилось в нежно-розовый цвет, сквозь который робко пробивались лучи солнца. Было слышно, как с крыши падали капли воды – следы ночного дождя. Жанна очнулась от нежных прикосновений к ее плечам – она почувствовала, как чьи-то руки поглаживают ее плечи, шею, плавно скользят по позвоночнику… Не успела Жанна открыть глаза, как она ощутила легкое прикосновение к своей щеке и губам – то был поцелуй Йоханнеса, ее ласкового и страстного любовника. Какой позор! До чего докатилась несчастная Жанна… Подумать только, в то время, когда ее жених мирно спит, ни о чем не подозревая, она нежится в лучах любви его брата. Однако, в этот момент Жанна, еще не успев реально оценить ситуацию, всю тяжесть своего греха, лишь подняла смущенный взгляд на Йоханнеса, склонившегося над ней.
– Доброе утро, Жанна, – прошептал он ей. – Скажу тебе, что ты – божество на бренной земле. За несколько часов я смог обрести счастье, к которому так долго шел. Такое ощущение, что волшебством промышляем не мы с братьями, а одна лишь ты.
– Ах, Йоханнес, где же ты был раньше? – произнесла она. – Если бы я повстречалась с тобой, а не с Ильмари…
– Было бы все совершенно иначе… – проговорил Йоханнес. – Я бы не предал своего брата и не сбил бы с пути тебя. Но ты настолько дорога мне, что я готов на все, чтобы быть с тобой. Жанна, поверь мне, все еще встанет на свои места. Я буду с тобой всегда – ты можешь быть уверена. Если ты вдруг захочешь уйти, я не стану держать тебя, ведь я смогу все понять. Только прошу тебя, будь рядом со мной хотя бы до тех пор, пока можешь…
– Я буду всегда рядом, Йоханнес… – произнесла Жанна, робко прикоснувшись к его руке. – Я люблю тебя. Только скажи мне, что у тебя с той девушкой, в которую ты был влюблен раньше?
– Я думаю, что мы с ней расстанемся, – сказал Йоханнес. – Когда я был уверен в том, что ты откажешь мне, я хотел удержать ее рядом, чтобы не остаться в одиночестве. Я поступал подло, мне очень за это стыдно… Но будь уверена, тебя такое не коснется.
– А почему ты думал, что я откажу? – спросила Жанна.
– Не знаю… – искренне ответил он. – Наверное потому, что ты слишком хороша для меня.
Еще некоторое время они были вместе, молча созерцая рассвет. В этот момент оба думали о чем угодно, только не о том, что их осудят близкие им люди. Конечно, наверное, каждый вспомнил про Ильмари, который сейчас спал в комнате напротив, не подозревая о том, что сердце Жанны теперь принадлежит не ему. Но это утро было слишком прекрасно, чтобы говорить о том, что печально. Только вот скорое расставание нарушало прелесть их уединения…
– Уже светает… – проговорила Жанна, посмотрев в сторону окна. – Скоро проснется миссис Ярвинен. Мне нужно идти,  покуда есть возможность покинуть твою спальню незамеченной.
– Я жду тебя сегодня у себя в то же время, Жанна, – сказал он. – Если, конечно, ты не против.
– Лучше ты приходи ко мне, – попросила девушка. – Рядом с моей комнатой только чулан – так мы сможем избежать молвы.
– Хорошо, любовь моя, я приду, – пообещал Йоханнес.
Наскоро приведя себя в порядок, Жанна склонилась над ним и коснулась своими губами его губ. Она, почувствовав вкус любви, немного осмелела и в этот момент поняла, что теперь инициатива исходит от нее. Как прекрасен и нежен Йоханнес! Она с готовностью сдалась в его любовный плен, а сама, в глубине души, корила себя за свой поступок. То, что совершили они – ужасно. Сегодня она надругалась над братскими чувствами Ильмари и Йоханнеса, доверившись любви последнего. Брат просто не имеет права даже питать симпатию к невесте своего брата, а ей следовало пресечь его чувства в их зарождении. Жанна, заблудившись среди ветвей смятений, исходящих от древа неразделенной любви к Ильмари, просто потеряла голову, поддавшись провокациям Йоханнеса. Еще вчера она могла надеяться на благополучие в браке с Ильмари, а уже сегодня ее будущее под угрозой. Запросто может случиться так, что кто-нибудь из членов семьи узнает об их отношениях с Йоханнесом, и новость станет блуждать из уст в уста. В итоге разразится скандал, Ильмари отречется от нее, Йоханнес, скорее всего, умоет руки, побоявшись проблем, как это часто бывает, а она и ее родители опозорятся, и слух о ее приключении разлетится со скоростью звука, заклеймив Жанну. Но нет, быть может, она зря так думает о Йоханнесе… Одна ее иллюзия, касаемая его высокомерия, уже была разоблачена, быть может, это тоже заблуждение? Хотелось бы верить…
Через два часа к ней пришел Ильмари. Услышав его голос за дверью, Жанна содрогнулась – на секунду ей показалось, что он пришел, чтобы вершить суд над неверной избранницей. Но, к счастью, Ильмари явился, чтобы просто позвать ее к завтраку. Убедившись, что она не спит, Ильмари прошел в спальню и присел на ее постель, где она нежилась, досматривая свои сказочные сны в последние полтора часа.
– Вчера я тебя совсем не видел, душа моя, – говорил Ильмари, поглаживая ее руку. – Я уже думал, что тебе нездоровится, Жанна. О, как я счастлив видеть тебя абсолютно здоровой и отдохнувшей!
– Я тоже рада видеть тебя, Ильмари, – говорила Жанна, избегая смотреть в его глаза. Сейчас, оказавшись наедине с тем, кто был предан ею, она испытывала ужасное чувство стыда перед ним. – Я приду к вам минут через двадцать – мне нужно умыться и одеться.
– Надень сегодня свое синее платье, – попросил он. – Мне очень нравится, когда ты в нем. Оно делает тебя еще прекраснее, дорогая моя.
– Да, Ильмари, сегодня я надену его, – пообещала она.
За утренним столом не оказалось Йоханнеса. Сразу после ухода Жанны, он, поднявшись с постели, оделся и, выпив чашку любимого кофе, уехал из Лиственной пустоши, оседлав Викинга. К нему тоже пришло осознание своей ошибки, и он просто бы не смог смотреть в глаза Ильмари.
– Йоханнес ужинал вчера с нами, но нас проигнорировала тогда Жанна, – констатировал с улыбкой Ильмари. – Сегодня все наоборот, поменялись ролями. Я же говорил, что они договорились дружить против нас.
– Они не договаривались, – поправил его Элиас. – Это – импровизация.
– Сегодня все равно с ним встретимся, – сказал Ильмари. – Вечером у нас «Фауст», наконец-то в главной роли не он.
– Может, Йоханнес уже в театре? – предположил Элиас.
– Так рано? – возразил Ильмари. – Заставишь его просыпаться раньше, чтобы подольше порепетировать…
– Нам пора, – сказал Элиас, вставая из-за стола. – Уже восемь часов, через полтора часа репетиция.
Вскоре после ухода братьев, завтракающие стали расходиться – в воскресение, к большому несчастью Элиаса, Ильмари и Йоханнеса, они, единственные из семьи, работали. Жанна, убрав со стола, решила прогуляться, Тарья вернулась в спальню, чтобы еще немного подремать, а Джеймс и Агнес составили Маритте компанию в рейд по книжным полкам – она планировала сегодня перебрать книги и, протерев их, расставить на полках в новом порядке.
В это время Йоханнес и в самом деле был в театре. Он приехал туда на час раньше положенного времени, чтобы отсрочить встречу с Ильмари, на которого теперь не мог спокойно смотреть. Но спустя некоторое время им пришлось встретиться. Пока Йоханнес разговаривал в коридоре с миссис Браун, которой хотел сплавить Линду, пришли его братья. Он понимал, что после расставания с Кейт, ему придется расстаться и с ученицей. Линда, лишившись последней надежды на то, чтобы стать актрисой, будет страдать. Поэтому ему лучше просто передать ее другому учителю. Нужно будет с ней тоже это обсудить. В конце концов, Йоханнес понимает стремление девушки стать актрисой – он ведь тоже хочет стать иллюзионистом. Миссис Браун была не против того, чтобы взять под свое крыло дочку самого Лоу, осталось лишь только узнать, хочет ли этого сама Линда.
Придя в гримерную комнату, Йоханнес встретился с братьями. Ильмари, вальяжно развалившись на диванчике, наблюдал за Элиасом, резво брякавшим по клавишам фортепиано и развлекающим пару юных актрис, которые так же безбашенно отплясывали под его аккомпанемент.
– Я же говорил, что он уже здесь, – проговорил Элиас, узрив брата боковым зрением. – Что ты тут делаешь так рано, Ландыш?
– Да так… Просто улаживал кое-какие свои дела, – ответил Йоханнес, устроившись рядом с Элиасом, между фортепиано и небольшим окошком напротив двери. – Весело тут у вас…
– Да, нам повеселее будет, чем тебе, – усмехнулся Ильмари, подойдя к нему. – На тебе лица нет, что-то случилось? Или это обычное состояние для тебя?
– Я всегда такой, – проговорил Йоханнес, стараясь казаться равнодушным. На самом же деле, увидев  Ильмари, он почувствовал, как сердце его замерло, а по телу прошел мандраж. Йоханнес ощутил, как пульсирует его кровь, прилившаяся к лицу, и горят щеки. Ужасное чувство стыда…  «Боже, что я натворил… – крутилось заевшей пластинкой в его голове. –До чего дошло мое постыдное вожделение к Жанне… Из-за своей проклятой похоти я уже не могу смотреть в глаза родному брату. Что же будет дальше? Страшно представить…»
– Ах, Элиас! С тобой так весело! – крутилась возле него юная Лэттис. Она обвивала руками его шею, ласково трепала ему волосы, так и норовя улучить момент, чтобы одарить его дружеским поцелуем.
– Заходи вечером после спектакля, – улыбаясь, говорил он ей. – Будет еще веселее.
– А твои братья будут здесь? – с лукавым взглядом юного чертенка проговорила Лэттис.
– Не знаю, как Ильмари, а Йоханнеса не будет точно, – ответил Элиас. – Он не любитель шумных посиделок.
– Я тоже не приду к вам, – сообщил Ильмари. – Меня дома ждет невеста.
– Он у нас человек семейный, – с напускной серьезностью сказал Элиас. Он был удивлен. С каких это пор ветреный Ильмари стал избегать компании веселых девиц в пользу общества своей будущей жены?
– Выходит, мы будем одни? – воодушевилась Лэттис. – Тогда я точно приду.
– Значит, сэра Йоханнеса не будет? – обрадовалась подруга Лэттис. Ею была Оливия Стюарт. – В таком случае, я с радостью составлю вам компанию!
– Не обольщайтесь, мисс Стюарт, все внимание Элиаса будет приковано к вашей очаровательной подруге, – съязвил Йоханнес. – Элиас разборчив в девушках и поверьте мне, он не падок на недалеких особ.
– Спасибо, господин Ярвинен. Мне очень приятно, – с тенью злости проговорила Оливия.
– Пожалуйста, всегда рад доставить вам удовольствие, сударыня.
Оливия, в очередной раз получив отпор врага, поспешила уйти. Попрощавшись с Ильмари и Элиасом, она направилась к двери.
– Приходите еще, мисс Стюарт, – проговорил ей вслед Йоханнес. – Вам здесь всегда рады.
– Обязательно, мистер Ярвинен, – сказала она и захлопнула дверь.
– Мастер иронии! – сказал Ильмари, театрально разведя руками.
– Ты явно к ней неравнодушен, – усмехнулась Лэттис.
– Конечно неравнодушен, ненависть ведь тоже чувство, – ответил Йоханнес, спокойно подойдя к окну. А сегодня погожий солнечный денек, совсем не похожий на вчерашний день, хмурый и дождливый.

Отработав очередные девять часов, братья собрались домой. Сегодня они добирались до Лиственной пустоши порозь – Йоханнес, едва поклонившись зрителям после «Фауста», убежал в гримерную комнату, где в одно мгновение переоделся и смыл грим, после чего, даже не попрощавшись с братьями, поспешил покинуть театр. Он совсем не хотел ехать вместе с Ильмари, которого не мог видеть, чувствуя перед ним свою вину за Жанну. Элиас же оставался с Лэттис в театре до позднего вечера. Эта девушка в последнее время помогала ему скрасить одиночество. Ильмари же отправился домой почти сразу же после Йоханнеса. Однако, несмотря на это, он почему-то достиг дома раньше своего брата, который выехал из города в ту минуту, когда Ильмари еще только выходил из театра. И по дороге им тоже не довелось встретиться… Когда Ильмари спешился у ворот отчего дома, он как всегда повел коня в стойло. То, что ему пришлось увидеть в следующее мгновение, просто перевернуло его жизнь и заставило в корне изменить свое представление о близком человеке. Ведя своего Феникса по узкому коридорчику конюшни между загонов Викинга, Штиля и Ночки, он услышал какой-то странный шорох в бывшем стойле Кони, старой кобылы, которую увели со двора братья Доусоны.  «Призрак лошади,» – усмехнувшись, пробормотал Ильмари. Однако вскоре по конюшне пронесся незнакомый мужской голос:  «Ах, любовь моя, зачем ты так прелестна?!» – восхищенно произнес кто-то.  «Это Аннели наконец-то нашла себе приятеля или Жанна решила мне отомстить за Сару?» – уже с тревогой подумалось Ильмари. – «Нет, Жанна не такая… Она не пойдет на разврат…» Погладив коня, он оставил его в стойле и незаметно подкрался к загону Кони. Взглянув из-за угла на происходящее, Ильмари увидел то, чего ожидал узрить, но с участием других людей… Картина пошлости заставила побледнеть даже видавшего виды Ильмари, которого братья в шутку называли Казановой за его похождения втайне от невесты. Тарья, это юное и непорочное дитя, так бессовестно ублажает Сэмюэля Скотта, семнадцатилетнего  мальчишку из деревни Плейг!  «Господи, кто бы мог подумать…» – пролетела в голове Ильмари мысль. Он находился в ступоре добрые три минуты, а потом, вспомнив о том, что героиня этого грязного действа – его родная сестра, а не какая-то соседка, до которой ему нет ровно никакого дела, Ильмари ворвался в стойло, яростно схватив юного любовника за ухо.
– Дон Жуан, черт тебя подери! – воскликнул Ильмари, озлобленно ударив его лбом о перегородку между стойлом Кони и Штиля. – Что ты натворил, малолетний урод?!
– Ильмари, ты совсем спятил?! – вскричала Тарья. – Ты же делаешь ему больно!
– Вы сделали мне больнее, глупые дети! – заорал Ильмари, бросив со всей силы Скотта на деревянный пол. – Боже мой, какой позор! Если об этом узнает наша мать, а она узнает – я не собираюсь закрывать глаза на это безобразие, то она же за один час постареет на десять лет! Господи, а что подумают Бредберри! Из-за тебя, глупой девчонки, мы опозоримся на весь Нью-Роут!
Он снова схватил Сэмюэля, но теперь уже за волосы, и стал их нещадно драть.
– Ты о чем думал, когда шел сюда?! – кричал Ильмари, пылая от гнева. – У нее три брата! Мы же тебя убьем и будем правы!
– Мой отец спустит на тебя стаю наших гончих! – прокричал Сэмюэль, заливаясь слезами.
– Знаю я ваших гончих, две дворняги и один пудель! – в гневе Ильмари не отдавал отчета своим действиям.
– Ильмари, не надо! – умоляла его со слезами на глазах Тарья, видя, как лицо Сэма багровеет от прикосновений цепких рук Ильмари к его шее. – Ты же убьешь его!
– Я этого и добиваюсь! – кричал Ильмари. – Пошла отсюда, потаскуха!
Тарья, подоспевшая на помощь милому другу, была отброшена в сторону от мощного удара Ильмари. В этот момент послышался цокот копыт во дворе. Это возвращался домой Йоханнес, который до этого прогуливался по ночным лугам, не желая как можно дольше видеть Ильмари. Однако, им пришлось пересечься в конюшне. Услышав истошные вопли, в которых слились мальчишеский голосок и женский крик, узнав в грязной брани голос Ильмари, который, вообще-то, редко бывал в гневе, Йоханнес бросил Викинга прямо в саду близ хозяйственных построек и побежал на голоса. Что там произошло? Что могло довести всегда веселого и уравновешенного Ильмари до бешенства? Йоханнес, у которого ни днем, ни ночью из головы не шла Жанна, грешным делом снова вспомнил о ней и подумал о самом ужасном. Однако интуиция вырисовывала ему облик Тарьи, несчастной жертвы неразделенной любви.
– Что здесь происходит?! – в голосе Йоханнеса, влетевшего в конюшню, звучал испуг и тревога. Он не сразу понял, чем были вызваны эти ночные разборки во дворе.
– Ландыш, он совсем сдурел! – кричала Тарья, прикрывая свой стыд рубашкой любовника.
Йоханнес, тупо оглядев ее, перевел взгляд на брата, который сжимал руками шею какого-то мальчика, совершенно нагого. Поняв, наконец, что происходит, он схватил Ильмари за ворот рубашки и с трудом оттащил его от Сэмюэля, который сейчас находился где-то между явью и миром грез – юноша едва не отправился на тот свет посредством разъяренного Ильмари.
– С ума, что ли, сошел?! – воскликнул Йоханнес. – Куда нам потом труп девать? Его папаша нас обоих наденет на рога своим быкам!
– Ты знаешь, что она творит? – вскричал Ильмари. – Нет, ты представляешь?!
– Я, конечно, немало шокирован...– говорил Йоханнес, успокаивая Ильмари. – Но грех этих двух не должен быть основанием твоего греха. Ты ведь его чуть не убил.
– Мы ведь думали, что она еще совсем дитя… – проговорил Ильмари, едва придя в себя. – Вот я в ее возрасте… – начал было Ильмари, но вспомнив себя в шестнадцать лет, быстро замолчал. Однако, Йоханнес, усмехнувшись, сказал за него.
– Ты в свои шестнадцать лазал в окна к соседским девчонкам по ночам, а потом бегал от их отцов, – смеялся Йоханнес. – Я не хочу оправдывать Тарью, но она была сильно влюблена в него. Я помню историю про колдовство и кровелистник.  Видимо, мама не успела ей рассказать об отношениях мужчины и женщины. Но ты, Сэмюэль, так долго игнорировал ее, а теперь вдруг пошел на сближение. Думаю, что тобой движила отнюдь не любовь. Тебе ведь уже семнадцать лет и она, наверняка, у тебя не первая. Хотел воспользоваться глупенькой девочкой, да?
– Нет, вовсе нет… Я люблю ее. – лепетал бледный Сэм, задыхающийся от слез. Ему здорово досталось от Ильмари – он был унижен, отчаянно избит и очень испуган.
– Тогда женись на ней, – довольно холодно сказал Йоханнес. – И  у тебя не будет проблем.
– Но я должен встать на ноги… – расстерянно говорил тот.
– Брак карьере не мешает, – грубо обронил Ильмари. – Значит так: либо ты берешь ее в жены, либо будет тебе плохо.
Тарья замерла. Сейчас решится ее судьба. Она понимала, что даже если Сэмюэль скажет, что готов взять ее в жены, то сделает он это отнюдь не исходя из чувств. Юноша ее совсем не любит – это она навязалась ему, это Тарья бегала за ним, как страждущий за спасением. Сэмюэль просто не удержался и на мгновение представил, что любит ее, когда подчинился своим инстинктам. Но она все равно страстно желала быть с ним, даже если в их союзе любить будет лишь Тарья.
– Да, я женюсь на ней, – пообещал он, будучи сейчас совершенно безвольным.
– Ну вот и чудно – пойдемте к маме и скажем ей о том, что в скором времени она не только женит сына, но и выдаст замуж дочку, – сказал Йоханнес, жестом указывая на их дом.
Тарья и Сэмюэль, наскоро одевшись, поплелись за Йоханнесом и Ильмари. Последний уже не бранил их, а откровенно подкалывал.
– Ну как тебе моя сестренка? – усмехаясь, говорил Ильмари. – Просто воплощение любви, да? Если она тебе надоест, то у нас еще одна есть. Ей тридцать четыре и она, наверняка,  гораздо больше Тарьи знает о любви. Или ты любишь по-моложе?
– Довольно, Ильмари, – сухо проговорил Йоханнес. – Тут плакать надо, а ты смеешься.
В это время на кухне как раз собралась вся семья. Аннели и Маритта хлопотали, накрывая на стол, когда ужин был нарушен явлением четырех человек. Мама выскочила из кухни, услышав встревоженный голос своего Ильмари. Она оставила в совершенном недоумении чету Бредберри. Жанна догадывалась, что могло послужить причиной такого переполоха – однажды Йоханнес посвятил ее в одну из тайн, о которой он старательно молчал. Бедняжка Тарья страдала от той любви, в которой любит лишь один… Но сейчас Жанна с ужасом подумала, что Тарья могла что-то из-за этого сделать с собой, поэтому все так суетятся. К счастью, она услышала ее голос среди этого шума. Значит, Тарья жива и здорова. Тогда что же случилось?
– Что ты кричишь! – воскликнула Маритта. – Будто на пороге не вы с Йоханнесом, а громовержец Тор!
– Да уж лучше бы увидеть здесь бога грома и молний… – проговорил Йоханнес.
Увидев почти обнаженную и растрепанную дочь, которая еще пыталась прятаться за спиной Сэмюэля, сына молочника, Маритта испуганно произнесла:  «Что ты с ней сделал, паршивец?!»
– Полюбил, – усмехнулся Ильмари.
– Мы с Ильмари считаем, что за свои действия он должен ответить, – заявил Йоханнес. –Если Сэмюэль обесчестил Тарью, то пусть теперь берет ее в жены.
– Мою дочку замуж за католика?! – рассвирепела Маритта. – Я трупом лягу, но не допущу, чтобы она предавала нашу веру!
– Ты же разрешила мне жениться на Жанне… – робко вставил Ильмари.
– Ты уже давно предал наших богов и делай теперь, что хочешь, – огрызнулась Маритта. – А она была язычницей и будет ею! Уходи отсюда, подлое христианское отродье! Убирайся, и чтобы я больше здесь тебя не видела!
– Но мама! – разрыдалась Тарья. – Я люблю его!
А Сэмюэль, с души которого упал камень, поспешил откланяться и покинуть дом. Он, конечно же, не собирался на ней жениться и был несказанно рад, что мать Тарьи не поддержала идею ее братьев.
Ильмари и Йоханнес наблюдали за тем, как мама уводила Тарью на второй этаж. По взгляду матери было ясно, что в эту минуту она сильно разочаровалась в своей дорогой Тарье. Ильмари и Йоханнес невозмутимо сняли с себя плащи и, умывшись в ванной комнате, прошли к столу. Они, присоединившись к ужинающим, сразу же приняли на себя шквал вопросов, которые сваливались на них от присутствующих на кухне, которые не поняли до конца, что произошло.
– Что там у вас стряслось? – спрашивала недоуменно Агнес. – Я слышала, как плакала Тарья. Ее кто-то обидел, или, хуже того, она, быть может, покалечилась?
– Я слышал, что вы не вполне ласково говорили с девочкой и ее другом, – сообщил Джеймс. –Чем они так провинились перед вами?
– Ничего особенного не произошло, – попытался успокоить чету Бредберри Ильмари. – Нет, произошло, но… Не будем об этом. Полагаю, что Тарья уже получила от матери по заслугам, равно как и ее друг.
– А где же Элиас? – спросила Аннели. – Почему вы приехали без него?
– Он остался в театре, – сообщил Ильмари. – У него появилась подруга – быть может, вернется ближе к полуночи.
– О… – заулыбалась Аннели. – Скоро устроим еще одну помолвку.
Новость, принесенная Ильмари, немного разрядила напряженную обстановку, сложившуюся в этом месте на данный момент. За чаепитием уже говорили о насущном.
– А мы вчера выручили неплохую сумму за нашу старую кобылу, – сообщила Аннели. – Братья Доусоны выкупили ее у нас за семь фунтов и тридцать шиллингов. Вот, думаем весной привести к нашей Ночке коня Ильмари. Если от них будет здоровое потомство, то мы выручим в Нью-Роуте за него неплохие деньги. Жеребята ведь дорого стоят.
В это время Жанна ощутила чье-то прикосновение к своей ладони, покоящейся на фартуке платья. Рядом с ней, напротив Ильмари, сидел Йоханнес. Он нежно проводил кончиками своих пальцев по кисти ее руки, заставляя учащаться биение сердца Жанны. Один только его вид вызывал в ее душе благоговейный трепет, а сегодня ночью, окунувшись с головой в неиссякаемый источник его нежности и любви, она едва не сошла с ума. А сейчас Йоханнес так смело прикасается к ней в то время, когда напротив них сидит ее жених. Конечно, никто этого не заметит – этот юный Дон Жуан осторожен, как крадущийся за добычей лис, но все же он, видимо, решил разжечь в ней пламя страсти прямо здесь и сейчас, не дожидаясь глубокой ночи.
После ужина все разошлись по своим комнатам, а Йоханнес решил перемыть тарелки. Будучи человеком педантичным, он любил порядок – можно было нередко наблюдать за тем, как Йоханнес проходит по дому с влажной тряпочкой и протирает пыль, или не трудно было застать его за тщательным мытьем посуды.
– Йоханнес, я сама могла бы убрать со стола, – проговорила Жанна, узрив его за этим занятием.
– Ты же не лишишь меня удовольствия вымыть посуду? – спросил он, улыбнувшись.
– Ты все шутишь, – усмехнулась она. – Давай я хотя бы стану их вытирать полотенцем?
– Иди отдохни – ты наверняка устала за день, – сказал Йоханнес.
– Ах, Йоханнес, ты так  заботишься обо мне… – проговорила Жанна. – Надо признаться, что это мне льстит и смущает меня…
– Не думай ни о чем, дорогая, – попросил Йоханнес. – Лучше жди меня сегодня, во втором часу ночи – думаю, к этому времени уже придет Элиас, и все отойдут ко сну. В этот час никто не нарушит нашего уединения.
– Я буду с нетерпением ждать тебя, милый, – Жанна, оглядевшись, убедилась, что поблизости никого нет и одарила его своим нежным поцелуем.
Она ушла, оставив Йоханнеса в предвкушении грядущей ночи, которая обещает быть такой же сказочной, как и предыдущая. Жанна, между тем, направлялась в свою комнату –  следущие два часа до прихода Йоханнеса она хотела дочитать роман некой Дианы Босомли о трогательной любви шотландского лорда и английской аристократки. Почему-то раньше подобные произведения Жанна воспринимала как глупую сказку о чувствах, которых нет в природе. Все слишком возвышенно, такое имеет место быть лишь в книгах или на сцене театра, но никак не в жизни. Сегодня она испытала на себе все то, через чего прошла, путешествуя по страницам книг, и поняла, насколько ее суждения были ошибочными.
Подходя к своей комнате, Жанна встретила Ильмари, который, очевидно, ждал ее здесь. Он стоял у двери ее спальни, освещенный тусклым светом газового рожка, который распространял свои желтые блики на уединенный коридочик близ чулана. Жанне выделили комнату в пристрое дома, и поэтому ей приходилось соседствовать лишь с чуланом и дверью, ведущей в сад – это был черный ход в большом доме Ярвиненов. От остальных домочадцев ее отделяла дверь, соединяющая помещение дома и его пристрой. Ей нравилась эта уединенность – казалось, что все происходящее в доме идет в стороне от нее, а вся жизнь девушки – это комната Жанны. Но порой ей было здесь страшно – особенно ночью, ведь несмотря на крепкий дверной замок, она не исключала возможности того, что кто-то может забрести в Лиственную пустошь и наткнуться на этот дом. В таком случае, первый удар придется на ее спальню, ведь она ближе всего находится в выходу.
– Добрый вечер, милая, – проговорил ласково Ильмари. – Я так редко вижу тебя… Ты ведь позволишь мне немного побыть с тобой сегодня?
– Что это нашло сегодня на тебя? – удивленно произнесла Жанна. Поняв, что такой тон может задеть Ильмари и оттолкнуть его от нее, девушка исправилась. – Извини, просто я и в самом деле не ожидала… Да, конечно, я буду рада побыть с тобой в этот вечер… – слукавила Жанна, которой было бы приятнее видеть на его месте Йоханнеса.
Ильмари нежно коснулся ее руки и прильнул губами к ее ладони. От ее рук пахло цветком орхидеи – это был аромат косметического крема, которым Жанна пользовалась в течение дня.
– Ах, Жанна, почему мы не можем сыграть свадьбу прямо завтра? – произнес Ильмари, заключая ее в свои объятия. – Я, верно, совсем лишусь рассудка, покуда ты станешь моей законной женой.
– Ты же знаешь, что по всем правилам положено ждать еще год после помолвки, чтобы вступить в брак, – сказала Жанна, желающая освободиться от его живых пут.
– Знала бы ты, дорогая, как мне тяжело каждый день видеть тебя и понимать, что ты для меня покамест – недосягаемая цель, неприступная крепость… – проговорил Ильмари. – Но я больше не могу, Жанна… Позволь мне…
Он не договорил до конца фразу и слился с ней в едином поцелуе. Жанна не смела сопротивляться, ведь Ильмари был так настойчив, что она просто не имела физических сил, чтобы оттолкнуть его. Она почувствовала, как из-под ее ног ушла земля – Ильмари взял ее на руки, и, открыв плечом дверь спальни Жанны, очутился с ней там. Девушка ощутила спиной мягкость своей перины, а грудь ее почувствовала тяжесть тела Ильмари. Собрав силы воедино, она оттолкнула его и отскочила к двери.
– О, Ильмари… Прости, но я не готова… – произнесла девушка, перепуганная им до смерти. – Я тебе уже говорила – если ты меня и в самом деле любишь, то ты дождешься, когда я выйду за тебя замуж.
– Да, Жанна… – смутившись, проговорил Ильмари. – Извини – я не знаю, что это со мной… Я подожду до августа, моя дорогая.
Он ушел, а Жанна к своему стыду вспомнила о том, что уже скоро ее ждет нежное свидание с Йоханнесом. Боже, что с ней происходит… Она плетет интриги с двумя братьями, медленно разрушая их отношения и становясь для них яблоком раздора. Несчастный Ильмари даже не подозревает, что его родной брат, с которым он был до ее прихода в их жизнь очень дружен, является любовником его невесты, девушки, которую он хочет сделать своей женой… Зато Йоханнес понимает все. Зачем она бросилась в его объятия, закинув за мельницу шляпу? Быть может, ей стоит объявить Йоханнесу о прерывании их отношений? Ведь чем дольше она будет молчать, тем больнее будет расставание… Покуда их постыдная тайна не всплыла наружу, им нужно одуматься и остановиться, иначе они станут изгоями для своих близких. Йоханнес, конечно же, сможет сберечь тайну сегодняшней ночи – он дорожит Жанной и ее репутацией. Она тоже будет молчать. Только как после этого они будут смотреть друг другу в глаза? Как жить под одной крышей с человеком, которого любишь и как скрыть свои чувства под мантией лицемерия и лжи тому, кому предназначено связать себя навеки узами брака с тобой…
За этими рассуждениями Жанна встретила полночь. Через час на первом этаже послышались голоса Элиаса и Йоханнеса. В то время, когда все уже видели седьмой сон, Йоханнес встречал на кухне своего загулявшегося брата.
– А почему ты не спишь, Ландыш? – спросил его Элиас.
– Не хочется, – ответил Йоханнес, разогревая ему калакейтто. – Как прошел твой вечер?
– Неплохо, – ответил Элиас. – Знаешь, я всегда чувствовал себя одиноким… Странное чувство для меня. Вроде бы у меня большая семья – скучать не приходится, но все равно мне чего-то не хватало. Сегодня, проводя время с Лэттис, я на время забыл об этом чувстве, которое давно стало для меня наваждением.
– Дай бог, Элиас, чтобы ты однажды навсегда забыл о своем наваждении, – пожелал ему Йоханнес, подавая к столу тарелку с калакейтто. Вообще-то, эту молочную уху они готовили лишь по праздникам, но вчера Аннели уговорила мать сварить калакейтто, сильно захотев чего-нибудь рыбного.
Пока Элиас ужинал, Йоханнес пил чай – он имел привычку предаваться чаепитию в ночное время, когда до сна еще оставалось время, а заняться было нечем. С Элиасом он был недолго – после ужина брат, даже не умываясь, ушел в свою комнату. Элиас очень устал за день и едва смог добраться до своей кровати, не заснув по пути в спальню. Через некоторое время, когда Йоханнес был уверен в том, что в доме все, кроме него и Жанны спят, он поднялся на второй этаж. Жанна, дожидавшаяся его прихода, чтобы сказать о том, что их отношения не могут иметь продолжения, едва ощутив присутствие Йоханнеса, забыла обо всем, самозабвенно окунувшись в наслаждение быть рядом с ним. Сегодня она была смелее –да, она осознавала, что вершит грех измены, но разве можно думать сейчас о чем-то, что не касалось их двоих? Йоханнес в глубине души осознавал вину перед Ильмари, но присутствие Жанны просто не позволяло ему думать о братских чувствах. Еще один рассвет они встретили вместе. Быть может, однажды он возвестит им о рассвете новой для них жизни… Но какая будет она? Об этом Йоханнес и Жанна, находящиеся в плену страстей, думали в последнюю очередь. Однако, наверное, оба верили в лучшее, не давая дурным предчувствиям взять себя в  рабство.

 

Глава 12

Долгожданная встреча и неожиданное исчезновение

Фред Лоу сидел в своем кабинете и угрюмо подводил итоги бизнеса. Материала затрачено много,  швеи работают на износ, а модельеры выжимают из своей фантазии все новые идеи. Только вот из-за этих проклятых конкурентов его изделия пользуются все меньшим спросом, и прибыль скоро перестанет покрывать затраты. Вчера одна его сотрудница уволилась, объяснив это тем, что уходит работать в другое ателье. Но это уже не первый упадок его предприятия и Фред, уверенный в том, что за падением непременно последует взлет, был спокоен. Его больше беспокоило другое…
После того, как дочь Фреда Лоу представила отцу своего возлюбленного, беспокойный родитель лишился сна. Он долго думал о судьбе, которая ждет Кейт, если с ней рядом будет Йоханнес. Да, этот парень умен… Даже слишком. Это хорошо, ведь этой семье простоватые в своем поведении глупцы не нужны. У него отличное образование и он не обделен талантом – обычно такие люди становятся успешными в своем деле. Следовательно, у Йоханнеса большие перспективы в будущем. Но минусов было все – таки больше. Самый главный его недостаток – это отсутствие хорошего наследства. У Йоханнеса много родни, и большой дом, который ему однажды достанется от матери, будет разделен между членами семьи. Кейт в этом случае  рассчитывать не на что. Еще Фреду Лоу не угодила его профессия – Йоханнес актер, а все артисты, по его мнению, это будущие или нынешние распутники. Очевидно, поэтому он был против увлечения своей младшей дочери театром, но девушка свела его с ума своим нытьем, и Лоу ничего не оставалось, как разрешить ей учиться актерскому мастерству. Однажды Кейт сказала отцу «по секрету», что младший брат Йоханнеса тяжело болен, и к тому же, слабоумен. Тем более Лоу был теперь против их союза – еще не хватало, чтобы Кейт родила от него ребенка-урода. Фред Лоу думал о том, как бы мягче сообщить дочери о невозможности продолжения ее отношений с Йоханнесом. Говорить о дурной наследственности, о не угодной ему профессии Йоханнеса, а так же о его имуществе, было бы не совсем тактично… И Лоу решил привести другие аргументы, которые не уступали бы этим в весомости.
В дверь кабинета постучались и, с разрешения Фреда, к нему зашла Кейт.
– Здравствуй, пап. Что ты хотел мне сказать? – произнесла девушка, садясь в кресло напротив отца. Она была как всегда весела и счастлива, ведь Кейт была уверена в том, что она любит и любима.
– Кейт, дочка, ты должна быть готова к тому, что разговор будет тяжелым, – предупредил отец.
– Я что-то сделала не так? – с ее лица быстро сошла улыбка.
– Да… – Лоу не хотел говорить это короткое слово, но оно само сорвалось с его губ, и он решил озвучить то, о чем подумал. – Да, ты совершила ошибку, полюбив эмигранта.
– Но Йоханнес родился здесь, – напомнила Кейт. – Он почти англичанин.
– «Почти» – не считается, –сказал отец. – Йоханнес совершенно другой – у него своеобразная внешность, совершенно другой, отличный от нас, характер. Иное мышление. У вас только сейчас все гладко, а потом ваше различие даст о себе знать, и вы перестанете понимать друг друга. Вы будете обречены на расставание, и это причинит тебе боль.
– Мы никогда не расстанемся! – воскликнула Кейт. – Ведь мы любим друг друга!
– Твой Йоханнес слишком скрытен и я думаю, что он обо многом умалчивает, – вспомнил еще один его недостаток Фред. – Думаешь, что все о нем знаешь? Если да, то это твоя иллюзия.
– Нет, он посвящает меня во все свои дела! – ее голос задрожал.
– Как бы там ни было, ты должна расстаться с ним, – ласково, но довольно уверенно заявил отец. – Я еще соглашусь на шотландца в семье, или, на худой конец, на пэдди, но только не на финна! Он же увезет тебя в свою Скандинавию и бог знает, что тебя  там с ним ждет.
– Папа, ты ведь не хочешь, чтобы я страдала! – разрыдалась Кейт. – Да, ты ведь не хочешь? Пойми, я люблю его! Я не хочу терять Йоханнеса!
– Не плачь, родная, – Лоу погладил дочь по голове и попытался утешить. Но сделал своими словами лишь больнее. – Первая любовь – дело не вечное. Однажды он уйдет из твоего сердца и останется лишь в памяти, а ты будешь счастлива с другим человеком, который будет не хуже этого юноши…
Она, вскочив с места и прикрыв лицо руками, убежала из кабинета отца. Кейт казалось, что этот разговор лишил ее мира красок, а жизнь – смысла. Земля будто ушла из-под ног, а она осталась совершенно одна со своей болью…
В то время, когда свершилось то, чему суждено было повлиять на судьбы Кейт и Йоханнеса, последний шел с братьями на площадь Мира. Сегодня среда, а значит, быть чудесам. Братья решили устроить шоу не на Торговой улице, а на площади Мира.
– А представьте, если мы придем, а там – фокусник Баррет, – сказал Ильмари. – Что же, развернемся и отправимся на Торговую?
– Нет, его там сегодня не будет, – сказал Йоханнес. – Я, в отличие от тебя, сумел подружиться с ним и наладить общение. Так вот, он говорил, что едет сегодня в Саме-Таун по личным делам и поэтому площадь в нашем распоряжении.
– Интересно, наш Магистр Адам уже уехал из города? – проговорил Элиас.
– Вчера же он выступал со своей программой в нашем театре, – сказал Йоханнес. – Неужели он станет задерживаться здесь еще на день? Конечно, уехал.
– Его наш Роппер встретил с распростертыми объятиями, – проворчал Ильмари. – А мы попросили его, чтобы он нам позволил выступать в театре со своими трюками, так Роппер заговорил о том, что в городе уже есть фокусник…
– Просто мистер Баркер – знаменитость, побывать на его представлении – честь. А что мы? Обычные фокусники с улицы – то, что мы его ученики, никто и не знает, – сказал Элиас.
Поскольку театр располагался на площади Мира, братьям далеко идти не пришлось. Уже через десять минут они начали удивлять. Йоханнес, увидев, как мимо них шел молодой человек в направлении Черч-Стрит, подбежал к нему. Йоханнеса привлек не человек, а фляга с каким-то напитком, которая была при нем.
– Добрый вечер, сударь, – учтиво заговорил Йоханнес. – А можно узнать, что вы пьете?
– Виски… – растерянно проговорил тот. – Могу ведь я выпить доброго виски, когда захочу?
– Конечно можете, – ответил Йоханнес. – Скажите, а вы верите в то, что вот эта монета – волшебная?
– А, я вас узнал, – заулыбался молодой человек. – Вы один из Ярвиненов, если говорите о волшебстве, потому-что кроме вас у нас тут на чудеса горазд только Баррет, но вы на него не похожи.
– Ну так вы верите в волшебство этой монеты или нет? – настойчиво продолжал Йоханнес, показывая ему новый пенни.
– Даже не знаю…
– Сейчас опять что-то будет… – шептались прохожие, подходя ближе к юному фокуснику и его ассистенту.
Йоханнес, видя, как вокруг него собираются люди, делал вид, что не замечает их – как он заметил, этот ход еще больше привлекает внимание публики. Люди, комплексующие перед обществом, порой просто стесняются подойти ближе, боясь, что на них может обратить внимание артист и опасаясь, что для следующего своего фокуса он возьмет в свои ассистенты именно их. Сейчас, когда Йоханнес старательно игнорирует публику, ведя себя более естественно, стеснительные люди, ощущая некую дистанцию, которую он соблюдает, чувствуют себя увереннее и, отбросив страх, подходят ближе, чтобы рассмотреть его действо.
– Я прошу вас оставить свой автограф на этой монетке, – попросил Йоханнес случайного прохожего, вручив ему восковой карандаш. – Сейчас эта монета окажется в вашей фляге. Вы скажете, что ее очень просто туда бросить через широкое горлышко, но мы пойдем другим путем.
С позволения ассистента, Йоханнес взял его флягу, захлопнув ее крышку. Он развернул флягу, и она приняла горизонтальное положение.
– Все видят, что на монетке написан инициал этого господина? – Йоханнес показал монету зрителям. – Я показываю ее вам для того, чтобы вы не подумали, что мы сговорились с этим человеком и заранее бросили пенни в его флягу.
– Хватит болтовни, покажи чудо! – слышалось из сборища зевак.
– Всему свое время, друг мой, – в этот момент Йоханнес ударил по дну фляги. Все видели, что он бил по дну с монетой в ладони.
Йоханнес продемонстрировал, что в его  руке больше ничего нет, следовательно, монета попала во флягу через дно, запаенное оловом и свинцом. Это действо само по себе необычно, ведь монета пропала. Конечно, Йоханнес мог незаметно бросить ее на землю, но вскоре люди услышали, как по железным стенкам фляжки ударяется что-то твердое, дающее металлический скрежет.
– Позвольте, я вылью ваш напиток, чтобы достать монету, – попросил Йоханнес. – Это пенни я отдам вам – на него вы купите еще, если я добавлю. Не беспокойтесь, я возмещу вам убыток.
Йоханнес показушно вылил виски на свою руку прямо на глазах зрителей. Большинство из них увидели, как та самая монета с пометкой легла ему в ладонь, выпав из фляги. Под восхищенные аплодисменты, Йоханнес отдал молодому человеку деньги за виски и отпустил его. В этот момент из толпы, которая образовалась на площади после выступления Йоханнеса, вышел Элиас. Он продемонстрировал иллюзию с соединением двух самых обычных колец, снятых с пальцев зрительниц. Девушки не на шутку перепугались, когда Элиас сделал вид, что не может рассоединить  кольца. К счастью для них и Элиаса, все закончилось благополучно. В моменты, когда они вершили искусство обмана, братья были счастливы – вокруг создавалась такая волшебная атмосфера… Люди с открытыми ртами наблюдали за их действиями, одаривали их восхищенными возгласами и аплодисментами, просили еще больше чуда. Как приятно, что многие во времена машин и заводов еще не перестали верить в волшебство! Жаль только, что братья могут удивлять лишь раз в неделю из-за своей занятости в театре…
Когда их представление подошло к концу и случайные зрители стали расходиться, Ильмари заметил, что к ним приближается представительный господин во фраке и модной шляпе, именуемой котелком. Приглядевшись, он с благоговейным трепетом в сердце понял, что это был мистер Баркер.
– Мои уроки не прошли даром для вас, дорогие финнята, – с улыбкой проговорил он, подойдя к ним.
– Магистр Адам! – даже скупой на выражения чувств Йоханнес не смог остаться равнодушным в этот час. Он сжал его в крепких объятиях, подав пример братьям, которые в этот же момент повисли на шее своего дорогого учителя. – О, как мы рады видеть вас, мистер Баркер!
– А вы сильно изменились за те полтора года, которые я не видел вас, – заметил Адам. –Особенно ты, Элиас – возмужал, стал взрослее. А твои братья все так же прекрасны.
– А вы все тот же великий мастер, король иллюзий для нас, – сказал Ильмари. – Знаете, нам так не хватало все это время вашего присутствия, ваших советов…
– Я позавчера был на одном из спектаклей в театре Нью-Роута, – сообщил мистер Баркер. – И, нужно признаться, что я был очень удивлен, когда увидел в роли принца Геральда тебя, Йоханнес. Я подумал, что вы связали жизнь с актерским ремеслом и даже расстроился из-за того, что вы не пошли по моим стопам. А сегодня я увидел вас здесь уже в образе иллюзионистов. Теперь я в растерянности. Чем же вы занимаетесь по жизни: актерством или фокусами?
– Актерство для нас – это средство существования, мистер Баркер, – ответил Ильмари. – Полтора года назад мы не смогли применить свои умения. Господин Роппер не позволил нам давать представления в его театре. Слава богу, он взял нас хотя бы на должности актеров.
– Но долго без своего истиного предназначения мы не смогли продержаться, – сообщил Элиас. – Поэтому раз в неделю, когда у нас выходной, мы выходим на улицы города и показываем случайным зрителям то, на что способны.
– Но почему он не дал вам места для развития творчества? – возмутился Адам. – Я же говорил с ним о вас, даже заплатил, чтобы он вас хорошо встретил… Этот Роппер клятвенно обещал мне, что вместе с вами зажжет звезду на небосводе искусства иллюзий. Чертов обманщик. Больше никогда не дам представление в его театре.
– Быть может, продолжим нашу приятную встречу в каком-нибудь более уютном местечке? – предложил Элиас.
– На Роуз-Стрит есть отличный ресторан, – сказал Ильмари. – Полагаю, что приглашать нашего дорогого учителя в дешевый трактир Нэнси не стоит – я был там однажды и это не то место, где могли бы проводить свое время великий учитель и его ученики.
Они уговорили Магистра Адама сходить с ними на Роуз-Стрит. Братья предлагали ему отужинать за их счет, однако, мистер Баркер, в силу своей воспитанности, настоял на том, чтобы самому заплатить за себя. Компания из четырех человек устроилась за столиком из красного дерева, что расположился в углу рядом с французским окном с портьерами цвета изумруда.
– Быть может, мы, став актерами, пошли не по вашим стопам, мистер Баркер, но Йоханнес, однозначно, стал вашим коллегой, – рассказывал учителю об их жизни Ильмари. – Он ступил на стезю педагога, и, видит бог, у него не плохо получается.
– Неужели мой дорогой Ландыш растит новое поколение иллюзионистов? – радостно воскликнул Адам.
– Нет, мистер Баркер, у меня всего-лишь одна ученица, – сообщил Йоханнес. – Я пытаюсь слепить из нее настоящую актрису. Вообще-то меня не привлекает ремесло учителя, но уж очень девочка хочет стать лицедейкой. Моя девушка приходится ей сестрой и она привела ее ко мне, чтобы я помог ей осуществить заветную мечту. Вот, собственно, чем я сейчас и занимаюсь.
– А вы еще хотите промышлять иллюзиями? – спросил их Магистр.
– Да, все это время мы не переставали об этом мечтать, – сказал Элиас. – Вот только что теперь думать об этом – наш удел решен, мы актеры. Роппер закрыл нам дорогу в мир иллюзий.
– Я не Роппер, и в моих полномочиях поднять этот шлагбаум, чтобы вы смогли ступить обеими ногами в ту сферу деятельности, которая вас привлекает, – сказал Баркер. – Я видел, что вы творили на улице – это было так умело и талантливо! Знаете что? Вам не место на площади Мира. Послезавтра я еду в Литлфорд – вы, наверное, уже забыли его… Но мы там выступали в тысяча девятьсот четвертом году, вы еще показывали номер с кинжалами. Так вот, я предлагаю вам ехать со мной – можно из программы убрать часть моих номеров и вставить ваши. Я хочу, чтобы зрители увидели моих учеников.
– А в какой день будет мероприятие? – спросил Ильмари. – Мы успеем разработать номера?
– В субботу, – сообщил Адам. – Конечно успеете. Мы едем поездом – вы сможете легко погрузить свое оборудование. Я, например, всегда путешествую со своими иллюзионными аппаратами.
– У нас из оборудования – только Дьявольское колесо, которое нам досталось в дар от вас… – проговорил Элиас. – Оно, наверное, уже заржавело в нашем сарае…
– Я уже давно не показывал трюка с исчезновением в колесе, – сказал мистер Баркер. – Если это сделаете вы, то зрители будут приятно удивлены, ведь я давно их не баловал чем-то новым. Ну что, поедете со мной?
– Конечно, мистер Баркер! – радостно соглашался Ильмари. – Выступить с вами на одной сцене – большая честь для нас!
– А как же театр? – проговорил Йоханнес. – Элиас, ты же задействован в «Маленьких героях».
– И то верно… – с досадой проговорил тот. – Нет, мистер Баркер, ничего не получится… Мы в этот день работаем.
– Я уговорю Роппера отпустить вас – незаменимых людей не бывает, и он поставит вместо тебя кого-нибудь другого, – пообещал Баркер. – Сегодня же схожу к нему – обо всем надо ведь заранее договариваться.
Весь вечер братья Ярвинены провели со своим учителем, с которым они, казалось раньше, совсем потеряли связь. Покинув Грин-Хилл полтора года назад, братья, для которых семья Баркера стала родной, долго тосковали о нем и Нелли, которая, по сути, семь лет заменяла им мать. Отчаявшись встретиться со своим дорогим Магистром, они уже свыклись с мыслью, что им придется вырываться из оков забвения самостоятельно, без помощи учителя. Им пришлось бы самим сходить с пути актеров, становясь на стезю иллюзионистов. Это представлялось им очень трудным, почти невозможным маневром. А сегодня им представилась возможность вновь встретиться с великим Мастером и, более того, они, находясь на площади, сами не подозревали о том, что отчитались за свои достижения в искусстве иллюзий перед ним! Предложение Адама было очень заманчивым и многообещающим… Кто знает, быть может это – знамение нового этапа в их жизни, и,  возможно, это событие станет спусковым механизмом, благодаря которому появится возможность превратить в быль давние замыслы?
Домой Ильмари, Йоханнес и Элиас возвращались в отличном расположении духа. Они уже думали, что могли бы показать в Литлфорде, представляли реакцию публики на появление никому неизвестных фокусников во время зрелищного шоу Баркера.
– Помимо Дьявольского колеса можно еще и фокус с освобождением из огромного стеклянного куба с водой показать, – рассуждал Элиас. – Наверное, Баркер этот куб всегда с собой возит…
– А можно еще вспомнить про трюк с глотанием игл, – проговорил Ильмари. – Думаю, что если  вытащить из живота нить с иголками, то можно произвести впечатление на зрителей.
Когда братья оказались дома, они  не обнаружили там ни мать, ни Тарью, ни Аннели. Лишь миссис Бредберри и Жанна, сидя на кухне, говорили о чем-то с тревогой в голосе.
– Отец должен был придти с работы еще в четыре часа вечера! – говорила Жанна, нервно теребя кружевную шаль, укрывшую ее плечи. – Сейчас уже девять! Боже, где же он?
– Быть может, у него слишком много работы и он просто задерживается… – пыталась успокоить себя миссис Бредберри.
– И миссис Ярвинен куда-то ушла со своими дочерьми… – проговорила Жанна. – Травы на зиму запасать уже поздно… Да и Тарья, вроде бы, наказана. Как ей удалось увязаться за ними?
– Слышишь, дверь хлопнула? Может, это он?
Жанна и Агнес выскочили навстречу братьям, но на пороге, кроме них, никого не было.
– Нет, мама, они одни… – проговорила Жанна.
– А вы еще кого-то ждете? – спросил Ильмари, снимая плащ.
– Да… Джеймс пропал… Думали, может он с вами пришел… – проговорила миссис Бредберри.
– Нет, мы его видели только утром, за чаем, – сказал Элиас. – А где мама? Почему она не встречает нас?
– Миссис Ярвинен куда-то ушла с Аннели и Тарьей еще утром, вместе с Джеймсом, – проговорила Агнес. – Быть может, когда они вернутся, мы сможем узнать, куда он пошел. Сдается мне, что Джеймс сегодня не был на работе…
– Мама вечно пропадает в вечерние часы, – негодующе проговорил Элиас. – Опять, наверное, костры жжет в лесу да на будущее гадает, пугая лесных зверей. Совсем с ума с сестрами сошли, глупые женщины.
После ужина Ильмари и Элиас уединились в комнате последнего, где принялись обсуждать предстоящую поездку с Баркером. Еще ничего не было для этого готово: они не отпрашивались у Роппера, чтобы пропустить один, а быть может, и несколько рабочих дней. Братья толком не знали, что хотят показать публике; с одной стороны, им хотелось продемонстрировать что-то очень зрелищное, с использованием различных бутафорий и аппаратов, но с другой стороны, они не желали тащить с собой громоздкое Дьявольское колесо. Йоханнес в их разговоре не участвовал – сразу после ужина он ушел к себе. Недолго пребывая в гордом одиночестве, Йоханнес решил, что сейчас ему лучше побыть с Жанной. Когда он шел к ней, Йоханнес поймал себя на мысли о том, что сейчас его несут туда не крылья любви и отнюдь не навязчивое чувство, походящее на влечение… Йоханнес очень тонко ощущал ее, он чувствовал, что должен быть с ней сейчас, в трудную для Жанны минуту. Видит бог, интуиция его не подвела и в это мгновение.
– Позволишь мне зайти к тебе, Жанна? – спросил Йоханнес, переступив порог ее спальни.
– Да, мой дорогой... – проговорила девушка. – Видимо, только тебе до меня есть дело в этот час… Ильмари уже добрых сорок минут болтает о чем-то с Элиасом, мама плачет, сидя у окна… Она думает, что отец завел любовницу и проводит этот вечер с ней. Так больно осознавать, что у родителей нет доверия друг к другу… Я ведь думала, что росла в гармонии и любви…
– Не думаю, что твоя мама права в своих предположениях, – Йоханнес устроился рядом с Жанной, которая сидела на кровати, облокотившись на стену. – Мистер Бредбери слишком правильный человек, свято чтящий семейные традиции. Такой человек, как он, на измену бы не пошел.
– Я тоже больше верю в это, – призналась Жанна. – Но версия моей мамы как-то больше меня утешает… Ведь если ее послушать, то отец жив и здоров. Боюсь даже предположить, что может быть с ним в противном случае.
– Ни о чем не думай, родная, – Йоханнес обнял ее и Жанна, словно повинуясь какому-то инстинкту, склонила свою голову на его плечо. – Наверняка он просто задержался на работе. У нас же с братьями спектакли заканчиваются в девятом часу вечера, а мы порой возвращаемся домой ближе к полуночи потому, что любим еще посидеть в пустой гримерке. Вот и он, наверное, наслаждается тишиной в своем кабинете. Может, по пути домой мистер Бредберри повстречал кого-нибудь из своих знакомых, и теперь они беседуют в каком-нибудь уютном трактире. Поверь мне, дорогая, с ним может быть все, что угодно, но это отнюдь не повод для беспокойства – я уверен, что с твоим отцом все в порядке.
– Да, наверное, ты прав, Йоханнес, – проговорила Жанна, прижавшись к нему еще сильнее. – Знаешь, я всегда думала, что нет ничего нежнее объятий отца и прикосновений матери…
– Ты и сейчас так думаешь? – прошептал Йоханнес, склонившись над ее лицом. Она ощутила, как его мягкие волосы упали на ее оголенную шею, подобно лепестку розы, что легла на шелковую простыню любовного ложа мифического короля Августина и его фаворитки Робены в одном из красивых романов.
– Нет, Йоханнес, сейчас я знаю, что найдутся на свете более нежные объятия…

Глава 13

Магистр вербует

               
Выступление братьев в Литлфорде было под угрозой. Причем, в том виноват был отнюдь не Роппер – напротив, мистер Баркер с гениальной простотой сумел договориться с ним о выходном для юных иллюзинистов. Уже второй день Ярвинены занимались поиском пропавшего отца Жанны, и братьям было не до зрелищных представлений. В ту ночь он так и не вернулся домой. Уже утром миссис Бредберри и Жанна стали спрашивать у его коллег о том, как прошел его рабочий день – оказывается, Джеймс тогда даже не появился на своем рабочем месте. Они разговаривали со знакомыми из Нью-Роута, но те утверждали, что в последний раз видели его за день до исчезновения. Уже вечером на ноги был поставлен весь дом – Элиас, Ильмари и Йоханнес, едва вернувшись из театра, отправились вместе с Жанной и ее матерью на его поиски. Лишь Тарья, Аннели и миссис Ярвинен остались дома. Они объяснили это тем, что Джеймс может вернуться в любую минуту и будет ужасно, если ему придется ждать их у запертой двери. Элиас с миссис Бредберри обошли всех рыбаков в округе, спрашивая, не вылавливали ли те из реки мертвое тело. К счастью, никому не довелось разжиться пугающим уловом. Но это мало успокаивало несчастных Бредберри – вокруг еще много глухих местечек, где мог встретить свои муки Джеймс. Весь вечер и до глубокой ночи они шерстили окрестности, но так и не смогли найти пропавшего мистера Бредберри. В пятницу утром Ильмари и Элиас ушли в театр – сегодня спектакль с их участием, а Йоханнес, который не был задействован в постановке по произведению »Ворон» Эдгара По, остался дома. До обеда они с Жанной решили вновь обследовать окрестности.
– И здесь его нет… – с горечью проговорила девушка, когда они обошли вдоль и поперек лес. – Я уже перестаю верить в то, что он жив…
– Вот так же однажды исчез и наш отец… – проговорил задумчиво Йоханнес, заглянув в заросли дикой малины. – Ушел из дома и не вернулся. Говорят, что он жив и счастлив в другой семье… Во всяком случае, так утвержает наша мать. Быть может, извини конечно, и мистер Бредберри решил отвлечься от привычных лиц?
– Ты же сам мне говорил, что он вряд ли пойдет на измену! – дрожащим голосом произнесла девушка.
– Ну а вдруг он просто решил стать отшельником? – предположил Йоханнес. – Порой сам не можешь представить, на что способны близкие тебе люди. Уж лучше бы так, чем лежать мертвым где-нибудь на дне Литла.
– Ах, Йоханнес, что ты такое говоришь?! – воскликнула Жанна, разразившись рыданиями. –Нет, он не должен умереть…
– Нет, нет, не должен, – Йоханнес поспешил утешить девушку. – Просто я не так выразился. Конечно же, с ним все в порядке… Это мы сбились с ног, разыскивая его, а твой отец, наверное, сейчас греется у очага в комнате при трактирном дворе и пьет хорошее вино… Вот отдохнет он от повседневной суеты и вернется к нам, живой и здоровый…
Вместо запланированных четырех часов, Жанна и Йоханнес бродили по Лэнд-Крик добрые двенадцать. Домой они возвращались под покровом вечерних звезд – в это время Ильмари и Элиас уже вернулись домой, поужинали и устроились в гостиной на втором этаже.
– Ну что? – вопрошающе взглянул на них Элиас, когда Жанна и Йоханнес пришли к ним.
– Безрезультатно, – печально произнес Йоханнес.
– По-моему, пора обратиться в полицию, – сказал Элиас. – Сами мы его не найдем.
– Мама сказала, что пойдет в участок лишь в понедельник, – сказала Жанна. – Она надеется, что он до этих пор вернется…
– Наш констебль настолько негоден и глуп, что он ни то, что человека в лесу – собаку в псарне не найдет, – сказал Ильмари. –  В Плейг повадились к одному фермеру в курятник воры, так наш Стоун сказал, что ничего страшного – у фермера кур еще много и от него не убудет. Бесполезно к нему обращаться, констебли ведь бесплатно работают – думаешь, им есть корысть хорошо выполнять свои обязанности?
– Спасибо, Ильмари, – сказала Жанна. – Ты умеешь утешить.
Йоханнес, неодобрительно взглянув на него, увел Жанну в ее спальню.
– Любовь моя, я понимаю, что тебе сейчас очень тяжело… – проговорил Йоханнес. – Но не нужно так убиваться – мы еще не знаем точно, жив твой отец или нет. Поверь мне, тебе нужно приберечь свои силы.
– Как же не убиваться, Йоханнес? – произнесла она, заглянув в его глаза и увидев в них отражение своей печали. – Ты, наверное, не помнишь своего отца и тебе не понять, каково это, терять его…
– Ты его еще не потеряла, – уверял он. – Все будет хорошо…
Йоханнес ненадолго отлучился и вскоре вернулся с початой бутылкой красного вина.
– Я знаю, что сейчас не время, – проговорил он, наливая напиток в фужер. – Но это поможет тебе на время забыть о том, что произошло. В таком случае память – злейший враг, который не дает забыться сном, заставляя лить слезы, жгущие лицо и разрывающие душу. Выпей – тебе станет легче.
Жанна, робко взяв фужер, осушила его. Йоханнес тем временем расправил ее постель и прикоснулся к лентам на ее корсете. Жанна, уже не в силах сопротивляться, просто поддалась ему. Он отыскал ее сорочку и накинул шелковую ночную одежду на ее тело.
– А теперь просто ляг… – говорил Йоханнес, укладывая ее в постель. Он заботливо укрыл ее одеялом и прилег рядом.
Дождавшись, когда девушка забудется тревожным сном, Йоханнес коснулся губами ее щеки и оставил нежный поцелуй на коже Жанны. Он вернулся к братьям, которые, кстати, тоже пили вино. Но не пустое, а с иглами! Это был один из «страшных» фокусов, которым они овладели уже без Магистра. Секрет состоял в том, что Элиас, создавая иллюзию того, что глотает напиток прямо с иглами, незаметно проводит по стеклу фужера магнитом и вытаскивает их. После этого он достает из своего живота прозрачную нить с нанизанными на нее иглами, которая предварительно была закреплена на его коже прочным клеем и спрятана в пупке.
– Это точно произведет фурор в Литлфорде, – сказал самодовольно Элиас. – Если, конечно, не найдутся те, кто упадет в обморок от страха и отвращения.
– А может, не стоит завтра ехать? – проговорил Йоханнес. – В доме горе, а мы оставим Жанну и миссис Бредберри…
– С ними будут мама и наши сестры, – сказал Ильмари. – Мне кажется, что чем больше дома народу, тем труднее переживать трудности. Множество глаз и голосов угнетает, по себе знаю.
– Да и глупо отказываться от такого шанса, – сказал Элиас. – Кто знает, быть может – это судьба. А если и не судьба, то лишний повод показать себя.
– К тому же уже разработаны и согласованы с Магистром номера, – сказал Ильмари. – Мы уезжаем всего на день – Жанна со своей матерью надолго без нас не останутся.
На рассвете братья отправились на Черч-Стрит в Нью-Роуте, где снимал дом Баркер. Он радушно принял, их и уже через двадцать минут они были на улице Железнодорожников, откуда в восемь часов утра отправился поезд до Грин-Хилла, где они должны были пересесть в кэб и достичь на нем Литлфорда. Все необходимое оборудование уже было там – накануне Баркер с братьями Ярвиненами погрузил иллюзионные аппараты в поезд и отправил их в Литлфорд. В два часа дня братья уже были в Доме Изяществ на Колледж-Стрит. Литлфорд был тем городом, куда стекались со всего графства молодые люди, желающие получить образование: здесь можно было узрить Университет Гуманитарных Наук, Музыкальный Колледж, Школу Живописи, Театральное Училище и Литературную Академию имени Уильяма Шекспира. Дом Изяществ представлял собой детское учебное заведение, где можно было получить начальные знания о музыке, хореографии и живописи. Левое крыло огромного здания занимал зрительный зал оперного театра, где иногда выступали приезжие артисты. Сегодня ими были мистер Баркер со своими учениками.
– Не ожидал, что так быстро внесут изменения в информацию на афишах, – говорил Адам, прихорашиваясь перед выступлением. – Еще неделю назад там было лишь одно мое имя, но стоило мне заявить о включении в свою программу ваших номеров, как на афишах появилась ваша фамилия.
– Зря ты, Йоханнес, так красишь глаза…– проговорил Ильмари. – Все равно с головой под воду уйдешь – размажется все.
– Не страшно, – ответил он. – Я поправлю макияж, когда уйду за кулисы менять одежду.
– Ну что, мои юные чародеи, не подведете своего учителя? – спросил Баркер, достав из чемодана флягу с дорогим коньяком.
– Ничего не можем обещать, – ответил Ильмари. – Вообще-то мы уже проделывали трюк с освобождением от наручников, но кто знает… Одно неверное движение – и придется доставать из стеклянного куба уже мертвого Йоханнеса. Но мы постараемся все аккуратно проделать. В конце-концов, сам Гудини до сих пор жив, хотя тысячу раз проделывал тот же трюк, только высвобождаясь из молочного бидона.
– Вот, выпейте для храбрости, – предложил Баркер юношам. – Вы уже большие мальчики –вам можно.
Ильмари и Элиас охотно сделали по глотку из фляги учителя.
– Спасибо, но я не буду, – сказал Йоханнес, отказавшись от угощения. – Как бы не утонуть, расслабившись под действием коньяка.
– Разумное решение, – одобрил Баркер. – Я об этом даже не подумал.
В пять часов вечера Элиас, Ильмари и Йоханнес уже были готовы утонуть в красках шоу: они были одеты в идентичные костюмы, состоящие из строгих черных брюк, фраков в тон и красных рубашек. У всех троих были подведены черным карандашом глаза, чтобы черты лица стали более выразительными. Йоханнесу в целях безопасности пришлось вытащить из левой мочки уха золотую серьгу в виде колечка, которой он обзавелся полтора года назад, когда решил нанести себе это косметическое увечье в память о возвращении домой.
– Выступаете седьмым, восьмым и девятым номером, – сообщил Баркер, который куда-то отлучался. – А я уже пошел.
– Удачи, мистер Баркер, – пожелал ему Элиас.
– Спасибо, вам тоже, – ответил тот, надев на голову шляпу-цилиндр, фирменный убор фокусника.
Пока братья ждали своей очереди, Ильмари, находясь за кулисами,  наблюдал за магическими действиями учителя, выступающего перед огромной публикой. Кульминация каждого его действа сопровождалась шквалом аплодисментов и восторженными выкриками зрителей. Элиас проверял наличие «гирлянды из иголок», которая была необходима ему для трюка с глотанием игл. Йоханнес же просто повторял про себя все известные молитвы – на него сегодня возлагалась ответственность не только за номер, но и за собственную жизнь.  «Мы ведь проделывали этот фокус без воды, так-то проще…» – думал Йоханнес. – Будет забавно, если я умру на заре своей карьеры иллюзиониста… Маме придется продать моего Викинга, чтобы сколотить мне гроб. Жанна выйдет замуж за Ильмари, забыв обо мне, как о постыдной ошибке молодости, а братья создадут дуэт фокусников, поскольку трио без меня не получится. Господи, на что я согласился?»  Мрачные мысли Йоханнеса были прерваны толчком Элиаса в его спину:  «Нам пора. Магистр уже представляет нас зрителям,» – сказал он.
На мгновение свет в зале погас и пара рабочих вывезла на сцену огромный стеклянный куб, наполненный водой до краев. Ильмари и Элиас, поприветствовав публику, указали на куб, который, вообще-то, больше походил на прямоугольный параллелепипед.
– Итак, леди и джентельмены, как вы видите, эта большая посудина и в самом деле наполнена водой, – проговорил Элиас, для наглядности расплескавший немного воды вокруг куба.
– Как вы заметили, в моих руках – самые настоящие наручники, которыми пользуются стражи порядка из Скотланд-Ярда. Не бойтесь, они не краденные, – шутка Ильмари явно пришлась по душе публике, судя по волне смеха, прокатившейся по залу. – И я, одним движением руки, ограничиваю свободу своего брата…
Железные браслеты защелкнулись на запястьях Йоханнеса, который предварительно снял фрак, чтобы не намочить его водой.
– Уже через минуту Йоханнес окажется в этом кубе, совершенно лишенный свободы рук, – сказал Элиас. – Он должен освободиться до тех пор, пока не иссякнет кислород, набранный им в легкие.  «Неудача означает смерть от утопления» – так звучала реклама маэстро иллюзий Гарри Гудини.
– Это – не фокус, дамы и господа, – заявил Ильмари. – И не иллюзия. То, что вы сейчас увидите – опасный трюк и выполнить его может только человек, обладающий определенной физической выносливостью.
Через пару мгновений веревки, привязанные к запястьям Йоханнеса, подняли его над сценой при помощи специального рычага и он очутился в воде. Элиас закрыл куб тяжелой деревянной плитой, чтобы исключить возможность преждевременного побега Йоханнеса. Затем огромный аквариум был закрыт большой портьерой, чтобы зрители не увидели картину мук и страданий, если, упаси боже, что-то пойдет не так. Йоханнес почувствовал холод, сводящий конечности – вода, хоть и должна быть по всем правилам комнатной температуры, оказалась ледяной. Он дрожащими руками отыскал на обратной стороне рубашки ключ, пристегнутый булавкой к ткани и быстрыми движениями руки освободился от оков, которые могли стать для него смертельными. Йоханнес слышал лишь то, как пульсировала в его голове кровь – он ощущал, как давит на него объем воды, чувствовал, как темнеет в глазах от того, что объем легких сходит на нет. Все мысли мгновенно вылетели из головы, расплывшись по воде искрами ужаса и захватывающего ощущения смертельной опасности. Из последних сил он сдвинул деревянную плиту, и, уцепившись за края куба, дернул за портьеру так, чтобы она упала и открыла для зрителей завесу тайн. Он был синий, дрожащий от холода, но живой. Публика, побледневшая от страха за жизнь юного фокусника, выдохнула с облегчением и послышались громкие залпы аплодисментов. Йоханнес, ступив на землю, взял у Ильмари свой фрак и убежал за кулисы. Там он наскоро переоделся и переобулся – хорошо, что Элиас прихватил с собой сменную обувь для себя на случай, если на улице будет дождь и его туфли загрязнятся.  «Надо было мне заранее снять туфли,» – подумал Йоханнес. – А то из-за того, что я медленно соображаю, в них, наверное, от сырости скоро заведутся лягушки.» Взглянув на себя в зеркало, он обнаружил, что по его щеке стекала черная полоска от карандаша и смеси вазелина с угольным порошком, которой Йоханнес красил ресницы. Наскоро стерев с лица испорченный водой макияж, он сделал новый. Только вот ничем не исправишь тот факт, что его некогда прекрасно уложенные волосы стали мокрыми, потеряв свою былую прелесть. Он, заделав их в хвост, снова вернулся к братьям. К этой минуте Элиас уже показал народу, как умеет глотать иглы вместе с вином и доставать их из собственного живота. И вот перед достопочтенной публикой появилось то самое Дьявольское колесо, которое Ярвинены получили в дар от учителя тогда, когда закончили свое обучение у Магистра Адама. Обычно, фокус с колесом демонстрировал Элиас, но сегодня в нем очутился Ильмари. Он, подобно белке, стал крутиться в колесе, а потом, когда его с головой окутал бутафорский дым, Ильмари исчез! Причем, в следующий раз он появился на сцене лишь в конце представления, чтобы поклониться зрителям. Жители Литлфорда, впервые увидев молодых волшебников, были очарованы ими. Зрелый Баркер, посещающий город каждый год, уже наскучил им своими однообразными трюками, а эти юноши зрителям и нервы успели пощекотать, и доставить удовольствие от созерцания новых иллюзий.
После представления мистер Баркер и братья Ярвинены проводили свое время в гримерной комнате. Они уже давно смыли грим и переоделись в повседневные одежды, в которых прибыли сюда. Элиас успел сходить на Рыночную площадь, где купил хорошего вина и закуски – учитель предложил им соблюсти его традиции и покутить после данного ими шоу. Один лишь Йоханнес как всегда остался в стороне – после того, как он побывал в ледяной воде, Йоханнес долго не мог отогреться. Он, укутавшись шерстяным пледом, который нашелся на кресле, что стояло у большого зеркала, сидел, забившись в угол дивана и дрожал всем телом.
– Да ладно тебе, пойдем к столу, – звал его Баркер. – Отчего же ты так замерз? Вода ведь должна была быть теплой.
– Должна, но совсем не обязана, – молвил Йоханнес. – Если искупаться сейчас в Литле, то там, наверное, вода и то теплее будет, несмотря на то, что близится октябрь.
– Безобразие… – проворчал Адам. – Когда я выступал с этим номером, мне всегда подогревали воду. Во всяком случае, в других городах было так – в Литлфорде я не проделывал этот трюк… Чертовы рабочие, им бы только схалтурить.
– Как бы ты не простудился, дорогой Ландыш, – обеспокоенно проговорил Ильмари. – Нам еще домой ведь надо возвращаться.
– Сейчас даже не пытайся отказываться от вина, – сказал Элиас, наливая ему крепкого рому в граненый стакан. – Быть может, изнутри согреешься и не заболеешь.
– Нет ли у вас желания съездить со мной в четверг в Саме-Таун? – спросил Магистр Адам братьев. – Я должен выступить в Клубе рабочих, и мы с вами могли бы дать совместное представление.
– Нас Роппер не отпустит, – сказал Ильмари. – Вы, наверное, не сможете просить его каждый раз, чтобы он нам дал выходной. А наши просьбы для него – пустой звук. Да и не напросишься каждый раз – однажды господин Роппер просто предложит нам уволиться.
– А почему бы вам самим не сделать это? – проговорил Адам. – Вы же можете уйти по собственному желанию, чтобы свободно ездить со мной по королевству, давая выступления.
– На что же мы жить будем? – проговорил Элиас. – В театре нам каждый месяц выплачивают деньги за наш труд, и мы не хотим сесть на шею матери, лишившись работы.
– Думаете, что если вы, покинув театр, перейдете на службу ко мне, то я вас заморю голодом? – рассмеялся Баркер. – Не такой уж я и плохой. Просто мне нужна достойная замена, если вы меня понимаете. Мне уже сорок один год – еще несколько лет и я завершу свою карьеру. Согласитесь, сложные и опасные трюки – для молодых, а не для престарелых фокусников с радикулитом. Уже сейчас я едва решаюсь повторить фокус с освобождением из крепких пут на высоте в пять ярдов над землей. Представьте, что будет, когда я совершенно лишусь былой ловкости и гибкости. Те, кого я учил до вас, в дальнейшем выучились в колледжах, приобретя более земные профессии – никого не привлекает стезя артиста. Лишь вы, работая актерами, мечтаете применить свои знания и умения в области иллюзионного искусства. И видит бог, у вас это отлично получается. Я готов отдавать вам семьдесят пять процентов от своих гонораров, при условии, что вы продолжите дело, начатое мной. В Великобритании не так уж много иллюзионистов и я боюсь, что если каждый из тех, кто промышляет фокусами, не будет оставлять после себя приемников, то  наше ремесло канет в лету.
– Ну если вы будете платить нам… – рассуждал Ильмари. – То я, пожалуй, не против стать вашим приемником. Какая мне разница, под чьим началом трудиться – главное, чтобы была возможность содержать себя.
– И не только, – заметил Баркер. – Я слышал, что ты в скором времени собираешься жениться – в таком случае, ты еще сильнее нуждаешься в тех деньгах, о которых не смеешь мечтать, будучи обычным актером.
– Я тоже согласен перейти на вашу сторону, мистер Баркер, – сказал Элиас. – Мне противна работа актера. Я знаю, что даже если мы будем иллюзионистами, актерами нам быть придется – ведь это вид сценического искусства. Только фокусником я мечтал быть всегда, а лицедеем – никогда.
– Йоханнес, твоя очередь высказать свое мнение, – проговорил Баркер, внимательно выслушав его братьев.
– Я бы не против, но… – произнес тот. – Я пока не могу бросить театр, вернее, свою ученицу. Девушка мечтает стать актрисой, я обещал ей помочь. Уйти из театра –значит, потерять с ним связь и закрыть ей туда дорогу. Но рано или поздно мы все равно с ней расстанемся и я уже подыскал себе замену. Осталось только сообщить об этом моей ученице.
– Так сообщи, в чем дело-то? – проговорил Ильмари.
– Именно так я и поступлю, – сказал Йоханнес. – И тогда я присоединюсь к вам, бросив этот театр – у меня туда уже ноги не идут.
– Как же ты бросишь мисс Стюарт? – усмехнулся Ильмари. – С кем же ты враждовать будешь?
– Надеюсь, что не с кем, – улыбнулся Йоханнес. – А она всегда найдет, к кому привязаться.
– Тогда я буду ждать от вас телеграммы, – сказал Баркер. – Как примете окончательное решение – пишите на мой домашний адрес. Нелли известит меня в срок.
– Хорошо, мистер Баркер, – пообещал Элиас.
Уже в половине одиннадцатого Магистр Адам проводил Ярвиненов до площади, откуда они, устроившись в кэбе, отправились в Грин-Хилл, чтобы оттуда уехать в Нью-Роут. Он расставался с ними и чувствовал, что им суждено скоро встретиться вновь. »Сдается мне, что в Саме-Таун я поеду не один…» – подумал мистер Баркер, глядя в сторону кэба, растворившегося во тьме ночи.

Глава 14

От актеров к чародеям

                Ближе к декабрю братья Ярвинены уже по праву могли называться настоящими иллюзионистами. Решение покинуть театр было хоть и рискованное, но правильное. Несмотря на доверие к учителю, который их еще ни разу не обманул, в душе каждого, наверное жил червь сомнений, гложащий изнутри. Им казалось, что те семьдесят пять процентов, которые им пообещал мистер Баркер от каждого гонорара – это лишь его ход для их вербовки. Когда в четверг он передал им сумму денег, которую они никогда в жизни не держали в руках, Ярвинены, не веря своему успеху, насторожились: а вдруг – это временное явление? Быть может, Адам просто заманивает их, платит, чтобы закрепить за собой, а потом, когда они станут от него зависимы, просто откажется выдавать им часть своего гонорара, честно ими заработанного? Но кто не рискует, тот не живет в Лиственной пустоши и не является потомком королей и древних воинов. Братья, недолго думая,  перешли к своему Магистру и уже на следующей неделе выступили с ним в Саме-Тауне. С тех пор началась новая эпоха в их жизни, в которой не было места для оседлости – они колесили по королевству, каждую неделю, или даже через день меняя место жительства.  Популярность учителя сыграла с ними добрую шутку, ведь они, подобно людям, загорающим на пляже и купающимся в лучах полуденного солнца, очутились в ярком свете, исходящем от звезды иллюзий мистера Баркера. Даже находясь далеко от Нью-Роута, они не могли забыть о последнем дне в театре. Все-таки проработали Ярвинены там долго, что несомненно, наложило отпечаток на их память.
В день, когда братья простились с Роппером,  Йоханнес дал последнее занятие своей ученице. Линда пришла к Йоханнесу вечером, когда он уже написал заявление об уходе и простился с коллегами. В гримерной комнате оставалось еще несколько человек, и поэтому Йоханнес ушел с Линдой в зрительный зал. Он как всегда занял место на первом ряду в зрительном зале и оттуда давал указания Линде, стоящей на сцене. 
– Ну, Линда, не умирай, – кричал ей из зала Йоханнес. – Веселое же стихотворение, так и читай его подобающим образом. А то мне кажется, что ты сейчас растаешь.
– Не могу я сегодня работать, мистер Ярвинен… – произнесла девушка, спрыгнув со сцены в зал.
– В чем дело? – поинтересовался он.
– Наверное, это наше последнее занятие, – печально сообщила Линда. – Я хотела вас спросить… Возьмется ли в театре кто-нибудь за меня кроме вас и ваших братьев?
– Миссис Браун к твоим услугам, – сказал Йоханнес уже более сухим тоном. – Видишь ли, сегодня я уволился из театра, а тебе сказать об этом не успел. Зато с ней я поговорил насчет тебя – она готова заниматься с тобой, но за деньги. Цену миссис Браун назначит тебе при встрече.
– Где и когда я смогу ее найти? – осведомилась Линда.
– В гримерной после спектакля с ее участием, – сообщил он. – Но в чем дело? Почему ты хочешь сменить наставника? Или я тебя чем-то обидел? – Йоханнеса немало удивило ее решение.
– Что-то произошло между Кейт и нашим с ней отцом, – сказала девушка. – А потом он без объяснения причин запретил мне с вами встречаться. Я уговорила его отпустить меня к вам сегодня, чтобы поблагодарить и проститься.
– Все понятно… – проговорил он, делая вид, что ничего особенного не случилось. На самом же деле Йоханнес подозревал, что просто не понравился мистеру Лоу и, вероятно, он запретил видеться с ним не только Линде, но и Кейт. Только вот чем он мог не угодить Фреду Лоу? Скорее всего, мистер Лоу раскусил исходящую из его уст ложь и понял, что все чувства Йоханнеса к его дочери, являются, на самом деле, обманом в интересах самого Йоханнеса.
Простившись с Линдой и выслушав благодарности девушки, адресованные ему и его педагогическому таланту, он ушел в гримерку, чтобы забрать оттуда свой плащ. В гримерной комнате, которая стала ему до боли родной, Йоханнес встретился с Оливией Стюарт. Она, ненавидяще взглянув на него, не смогла удержаться от оскорблений в его адрес.
– Что, уволил вас с братьями Роппер, да? – злобно усмехнувшись, спросила Оливия. – Давно пора. Бездарностям не место в нашем театре.
– Вообще-то мы сами уволились, – спокойно ответил Йоханнес. – Мы нашли лучшее для себя место и поспешили покинуть эту богодельню, кишащую завистливыми тварями вроде тебя.
– Фред Лоу что ли пристроил? – фыркнула она. – Все ясно, ты погулял с его дочкой и обеспечил тем самым себя и своих братьев местом под солнцем.
– Во-первых, он тут не при чем, а во-вторых, это тебя не касается, – холодно бросил Йоханнес, собираясь уходить.
– Эта Кейт – дурочка, если ты приглянулся ей, – шипела Стюарт, и казалось, что изо рта ее вот-вот брызнет яд. – Женщине нужен мужчина, а не женоподобное существо с мужским именем. До чего у тебя смазливая мордашка! Твоя мать уверена в том, что у нее сын, а не дочь?
– Достала ты меня, ведьма! – Йоханнес размахнулся и наотмашь ударил ее. Он угодил этой озлобленной девушке в глаз, и она взвыла от боли.
– Только и можешь, что поднимать руку на женщину! – вскричала она.
– Мне надо было тебя вообще убить, – ответил Йоханнес, и, взяв плащ, ушел.
Эта стычка с Оливией Стюарт, которая заставила Йоханнеса терзать себя угнетенно – озлобленным настроением, а так же разговоры ученицы о запрете ее отца на встречи с ним, в своем дуэте совершенно выбили его из обыденной жизни. Сегодня он встречается с Кейт, чтобы объявить ей о расставании… После слов Линды о том, что  между Кейт и ее отцом что-то произошло, Йоханнес уже сомневался в том, что Кейт придет на встречу. Но она явилась в назначенное время и место. Их встреча проходила в уютном сквере на Черч-Стрит. Девушка пришла к нему со стороны Розовой аллеи, где, несмотря на осень, еще работал фонтан, который, правда, в ненастные дни замерзал. На ней было платье кремового цвета и шляпа с вуалью. Она чем-то напомнила ему Жанну, эту неземной красоты девушку…
– Привет, Йоханнес, – произнесла Кейт, как всегда подарив ему свой поцелуй. Только вот теперь он утратил для Йоханнеса свою значимость. Он знал, что этот поцелуй – последний в их отношениях, которым сегодня они сделают смертельную инъекцию своими словами, знаменующими расставание.
– Здравствуй, Кейт, – невесело проговорил он.
Она, присев на холодную скамейку вопреки его рекомендации встать, чтобы не застудиться, произнесла:  «Наверное, Линда тебе успела все рассказать?»
– Нет, она мне почти ничего не говорила, – сказал Йоханнес. – Линда только сообщила мне, что отец запретил ей ходить ко мне на занятия, вот и все.
– Знаешь, Йоханнес, я не думала, что когда-то скажу тебе… Но нам нужно прервать наши отношения, – опустив голову, произнесла Кейт. – Я долго думала об этом, но решила послушать отца и расстаться с тобой. Он считает, что нам не стоит быть вместе хотя бы потому, что твои корни уходят в другую страну. Однажды разница между нами даст нам о себе знать и мы не сможем ужиться вместе… Это сделает нас обоих несчастными.
– Я ценю твое решение и не стану ему противиться, – Йоханнес не старался строить из себя совершенно влюбленного в нее, но отверженного, поклонника.
– Ты так спокойно к этому относишься… – произнесла Кейт, чувствуя настоящую физическую боль в сердце из-за долгих переживаний. – Быть может, я тебе совсем не дорога?
– Память о первой любви – это великая ценность, которая останется на всю жизнь, – сказал он. – Но сегодня я назначил тебе встречу не для того, чтобы говорить о том, как я люблю тебя. Мы, видно, одинаково мыслим, ведь я хотел тебе сказать то же, о чем сообщила мне ты. Мы не можем больше быть вместе.
– А что тебя подвигло на такое решение? – Кейт была обескуражена, ведь она думала, что ее сообщение о расставании будет для Йоханнеса так же болезненно, как и для нее. Но, похоже, ее слова, напротив, лишь избавили его от тяжелого шага навстречу к расставанию с ней.
– Я полюбил другую, – коротко ответил он. – Прости меня за то, что я причинил тебе боль, Кейт.
– Я слишком люблю тебя, чтобы затаить обиду на  тебя в своем сердце, – произнесла Кейт. – Но мы ведь не расстаемся врагами, да? Я могу надеяться хотя бы на дружбу с тобой?
– Конечно, Кейт, – Йоханнес обнял ее, но уже не как возлюбленную. – Если тебе будет что-то нужно – ты лишь попроси. Я всегда приду тебе на помощь.
Они расстались под скорбную песню дождя, который разошелся ближе к ночи. Ну вот и все, перед ними открылась дверь в новую жизнь, которую они проведут в вечной разлуке друг с другом. Кейт еще встретит новую любовь, которая не разобьется об айсберг непонимания, а у него два пути – либо быть отверженным Жанной, если она передумает быть с ним и вернется к Ильмари, пока никто не узнал об их постыдной тайне, либо быть счастливым с ней, если обстоятельства будут к ним благосклонны…

 

Глава 15

Тайна Жанны

                За два месяца, что прошли под крылом мистера Баркера, братья Ярвинены успели побывать в Саме-Тауне, Грин-Хилле, Ливернуле, Литлфорде, Мэринг-Лайне, Лондоне и других городах Великобритании. Каждый раз их встречали с трепетным ожиданием чуда –поначалу, люди не очень тепло относились к ним, но вскоре это прошло. Зрители, привыкшие к тому, что их развлекает на протяжении стандартных двух часов один и тот же человек, с трудом смогли принять тот факт, что отныне мистер Баркер предстает перед ними всего-лишь на полчаса, в то время, как остальные полтора их развлекало трио молодых иллюзионистов – его учеников. Но, как оказалось, публика любит не так зрелищность, как красоту и юность – это в дальнейшем и стало визитной карточкой братьев, особенно красавчика Йоханнеса, который, сам того не желая, затмевал своих родственников яркой харизмой и потенциалом лидера. Ярвинены были счастливы – отныне они занимались любимым делом в окружении приятных людей и еще получали за это неплохие деньги. За это время Магистр ни разу не обидел их гонораром – как он обещал выплачивать им семьдесят пять процентов от своего заработка, так и делал. Но, несмотря на то, что у них складывалось все как нельзя лучше, братья чувствовали некую душевную опустошенность: Ильмари скучал по невесте, которую ему доводилось видеть не так уж часто, Йоханнес тайно мечтал вновь предаться любви с милой Жанной, а Элиасу хотелось снова встретиться с Лэттис, с которой он расстался в тот день, когда навсегда ушел из театра. Конечно же, все, кроме Йоханнеса, очень хотели встретиться со своими домочадцами – Элиас мечтал отведать маминого лейпяюусто, проще говоря, сырного хлеба, Ильмари хотел подурачиться с Аннели, которая, будучи взрослой женщиной, любила повеселиться, уподобаясь девочке-подростку. Он с радостью бы понянчился с маленьким Юхани… И лишь Йоханнес старался меньше вспоминать о семье. В то время, как его братья быстро привыкли к тем, кого не видели долгие семь лет, он так и не смог этого сделать и за полтора года. Мама, судя по всему, не очень стремилась к сближению с ним и отвергала любые его попытки. Она была не так ласкова с Йоханнесом, как со всеми остальными своими детьми. Он старался понять ее – да, трудно дарить любовь всем шестерым своим детям в равном количестве. Но так порой хотелось придти к ней вечером, когда она ложилась спать и просто обнять ее, почувствовать это прекрасное тепло, которое, пожалуй, не могла ему дать даже Жанна. Иногда Йоханнес вспоминал, как в детстве его перед сном целовал отец, а потом – Нелли Баркер. Раньше это было так обыденно и непримечательно, а теперь, когда Йоханнес стал взрослым, ему стало не хватать этих нежностей и от этого становилось так холодно и пусто…
В канун Рождества им удалось вырваться на несколько дней в родные места. Они расстались с мистером Баркером на вокзале Нью-Роута, когда им было пора выходить, а ему предстояло ехать до Грин-Хилла, где Адам планировал встречать этот светлый праздник в кругу семьи. Братья, ступая ровным шагом по замерзшим дорогам города, решили зайти в магазинчик госпожи Робсон, который работал до одиннадцати вечера и собирался через двадцать минут закрываться. Ильмари хотел купить подарки для Жанны и ее матери, для которых Рождество, как и для них, было священным праздником. Элиас воздержался от растраты денег – ему, в отличии от брата, некому было приподносить презенты, ведь мама и сестры не были христианками и этот праздник был не для них. Йоханнес, будучи разумным человеком, конечно же, купил подарок для любимой девушки заранее во избежание лишних вопросов, ведь братья наивно полагали, что после расставая с Кейт, о котором они узнали недавно, их брат больше не имел отношений с женщинами и уж тем более, с невестой Ильмари.
Оказавшись дома, они к своему удивлению обнаружили, что в гостиной стоит ель! Дерево было украшено блестящей мишурой, его ветви отягощали сладости, разноцветные стеклянные шары и зажженые свечи, означающие ангельскую чистоту. А верхушку увенчала красная фигурка в виде Вифлеемской звезды. Для дома Ярвиненов это было очень необычным явлением, ведь христианство вошло сюда лишь тогда, когда братья с распятиями на шеях, вернулись в это языческое жилище. Тогда мама была очень недовольна – она даже пыталась насильно обратить их в язычество, но, когда стало понятно, что их вера сильна, она отступилась, хоть и осталась при своем. Однако, им даже в голову не приходило год назад принести в дом ель. Зато миссис Бредберри, ревностная католичка, смогла убедить Маритту, чтобы та позволила им с Жанной нарядить хвойное дерево в канун их праздника. »Маритта, дорогая моя, нашим мужчинам будет приятно вернуться в дом, где царит праздник.» – говорила она. – «Давайте хоть раз в жизни сделаем так, как хочется им, а не вам.»
– Наши волшебники вернулись, слава Велунду! – бежала им навстречу Тарья. Она уже давно забыла о том, как ей однажды попало от Ильмари и Йоханнеса в конюшне и простила их.
– Два  месяца где-то были, а мы, между прочим, скучаем по вам, – говорила с улыбкой Аннели, встречая их на крыльце.
– Надеюсь, мы загладим свою вину, если скажем, что привезли с собой кучу денег и готовы поделиться, – говорил Элиас, находясь в объятиях сестры.
– Ландыш! – в этот момент на руки Йоханнесу запрыгнула Тарья. – Я требую, чтобы ты мне показал фокус!
– Я обязательно сделаю это, но чуть позже, – улыбнулся он. – Потому-что мои руки заняты тобой, а ногами я не умею.
После недолгих церемоний около дома, их пригласили к столу. Мама потчевала их финской едой, от которой они, находясь в кругу англичан, снова отвыкли.
– Как вы красиво одеты… – говорила она обо всех своих сыновьях, но глядя на одного лишь Ильмари. – Не часто в нашем селении можно встретить таких щеголей.
– А мы сейчас переоденемся, чтобы не отличаться от остальных, – сказал Элиас. – Мы за равноправие.
– Расскажите же, как вам шотландские земли? – попросила миссис Бредберри. – Говорят, позавчера вы были в Мэринг-Лайне?
– Сказать ничего не можем, – ответил Элиас. – Весь день мы были в помещении и погулять по городу не успели, а после выступления, сразу по возвращению в гостиницу, легли спать. На следующий день мы уже были в Ливерпуле.
После позднего ужина большинство домочадцев разбрелось по своим комнатам – Элиас, устав от долгой поездки, решил отойти ко сну, Ильмари, соскучившись по Аннели, ненадолго уединилсся с ней, чтобы обсудить последние новости Лэнд-Крика. Тарья, требующая чудес, привязалась к Йоханнесу, которому нетерпелось побыть с Жанной. А Маритта и миссис Бредберри вскоре присоединились к Ильмари и Аннели, чтобы расспросить поподробнее своего «дорогого чародея» об их с братьями путешествиях.
Жанна ушла в темную гостиную, в которой волшебными бликами переливались желтые огни свечей, отражающиеся в красных, голубых, зеленых, розовых стеклянных шарах, украшающих рождественскую ель. С первого этажа доносился аромат мятных пряников, которые они пекли с матерью к ужину. По всему второму этажу витал свежий аромат хвои и омелы. Кстати, развесить венки из омелы по всему дому, как ни странно, была идея миссис Ярвинен – оказывается, это растение означает символ мира у скандинавов. Маритта сказала, что веткой омелы коварный Локи убил бога весны и цвета Бальдра.  «Да уж, символ мира, когда ею друг друга убивают…» – подумала тогда Жанна. Но для нее существовало лишь одно поверье, связанное с омелой – если под ее венком поцеловаться, то этот поцелуй будет самым чистым и непорочным. Девушка устроилась в мягком кресле-качалке, укрывшись теплым пледом. Она созерцала красоту грядущего Рождества, которое  наступит уже через полчаса. Но даже эта прекрасная праздничная обстановка не может утешить ее… Жанна попала в западню Судьбы, которая, вероятнее всего, плохо скажется на ее дальнейшей жизни. Все началось месяц назад, в двадцатых числах ноября. В последнее время Жанна плохо чувствовала себя – ей постоянно не хватало воздуха, у нее темнело в глазах. Она часто клевала носом – ее  все время клонило в сон. И как-то странно болело внизу живота… А в ноябре Жанна обнаружила, что пропорции ее тела немного нарушились. Она молчала о своих недомоганиях. Девушка обладала дурной привычкой – она почти никогда никому не говорила о том, что ее беспокоит и сейчас утаила свое состояние от матери, тайно посетив доктора Брэбема, который жил в одном из районов Нью-Роута. Она могла бы сходить к доктору Спанжену, но побоялась, ведь мама хорошо его знает. Брэбем, осмотрев ее, лишь улыбнулся и сказал:  «Выбирайте имя для своего чада, только поторопитесь до июня, иначе он или она родится, а вы даже не будете знать, какое дать имя.» Жанна, доселе непосвященная в тайны зарождения жизни, будучи воспитанной в строгой семье, где о подобном, конечно же, не говорили, была убита этой новостью. Ильмари, едва узнав об этом, конечно же бросит ее, отрекшись от неверной избранницы, а Йоханнес, скорее всего, не сильно обрадуется, узнав, что станет отцом, ведь он, наверное, воспринимает ее лишь как любовницу, утешительницу в трудные минуты и развлечение в час скуки. Но нет, он же любит ее… Жанна, конечно же, свято верила ему до тех пор, покуда в ней не начинали подавать свои голоса почтенные господа Разум и Предрассудок. Но она продолжала надеяться, что ее искренние чувства взаимны. Вот уже месяц девушка туго утягивала себя лентами корсета, боясь, что домочадцы могут что-то заподозрить. Но рано или поздно правда всплывет на поверхность и тогда позора ей не избежать. Мать разочаруется в своей, как ей сейчас кажется, праведной дочери, а Ярвинены, конечно же, просто посчитают ее падшей женщиной. Но почему любовь, это светлое и неземное чувство, превратилось в упавший на землю, слившийся с грязью, звериный инстинкт? Нет, она не должна была поддаваться очарованию прекрасного Йоханнеса… Ей следовало вовремя пресечь его попытки сблизиться с ней. Но такова уж природа человека: находясь в смятении, он умышленно ступает на неверный путь, надеясь, что все обойдется. Но, как правило, надежды оправдываются очень редко.
В этот момент в гостиную зашел Ильмари. Он присел на полу, обняв ноги Жанны и положив голову на ее колени.
– Я так скучал по тебе, любовь моя, – проговорил Ильмари, поцеловав ее руку. – Два месяца изо дня в день я видел лишь своих братьев, учителя и тысячи незнакомых физиономий, которые мелькали в зрительных залах… Боюсь, что после этого я ослепну, не отводя глаз от тебя, дорогая.
– А ты не смотри на меня, Солнце. Я такая же, какой была два месяца назад, – говорила Жанна, поглаживая его по голове.
– О, Жанна! Я так жду августа! – признался Ильмари, случайно задев рукой ее живот. Жанна, испугавшись, оттолкнула его руку. – Извини. – виновато проговорил он, но потом продолжил в прежнем тоне. – Знаешь, я уже считаю месяцы. К июню я, верояно, заработаю достаточную сумму, чтобы купить для нас домик в Грин-Хилле. Подумать только, уже к началу сентября мы будем жить вдвоем, покинув этот дом, напоминающий гудящий улей.
Жанна всегда принимала подобные заявления Ильмари за лукавство. Нет, он не может быть искренним. Сейчас он говорит, что с нетерпением ждет свадьбы, а потом, едва очутившись вне дома, начнет флиртовать с другими девушками. Такова уж природа Ильмари – в нем кипела энергия, требующая выхода и он, даже при всем желании быть примерным семьянином, не сможет хранить ей верность. Равно как и она ему, будучи влюбленной в его брата.
– Да, дорогой, я тоже очень жду дня нашей свадьбы, – слукавила она.
– А когда у нас родится первенец, я позову через семь лет в качестве крестного Йоханнеса… – мечтательно проговорил Ильмари. – Думаю, он будет очень рад.
Жанна невольно вздрогнула.
– Да, конечно… Он очень обрадуется… – проговорила Жанна, вскочив с места.
– Ты куда? – произнес Ильмари, растерявшись. – Я чем-то обидел тебя?
– Нет, все в порядке… – промолвила девушка. – Просто я устала… Мне лучше идти к себе.
И она убежала в свою спальню, оставив жениха в недоумении.  «Что я такого сказал?» – подумал он. –  Жанна сегодня явно не в себе…»
Девушка, очутившись у себя, вдруг ясно осознала, что ей нужно срочно поговорить с Йоханнесом. Быть может, он поймет ее и примет то, что произошло? Во всяком случае он должен знать… Но Жанна не решилась сама идти к нему. Сегодня он, очевидно, очень устал, ему не до разговоров в столь поздний час… Однако, Йоханнес сам пришел к ней.
– Доброй ночи, Жанна, – проговорил он, зайдя к ней. – С Рождеством тебя, моя милая.
Йоханнес вручил ей изящный флакон духов, после чего крепко прижал ее к себе.
– Когда я буду далеко, вспоминай обо мне, глядя на эту коробочку. Ну а парфюм, я думаю, должен понравиться тебе – я подбирал его с особым трепетом, ведь, как оказалось, сочетание фиалки и вишни в одном парфюмерном букете – явление довольно редкое. – проговорил Йоханнес, – Мне тебя очень не хватало эти два месяца.
– Я тоже очень скучала по тебе, Йоханнес, – Жанна пыталась казаться радостной, но глаза-предатели, в которых читались тоска и безысходность, сразу же выдали ее.
– Ты очень печальна, Жанна, даже в такой день, – промолвил он. – Скорбишь по отцу, да?
– Да, – опустила глаза Жанна. – Он так и не появлялся… Наверное, мы так и не найдем его.
– Нужно верить в лучшее, – говорил Йоханнес. – Все еще образуется, дорогая.
– Не думаю… День ото дня все хуже и хуже…
– Быть может, хотя бы сейчас я смогу тебя утешить? – прошептал он и прикоснулся к ней, наградив поцелуем, которого так жаждали оба.
– Йоханнес,я должна тебе кое-что сказать…– проговорила она и судя по тону Жанны,Йоханнес понял,что это серьезно.
– Я слушаю тебя, – проговорил он.
– Йоханнес, я не знаю, вовремя ли я заговорила об этом… – Жанна была в смятении. – И полагаю, что это не очень обрадует тебя…
– Так что же ты хочешь мне сказать? – нетерпеливо спросил он. – Не искушай меня.
– У меня будет ребенок, – свинцовым шаром слетело с ее губ.
– Что?! – Йоханнес изменился в лице. – Надеюсь, не от Ильмари?
Жанна не ожидала услышать имя своего жениха во фразе Йоханнеса. Напротив, она ожидала услышать то, что в подобных ситуациях говорят все любовники.
– Нет, – растерянно проговорила Жанна. В ее душе зародилась надежда на благополучный исход этой истории.
– О, это все так… Неожиданно, – промолвил Йоханнес, присев на кровать и растерянно начав смотреть по сторонам. – Не могу сказать, что я не рад… Но мы только начали свою карьеру, которая так блестяще складывается, а тут…
– Так и скажи, что я тебе больше не нужна, – Жанна по тону Йоханнеса решила, что отяготила его.
– Что за глупости? Это отличный повод, чтобы сорвать вашу с Ильмари свадьбу и устроить тебе ее досрочно, только уже со мной, – сказал в сердцах Йоханнес. – Не думаю, что ты очень хочешь стать его женой.
– Ты это серьезно? – оживилась девушка.
– Сейчас не время шутить, – ответил Йоханнес, подойдя к ней и взяв ее за руку. – Я хочу жениться на тебе.
– Но что скажут твои близкие? Тебе же не простят…
– Мне все равно, – ответил он. – Я хочу быть с тобой и надеюсь, что это взаимно.
– Да, конечно, – искренне ответила Жанна.
– Двадцать седьмого декабря мы снова уедем, но не надолго – тридцатого уже будем дома. Я постараюсь за это время подыскать для нас дом или хотя бы комнату – тебе нельзя больше оставаться здесь, – сказал Йоханнес. – А потом видно будет.
Он только сейчас обратил внимание на тугой корсет, сковавший ее тело. Обычно Жанна носила платья со слабым корсетом.
– Это еще что такое?! – проговорил он, дернув за ленту. – Разве так-то можно?! Ему же больно!
– Но Йоханнес… Без корсета все поймут…
– Это не повод истязать себя и ребенка, – говорил Йоханнес, разрезая ленты перочинным ножом, что нашелся в кармане его брюк. – Старайся не выходить из спальни и сиди на замке, чтобы никто не зашел. А если нужно будет выйти, скажем, к столу – надевай что-нибудь с корсетом.
Такое отношение Йоханнеса к ней понравилось Жанне. Значит, он правда любит ее! Иначе, он не был бы так заботлив… В этот момент Жанна поняла, что совершила бы великую ошибку, если бы отвергла  его. Не факт, что с Ильмари ее ждало бы то же самое. Но не стоит обольщаться. Слова сказаны, а дело еще не сделано… Хотя какая разница! Жанна носит ребенка от любимого человека, а остальное – формальности.
– И все равно, с кем бы ты не осталась, тебе суждено быть госпожой Ярвинен, – с улыбкой проговорил Йоханнес, заключая ее в свои объятия.

Глава 16

Предательство и расскаяние

                Двадцать девятого декабря Йоханнес, Ильмари и Элиас побывали в Норидже, главном городе графства Норфолк. Там Йоханнес показал свой фирменный фокус с чернильной галочкой, который до этого демонстрировал лишь на улице. Не поведать о том, в какое смущение пришли целомудренные девушки и какое удовольствие получили искушенные барышни при виде обнаженного мужского стана – значит, ничего не сказать. А Ильмари потешил публику, исчезнув со сцены и появившись непосредственно в зрительном зале. Элиас же отличился тем, что умудрился увеличить достоинство монеты в один шиллинг до флорина. Их популярность возрастала с каждым выступлением – видимо, скоро Баркеру придется уступить им место на олимпе Славы. Это, конечно же, способствовало развитию их благосостояния и братья отныне могли надеяться, что однажды им удасться нарушить вековую традицию семьи быть нищими. Они мечтали сломать сложившуюся систему и выбиться в люди, вырвавшись из глухого селения, где жила лишь одна семья. Это было мощным стимулом для работы, но так порой хотелось вернуться в те времена, когда они каждое утро и вечер могли видеть своих близких…
Ранним утром тридцатого декабря Ярвинены вернулись в Лиственную пустошь, чтобы пожить дома неделю, прежде чем уехать на месяц. Йоханнес, едва ступив на порог дома и позавтракав, куда-то ушел, как всегда никому ничего не сказав. Он уехал в Грин-Хилл на семичасовом поезде. Оказавшись там, Йоханнес, пройдя по Тревел-Авеню мимо церкви святого Петра, вскоре оказался на улице Кромвеля. Это была сельская улочка, окруженная поясом высоких холмов, усыпанных мягким снегом, серебрящимся на их вершинах. Там было выставлено много домов на продажу. Можно было также снять домик за сумму денег, которая раньше могла показаться ему огромной, а сейчас – совершенно не ощутимой для кошелька. Но Йоханнесу не понравилась архитектура и вид из окна.  «Опять, как в деревне… Будто я такого в Пустоши не видел,» – подумал тогда Йоханнес. И он двинулся в Дрим-Таун, что находился севернее Нью-Роута, в часе езды до Мэринг-Лайна. Йоханнеса привлекал не так город, как его название. Есть в нем что-то романтическое… Уже во второй половине дня он снял один из домиков на окраине города, близ лагуны Рыбака. Но просто так поселиться здесь с Жанной он бы не смог, ведь общество не примет их, покуда они не обручатся. Но как это сделать? Ни в одной церкви не обвенчают несовершеннолетних без согласия их родителей или законных представителей… А до возраста двадцати одного года им еще ждать и ждать, ведь Йоханнесу в июне исполнится лишь девятнадцать, а Жанне будет столько же в июле. Он вспомнил, что однажды от кого-то слышал о священнике из Мэринг-Лайна, кажется, его все зовут отец Патрик и он венчает людей, решившихся на вольный брак, который,конечно же, не был принят их близкими. Быть может, это шанс? И Йоханнес отправился в Мэринг-Лайн. Он уже был сегодня в двух городах, не считая Нью-Роута, что ж, ему не сложно посетить и третий. Йоханнес, поблуждав по городу, нашел этого священника на Портовой улице в храме у причала. Он полагал, что будет очень трудно договориться о столь важном деле, но все оказалось слишком просто.
– Да не вопрос – обвенчаю я вас, раз такое дело… – проговорил священник, выслушав историю Йоханнеса. – Ты только немного поготовься к венчанию – соблюдай пост хотя бы два дня, молись… Есть специальная молитва – я сейчас напишу. Это нужно для того, чтобы причаститься перед венчанием. Надо бы еще исповедаться вам обоим будет – нужно идти к алтарю с кристально чистой душой. А невесте, в ее положении, можно не поститься.
Итак, святой отец предложил для Йоханнеса судьбоносную дату – четвертое января, день, когда он сможет провозгласить его и Жанну супругами перед богом.
– Приезжайте накануне, – попросил отец Патрик. – Исповедуетесь и причаститесь, а на следущий день обвенчаетесь.
Йоханнес был удивлен простотой обращения к нему этого человека в рясе. Все так запросто, будто для него людей обвенчать, как чаю попить. И даже отказался от денег, что предложил ему Йоханнес в знак благодарности. Распрощавшись со священником до третьего января, он уехал в Нью-Роут, откуда уже пешком добрался до Лиственной пустоши. Было уже восемь часов вечера.
– Ну ты и гулять! – изумленно проговорил Элиас, встретив на пороге Йоханнеса, совершенно измотанного, замерзшего и голодного. – Где ты так долго был? Ведь утром из дома ушел…
– Ничего не спрашивай, у меня уже язык не ворочается, – сказал Йоханнес, скинув с себя плащ и пройдя на кухню. Там, наскоро поужинав, он немного согрелся у очага.
– Наверное прогуливался с какой-нибудь красавицей. Не иначе, как подыскал себе кого-то вместо Кейт, – говорил Элиас, глядя на то, как замерзший Йоханнес греется у огня.
– Да, как ушел в шесть утра, так и гулял с ней четырнадцать часов подряд, – усмехнулся Йоханнес.
Он поспешил наведаться к Жанне, чтобы сообщить ей то, что утаил от Элиаса. Когда Йоханнес коснулся ручки двери, она не подалась – девушка сидела на замке.  «Разумная. Все-таки послушалась меня,» – подумал он, вспомнив о том, как велел ей без надобности не выходить на люди и лишний раз не утягиваться корсетом.
– Это я, Йоханнес, – сказал он, стоя у двери. – Открой мне, Жанна.
– У вас с Ильмари такие похожие голоса, что я вас все время путаю, – призналась девушка, пустив его к себе.
Они обнялись и Жанна проговорила:  «Где ты был весь день? Твои братья приехали еще утром…»
– Я возделывал почву для нашей дальнейшей жизни, – сказал он. – Жанна, ты когда-нибудь была в Дрим-Тауне?
– Красивое название для города, – заметила она. – Нет, милый мой, я не бывала дальше Саме-Тауна.
– Будешь, если согласишься обвенчаться со мной через пять дней, четвертого января. Я снял там дом на четыре года.
– О, Йоханнес, это, наверное, стоило огромных денег… – смутилась Жанна.
– Сейчас дело не в этом, – сказал он. – Поедешь со мной в ночь на третье число в Мэринг-Лайн? Просто в нашем возрасте мы можем обвенчаться лишь там – в других храмах нужно позволение родителей.
– Да, я буду счастлива пойти с тобой под венец… Но как-то боязно мне, Йоханнес.
– Мне тоже, – признался он. – Но ничто не остановит меня на пути к долгожданному счастью с тобой… С вами. Слишком долго я шел к тому, чтобы завоевать твое сердце, дорогая моя.
– Но что я надену? – озадачилась девушка. – Я полагала, что примерю наряд невесты только в августе, поэтому не спешила… У меня кроме серых и черных шерстяных платьев, которые я ношу зимой, и нет ничего…
– Я видел, как ты надевала на работу теплое платье, отделанное бархатом цвета изумруда. Я хотел бы видеть тебя в нем – оно очень красиво смотрится на тебе.
– Слишком темное… – проговорила Жанна. – Ну хорошо, я надену его. Там слабый корсет, мне можно.
Йоханнес и Жанна стояли у окна, глядя на то, как в темноте приближающейся ночи блестели, серебрясь мелкими кристалликами, снежинки, падающие на землю. Вчера была метель – выпало столько много снега, сколько не выпадало за последние три года и заросли вереска, что обжили землю за пределами двора, полностью были укрыты белым снегом и прозрачной коркой льда, сковавшей их ветви. Йоханнес подумал о том, что времена, когда он мог беспечно прогуливаться по заснеженным берегам Литла, уже прошли. Этой весной ему не покататься по зеленым лугам, оседлав Викинга – у него отныне будут другие заботы. Пока еще возможно все исправить – Йоханнес может отречься от Жанны и от своей семьи, ведь время, покуда он считается любимым братом и сыном, уже идет на сутки. В таком случае, Йоханнес просто покинет дом родителей, поселится в Дрим-Тауне один и, уйдя в сольную карьеру, которая пройдет без братьев – вероятно, после того, как их с Жанной тайна всплывет наружу, они отвернутся от него, он продолжит свою жизнь, оставаясь человеком, живущим лишь для себя. Но Йоханнес четко осознавал, что, во-первых, он не может так подло поступить, а во-вторых, не сумеет оставить ту, которую любит. Он, обнимая Жанну за талию, ощущал, что где-то под ее платьем, в глубинах плоти, живет часть него и это, конечно, разжигало в его душе еще более яркий огонь любви к той, которую он так бессовестно увел у родного человека.
– Ты все еще носишь кольцо Ильмари? – спросил Йоханнес, увидев серебряное колечко, сверкающее холодными бликами на безымянном пальце ее левой руки.
– Приходится, – сказала Жанна. – Однажды я сняла кольцо и забыла надеть, так Ильмари обиделся, решив, что я его никогда не любила.
– А ты любила? – спросил Йоханнес, заглянув в бездонную глубь ее глаз, когда Жанна повернулась к нему.
– Я пыталась полюбить, – призналась она. – Поняв, что не питаю к нему никаких чувств, кроме симпатии, которую обычно чувствуют лишь по отношению к друзьям, я вдруг испытала чувство стыда: согласись, ведь выходить замуж без любви могут лишь женщины, которым нужно от супруга что-то материальное. Я не из тех, кто станет сидеть на шее у мужа, пользуясь тем, что всего-лишь приняла однажды предложение выйти за него. Поэтому я некоторое время пыталась найти в нем как можно больше положительных черт, чтобы всем сердцем проникнуться к нему любовью. Мне удалось отыскать в нем много хорошего, но полюбить я смогла лишь тебя.
Йоханнес снял с пальца Жанны колечко, подаренное Ильмари в день их помолвки и, оставив его на подоконнике рядом с искусственным цветком лилии, проговорил:  «Я купил для нас золотые. Тебе придется освободить этот палец для обручального.»
– Я не против, – произнесла Жанна, обвив руками его шею и прикоснувшись своими губами, которые чем-то напоминали Йоханнесу нежные лепестки роз, к его губам.
Он чувствовал тепло Жанны и понимал, что готов принести в жертву свою юность, блестящую карьеру и связь с прежней семьей во имя счастья с ней и тем, кто увидит этот свет в июне.
Но мгновения нежности были прерваны их же невнимательностью. Йоханнес, пройдя в комнату Жанны, забыл о необходимости запирать дверь. Как-раз в этот час Ильмари, видевший ее в последний раз еще на Рождество, решил посетить Жанну, надеясь на то, что она на этот раз пустит его к себе. Он искал с ней встречи за завтраком, но Жанна не пришла. Обычно она принимала пищу в одиночестве, избегая домочадцев. Ильмари хотел заглянуть к ней после обеда, но дверь оказалась заперта и она не пустила его к себе, сказав, что плохо себя чувствует. Сейчас он встретился с ней, совершенно не ожидая повидаться еще и с братом. Ильмари застал Жанну в объятиях Йоханнеса и сердце его, казалось, скатилось,упав в душу.
– Знать, судьба у меня такая, приходить в неподходящее время… – промолвил Ильмари онемевшими губами. Он, всегда румяный, стал совершенно бледным. – То явлюсь в конюшню, нарушив прелести уеденения Тарьи с мальчишкой из Плейг, а теперь вот, помешал вам…
– Это должно было случиться… – прошептала Жанна, спрятавшись за спиной Йоханнеса.
– Ильмари, я знаю, что грешен перед тобой – то, что произошло – ужасно. – сказал Йоханнес. – Но и ты пойми меня – любовь не обращает внимание на семейную этику. Я пытался скрывать свои чувства к ней, я избегал ее, надеясь, что однажды остыну. Но не вышло. Извини, но, как ты понял, у тебя больше нет невесты.
– Поверить не могу… – говорил Ильмари, потупив взгляд. – Я ждал ножа в спину от кого угодно, только не от вас… Йоханнес, как ты мог? Ты ведь знал, как я люблю ее…
– Я видел, как ты ее «любишь», поэтому и решил, что уж лучше опуститься до статуса любовника, чем смотреть на то, как ты говоришь о всепоглощающей любви к Жанне, а сам ходишь к едва знакомой попутчице Саре, юной Лэттис, к которой, кстати, неровно дышит Элиас. Говорить про нашу ассистентку Джулию, ее сестру и Синтию, к которой ты пару раз наведывался в Мэринг-Лайне?
Жанна, конечно, знала, что Ильмари изменял ей, но сегодня она впервые узнала, насколько велик его список. Йоханнес, очевидно, молчал, боясь причинить ей боль, а сегодня, лишний раз удостоверившись, что она и в самом деле совсем равнодушна к его брату, решил пойти ва-банк, чувствуя, что его отношения с Ильмари все равно испорчены.
– Я мог утолять свою плоть с другой, но сердце мое было отдано навеки ей! – парировал Ильмари. – У меня, как и у любого мужчины, есть потребности в женщинах и одной Жанны мне было недостаточно! Она просто должна была принять мои особенности!
– Ничего она не должна, – сказал Йоханнес. – Я расстался с Кейт, чтобы полностью посвятить себя Жанне и почему-то мне, кроме нее, никто не нужен! Видит бог, что в случившемся виноват не только я.
– Виновна и Жанна, поддавшись искушению быть с тобой – наверняка это не она решила покорить тебя, – проговорил Ильмари. – Но я прощу тебя, Жанна. Только вернись ко мне – я не хочу, чтобы эта история вышла за пределы этой комнаты.
– Нет, Ильмари, я не могу сделать этого, – заявила девушка. – Я не люблю тебя.
– А как же все то, что было? – воскликнул  Ильмари. – Выходит, что все мои клятвы в любви напрасны, а твои уверения во взаимности – ложь?
– Выходит, что так, – сухо сказала Жанна. – Я полюбила твоего брата за искренность и за верность. Если бы ты по-настоящему любил меня, то ты, Ильмари, хранил бы мне верность и не заводил бы отношения на стороне. Твои чувства ко мне были слишком поверхностны, как и мои к тебе. Мы были обречены на расставание.
– Йоханнес, ты хоть понимаешь, что ты натворил? – вопросительно взглянул на него Ильмари. – Я же отрекусь от нее и она останется одна. Ее теперь из-за тебя никто замуж не возьмет. Кому она после такой истории отныне нужна?
– Мне, – твердо сказал Йоханнес. – Я женюсь на ней.
– Счастья вам, – неожиданно для них произнес Ильмари. – Я хочу придушить тебя, Йоханнес. Но тогда Жанна останется совсем одна, мама не переживет того, что ты погибнешь, а меня казнят за убийство.
Ильмари ушел, оставив их. Жанна была смущена – она, понимая, что чувствует сейчас Ильмари, с горечью признала себя палачом его души, а Йоханнес, хоть и ощущал боль в сердце от разговора с братом, который, очевидно, теперь и не считает его родным человеком, почувствовал легкость, ведь самое ужасное, что ожидало их, миновало.
Ильмари не спал всю ночь – то, что произошло, уничтожило его. Да, он не был верен ей, но если бы можно было вернуть назад то время, когда Ильмари впервые пошел на измену, то он бы нашел в себе силы, чтобы сказать бушевавшим в нем страстям «нет» и воздержаться. Ильмари осознал, насколько дорога ему Жанна лишь сейчас, когда потерял ее.
В седьмом часу утра он уложил свои вещи в сумку, с которой вернулся еще от мистера Баркера в родной дом, и, сорвав с шеи кулон в виде половинки сердца, собрался уходить. Примечательно, что другую половинку сердца носил на шее Йоханнес, а не Жанна, ведь сердце – символ любви. Еще в детстве братья обменялись кулонами в знак вечной дружбы и кровного родства. У них одно на двоих сердце, день рождения и душа, ведь они не просто родные братья, а двойня. Но этот аргумент не мог заставить его все забыть и простить. Йоханнес пренебрег их родством и сделал все, чтобы убить все братские чувства. Ильмари не сможет это забыть никогда.
Он вдруг вспомнил о том, как впервые встретил Жанну. Тогда они с братьями только устроились работать в театр, и Ильмари решил прогуляться по городу в выходной день. Это была среда и он шел в сторону клуба Читателей на Черч-Стрит, где по этим дням читал лекции Чарльз Чедвейк, мэр Нью-Роута. Ильмари не любил его философские изречения, скучные лекции, но посещал их лишь для того, чтобы быть в кругу образованных людей. Не проводить же Ильмари свое время в трактире тетушки Нэнси в обществе рабочих, от которых разило потом, и бродяг с босыми ногами. Слишком высок был уровень его образования, чтобы дружить с невежественными людьми. Ильмари шел по Роуз-Стрит мимо дома, величественно возвышающегося над остальными строениями. Это был особняк господина Сент-Джеймса, местного дельца, в чьих руках была почти вся торговля города. Из-за ворот выбежал мальчишка лет шести и побежал в сторону Ильмари.
– Леди Жанна, леди Жанна! – радостно кричал он. – Джоуи идет!
Из-за ворот вышла Жанна и, увидев не старшего брата своего воспитанника, а незнакомца, похожего  на него, произнесла:  «Джеральд, ты ошибся, мой дорогой. Джоуи придет только вечером. Пойдем, нам нужно продолжить занятие. Извинись перед господином.»
Эта хорошенькая гувернантка сразу же приглянулась Ильмари и с тех пор он стал интересоваться ею – каждый день Ильмари ждал ее у ворот, надеясь, что она хотя бы ненадолго отлучится из дома, и ему удастся познакомиться с ней поближе. Он долго искал с ней встреч, много времени затратил на то, чтобы покорить ее и для чего? Чтобы теперь Жанна была с его братом… Ильмари чувствовал себя униженным и оскорбленным – значит, Йоханнес во многом лучше него, если он сумел разжечь пламя любви в ее сердце в то время, как он этого сделать не смог. Но не так глодало его душу ужасное чувство унижения, как обида. Ему казалось, что Йоханнес, лишив его Жанны, вырвал из его тела пару ребер. У Ильмари так болела душа, что боль от страданий отдавалась в теле. Он и в самом деле любил ее. Вспоминая о трогательном знакомстве и нежных встречах, Ильмари казалось, будто его сердце режут острым лезвием. К его глазам подступали слезы, но он старался держаться – неверная Жанна и подлый Йоханнес не достойны его слез. Однако, вскоре Ильмари не смог удержать в себе эликсир боли и отчаянья и, упав на кровать, он закрыл лицо руками, горько разрыдавшись. Вот уж чего не мог раньше допустить несчастный Ильмари, так это того, что ему однажды придется покинуть родной дом из-за предательства человека, от которого ему даже не приходило в голову этого ожидать.
В этот момент Элиасу пришло в голову выдумать захватывающий трюк. Ему вдруг захотелось поиграть со смертью и пощекотать нервы зрителей. Он представил такую картину: можно вырыть среди зимы могилу, изготовить настоящий гроб, положить туда одного из Ярвиненов и закопать, а потом, спустя некоторое время вырыть живым и совершенно здоровым. Конечно, это нельзя проделать просто так, нужно, чтобы каким-то образом в деревянный ящик поступал воздух… Но об этом можно поговорить с Баркером, Ильмари и Йоханнесом. Вчетвером они смогут довести до дела этот трюк без человеческих жертв. Зато какой фурор они произведут на толпу зрителей, которая неприменно соберется вокруг них.
– Ильмари! Я придумал потрясающий фокус! – воскликнул  Элиас, ворвавшись в его спальню. Он, увлеченный своей идеей, не сразу заметил, что Ильмари утопает в слезах. – В общем, мы можем закопать Йоханнеса в землю и достать его оттуда живым!
– Да, его только и остается закопать в землю… И оставить там. – произнес Ильмари дрожащим голосом.
Элиас, увидев, что его брат заливается слезами, обеспокоенно произнес:  «Что произошло, Солнце? Почему ты плачешь?»
– Иди спроси у своего Йоханнеса, – проговорил тот, проводя белым носовым платочком по лицу.
– Но что случилось?  – удивленно проговорил Элиас. – Вы всегда были дружны…
– Больше этого не будет, – сказал Ильмари, встав с места и взявшись за сумки. – Он сломал мне жизнь. Я ухожу.
Элиас лишь молча наблюдал за тем, как Ильмари надевает у двери свой плащ.
– Но что он такого сделал?
– То, что не имел права делать.
Ильмари удалился из спальни, зная, что больше туда не вернется. В это время на первом этаже завтракали. Он сбежал с лестницы, громко стуча каблуками сапог и, ничего не видя перед собой от слез, едва не свалил с ног маму, которая шла кормить Юхани.
– Что это с тобой, Ильмари? – произнесла она озабоченно. – Ты куда с сумками? Вы же только вчера приехали…
– Я ухожу из дома, прощайте, – проговорил он, обойдя ее.
– То есть как это, уходишь? Почему?
– А как же Жанна? – вмешалась Аннели, услышав разговор на повышенных тонах.
– Никак, – ответил Ильмари. – Вам-то ведь, не имеет значения, чьей она женой станет. Напротив, еще раньше на свадьбе погуляете. Только жених не я. Поздравьте Йоханнеса!
– Что ты болтаешь? – из кухни выбежала миссис Бредберри, почувствовав неладное.
– Не уследили вы, Агнес, за дочерью. И ты, мама, тоже не углядела за сыном, – сказал Ильмари. – А я настолько плохой жених, что не смог довести до алтаря невесту. Фаворит свержен, господа.
Ильмари, громко захлопнув дверь, ушел прочь. Он не знал куда идти, но был уверен, что больше сюда не вернется.
Маритта и Агнес, едва поняв, что произошло, поспешили к Жанне, надеясь найти все ответы на свои вопросы в разговоре с ней. Они застали ее с Йоханнесом. И тут обеим все стало ясно. Жанна мирно спала , положив голову на плечо Йоханнеса, а он дремал, облокотившись на стену. Сегодня ночью они не спали, находясь под неприятным впечатлением от разговора с Ильмари.
– Жанна! – вскричала Агнес.
Девушка, вздрогнув, открыла глаза.
– Что все это значит?! Ильмари ушел из дома, сказав, что свадьбы в августе не будет, ты – с Йоханнесом… Боже мой, какой стыд!
– Мама, Ильмари изменял мне! – выпалила от растерянности Жанна. – Я была бы несчастна с ним!
– А ты, негодник, этим воспользовался! – воскликнула Маритта, схватив за волосы сына и едва не ударив его головой о стену. – О, великий Вейнямейнен! Да у нее же… – Маритта увидела Жанну без корсета. – Что вы натворили?!
– Признайся мне, милая, он применял к тебе насилие? – обеспокоенно произнесла Агнес, оглядев с ужасом дочь.
– Да какое насилие, миссис Бредберри?! – воскликнул Йоханнес. – Мы любим друг друга!
Маритта и Агнес снова перевели взгляд на нее. Жанна лишь положительно качнула головой.
– О, миссис Ярвинен, мне так стыдно за свою дочь… – произнесла Агнес, схватив за руку Жанну. – Я правда не думала, что так получится…
В тот же день миссис Бредберри увезла Жанну из Лиственной пустоши. Йоханнес как ни старался убедить ее остаться, не смог внушить Агнес, что и в самом деле хочет создать семью с ее дочерью.
Следующий день он провел у окон Жанны, несмотря на то, что Агнес пыталась прогнать его. Лишь вечером второго января Йоханнес смог поговорить с миссис Бредберри.
– Не могу я отдать свою дочь за тебя замуж! – говорила Агнес страдальческим тоном. – Не могу! Мне же придется породниться с твоей семьей. Как я буду смотреть в глаза Маритте? А Ильмари?
– Вам придется породниться со мной, – сказал Йоханнес совершенно спокойно. Своим спокойствием он еще сильнее выводил ее из себя. – В июне у Жанны родится ребенок и я его отец!
– Хорошо. Забирай ее, – сказала Агнес, сдавшись. – Только я больше шагу не сделаю в Лиственную пустошь. Я так опозорилась за нее…
– И не надо. Я увезу ее в Дрим-Таун, – сказал Йоханнес. – Послезавтра мы обвенчаемся в Мэринг-Лайне. Не беспокойтесь, наши отношения будут узаконены, и вам не придется стыдиться нас.

 

***
Жанна и Йоханнес прибыли в Дрим-Таун второго января вечером. Сегодня она впервые ночевала вдали от родного города, ведь раньше ей доводилось жить лишь в Лиственной пустоши, что находилась рядом с Нью-Роутом. Утром они причащались и исповедовались в храме на Портовой улице Мэринг-Лайна. На следующий день в Дрим-Таун прибыли к их удивлению, Элиас и Агнес. Они с трудом отыскали домик близ лагуны Рыбака.
– Я решил, что вам тяжело одним в чужом городе… – сказал Элиас. – Да и не дело идти к алтарю без свидетелей.
– Позвольте, я благословлю вас, – Агнес достала из сумки маленькую иконку святого Давида.
Йоханнес и Жанна, поняв, что от них требуется, встали на колени перед миссис Бредберри, что осенила их крестным знамением. Она произнесла напутственные речи и позволила им преклониться перед иконой.
– Нам пора, – сказал Йоханнес встав и подав руку Жанне. – Через два часа начнется утренняя месса и нас обвенчают. Поедете с нами в Мэринг-Лайн?
– Мы для этого и прибыли в Дрим-Таун, – с добродушной улыбкой проговорил Элиас. – Видишь, я во фраке, а госпожа Бредберри в праздничном платье?
Им еще пришлось около двадцати минут ожидать Жанну. В их с Йоханнесом спальне ей помогала одеваться мать.
– Вот уж не ожидала, что выдам тебя замуж на полгода раньше, – говорила Агнес, завязывая атласные ленты цвета изумруда на бархатном платье дочери. – Давай поговорим с глазу на глаз, пока мужчины ждут нас в гостиной.
– О чем ты хотела поговорить со мной, мама? – спросила Жанна, теребя кружевные воротнички на платье. Она поглаживала их ладонью, расправляя невидимые складки на них.
– Ты изначально не собиралась идти к алтарю с Ильмари? Если это так, то я не могу понять, для чего мы так трепетали перед помолвкой.
– Нет, я, равно, как и вы, думала, что выйду за него замуж, – рассказала она.
– Но что же случилось? Как ты пересеклась с Йоханнесом? – удивлялась Агнес. – Мы ведь до последнего дня даже не могли предположить, что произошло между тобой, Ильмари и Йоханнесом.
– С самого начала я чувствовала, что мое сердце для Ильмари закрыто, – призналась Жанна. – Но мне было страшно сказать ему об этом – ты же знаешь, как я боялась остаться одна и не у дел. Поэтому я решила пренебречь своими ощущениями и выйти замуж без любви. Я надеялась, что за год, что оставался до свадьбы, мне удастся проникнуться к нему хотя бы толикой любви. Не вышло…
– Но что ты нашла в Йоханнесе такого, чем не располагал Ильмари? По мне, так они оба не уступают друг другу в красоте. Другое дело, что Йоханнес, в отличии от Ильмари, замкнут и нелюдим. Но я не думаю, что это его лучшая черта.
– Я не знаю, мама, – Жанне явно не нравились ее допросы. – Но я люблю его и это – не мираж любви, который я видела в начале наших отношений с Ильмари. Бывает, что находятся похожие люди, которые однажды должны стать единым целым, связав навсегда свои судьбы. Я нашла такого человека.
Она, нанеся на лицо матирующий крем, привезенный из дома вместе с огромными запасами косметических средств, слегка подвела глаза и смазала губы пчелиным воском с добавлением розовой воды, что хранился в красивой жестяной баночке с египетским узором. Ей не следовало сегодня ярко краситься – церковь этого не одобряла. Жанна расчесала свои прелестные черные волосы, упавшие на ее плечи роскошным, золотящимся в свете лампы занавесом. Она закрепила их тонкой серебряной диадемой, которая очень красиво создавала на фоне ее темных волос иллюзию замерзших цветов незабудки.
– Надень еще это, – попросила Агнес, сняв со своей шеи серебряный кулон с кельтским узором. – Он достался мне от матери, а ей – от твоей бабушки. Теперь этот кулон –твой. Если у тебя родится дочь, то передай ей это украшение. Пусть оно будет ее талисманом.
– Мне почему-то кажется, что у меня сын… – сказала Жанна. – Чувствую, что там нет ничего женского.
Жанна, обув свои изящные кожаные сапожки с расписным каблучком, спустилась вниз. Там ее ожидал Йоханнес – он был уже давно готов. Как был прекрасен юный жених в строгих черных брюках и алой рубашке, что так контрастно выделялась из этой вездесущей черноты. Он был обут в лакированные черные туфли, начищенные до блеска, а на среднем пальце левой руки блестел, переливаясь золотом, перстень с изумрудом – подарок матери. Жанна вспомнила, как однажды он показал ей фокус с соединением колец. В ее голову влетела шальная мысль:  «А не колдун ли он?» – подумала суеверная Жанна, – Быть может, это был не фокус, а обряд приворота?» Но в следущий момент она в мыслях посмеялась над собой.  «Фокусники, хоть и горазды на чудеса, наверное, сами не верят в них,» – подумала она. Девушка обратила внимание на то, что она вся в серебре, а он – в золоте. На ней были серебряные серьги с жемчужиной, а он носил золотую серьгу в виде колечка. До встречи с Йоханнесом она видела мужчин с серьгой лишь в иллюстрациях книг о пиратах.  «Интересно, она имеет для него какой-то смысл?» – подумала Жанна. Ей казалось, что она все знала о нем, а нет, оказывается, не все. Йоханнес, в отличии от нее, не мог надеть диадему, чтобы его прекрасные волосы цвета подснежника не лезли ему в глаза, поэтому он просто расчесал их и надеялся, что сегодня будет не слишком ветренная погода.
– Одевайся теплее, дорогая, сегодня ночью было морозно, – Йоханнес надел на Жанну ее пальто, что висело на стуле у окна.
Около часа они затратили на путь до Мэринг-Лайна. Ближе к полудню Жанна и Йоханнес уже были обручены золотыми кольцами, увидев которые, любой признал бы их мужем и женой. В честь своего венчания они пригласили своих немногочисленных гостей отобедать в рестаранчике Джорджиньо на Литейной. День сегодня был теплым, несмотря на утренние заморозки. Воды Северного моря золотились бликами солнца, а лужицы на дорогах, замерзшие ночью, к полудню расстаяли. Еще пару часов они гуляли по городу, после чего уехали обратно в Дрим-Таун. Миссис Бредберри и Элиас решили остаться у них до завтра. Вечером, когда Жанна с матерью легли спать в разных комнатах, Элиас остановил Йоханнеса, собирающегося уже согреть их с Жанной постель.
– Постой, – задержал он его на кухне после позднего чаепития. – Я должен тебе кое что сказать.
– Я слушаю тебя, Элиас, – Йоханнес снова сел напротив него.
– Ты ведь помнишь, что шестого января, уже послезавтра, мы должны ехать с Ильмари и Адамом в графство Хэмпшир? Там расписаны по дням наши выступления, уже послезавтра мы выступаем в Саутгемптоне. – сказал Элиас.
– Помню… – печально произнес Йоханнес. – Но я не думаю, что смогу разделить с вами сцену. И ты знаешь, почему.
– Я все понимаю, Йоханнес, – сказал Элиас. – Мне довелось застать Ильмари в слезах, и я не думаю, что он тоже будет тебе рад. Но ты обязан ехать с нами хотя бы потому, что ты отныне несешь ответственность за свою семью, для существования которой нужны деньги.
– Я пойду работать на железную дорогу или еще куда-нибудь. Но с вами я больше никуда не поеду – я не смогу смотреть в глаза Ильмари.
– Не болтай ерунды, – отмахнулся Элиас. – Все время работал в театре, а сейчас пойдешь на железную дорогу – тебя оттуда в первый же день выгонят, ведь это не для тебя, Ландыш. Вы только выступите и сможете разойтись в разные стороны. Пожалуйста, не отказывайся.
– А если откажусь?
– Тогда ты будешь величайшим глупцом, – сказал Элиас. – Сейчас ты купаешься в лучах славы, занимаясь любимым делом и получая за это немалые деньги. Ты хочешь отказаться от всего этого и обречь свою жену и будущего ребенка на нищенское существование? Йоханнес, ты очень умен и совсем не дурак – подумай до завтра хорошенько и поехали со мной.
– А как же Жанна? Я не могу оставить ее одну.
– С ней поживет миссис Бредберри, – пообщещал Элиас. – Мы с ней уже говорили о том, что твоя профессия обязывает тебя часто оставлять дом. Жанна не пробудет в одиночестве и дня.
– Да, может ты и прав, – согласился Йоханнес. – Нам и правда нужны деньги хотя бы для того, чтобы обустроить этот дом – его состояние оставляет желать лучшего. Все-таки нам здесь жить четыре года, а может и больше – потом, быть может, я выкуплю его.
Пожелав Элиасу доброй ночи, Йоханнес ушел к Жанне. Подумать только, сегодня они впервые ночуют вместе, совсем не боясь, что утром их могут разоблачить. Он смыл с нее позорное клеймо любовницы, дав ей свою фамилию. Теперь Жанна его супруга перед богом. Йоханнес засыпал, обнимая ее, и чувствовал необычайное умиротворение. Он был счастлив. Но в радужные картинки будущего врывался образ Ильмари, с которым ему придется  скоро встретиться вновь…

Глава 17

Фокус не удался

                Первые месяцы супружеской жизни Йоханнеса и Жанны были тяжелыми. Он, едва назвав себя ее мужем, расстался с ней на целый месяц, уехав с братьями в тур по городам графства Хэмпшир. Весь январь с ней прожила миссис Бредберри, которая всеми силами старалась внести в этот дом уют, ведь ремонта здесь не было, наверное, лет пятнадцать. Но едва Йоханнес вернулся, как занялся приображением дома сам. Он нанял рабочих и за три месяца люди с золотыми руками придали жилищу красивый облик. Они с Жанной выбрали в каталогах мебель, ковры и гобелены, поэтому им было суждено жить в доме, устроенном по их вкусу. Домик близ лагуны Рыбака был небольшим, но очень уютным. Он состоял из прихожей и четырех комнат, не считая кухни и ванной. Гостиная была выполнена силами рабочих по желанию супругов Ярвиненов в теплых тонах: бардовый гобелен на стенах, большой ковер на полу цвета фуксии и песочного цвета мебель – диванчик, стоящий вдоль стены и два кресла, расположенные по две противоположные стороны журнального столика у стены, смежной с другой комнатой. В двух углах напротив дивана стояли книжные стеллажи – Йоханнес в феврале забрал из родного дома все книги, принадлежащие ему и решил, что им будет лучше в уютном гнездышке, который они плели с Жанной в Дрим-Тауне. Пространство между книжными стеллажами заняла большая картина, украсившая стену – это была копия картины великого Николы Пуссена под названием «Вдохновение эпического поэта». Йоханнес приобрел ее в картинной лавке Нью-Роута на Торговой улице.
Спальня, соседствующая с детской, обустроенной для их будущего ребенка, была выполнена в зеленых тонах – Йоханнес уговорил Жанну оклеить стены гобеленом цвета изумруда. Зато Жанна сама выбрала коврик бирюзового цвета на пол, и балдахины цвета фисташек на их роскошную супружескую кровать. И прекрасные портьеры в тон стенам.
Дом располагал большим чердаком, куда была унесена хозяйская старая мебель и погребом, куда складывалось все съестное. Еще в дом была встроена летняя комнатка, расположенная напротив чердачного помещения. Ее обустроили в сельском стиле, любительницей которого была Жанна – она нашила покрывал и подушек из ярких лоскутков и застелила ими диванчик, что стоял у окна. Там был добротный деревянный стол, оставшийся им еще после хозяев – Жанна застелила его белой кружевной скатертью, доставшейся ей еще от прабабушки, родом из начала прошлого века. Здесь можно было коротать летние вечера, когда закончатся зима и весна, еще не наступившая.
Агнес, несколько недель пожив с дочерью, уехала в родной Нью-Роут. Она надеялась, что в ее дверь однажды постучит Джеймс, исчезнувший уже почти полгода назад. Полиция, разыскивающая его, уже собиралась умыть руки, ведь ни единого следа, ни единой зацепки не было в этом загадочном деле. Казалось, что он просто растворился в воздухе, превратившись в пыль. Жанна уже перестала надеяться, а ее мать все еще мечтала увидеть его и представляла, как ее супруг будет рад узнать, что его дочь уже вышла замуж, правда не за того Ярвинена, чью кандидатуру он поддерживал. А как был бы увлекателен процесс выбора имени для их внука или внучки! Агнес знала, как бы Джеймс назвал первенца дочери. Был у него в роду человек по имени Артур. Он приходился ему родным дядей по  матери. Джеймс всегда восторгался им, ведь его дядя принес в этот мир много добра. Агнес продолжала ждать возвращения своего пропавшего мужа, но он так и не пришел. Она не увидела его в январе, не встретила в мае и в сентябре. Спустя год после своего исчезновения, он тоже не объявился.Агнес, не в силах пережить столь серьезную потерю, бросила работу и стала затворницей в доме, где когда-то царили любовь и счастье. Жила она лишь за счет своего сада, который кормил ее летом, и за счет пары коз, что давали молоко.
Поняв, что на Агнес рассчитывать не приходится, в марте Йоханнес выкупил из работного дома Дрим-Тауна девочку пятнадцати лет. Лилия – так звали девочку, вошла в их семью, но не в качестве прислуги. С самого начала Йоханнес относился к ней, как к младшей сестре. Он, требуя от нее лишь помощи по дому и ухода за его супругой во времена его отсутствия, видя,как ответственно девушка подходит к работе, всячески поощрял ее, балуя приятными подарками, которые Лилия по праву заслуживала.
На фоне тихого счастья, которое правило его семьей и тени тревоги, закрадывающейся порой в душу Жанны из-за давнего исчезновения отца, его отношения с Ильмари были черным пятном на белых страницах книги жизни Йоханнеса. Впервые встретившись с ним после скандала, Йоханнес не посмел даже взглянуть на него – он боялся встретиться с ним взглядом и прочесть в его глазах боль от предательства родного брата и любимой девушки. Им с Элиасом было трудно найти Ильмари после его ухода из дома утром тридцать первого декабря. Но, благо, обойдя весь Нью-Роут в поисках беглого брата, они нашли его в одном из домиков на Черч-Стрит, который Ильмари снял, чтобы скрыться в четырех стенах от жестокого мира. По иронии судьбы, он переживал расставание с невестой, проживая на той улице, где впервые встретил ее. Ильмари был очень плох – внезапное потрясение буквально выбило его из привычной колеи, лишив жизненных сил. Он, равно как и Йоханнес накануне, отказывался ехать в Хэмпшир, не желая видеть брата. Однако, Элиас внушил ему, что эта поездка необходима для них.  «Не будь эгоистом,   дорогой,» – говорил Элиас, – Ты же знаешь, как нам всем нужны деньги и слава для своего продвижения к верхушке мастерства иллюзий. Мы все вместе – единая цепь, а порозь – ее звенья. Если не будет одного звена, цепи тоже не будет.» Пока они ехали к своей цели, Йоханнес был в одном купе с Адамом и Элиасом, обсуждая с ними идею трюка, поразившую последнего.
– Нет, я не позволю себя закапывать, – сказал решительно Йоханнес. – Сейчас мне нужно беречь себя во имя будущего своей семьи – не хочу, чтобы моя жена осталась в восемнадцать лет вдовой. Может чего попроще придумаем?
А Ильмари все это время скрывался от встречи с Йоханнесом в тамбуре поезда. Один его вид вызывал у него отвращение. Недавно он узнал от Элиаса, что у Йоханнеса и Жанны будет ребенок. Ильмари уже знал, что в то время, когда он не находил себе места от боли и отчаяния, его невеста, теперь уже бывшая, шла под венец с Йоханнесом, становясь его ятровью. Да, ятровью, а не женой! Ильмари чувствовал себя таким оскорбленным и униженным, будто его уронили лицом в грязь и еще сплясали на его спине. Все краски белого света внезапно померкли для него и уже ничто не могло доставить ему удовольствие: еда потеряла вкус и аромат, на юную Джулию, что раньше помогала ему расслабиться после трудного рабочего дня, у него не смотрели глаза. Сегодня их ассистентка, путешествующая с ними, снова лезла к нему, шаловливо намекая на то, что неплохо было бы получить удовольствие перед тем, как окунуться в огни сегодняшнего шоу. Ильмари грубо отверг ее,  к большому разочарованию Джулии. Он решил, что пора расстаться со своим прежним образом жизни, который уже лишил его счастья с любимой девушкой. Ильмари отныне утешался лишь только за флягой с портвейном и одинокой прогулкой по заснеженным улицам чужих городов, ведь в родной Лиственной пустоши ему доводилось бывать редко. Он с содроганием сердца предположил, что Йоханнес и Жанна уже были влюблены друг в друга в сентябре, если их ребенок родится в июне. Ильмари невольно представлял себе картины их порока в родном доме Ярвиненов и слезы подступали к его глазам – значит Жанна, целуя его перед сном и говоря о своей любви, представляла на месте Ильмари его брата и спустя несколько часов под покровом ночи встречалась с ним? Теперь Ильмари понял, почему в рождественскую ночь Жанну всю передернуло, когда он поделился с ней своими мечтами о будущем. Тогда Ильмари сказал, что когда у них родится первенец, можно будет сделать Йоханнеса крестным отцом. Да, не мудрено вздрогнуть, когда тот, кого пророчили в крестные их с Ильмари ребенка, жившего еще в мечтах будущих супругов, является ее любовником и родным отцом того, о ком Ильмари тогда еще даже не мог знать. Да, Ильмари тоже приложил руку к развалу своих планов. Ильмари нужно было просто ждать, когда Жанна созреет для того, чтобы добровольно подчиниться власти его любви. Зря он заводил интрижки на стороне, наивно полагая, что никто ни о чем не узнает. Жаль только, что расскаяние приходит лишь тогда, когда уже окончательно все испорчено.  «Конечно, Йоханнес во многом лучше меня…» – с горечью признал Ильмари. Действительно, хоть они и были когда-то слишком похожи, все изменилось в годы их взросления. Ильмари был непостоянен и изменчив, как весенний ветерок. Он, по-своему любя Жанну, постоянно увлекался другими девушками. Причем Ильмари влюблялся не во внутренний мир своих случайных подруг, а в их внешность. Стоило ему лишь увидеть красивую леди, как разум его затмевался дымкой мимолетной влюбленности. Он получал желанную добычу в лице понравившейся красавицы и снова вспоминал о Жанне. Начинал по ней скучать, мечтал поговорить с ней о чем-нибудь. Но когда Ильмари снова встречал прекрасную девицу, он опять с головой окунался в свой очередной непродолжительный роман. Ильмари знал, что когда-то его образ жизни сыграет с ним злую шутку, но предпочитал «подумать об этом позже» – как сам же он выражался. Может быть, Ильмари просто не любил Жанну по-настоящему, а лишь только думал, что любит ее? Вероятно, Ильмари просто понравилась скромная, утонченная Жанна, и он воспринял ее как милую игрушку, которую хочется иметь дома. Ильмари думал об этом, но отказывался признавать то, что он был не способен любить ее так же искренне, как его брат.
Йоханнес не был такой страстной натурой, как Ильмари. В то время, когда его брат совершал любовные подвиги, Йоханнес молча тешил в себе единственную, вполне земную мечту: он просто хотел стать тем, на кого учился. И Йоханнес стал иллюзионистом. Когда на счету Ильмари было уже множество разбитых женских сердец, его брат впервые познал любовь, если это была и в самом деле она в случае с Кейт. Йоханнес имел более нежную внешность, чем Ильмари, он постоянно находился глубоко в себе и был немногословным. Возможно, Жанна сочла это тем, что называют романтичностью. К тому же Йоханнес не был похож на героев, в ролях которых он был, работая актером. Йоханнес не был ни Дон Жуаном, ни Казановой, ни Ловеласом. Он был верным Ромео. Нежность Йоханнеса вкупе с его романтичностью и верностью, наверное, и покорила Жанну. Очевидно, что сначала Йоханнес, обладающий тонкой и ранимой душой, так присущей робким девушкам, просто стал для нее «лучшей подругой», потом – другом, после чего, медленно, но верно, коварный Ландыш сверг с пьедестала ее души и сердца Ильмари, став любовником Жанны. »Чертов подлец…» – не переставал думать Ильмари, – и ведь так бессовестно назывался моим братом даже тогда, когда уводил у меня невесту!»
В тот день Элиас, Ильмари, Йоханнес и Магистр Адам выступили в Саутгемтоне. Ильмари и Йоханнесу было очень сложно разыгрывать перед публикой братскую любовь и семейные отношения. Их шоу посещались большим количеством людей не так из-за иллюзий, как из-за того, что всем пришлось по нраву то, что от этих трех финнов веяло каким-то теплом, нежностью. Было приятно созерцать семью, соединенную не только родством и бытом, но и общностью занятий. На их фоне сияющая народным признанием персона Баркера даже немного померкла. Доставив зрителям порцию чудес, братья разошлись в разные стороны, словно и не были родными. Йоханнес присоединился к Магистру и Элиасу, которые отмечали успешно прошедшее представление, а Ильмари поспешил скрыться долой с их глаз, чтобы вновь не пересечься с Йоханнесом. Несмотря на атмосферу враждебности, натянувшую отношения Ильмари и Йоханнеса, подобно тетиве на луке, которая готова была порваться от напряжения, этот вечер был очень приятным. Магистр говорил с учениками о предстоящих выступлениях, они обсуждали трюк с погребением в землю живого человека, который был уже проработан и ждал, когда его доведут до логического завершения. Также они беседовали на отвлеченные темы.
– Ну вот, Ландыш, тебя женили, – с улыбкой говорил Адам, – смотрю, у тебя кольцо обручальное. А в августе и нашего дорогого Ильмари отдадим в нежные руки его избранницы.
Йоханнес смутился, а Элиас, взглянув на брата, осмелился произнести:  «Нет, Ильмари уже не жених…»
– А почему? – удивился Адам.
– Они расстались, – проговорил Йоханнес и поспешил сменить тему для разговора. – А почему послезавтра вы решились лечь в землю? Вы не находите, что это слишком рискованно?
– Нахожу, – улыбнулся Магистр. – Поэтому и решил оставить вас на поверхности. Вы слишком молоды, а зрелость смерти не боится. Хотя нет, конечно же страшно. Но думаю, что  ничего не случиться. Мы все продумали до мелочей. В ящик будет поступать воздух. Я напоследок покажу леденящий душу трюк, а потом начну промышлять простыми карточными фокусами. Пора уходить в забвение, мои юные друзья.
***
Первого февраля братья были готовы к рискованному действу. По всему графству были расклеены красочные афиши с изображением трех иллюзионистов и Верховного мага, прототипом которого был сам Адам Баркер. Пугающие слоганы бросались в глаза.  «ФОКУС С ПОГРЕБЕНИЕМ ЗАЖИВО», »ОДНО НЕВЕРНОЕ ДВИЖЕНИЕ – И ТЫ У ВРАТ РАЯ» – пестрили афиши крупными буквами. Поскольку данный трюк невозможно было показать в зрительном зале, было назначено место в долине Тест, неподалеку от одноименной речки. Туда были поданы кэбы и поезда. После того, как Йоханнес отказался ложиться в гроб, Магистр Адам предложил это сделать Ильмари. Тот сначала согласился, а потом ушел в отступление.  «Задохнусь еще там, упаси боже,» – подумал тогда Ильмари, – Элиас и Адам, конечно же, все продумают до мелочей, но кто знает… Я слишком молод, чтобы так рисковать жизнью».  Кандидатура Элиаса даже не рассматривалась, ведь все знали, что у него больное сердце и ему никак нельзя истязать себя – Йоханнес тогда сказал, что его брат может слечь еще до представления от нервного перенапряжения, и лучше не эксперементировать. Чтобы их старания не прошли даром, Магистр Адам сам решился лечь в землю.
К полудню в долину Тест прибыло много людей – сюда стекались зрители из Уинчестера, Саутгемптона, Портсмута и даже из шотландского Мэринг-Лайна. А почему бы и не приехать, если у входа на заснеженное поле никто не требовал предъявления билета? Этот фокус братья решили проделать совершенно бесплатно в целях собственной популяризации. Итак, на глазах у публики, жаждущей зрелищ, Адам Баркер лег в самый настоящий деревянный гроб, сколоченный лучшим плотником. Он, находясь уже внутри, проделал все, что было предусмотрено для того, чтобы остаться вживых. Адам должен был дышать через специальные трубки, через которые ему подавался воздух с поверхности. Баркер был уверен, что уже через десять минут он вернется к своим ученикам под гул аплодисментов. Но с самого начала что-то пошло не так…
– Дамы и господа, я предлагаю вам подойти к могиле и убедиться, что ее глубина действительно достигает четырех ярдов! – приглашал Йоханнес, когда Элиас заколачивал крышку гроба, где устроился Магистр.
Несколько людей недоверчиво заглянули вглубь ямы, вырытой в замерзшей земле.
– Не пытайтесь это проделать самостоятельно! – предупреждал Ильмари. – Этот трюк и в самом деле при дурных обстоятельствах может привести к смерти.
И вот Адам оказался на дне глубокой могилы. На глазах нескольких сотен людей пять рабочих засыпали ее землей.
–  Итак, я переворачиваю эти песочные часы и, когда истечет время, которое мы засекли с минуты полного погребения нашего учителя, он должен освободиться из смертельного плена и вновь предстать перед нами! – воскликнул Элиас.
Но когда последняя песчинка очутилась в нижней стеклянной камере, из могилы не появилась рука Адама в черной перчатке. Братья забеспокоились.
– Сейчас, еще пару секунд и он выйдет наружу, – обещал Ильмари, стараясь изображать спокойствие, но сердце его замирало.
Но и через минуту не было замечено признаков жизни на поверхности.
– А на кого он составил свое завещание? – послышалась из толпы чья-та усмешка.
Но Ярвиненам было не до смеха. Рабочие по их безмолвной команде бросились к лопатам, и уже через две минуты яма вновь была вырыта. Оказалось, что гроб, хоть и сколоченный лучшим плотником, был не предусмотрен для погребения на такую большую глубину. Случилось так, что доски, просто не выдержав давления земли, проломились и задавили их учителя.
– Господи, это я виноват! – Ильмари, едва увидев гримасу ужаса и боли на мертвом лице учителя, разразился бранью, слившуюся со слезами. – Черт подери, это я должен был быть на его месте! Если бы я не отказался, он был бы жив!
– Но тогда умер бы ты! – грубо бросил Йоханнес. Они уже не замечали, что творится вокруг.
Из толпы доносились ужасающие вздохи и плач детей, которые прибыли вместе со своими родителями сюда, чтобы увидеть чудо. Слабонервные барышни в белых чепцах отворачивались, а несколько впечатлительных особ, увидев погибшего иллюзиониста, упали в обморок.
– Убийцы! – из толпы крикнул молодой человек. – Душегубы! Засунуть бы одного из вас туда, придурки!
– Это несчастный случай! – спешил оправдаться Элиас. – Мы все продумывали и заботились о технике безопасности!
– Будьте уверены, что когда вас публично казнят за убийство, на площади у вашей виселицы соберется много зрителей! – злобно прокричал тот же человек.
Уже через полчаса на поле не было никого, кроме несчастных иллюзионистов, полицейских и тела мистера Баркера. Это было ужасно. Опрашивали свидетелей, вникая в суть дела, а братья Ярвинены были на грани сумасшествия – ну вот и все, скоро и они пойдут по следам Магистра Адама. Год назад был принят закон о смертной казни для лиц, достигших шестнадцати лет… За убийство карают повешением. И попробуй доказать, что это был несчастный случай.
Но, благо, все обошлось. За них вступилась Нелли Баркер, жена погибшего Магистра. Она верила в то, что они невиновны и просто не могла допустить жестокой участи для своих «дорогих финнят». В день похорон Адама она застала плачущего Ильмари у его гроба – уже не иллюзионного аппарата, а настоящего места последнего пристанища тела Магистра. Он, припадая лицом к груди учителя, заливался слезами и причитал: »Боже, зачем тетушка Нелли признала несчастный случай?! Даже несмотря на то, что от нас его смерть не зависела, я не смогу считать себя невиновным! Я должен был быть на его месте! Ах, зачем я отказался?! Уж лучше бы умереть, чем жить с таким грехом!»
– Ильмари, мой мальчик, ты и твои братья не виноваты, – произнесла Нелли, обняв его. – Виноват плотник, что сколотил такой непрочный ящик. Не кори себя – на тебе нет греха.
– Да как же нет?! – воскликнул он. – Мне предлагали лечь в землю, а я испугался. Тогда Адам решил сделать это вместо меня! Я не должен был отказываться!
– Все в руках судьбы, – сказала она. – Значит, это она отвела от тебя беду. Выходит, что земной путь Адама подходил к концу и он все равно умер бы, пусть не позавчера, а чуть позже.  А ты слишком молод и там, наверху, решили, что тебе еще рано покидать этот мир.
После похорон Элиас и Ильмари вернулись в Лиственную пустошь, а Йоханнес уехал в Дрим-Таун к Жанне. Та встретила его на крыльце со слезами на глазах.
– Йоханнес, милый мой! – бросилась она к нему с объятиями. – Когда суд?
– Никогда, – ответил он то ли тоном безысходности с тенью радости, то ли голосом печальным с нотой великого горя. – Нас не будут судить. Это было роковое стечение обстоятельств и это признано.
– Ты знаешь, что пишут в газетах?! – вскричала Жанна. – Ты знаешь?!
– Знаю, – сказал Йоханнес. – Похоже, наша репутация испорчена. Что ж, вернусь в театр, если не сможем больше выступать со своими представлениями.

Глава 18

Во славу Артура!

                Земли Дрим-Тауна, насытившись живительной влагой от расстаявшего снега, превратившегося в ручейки, медленно покрывались зеленью. В конце марта можно было  лишь созерцать черную землю, пожухлую прошлогоднюю траву и островки грязного снега, а  уже в середине апреля луга на окраинах города стали зеленеть; сначала черноту земли  застелил коврик из низкой травки, которая уже к июню стала сочной и высокой, а к началу  мая берега лагуны усыпали желтые цветы с бархатистыми лепестками. Дети, посещающие местную школу, уже предвкушали долгожданные каникулы, ведь учиться осталось всего ничего, а чопорные леди сняли со своих плеч тяжелые пальто с меховой отделкой, заменив их легкими плащами различных фасонов и цветов. Сейчас в моду вошли синие оттенки тканей, и поэтому многие барышни щеголяли в платьях из атласа цвета неба. Во дворе дома Жанны и Йоханнеса зацвел сад: белыми цветками были усеяны молодые деревья вишни, зелеными бутонами раскрывались листья на кустах смородины, груши, ирги. Этот сад посадили шесть лет тому назад предыдущие хозяева, снимающие дом в течение четырех лет. Окна их супружеской спальни выходили на молодой садик, в то время, как Лилия, живущая в противоположной части дома, могла созерцать из своих окон старый, пятидесятилетний, но не менее прекрасный сад. Там, в основном, росли могучие дубы и яблони с толстыми стволами и широкими листьями. Но почти из каждого окна этого дома можно было видеть голубую гладь лагуны Рыбака, что распростерлась между городом и поясом гор, которые так присущи для Северной Англии. Стоило Жанне лишь выйти за калитку, как, сделав несколько шагов, она могла очутиться на старом деревянном пирсе, на котором раньше любил рыбачить еще молодой в то время хозяин дома, где она теперь живет. Это был очень пустынный берег – несмотря на чистоту вод лагуны, которые поступали сюда прямо из Северного моря, здесь почему-то никто не купался. И не глубоки были эти воды, но все равно почему-то никто не заходил сюда – очевидно потому, что народ предпочитал посещать городской пляж на речке Голд – наверное, свое название она  получила из-за золотистого песка на своих берегах. Лилия любила рыбачить здесь под крики чаек и плеск шустрой форели.  «Странное занятие для девушки,» – заметил однажды Йоханнес, когда Лилия, просидев на пирсе все утро и день, пришла домой под вечер с целым ведром мелкой рыбешки.
– Вы обещали научить меня готовить финскую еду, мой господин, – напомнила девушка. – Я читала, что в тех землях любят рыбу. Полагаю, что и блюда у вас с соответствующими ингридиентами.
– Для калакейтто нужна крупная морская рыба… Но и эта, я думаю, сойдет, – сказал Йоханнес. – Я помню о своем обещании, Лилия.
В начале июня Йоханнес на некоторое время покинул творческий коллектив братьев, решив посвятить себя семье. Он решил, что должен быть с Жанной в последние недели перед рождением их долгожданного наследника или наследницы. Оба могли лишь догадываться, кого им придется вырастить: хрупкую леди или благородного джентельмена.
– Я хотел бы дочь, как ни странно, – признался однажды Йоханнес своей милой супруге. – Все почему-то мечтают о том, чтобы их первенец был в мужском обличии, а я хотел бы,   чтобы в нашем доме поселилась девичья нежность и красота – я стал бы собственноручно заплетать своей дочке косы. Хотя, конечно же, я буду не меньше рад и сыну – когда он подрастет, я подарю ему своего Викинга, если он, конечно, к тому времени будет жив. Ну а если мой конь не доживет до той счастливой поры, я неприменно куплю племенного жеребенка.
– А как назовем? – спросила Жанна. – Мы до сих пор не знаем, как будем обращаться к ней или к нему.
– Если будет дочь, то я хотел бы, чтобы она была Ольгой, – сказал Йоханнес. – Так звали мою дальнюю родственницу по матери. Кажется, она жила еще в начале прошлого века – мне часто о ней рассказывали.
– Странное имя, – сказала Жанна. – Но мне нравится – от него веет чем-то северным, равнинным и далеким, уходящим в глубь веков.
– Конечно, ведь это восточнославянское старинное имя, – сообщил он. – Но все же я хочу, чтобы в любом случае имя для нашего младенца выбирала ты, поскольку дать ему жизнь будет гораздо сложнее тебе, нежели мне.
В последние дни перед появлением на свет потомка Ярвиненов, Жанна и Йоханнес подолгу гуляли по просторам лугов и берегам лагуны. Сегодня на ней была простая, но в то же время красивая одежда – дома или во дворе Жанна любила носить тунику с рукавами цвета брусники, на которую она надевала вторую тунику, но уже контрастного зеленого цвета и без рукавов. На ее шее красовался серебряный кулон, подаренный матерью в день их с Йоханнесом свадьбы. Он же носил свои неизменно любимые черные брюки со стрелкой и свободную рубашку из белой ткани с кружевным жабо. Бродя с женой по другому берегу лагуны, отличающимся скалистыми рельефами, Йоханнес, нежно сжимая ее ладонь в своей, говорил с ней о будущем.
– К работе я вернусь только в августе, – сказал Йоханнес. – Эти два месяца я буду с вами. Думаю, что братья без меня справятся.
– Йоханнес, дорогой, я тебя прошу лишь только об одном – умоляю, никогда, слышишь, никогда не соглашайся на фокусы с риском для жизни, – умоляюще говорила Жанна зная, что он все равно однажды вновь наденет смирительную рубашку, чтобы освободиться от нее на высоте десяти ярдов. – Я представляю, что сейчас переживает жена вашего покойного учителя. Я же без тебя не смогу прожить и дня.
– Не буду я ни на что соглашаться, милая, не буду, – клятвенно обещал Йоханнес. – Тот случай очень напугал нас, и мы теперь вряд ли решимся на что-то серьезнее фокусов с картами.
Из-за ужасного скандала, постигшего братьев с гибелью Магистра Адама, они, как предполагал Йоханнес, должны были закончить свою карьеру, едва ее начав. Но этого не случилось. Февраль и март этого года сильно потрепали им нервы. То, что произошло в первый день февраля в долине Тест, просто взбудоражило общественность. Каким-то чудом братьям удалось избежать суда, но то, что творилось вокруг, было хуже. Каждый день Ярвинены находили свою фамилию на первых страницах продуктов печати – газетчики, выследив жертву, набросились на нее и стали терзать пером. Их поливал грязью «Городской еженедельник», »Вестник», »Правда Нью-Роута» и даже «Таймс». Последний, правда, всего-лишь излагал общеизвестные факты.  «УБИЙЦЫ-ФОКУСНИКИ: ЧЕМ НЕ УГОДИЛ УЧИТЕЛЬ?» – писали в «Городском еженедельнике».  «ВЕРХОВНЫЙ МАГ ПРОИГРАЛ В СХВАТКЕ СО СМЕРТЬЮ. УЧЕНИКИ БЫЛИ НА СТОРОНЕ ПОСЛЕДНЕЙ?»  И так далее. Но, однако, они отыграли три последних представления без Адама, находясь в Хэмпшире. Правда, один пришлось отменить, чтобы проводить учителя в последний путь. На похоронах Адама Баркера присутствовало около полутора тысячи людей, не считая родственников и его учеников. Все эти люди ехали в его родной Грин-Хилл из разных городов и даже стран. Приезжали его коллеги из Америки – правда, на похороны они не успели, но зато пожили неделю в доме его вдовы, морально и материально поддерживая ее. А сколько цветов было возложено на могилу Адама руками его поклонников! Земляная насыпь утопала в живых цветах, скупленных у оранжерейщиков. В Грин-Хилл приехал даже Джон Невил Маскелайн – великий иллюзионист современности. Ярвиненам довелось познакомиться с ним. Маскелайн, уже знающий о том, при каких обстоятельствах погиб его друг, попытался утешить молодых людей, которым, наверное, пришлось еще хуже, чем умершему Баркеру.
– Я знаю, какие слухи вокруг вас ходят, господа Ярвинены, – сказал он тогда тоном искреннего сочувствия. – Но я уверен, что здесь вашей вины нет. Профессия иллюзиониста сама по себе опасна. Я тоже пытался проделать что-то наподобие того, что, извините, не удалось сделать вам без человеческих жертв. Но я советовал бы вам не бросать эту задумку. Подождите пару лет, покуда все забудется, и проделайте то же самое, только на глубине полутора, а не четырех ярдов – поверьте, тогда ничего не случится дурного. И этот трюк принесет вам славу.
– Спасибо, мистер Маскелайн, но он нам уже принес славу, – горько усмехнулся Элиас.
– Нет, молодые люди, я серьезно, – уточнил Джон. – Послушайте меня и усовершенствуйте этот трюк. И тогда все будет хорошо. Я уверен – вас ждет великое будущее, юные фокусники. Ведь, как говорится, одна голова хорошо, а две, в вашем случае – три, лучше. Вас ждут трудные времена, но вы справитесь, я верю в вас.
Поддержка известного иллюзиониста пришлась очень кстати. Очевидно, именно это и помогло им гордо перенести тяжелое время, которое испытывало их на прочность. Больше всего страдал Ильмари – он, не успев пережить предательство брата и измены невесты, стал свидетелем гибели любимого учителя. Все уверяли его, что он не виновен, но Ильмари, зная, что должен был быть на месте Адама, мучался от осознания того, что учитель умер за него. Впервые выйдя на сцену после случившегося, он в каждом зрителе видел Адама. Тогда, в самом начале шоу, которое они провели втроем, Элиас обратился к публике с речью.
– Леди и джентельмены, мы особенно  рады видеть вас в эти времена, – проговорил Элиас. – То, что зал полон, означает лишь то, что вы не отвернулись от нас. Я не буду сейчас вновь говорить о злом роке и несчастном случае. Мы лишь попросим вас встать и почтить память великого педагога, актера, иллюзиониста и просто хорошего человека, Адама Арчибалда Баркера или просто Магистра Адама, как мы называли его в годы своего учения. Ильмари, Йоханнес, выйдете, пожалуйста, на сцену.
Около минуты в зале царило молчание. Примерно пятьсот человек, пришедших сегодня в здание театра, где братья собирались показать чудеса, встали по просьбе одного Элиаса. Йоханнес видел, как плачет Ильмари – этот молодой человек был на удивление сентиментальным. Йоханнесу и Элиасу, конечно же, было не легче, но почему-то они не могли так легко разразиться слезами, как их брат. Элиас, видя перед собой множество лиц, соболезнующих по поводу смерти Адама, подумал о том, что он прожил достойную жизнь, если о нем скорбят даже те люди, которых Магистр не знал.
Ильмари медленно сходил с ума. Ночью ему снился Адам, вернее его муки в гробу, на глубине четырех ярдов под землей. Юноша просыпался в холодном поту и, чувствуя вину, испытывал самую настоящую физическую боль в сердце. Видимо, душа идет рука об руку с плотью и, когда гниет неосязаемое, страдает вполне реальное тело. В начале апреля Йоханнес впервые за несколько месяцев ночевал в родительском доме – он приехал, чтобы забрать Викинга и остался на ночь, решив не отправляться в путь поздним вечером. Но ему не спалось ночью. Йоханнес коротал бессонную ночь за общением с далекой Элен из Блади-Тауна. Весть о произошедшем с мистером Баркером дошла даже до туда, и девушка написала ему первой, чтобы выразить соболезнования. Он сообщил ей свой новый адрес и Элен стала писать в Дрим-Таун. Запечатав конверт с посланием, Йоханнес решил в третьем часу ночи спуститься вниз и попить чаю, прежде чем лечь в постель. Но чаю ему выпить не удалось. В ту ночь он пил кое-что покрепче в неожиданной компании Ильмари.
Спускаясь вниз по лестнице, Йоханнес услышал странные звуки, доносящиеся с кухни. Они чем-то напоминали хрипы Юхани, когда тот бился в припадке падучей болезни. Но мальчик спит в своей комнате – Йоханнес сам два часа назад уложил его спать. Чувствуя неладное, он поспешил спуститься и, видит бог, интуиция в очередной раз не подвела его. Оказавшись на кухне, Йоханнес с ужасом обнаружил Ильмари с багровеющим лицом. Он сидел полулежа на полу, а шею его стягивала хозяйственная веревка, привязанная к ручке двери кладовой. Йоханнес не на шутку перепугался и, не думая ни о чем, кроме как об Ильмари, схватил с кухонного стола нож, которым разделывали мясо. Благо, мама сегодня не вымыла посуду и режущий предмет остался лежать на столе до утра. Он в единый миг перерезал веревку и его брат свалился на пол.
– Ты дурак что ли?! – вскричал Йоханнес, яростно хлыснув его по щеке. Резкий звук пощечины разлетелся по всему первому этажу. – А если бы мне не вздумалось испить чаю на ночь глядя?!
– Зачем ты сделал это? – тихо промолвил Ильмари, когда брат стаскивал с его шеи петлю. – Почему ты всегда встаешь на моем пути? Я хотел обрести счастье в любви к Жанне, но ты лишил меня этого, женившись на моей невесте. Теперь я решил умереть, а ты явился и нарушил мои планы. Что дальше,Йоханнес?
– Ничего, – резко сказал Йоханнес. – Сядь.
Ильмари, удивившись грубому тону Йоханнеса, который, вообще-то, не был ему присущ, молча повиновался и уселся в кресло у стола.
– Давай выпьем, – Йоханнес, поискав в запасах матери коньяк, отыскал лишь початую бутылку виски. – И это сойдет. – одобрительно произнес он, наливая вино в фужеры. – Нам сейчас не помешает причаститься обоим.
Ильмари, прикоснувшись губами в фужеру и сделав глоток, отодвинул его от себя и заглянул в глаза брату.
– Как же я ненавижу тебя, Ландыш! – произнес Ильмари тоном отчаяния. – Ты мне сломал жизнь, а теперь отвел от меня смерть, в которой я хотел найти утешение.
– Я знаю, Ильмари, что сильно нагрешил перед тобой, – признал Йоханнес. – Но того, что было между вами с Жанной уже не вернуть. Хотя, конечно, между вами ничего и не было, кроме неразделенной любви. Я не должен был даже думать о ней, как о девушке своей мечты. Но подумай сам: Жанна не любила тебя. Ты был бы счастлив в браке с любовью, исходящей лишь с твоей стороны, без взаимной отдачи? Я думаю, что нет. Она нашла во мне половину себя и поэтому мы счастливы. Да, счастливы. А ты, чем в петлю лезть, лучше бы постарался забыть о ней и найти ту, которая полюбит тебя по-настоящему, просто так, чтобы любить, а не для того, чтобы избежать одиночества.
Ильмари молча склонил голову на стол близ бутылки с виски и закрыл лицо руками. Он почувствовал, как рука Йоханнеса легла на его плечо.
– Ты прав, Йоханнес, – проговорил Ильмари, подняв на него глаза. – Но ты даже не представляешь, как вы досадили мне. Боюсь, что я никогда не смогу простить вас. А тут еще Адам… Я убийца, Йоханнес. Это из-за меня он погиб. Я не должен был отказываться…
– Если бы он не лег в гроб, то умер бы я или ты, – сказал Йоханнес. – Я в последнее время думал о том, чтобы изменить свое решение и согласиться. Но, видимо, мой срок еще не пришел. И твой тоже. Я заметил пару совпадений: ты отказался от выполнения трюка с погребением заживо и тем самым спас себе жизнь, а сегодня я не дал тебе покончить с собой. Знаешь, что это значит?
Ильмари безмолвно смотрел на него вопрошающим взглядом.
– Это значит, что ты еще не выполнил свою земную миссию. Пройдет год, и ты встретишь ту, которая тебе поможет забыть о своей несчастной любви. У тебя будут дети, возможно, пара сыновей – когда ты обретешь их, то, поверь мне, произошедшее в последний день декабря, тебе покажется такой мелочью, о которой даже не стоит вспоминать. Ты будешь счастлив, видя как они растут и наследуют дело всей твоей жизни. Ты вырастишь наследников нашего редкого ремесла. Я думаю, ради этого стоит жить.
Слова Йоханнеса звучали пророчески, но Ильмари, который всегда был скептиком, все же прислушался к ним. Ему хотелось этому верить, ведь речи брата немного утешили его.
– Как только ты вернешься к нам с Элиасом, я покину вас, – сказал Ильмари. – Я чувствую, что только родные земли наших предков помогут мне. У меня такое ощущение, что мне нужно уехать.
– Может быть, ты и прав, – согласился Йоханнес. – Уезжай, только возвращайся обратно. Ты нужен нам.
– Посмотрим по обстоятельствам, – промолвил Ильмари. – Пообещай мне, что произошедшее сегодня и этот разговор останутся между нами.
– Я обещаю, – сказал Йоханнес. – Если угодно, даже клянусь. Ты прости меня – я чувствую за собой вину перед тобой. Знаю, что это не просто, но все же…
– Быть может, со временем я смогу найти в себе силы, чтобы простить тебя и отпустить Жанну. Но не сейчас… Извини, – произнес Ильмари и встал с места. – Я пойду к себе – мне нужно побыть одному. Спокойной ночи, хотя что я говорю… Спокойной она уже не будет.
– Выпей вот это, – Йоханнес подал ему ложку с каким-то порошком. – Это поможет тебе заснуть и не мучаться от тяжелых мыслей.
– Что это? – недоверчиво спросил Ильмари.
– Снотворное, – ответил Йоханнес. – Я тоже сейчас приму его – чувствую, что мне самому не удастся заснуть.
Ильмари, доверившись брату, несмотря на уверенность в его коварстве, все же принял порошок внутрь. Эту ночь он спал так безмятежно, что утром вспоминал о своих странствиях в мире снов с ностальгией. Конечно, его попытка сыграть со смертью в ее пользу, навеки отпечаталась в его памяти. Но Ильмари решил, что если ему снова выпал шанс выжить, то нужно им воспользоваться. С того дня он серьезно задумался об отъезде.
***
А утром девятнадцатого июня у него родился племянник. Поразительно то, что сын Жанны и Йоханнеса появился на свет на следующий день после того, как Ильмари исполнилось девятнадцать лет. Свой девятнадцатый день рождения Ильмари встретил в Лондоне, где они в тот же вечер дали с Элиасом представление. Этот день он провел в компании множества зрителей, которые, конечно же, даже не могли подумать о его смятениях и тревогах. Вечером после очередного шоу, они с Элиасом и Джулией уединились в гримерной комнате, выпивая за здоровье именинника. А Йоханнесу было не до празднеств в свою честь. Они с Жанной умудрились в суматохе забыть о том, что не только Ильмари сегодня отмечает свой День рождения. В полдень их потомок решил, что пора бы уже познакомиться со своими родителями. Накануне Йоханнес подыскал пару женщин-повитух и доктора. Они поселились в их доме до дня рождения младенца. Лилия и Йоханнес за день до родов Жанны до блеска намыли дом и все то, что в нем было. Пятнадцатого июня в Дрим-Таун прибыла Агнес, решив, что в ее присутствии дочери будет легче произвести на свет сына или дочь. Маритта, зная, что скоро один из ее сыновей станет отцом, решительно отказалась навестить его и поддержать. Она запретила это делать и Тарье, которая чувствовала, что ее брат нуждается в присутствии близких людей.  «Я никогда не признаю  это христианское отродье!» – заявила яростно Маритта. – Ребенок будет рожден в блуде, и я отрекаюсь от него. Йоханнес мне больше не сын. Он предал Ильмари и опозорил нас. Нет ему отныне места в Лиственной пустоши. Если ты или Аннели вздумаете свидеться с ним, то лучше не попадайтесь мне на глаза. Я прокляну вас.» Тарья, испугавшись угрозы матери, решила, что ей лучше тоже отречься от брата, чтобы не быть проклятой. Всю ночь она возносила молитвы к великой Бригг, прося отпущения ее греха, заключающегося в воспоминаниях о Йоханнесе.
В день, когда его сын пожелал увидеть мир за гранью чрева матери, Йоханнес едва не спятил, наблюдая за тем, как суетятся доктор Хоскинс, прибывший из Мэринг-Лайна по его просьбе и пара повитух – пожилая женщина, принявшая за свою жизнь сотни младенцев и ее зрелая дочь, решившая тоже посвятить себя делам врачевания. Хоскинс был на хорошем счету в Мэринг-Лайне и Йоханнес, не жалея денег, наградил его щедрым авансом и пообещал не менее внушительную сумму оплаты его трудов. Покуда Агнес держала за руку Жанну, шепча ей слова утешений и поддержки, Лилия стояла в углу под образами и держала в руках четверговую свечу, веря, что она облегчит страдания супруги ее хозяина. Сколько Йоханнес не просил Лилию относиться к себе как к брату или хотя бы как к другу, девушка, верная своим принципам, продолжала называть его своим господином. Конечно, дружеские отношения с четой Ярвинен она все же смогла построить за два месяца своего прибывания в их доме, но у нее просто язык не поворачивался назвать своего хозяина и свою госпожу по имени. Видимо, рабское положение в работном доме сыграло свою роль в становлении ее личности.
– Леди Жанна, не нужно так бояться, – уверял Хоскинс, ласково утешая ее в самом начале событий, львиная доля которых выпала на эту ночь. – Все будет хорошо – вы освободитесь от бремени и осчастливите своего мужа, подарив ему первенца. Это случится всего через несколько часов. Представляете, в лучшем случае утром, в худшем – следующим вечером, вы уже сможете увидеть того, кого так долго носили под сердцем. Мучения ваши того стоят, поверьте мне.
– Мы с моей Анастейшей сделаем все, чтобы облегчить ваши страдания, Жанна, – обещала старая повитуха. – Доверьтесь мне, матери пятерых дочерей и сына, повитухе с тридцатилетним стажем.
Йоханнес в это время был вынужден переживать за милую супругу в гостиной. Его, конечно же, не пустили в их спальню, где была Жанна. Но он и не стремился туда, понимая, что это дело женское, поощряющее вмешательство мужчины лишь в том случае, если он доктор. Йоханнес очень сильно нервничал и ему казалось, что еще никогда в жизни он не был так тревожен, даже тогда, когда ему пришлось впервые очутиться в смертельных оковах наручников, с головой уйдя под воду в ходе одного из представлений. Он терпеливо ждал, когда все закончится, а сам мечтал лишь об одном: снова увидеть жену, взять ее за руку и ощутить ее прикосновения. И узнать, кто же его будет называть отцом, сын или дочка? Йоханнес очень боялся, что может пойти что-то не так и с ужасом представлял, что в таком случае их постигнет. Но он старался верить в лучшее. Когда пространство в доме разрезал пронзительный крик Жанны, его сердце сжалось – боже, подумать только, каково ей сейчас! Йоханнес не мог слышать ее дикие крики, полные боли и мучений в предвкушении долгожданного счастья, поэтому решил, что ему лучше на время выйти из дома и прогуляться, чтобы вновь вернуться и разделить ее страдания, находясь на расстоянии стены от нее. Почти всю ночь он то бродил по берегам лагуны, то возвращался в дом, надеясь на то, что скоро все благополучно завершится. Это случилось утром, примерно в десять часов. Доктор Хоскинс вышел в гостиную, держа в руках белый сверток.
– У вас сын, господин Ярвинен, – с улыбкой произнес он. – Возрадуйтесь, Йоханнес, он совершенно здоров. Правда, слишком мал, но, глядя на вас и вашу супругу, можно понять, почему. Ему не в кого быть гигантом.
Йоханнес выдохнул с облегчением, но его продолжал беспокоить один вопрос. Он так боялся, что его сын унаследует врожденную болезнь его брата Юхани. Но Хоскинс, узнав, что Юхани приходится Йоханнесу лишь сводным братом, утешил его:  «Нет, ничего ему не грозит. Вы посмотрите, какие у него умные глаза. У него нет незавидной перспективы быть слабоумным, слава Всевышнему.»
Лишь вечером, когда Жанна очнулась от сна, Йоханнес осмелился пройти к ней. Она лежала на шелковых простынях прекрасного фиалкового цвета, одетая в белоснежную сорочку с кружевами на рукавах и горловине. Ее волосы цвета воронового крыла были небрежно разбросаны на четырех подушках, набитых гусиным пером. Над ней развивались парусами красивого оттенка зеленого цвета балдахины, что украшали их кровать. На улице было жарко, но Жанна, чувствующая легкий озноб, укрылась шерстяным одеялом в шелковом пододеяльнике. Рядом с ней уже стояла маленькая кроватка, принесенная из детской, где спал их сын. Все же первое время младенец должен быть ближе к матери. Йоханнес встал на колени перед ее ложем, и, прикоснувшись к ее холодным рукам, согрев их своим поцелуем, склонил над ней голову, чтобы заглянуть в глаза Жанны.
– Я любил тебя так, как может любить далеко не каждый, – прошептал он ей. – Но это было в прошлом. То, что ты сотворила для меня, разожгло во мне пламя всепоглощающей любви, Жанна. Я еще сильнее проникся к тебе ею, родная.
– Ах, Йоханнес, судьба преподнесла мне щедрый подарок, – сказала Жанна, протянув к нему руки, чтобы очутиться в его объятиях. Она, улыбнувшись, проговорила:  «И все же, какими бы вы с братьями чудесами не промышляли, лучшие чародеи, конечно же мы с тобой. То, что произошло с нами, именуется не иначе, как волшебство.»
– Однажды наше волшебство тоже совершит чудо, – нежно улыбнулся ей Йоханнес. – Но это будет очень не скоро.
– Я знала, что у нас будет сын,– призналась Жанна. – Чутье не подвело меня.
– А вот я ошибся, – признал Йоханнес. – Почему-то я думал, что родится дочь. О ее имени я позаботился, но поберегу его до тех пор, пока ты мне еще раз не преподнесешь такой роскошный подарок на День рождения.
– Забавное совпадение, дорогой, – тихо засмелась Жанна, боясь, что тело ее не готово веселиться и может уколоть ее стрелой боли. – Надо же, вам суждено поздравлять друг друга два дня подряд. Говорят, что тот, кто родился в период цветения роз, обречен на счастье.
– Судя по мне, можно сделать определенные выводы, – сказал Йоханнес, заглянув в кроватку сына. А он во многом был похож на него. Цвет глаз, черты лица… И даже родинка на запястье левой руки – все это унаследовал от него юный Ярвинен. – Совсем скоро у тебя будет еще один блондин. Не думаю, что он унаследует от тебя цвет волос.
– А как назовем его? – спросила Жанна. – Мы ведь даже не обсуждали имя для сына.
– Как только пожелаешь, Жанна. Я хочу, чтобы это право осталось за тобой.
– Пусть будет Артур, – сказала она. – Мой отец мечтал о сыне, чтобы назвать его в честь своего дяди, но родилась я. Осуществим же его мечту, Йоханнес.
С тех пор начался отсчет счастливых лет Жанны и Йоханнеса. Он понял, что все мечты его осуществились: Йоханнес стал иллюзионистом, бросив театр, его женой была та, которая покорила Йоханнеса однажды и навсегда. И уже не важно, каким путем была проложена дорога в счастье. Главное, что она не упиралась в тупик.

Глава 19

Волшебство ночи

                Закат… Что может быть красивее этого явления? Долгожданная прохлада, сменившая дневной зной, палящий землю, ласкала тело, а солнце, растворяющееся в темной небесной дали, обещало греть на рассвете. Рубиновый закат, походящий на фуксин, разлитый силами небесными по обители богов, прекрасно смотрелся на фоне синего, чернеющего неба. Травы и цветы, пестрящие днем, укрылись во мраке, а воды Лагуны серебрились в лунном свете. Это был август 1910 года.
Вот уже прошел целый год с тех пор, как Жанна и Йоханнес впервые ощутили радость быть родителями. Артур, наверное, решил полностью копировать своего отца – ближе к возрасту одного года стало ясно, что мальчик всем, если не абсолютно всем, походит на Йоханнеса. Те же черты лица, тот же цвет глаз и даже линии на ладони – Артурри, как называли его родители на финский манер, был точной копией Йоханнеса. Увы, последний очень редко появлялся в Дрим-Тауне, стараясь изо всех сил обеспечить семье безбедную жизнь. Поэтому Жанне приходилось скрашивать свое одиночество обществом Лилии, с которой они очень сблизились. Вчера Йоханнес вернулся из Шотландии, по которой колесил с Элиасом долгих шесть месяцев. Весь вчерашний день он провел с Жанной в детской комнате у колыбели мальчика с королевским именем – Йоханнес, находясь далеко от них, страдал в разлуке, мечтая поскорее увидеться с ними.
А сегодня, проводив Артура в царство Морфея, Жанна и Йоханнес, пожелав сладких снов юной Лилии, ушли из дома в ночь. Девушка, конечно же, не знала, куда собрались ее господа. Ей было и не особо интересно – ее больше беспокоили носочки для  Артура, которые она вязала ему в зиму. Лилия очень привязалась к этому мальчику – он был для нее, как родной брат. Жанна умилялась, глядя на эту пару – так трогательно было наблюдать, как Лилия трепетно переодевала его, кормила и пела колыбельные на ночь.  «Ты бы подружилась с кем-нибудь, Лилия, – посоветовала ей Жанна. – А то целый день сидишь с Артурри. Я ведь сама могу справиться, а у тебя скоро пройдет пора юности, так и не оставив ярких воспоминаний.» Йоханнес пытался дать Лилии образование, нанимая ей гувернеров и покупая книги, но видимо, девушку больше привлекала служба своим хозяевам. Она не нуждалась в друзьях, ведь лучшие товарищи Лилии – это ее господа.
Они бродили по берегу Лагуны, что простирался у подножий пояса гор. Уже давно на землю легла ночь и все, кто жил поблизости, наверное, давно спали. А Жанна и Йоханнес, не видевшие друг друга целую вечность, решили уединиться на просторах окраин. Сегодня она была как всегда прекрасна: Жанна носила белоснежное платье с голубым поясом, сочетая его со своими изящными туфельками цвета топленого молока. Ее запястья и шею украшали жемчуга, так подходящие к платью, а серьги сочетались с серебряным колечком, оставшимся еще со времен ее девичества. Темные волосы Жанны водопадом спадали с ее плеч, убранные лишь серебряным обручем на голове.
– А почему вы уже больше года выступаете без Ильмари? – поинтересовалась она, найдя необычным то, что их трио как-то внезапно распалось.
– Он уехал, – ответил Йоханнес, решив не вдаваться в подробности. – Еще в прошлом июле.
– Так надолго? – удивилась Жанна.
– Быть может, и навсегда, – сказал он, и Жанна поняла, что ее супруг хранит какую-то тайну, в которую не хочет никого посвящать.
Действительно, Ильмари год назад внезапно сорвался с места и куда-то отправился, никого не предупредив. Ни мать, ни сестры, ни Элиас не знали о том, где теперь живет их брат и сын. Лишь только Йоханнесу было известно, что Ильмари обосновался в Эспоо, старинном финском городке. Он писал ему однажды на его новый адрес, но Йоханнес, как и обещал брату, надежно спрятал послание и никому о нем не сказал. Что ж, Ильмари решил начать новую жизнь – это его право.
Йоханнес и Жанна стояли на берегу Лагуны. Он, заключив ее в свои объятия, молча смотрел с Жанной на воду и слушал, как где-то вдалеке плещется рыба. Оба наслаждались друг другом, ведь всего через три недели Йоханнес опять уедет.
– Отдала бы все, чтобы ты чаще был со мной, – произнесла Жанна, нежно приласкав его поцелуем. – За время твоего отсутствия, я стала забывать, как ты выглядишь.
– Прямо уж так и все, – улыбнулся Йоханнес. – Ну же, смотри на меня, пока есть время.
– А ты все шутишь, – печально проговорила она. – Я хочу как все жены, каждое утро просыпаться в объятиях дорогого мужа, провожать его на работу, а вечером встречать и потчевать его своими кулинарными изысками… И любить от заката и до рассвета.
– Скажи мне, ты несчастна? – заговорил он серьезно. – Если да, то я не стану тебя насильно удерживать рядом с собой. Только расставание убьет меня.
– Нет, что ты, милый… Даже наши короткие встречи делают меня самой счастливой из всех земных существ. – спокойно проговорила Жанна, склонившись к его плечу. – Но твои отъезды, боюсь, могут возыметь однажды дурные последствия.
– О чем ты? – насторожился Йоханнес.
– О нашем сыне, – сказала она. – Боюсь, что общество женщин, окружающее его в твое отсутствие, неприемлемо в делах воспитания. Артурри должен чаще бывать с тобой – отец должен быть с сыном.
– С этим я согласен. Но, Жанна, я делаю все, что от меня зависит. Согласись, будет хуже, если я брошу свое занятие и стану нищим актером. Конечно, я чаще буду с вами, но стоит ли это бедности, которая неприменно придет тогда в наш дом?
– С любимыми рай и в хлеву, – промолвила Жанна, касаясь кончиков его волос. В ночи они имели отбеск звезд и луны. – Я могла бы сама работать – вдвоем мы бы приносили деньги в дом,  и Артурри бы ни в чем не нуждался.
– Скажи мне, тебе скучно дома и ты хочешь опять выйти на работу? – Йоханнес касался ее тонких пальчиков, нежно целуя их.
– Я бы не против, – произнесла она. – Полагаю, что я могу быть полезной людям.
– Поступай как хочешь, только подожди, когда Артурри подрастет – он же совсем маленький, ему нужно постоянное присутствие матери. Я ему не смогу заменить тебя и уж тем более, Лилия не сумеет сделать этого.
– Да, наверное ты прав, дорогой, – согласилась Жанна, посмотрев вдаль. – Мне нужно повременить с этим. Однако, мне не следует сидеть без дела – я не хочу жить лишь за твой счет, я хочу работать.
– Ты очень красиво вышиваешь, – сказал Йоханнес. – Почему бы тебе не применить свои умения на деле? Купи себе позолоченных нитей и стань золотошвейкой – говорят, их труд очень ценится.
– Хорошая идея, Йоханнес, – поддержала Жанна. – Знаешь, когда Артурри бодрствует, мне совсем не скучно – за ним нужен глаз да глаз. Но стоит ему заснуть, как на меня находит тоска – обычно тебя рядом нет, а Лилия уходит рыбачить, если это лето. Да и зимой ее дома не  удержишь – охотится на уток, что зимуют в Лагуне. Конечно, это дело хорошее, но мне так одиноко…
– Я уже сомневаюсь, что выкупил из работного дома девочку, – засмеялся Йоханнес. – Я уверен, что в прошлой жизни Лилия была каким-нибудь диким мальчишкой из горной Шотландии.
– Да, несмотря на всю свою женственность, занятия у нее совсем не женские, – заметила Жанна. – После того, как ты к ней приставил гувернера, она заинтересовалась историей. Гувернер уже давно не ходит к нам, а она до сих пор листает на досуге книги про воинов.
– Я не думаю, что это плохо, – сказал Йоханнес. – У меня есть знакомая, ее зовут Элен. Она тоже любит историю и эта наука  ее, как я полагаю, еще не испортила.
– Что за знакомая? – лукаво заулыбалась Жанна.
– Давняя моя подруга, – сказал он. – Мы дружим заочно уже пять лет. Ты, наверное, замечала, что я часто пишу письма. Так это мы с ней общаемся. Только не вздумай меня ревновать – ни одна девушка, какой бы она прекрасной не была, тобой быть не может и, следовательно, не в ее власти очаровать меня.
– Готова биться об заклад, что у тебя до меня был роман с ней, – смеясь говорила она. Жанна, конечно же, ни за что не поверила бы в то, что ее супруг может любить кого-то, кроме нее. И в этом Жанна была  права.
– Если бы я хоть однажды ее видел, – усмехнулся Йоханнес. – Я даже не знаю, как она выглядит.
– И как же вам тогда удается дружить? – удивилась Жанна.
Йоханнес рассказал ей о своем тайном увлечении и поведал историю о том, как однажды ему пришел ответ с того адреса, который он указал на конверте, думая, что его, на самом деле, не существует.
– Вот с тех пор мы и ведем переписку, – заключил он. – Да, кстати, она знает и про тебя, и про Артура. Так что Элен известно, что если ей вдруг захочется интриг со мной, то ничего не выйдет.
– Как романтично, – умилилась Жанна. – Надо же, ты, оказывается, такой романтик. Наверное, я всю жизнь буду открывать в тебе все новое и новое, ранее мне не известное.
– Но так ведь жить интереснее, не правда ли?
– Чистейшая правда!
Жанна и Йоханнес наблюдали за тем, как луна скрылась за тучами. Прямо перед ними проплыла форель, вынырнувшая из воды и с плеском ударившаяся о гладь Лагуны.
– Всегда было интересно, как так ловко живые существа умеют бороздить водные просторы, – проговорила  Жанна. – Ну ладно рыбы плавают – это, все таки, их среда обитания. Но то, как могут плыть люди и не ложиться на дно, подобно камню, для меня всегда оставалось загадкой.
– Ты что, не умеешь плавать? – изумился Йоханнес.
– Нет, – сказала Жанна. – Я провела детство в городе, и озеро было только на окраине, но это было очень далеко.
– Господи, я женился на девушке, которая не умеет плавать! – с притворным трагизмом воскликнул он. – Я обязан исправить это досадное недоразумение!
– О, Йоханнес, что ты делаешь?! – смеясь проговорила Жанна, почувствовав, как его пальцы касаются лент на ее платье.
– Ты хочешь предаться водам прямо в одежде? – так же несерьезно спросил Йоханнес.
Жанна была смущена, но поддалась мужу. И вот она, почти обнаженная, вошла вместе с ним в воду.
– Я думал, что навсегда покончил со своим педагогическим прошлым, когда бросил театр, – проговорил Йоханнес, уложив ее на спину в воде. Он придерживал хрупкое тело Жанны. –Однако, черт возьми, мне нравится такая ученица!
– Если нас, упаси боже, кто-то увидит, я сгорю со стыда, – сказала Жанна, ощущая тепло его тела.
– Не думай об этом. Лучше держи равновесие, дорогая, – просил Йоханнес. – Дыши ровно, чтобы просто лежать на поверхности и не тонуть. Я держу тебя, не бойся.
Жанна чувствовала, как ее волосы, намокшие в воде, придают тяжесть голове, но так приятно было ощущать, как ее спины касалась прохладная, но не холодная вода, нагретая знойным днем. В этот момент она ощутила, как Йоханнес отпустил ее. Жанна с головой погрузилась в воду и наверняка бы утонула, если бы он не вытащил ее спустя одно мгновение.
– Да, сразу, конечно же, не поплывешь, – констатировал он. – Но тебе есть к чему стремиться, моя робкая английская красавица.
Их забавы в воде продолжались недолго – Жанна, не настроенная чему-то учиться поздней ночью, все это время старалась заговорить его, чтобы просто услышать лишний раз голос любимого мужа. Но Йоханнес, наделенный талантом педагога, не поддался хитрой уловке Жанны.
– Кое кто слишком много говорит и отлынивает от работы, – смеясь говорил он. – Нет, дорогая, просто так я тебя отсюда не отпущу.
– О, великий Нептун! В твоих водах я угодила в сети коварного учителя! – заливаясь своим звонким, как трель маленькой птички, смехом, воскликнула Жанна.
– Или страстного любовника! – прошептал ей Йоханнес и Жанна поняла, что он решил вернуть ее в те времена, когда они были тайными возлюбленными.
Она, касаясь его шеи своими губками – нежными, как атласный лепесток мака, ощущала все тот же аромат пачули и розы, который,казалось Жанне, она знала всю свою жизнь. Йоханнес, находясь с ней в воде, умудрился совершенно не намочить свои прекрасные волосы – они развевались на ветру, обнажая его спину и вновь падали ему на грудь. Он не был похож на сильного воина, не располагая высоким ростом и крупным телосложением, но видит бог, Йоханнес был прекрасен. Он так замечательно смотрелся с хрупкой Жанной – видимо, судьба решила свести их однажды поняв, что чересчур мужественный Ильмари не для нее. Жанна наслаждалась его лаской и готова была лишиться чувств, находясь в экстазе от столь нечастых, но нежных встреч. Это было странно, но она почему-то не ощущала себя женой Йоханнеса. В представлении Жанны, сложившееся в ее сознании еще в ранней юности, быть женой – это значит изо дня в день ходить за своим избранником, видеть его и выполнять все его просьбы не потому, что надо, а лишь из-за того, что так он сказал. Она думала, что семья – это бесконечная рутина, беспросветная тьма, где нет ни единого проблеска солнца. Собираясь замуж за Ильмари, Жанна боялась, что постоянное присутствие супруга утомит ее и она станет искать новых ощущений. Но брак с Йоханнесом разоблачил все ее иллюзии. Рутина? Да что она может знать о ней, когда каждый день для Жанны – это новое приключение и открытие, сделанное после исследований недр семьи. Она поняла, что поухаживать за мужем и почувствовать себя его рабой у нее не выйдет, когда Йоханнес с первых дней их совместной жизни сам ходил за ней и едва не кланялся ей в ноги. Единственный минус, огромный минус, который не давал ей почувствовать себя настоящей женой, состоял в том, что ее избранник слишком редко бывал дома в силу своей занятости. Его приезд был большим событием для нее, ведь присутствие Йоханнеса было тождественно воцарению покоя, равновесия в семье и любви, в которую они погружались с головой в редкие минуты драгоценного уединения. Но и в его нечастых приездах, конечно же, можно было найти положительные моменты. К примеру, постоянное отсутствие Йоханнеса пробуждало в сердце Жанны благоговейный трепет в канун их долгожданного свидания и разжигало костер страсти в ее душе. Если в их жизни ничего не изменится в ближайшее время, то расстояние и время лишь укрепят их чувства.
– Я хочу от тебя дочку, – прошептал ей Йоханнес, когда они уже вышли на берег и согрелись у костра. – Артурри скоро наскучит проводить время только с нами.
– Мне недавно исполнилось всего-лишь двадцать лет, – нежно проговорила Жанна, проведя рукой по рукаву его шелковой белой рубашки. – У нас еще очень много времени. Я буду счастлива, если Артур будет у нас не единственным.
Йоханнес, задумчиво вглядевшись в пляшущие на темном фоне неба искорки огня, отлетающие от ярких языков пламени, снял с шеи кулон в виде кинжала. Вообще, он был  падок на всякого рода украшения – Йоханнес носил на шее, кроме христианского креста, еще  кулон в виде половинки сердца, вторая половина которого хранилась у Ильмари до момента  их ссоры, также у него был небольшой золотой медальон, где хранилась жемчужная бусина –  ему эту вещь подарила еще в детстве тетушка Нелли. И кулон в виде кинжала, который надела на шею Йоханнеса его мать еще до тех пор, когда она от него отреклась. Сегодня он решил подарить этот кулон Жанне.
– Я знаю, как ты скучаешь по мне в то время,когда я обманываю людей, выдавая хитрые фокусы за чудо, – говорил он, надевая на ее тонкую белую шейку подвеску, что была нанизана на узкую, но крепкую кожаную нить. – Носи этот кулон и вспоминай обо мне, когда я снова уеду.
– Это кинжал? – удивилась Жанна, прикоснувшись к подвеске.
– Это меч Тора, – сказал Йоханнес. – Только не подумай, что я исповедаю язычество. Просто однажды мне его отдала мама. Говорят, что меч Тора хранит от бед и грусти. Пусть этот кулон напоминает тебе о сегодняшней ночи, которая, я надеюсь, доставила удовольствие не только мне.
Жанна молча наслаждалась прикосновениями Йоханнеса к своему стану и чувствовала, что это то немногое, что ей нужно для счастья. Никакие деньги, что он привозил в дом после серии своих представлений, не могли заменить этих мгновений – минут нежностей и речей, произносимых этим живым, бархатистым голосом, родным до боли.
Тая в объятиях мужа, она произнесла:  «Ах, Йоханнес, я завидую Элиасу. Он видит тебя почти каждый день.»
– Мой брат не может мне заменить тебя, – проговорил он. – Моя бы воля, я бы давно все бросил. Но боюсь, что это будет эгоистично с моей стороны. Я должен работать во имя нашего благополучия, Жанна.
Часы их нежного уединения неумолимо растворялись в лучах рассвета. Небо просветлело к половине пятого утра, и первые лучи солнца согрели их. Стеклянные бусины заблестели на ее белоснежном платье, и прекрасный серебряный обруч на ее голове переливался золотыми бликами солнца. Она была ослепительно красива. Жанна пригрелась на груди Йоханнеса, дремавшего, облокотившись на ствол векового дуба, что одиноко рос на берегу Лагуны.
– Рассветало… – проговорила Жанна, очнувшись от непродолжительного сна. – Скоро проснется Артурри, он будет голоден…
– Скоро пойдем, – сказал Йоханнес, поглаживая ее по руке.
– Что-то мне это напоминает… – проговорила Жанна, вспомнив их первую ночь в сентябре далекого 1908 года. – Все это уже было, Йоханнес…
– Два года назад… – проговорил он, улыбнувшись воспоминаниям. – Это ничтожный срок, но кажется, что с тех пор прошла целая вечность.
– Это еще только начало, – сказала Жанна, посмотрев ему в глаза. Сейчас она была уже не той робкой девушкой, которая боялась взглянуть на него. – Прелюдия счастья.

(Продолжение - Глава 20. Куртизанка для чародея - читать ЗДЕСЬ)

 

Конец Первой Части.