Семейный роман
- Все авторские права на данный текст принадлежат
- Елене Илориной (lejmi@list.ru)
- На сайте Библиотека МУЖЕСТВО ЖИТЬ этот текст размещён исключительно в ознакомительных целях
Женька брёл, пошатываясь, как пьяный, отмечая свой путь красными следами на грязно - сером подтаявшем мартовском снегу. Хотелось просто упасть и закрыть глаза... Просто спать.
Глава 5. Часть 2
Почувствовал Женька, что воздуха ему не хватает, а в квартире мороз, как на улице. Неужели может быть так больно!? Ожоги недавние такой ерундой показались теперь...
За спиной что-то прошуршало: Женька, не выпуская книжку из рук, резко повернулся - спина полыхнула привычной болью. В наступающих зимних сумерках белело лицо Сашки:
- У тебя дверь была открыта...
- Отец где - знаешь?
Вместо ответа Сашка снял очки и зачем-то протёр их уголком рубашки: видно, не решался:
- В следственном изоляторе...
Женька вздрогнул и ещё сильнее вцепился в книжку:
- За драку? Избил кого? - о другом варианте Женька даже думать боялся.
- Да. Его судить будут.
- И ты - молчал! Ты мне про всяких Гамлетов читал, а тут такое творилось! - Женькин голос сорвался на шепот.
Сашка поднял на него огромные печальные глаза:
- Прости! Мы хотели потом всё рассказать - когда ты выздоровеешь. Тебя бы всё равно раньше врачи не отпустили! Лежал бы там и мучился - какой смысл?!
- Когда?
- Первого ноября. Их семеро было. Пили. Подрались. Двоих ножом порезали. Жень, прости!
- Врали всё, да? - у Женьки просто в голове не укладывалось, как он мог не почувствовать, - Говорили - в музыкалку вместе ходите. Да как тут...вот в этом, - Женька обвёл глазами погром в их комнате, покосившийся стол со сломанной ногой, заляпанные непонятными пятнами обои, - Как здесь Светка...
- Света у нас жила, с тех пор, как ты в больницу попал. И музыкой заниматься мы с ней ходили, ты не переживай, - поспешно заговорил Соколовский, - Её в Речное на зимние каникулы звали - без тебя не поехала.
А... - Женька не решался даже выговорить, но Сашка понял, о ком речь, - Она давно.... Ну ...давно?
- Неделю.
Женька мысленно охнул. То-то последние дни не навещала. Неделю! С работы - точно уволили!
- Ладно, Санька! Ты иди - холодно тут, - Женька заметил, как дрожит Соколовский в одной рубашке.
- Пойдём к нам, Жень!
- Нет.
Женька вдруг решил - прятаться он не будет. Не мужик, что ли?! Сашка с Мариной от всей души помочь ему хотят - это он знает. Но Сашке не понять, каково сейчас у Женьки на душе. Нет, не понять...
В комнате совсем стемнело - дни зимой короткие. Но Женька свет зажечь - не решался. Сашка опередил его.
- Жень, - сказал он, глядя, как в ярком электрическом освещении Женькино лицо заливает предательская краска, - Не надо! Это - чужой стыд, не бери его на себя, Жень!
Взглянул на него Женька - как будто раньше и не видел: на мгновение показалось - старик какой-то перед ним стоит древний, седой. Фу-ты, мерещится уже!
- Саш, тогда Светка у вас ещё раз переночует, ладно?
- Конечно! Ты тоже приходи!
- Нет, братуха! Спасибо тебе, короче! Я тут сам. Приберусь маленько. Гадость эту видеть неохота.
- Я - с тобой! - решительно произнёс Соколовский.
Женька остановил рвущееся изнутри ещё одно "нет" - споткнулся на полувздохе: отказать Сашке сейчас будет хуже, чем ударить.
- Санька, ты не думай, что ты мне что-то должен...
- И ты - не думай! - резко, почти грубо, ответил Сашка, - Сам "братухой" назвал! Так что, давай быстро - где ведро, тряпка?!
Нет, никогда бы Женька представить не мог, что Соколовский - такой весь из себя интеллигентный, вечно в книжки заумные уткнутый или в компьютер, будет вот этими длинными красивыми пальцами собирать с грязного пола бычки и отмывать чужую присохшую блевотину. Время от времени Сашка поправлял падающие на глаза отросшие тёмные волосы, но оба не произносили ни слова. Зачем? Слова были бы просто лишними сейчас.
...Сашка ушел от него в шестом часу утра: старались по темноте мусор вынести, чтоб с соседями не встретиться. И так разговоров много вокруг вахрушинской семьи. Жизнь больничная давала о себе знать: Женька валился с ног. Светку в школу повёл Сашка. Последнее, что помнил Женька перед тем, как провалиться в сон - Марина передавала ему деньги от дяди Коли. Половину из них она тайком добавила от себя...
...Проснулся Женька от крика матери:
- Где? - мать трясла его за плечо. Ох ты - за правое плечо... Женька тут же вскочил:
- Чего?!
- Бутылки - где?!
Женька спросонья пытается соображать. Бутылки-то пустые они вчера на мусорку унесли, а Женька ещё и переколол их все - такая злость его охватила.
Хлоп - и Женькино ухо как огнём обожгло.
- У-У! Недо-де-е-е-еланный! - простонала мать и прошлёпала на кухню, а Женька твёрдо решил - деньги он ей не покажет. Светке столько всего надо купить, да и за квартиру давно не платили...
Так началось паршивое время в жизни Женьки Вахрушина - Гамлету, небось, и не снилось: у принца датского папаша вечным призраком бродил, а Женькин отец - тоже теперь стал вроде призрака. Правда, только на два ближайших года...
Женька вспомнил, как у Витьки Лобова брата арестовали. За хулиганство - свастикой Вечный Огонь изрисовал перед самым Днём Победы. Витька - пятиклассник по школе тогда гордый расхаживал. Отпустили, правда, быстро - причастность не смогли доказать.
Легко говорить Сашке "не бери на себя", когда постоянно так и тянет опустить глаза, исчезнуть, раствориться.... А тут - все на тебя пялятся, как будто хвост вырос у человека.
- Ну чё, Горелый, как житуха? - первым встретил его на школьном крыльце Сява-Упырь, одновременно отпрыгивая в сторону, подальше от Женькиных кулаков. А Женька - равнодушно мимо прошёл. Вот, теперь у него ещё одна кликуха появилась...
- Кто последний, тот лох! - раздался звонкий боевой клич седьмого "А", и наперегонки с параллельным классом все ломанулись на улицу - навстречу солнцу, морозу и лыжне. В пустом пыльном спортзале остались лишь два изгоя - Вахрушин с Соколовским: освобождение теперь у обоих от физкультуры. И воде не тонут, и в огне не горят, как пошутил физрук под общий дружный ржач.
- Хоть бы мячик оставил! - сердится Женька.
А впереди ещё два урока английского - зашибись, денёк выдался...
- Кацман! Иглесиас! - кричит физрук за дверью, - Нечего в коридоре стучать, спортзал пустой - туда идите заниматься!
- А кто это - Иглесиас? - удивлённо спрашивает Сашка, наблюдая, как Лёнька с Машкой переобуваются в специальные туфли.
Соколовскому невдомёк, что это и есть Машка. У неё просто фамилия двойная: Иванова - Иглесиас, объясняет Женька. Машкиного деда из Испании маленьким привезли, когда с фашистами война была. А называют её Ивановой - так привычнее, только физрук всё время прикалывается. Им с Лёнькой вместо физкультуры тренироваться разрешают. За это лето Машка сильно выросла, и теперь намного выше партнёра, поэтому ничего у них не выходит толком.
- Два и, три и, четыре и ррраз....Влево раскрытие... Стоп! Влево, Маша! - голос Кацмана звенит и срывается на высокой ноте. Нервничает Лёнька, спотыкается, сбивается со счёта.
- Вчера опять наехала - рассказывает Женька. Они с Сашкой сидят в углу на скамейке, - Ругалась, что на суд со Светкой не пошли. А я его видеть вообще не хочу, Саш. Жалко, что ему больше не дали. Ты, наверно, думаешь про меня - вот козёл, да?
- Жень, я ничего такого не думаю, ты же знаешь! - обижается Сашка.
- Да мне на них, Саш, охота знаешь чего положить.... Только вот Светка...Она на неё так орёт, - та потом не то, что петь - говорить боится.
Сашка знал, что так и есть: Светка теперь панически боялась оставаться с матерью наедине. А нормально засыпала она только у Сашки в комнате, в том самом кресле. Женька ругал её за это, но надолго его не хватало.
- Лёнька, ты опять! Ой! - Машка уже в который раз падает - Лёнька никак её вовремя поймать не может. Машке больно, она потирает ушибленный локоть, но продолжает заученно улыбаться.
- Я не могу вслух считать - дыхание сбивается!
- Давай, я посчитаю! - предлагает вдруг Женька.
Но - опять ничего не выходит. "Идиот косорукий!" - возмущается Женька мысленно. Такую красивую девчонку на грязный пол ронять!
- Лёнька, на счёт "и-три" тебе надо быстрей поворачиваться! Быстрей! А ты - спишь, стоишь! Я и то запомнил!
- Может, ты, Вахрушин, ещё и сам покажешь?! - ехидничает Лёнька.
- И чё - покажу! Давай, считай!
Машка делает огромные удивлённые глаза. Женька, конечно, сам от себя не ожидал. Просто взял и повторил вслед за Кацманом все движения. Конечно, он - медведь медведем, в кроссовках раздолбанных, и со стороны, наверно, угореть можно было со смеху, однако в повороты вписался точно. Ну как Кацман её не мог поймать, поражается Женька - она же такая лёгкая! Как пёрышко - вообще ничего не весит.... И вблизи такая красивая, что у Женьки прямо внутри всё замирает...
- Понял? - спрашивает Вахрушин, подхватив Машку в последний момент.
- Вот с ним в пару и вставай! - срывается Лёнька с места и хлопает дверью.
Машка опять улыбается, становясь от этого просто нереально красивой:
- Жень, а знаешь, у тебя здорово получается! Не обращай внимания - он что-то в последнее время нервный стал.
Женька, несмотря на все усилия, чувствует, что краснеет. Блин, хорошо, никто его не видел больше! Кто он, и кто - Машка! Принцесса и пень горелый! И вообще - ему ведь Любка нравится! Очень нравится... "О чём думаю,- вздыхает мысленно Женька, - тоже, нашёлся, Ромео хренов! Деньги скоро кончатся уже, а мать так на работу и не устроилась, ходит каждый день - говорит, ищу".
Про Ромео с Джульеттой ему, кстати, не понравилось - вот чего этот придурок Шекспир их отравил? В жизни и так дерьма хватает всякого... Женька бы по-другому написал.... Совсем по-другому...
- А как этот танец называется? - осмелев, спрашивает Женька.
- Румба, - отвечает Машка. Прикольное название. Морское.
- А я вот спросить хотел... - Женька от смущения готов сквозь землю провалиться, но раз уж такой случай подвернулся... - А ты фламенко умеешь?
Но Машка ничего - не засмеялась:
- А тебе нравится фламенко?
- Да, Сашка Соколовский как-то сыграл...
- Да-а? - заинтересованно протянула Машка, бросив взгляд в Сашкину сторону. Сашка опять уткнулся в книжку - информатику свою любимую. Фу!
- Я бы показала, - говорит Машка, - Только сейчас не то получится - юбка длинная нужна. Жень, спасибо за идею! Вот мы какой номер на Восьмое марта поставим! Точно! Саш, можно тебя на минутку?
И Женька оказался совсем в стороне...
..."Какая только бредятина человеку в голову не приходит в самый неподходящий момент! Решать надо быстрее, что делать, а я тут думаю, как у них всё прошло, у Машки с Соколовским: они выступали сегодня, а я не видел. И не увижу, наверное...никого больше.... Никогда. Даже паспорт получить не успел.... Понесло меня в эту котельную.... А Сашка... Сашка так на него посмотрел, так посмотрел... Он же сказал: "Женька, Не ходи! Не ходи никуда сегодня, пожалуйста!" Нет - попёрся! Решил, что именно сегодня - момент удобный: кто в ночную смену - те восьмое марта отмечают - бухают - это факт..."
Женька ещё раз поискал наугад опору для левой ноги - правую удалось пристроить, правда, он не видел, насколько надёжно. До земли метра четыре как минимум, но не в этом беда: когда исхитрился разок вниз поглядеть, при слабом лунном свете на дне ямы, над которой он висел сейчас, щетинились острыми краями останки какой-то металлической конструкции. Прикинул Женька: "Как раз туда и свалюсь!"
Откуда же он мог знать про эту яму?! Тут, на правом берегу, закоулков столько - запомнишь, что ли!
А разве думал Женька, куда бежать, когда его эти уроды догоняли?
"Уж лучше я вот так последние минут пять проживу, или сколько мне там осталось..." - думает Женька, начиная уже стучать зубами от холода. Ледяной сырой ветер с Реки насквозь пронизывает тонкую куртку - специально такую надел, чтобы не париться. Пока бежал - вспотел, а вот теперь - колотит всего.
"Да когда они уйдут-то?!" - хриплые, лающие голоса всё ещё слышны неподалёку.
Если бы даже случилось такое чудо, что к Женьке сверху протянулась человеческая рука - просто спрыгнул бы сам, не дожидаясь, пока обвалится под его весом ржавая железяка, в которую вцепился одеревеневшими от холода и напряжения пальцами. Только ржавая железка и держит его сейчас на этом свете.... Про обитателей правобережных свалок такие жуткие рассказы ходили, что лучше уж торчать там, на дне, как шашлык на шампуре, чем попасть живым к ним в лапы.... От одной только мысли Женьку замутило.
Женька сейчас - на их территории, мало того - он там поохотиться решил. В одиночку - вот придурок!
Сначала всё нормально шло: на крышу залез, листы снял, вниз сбросил - по-тихому дело провернул. Засекли издалека, когда на открытое место вышел - в степи далеко видно, если луна из-за облаков покажется. Вот она, сволочь, и выглянула совсем не вовремя.
"Значит, листы им достанутся... Обидно..., - думает Женька, - Вот что я за дурак такой - о чём думаю?! Какие листы, какой алюминий?! Мне жить-то осталось.... Если они сейчас не уйдут..."
Женька попробовал шевельнуть пальцами - чувствительности ноль. Труба чуть - чуть покачнулась вниз. Мысли понеслись со страшной скоростью, как-то всё в один момент припомнилось.
В тот день, когда они в спортзале про фламенко разговаривали, Женька пошёл по школе искать психованного Кацмана. А Машка с Соколовским - словно не слышали вокруг ничего; распелись две пташки, усмехнулся Женька. Он с удивлением заметил, что Сашка, оказывается, подрос за последнее время, правда, остался таким же худым. На него всё равно поглядывали с опаской, хотя никто больше не засыпал. Тот случай осенью, на английском учителя благополучно списали на жару, духоту и усталость. И, конечно, даже самому распоследнему тупице стало ясно: Соколовского цеплять - себе дороже. Вохра шутить не любит и два раза не повторяет. Вякали только издалека, шавки позорные, да грозились почём зря. Без Петьки заглохла "бригада" сама собой.
Однако общаться дружески с Колдуном у седьмого "Б" по-прежнему желания не возникало. Особенно непереносимо Сашка чувствовал себя рядом с Любкой, и он видел, что у неё та же проблема. Меняться местами с ними никто категорически не хотел, так что школьные занятия превратились в одно сплошное мучение.
На следующем уроке Женька ввёл в шок Елену Константиновну, когда после её ленивого вопроса, обычно падавшего раньше в пустоту: "Вахрушин, What"s the weather today? (Какая сегодня погода?)" он открыл рот и ответил с безупречным произношением:
- The weather is good today. (Сегодня хорошая погода)
И, усмехнувшись, добавил:
- The sun is shining (Светит солнце)
Это Соколовский над ним в больнице вечно прикалывался, когда Женька про погоду спрашивал. Пользовался, приколист такой, ситуацией - приходилось запоминать.
Елена Константиновна автоматически занесла руку над классным журналом:
- Опять не готов, Вахрушин! Два!
- Почему? - возмущенно загудел седьмой "А".
- Он же правильно ответил! - крикнула Машка Иванова громче всех.
Елена Константиновна внезапно сообразила, что, кажется, упустила что-то важное. Её охватила паника:
- Так, тихо! Замолчали все! Сейчас открываем тетради и переводим текст со страницы пятьдесят девятой!
И немедленно скрылась в подсобке...
На родительское собрание к Светке Женька шёл, ощетинившись ежиными иглами нехороших предчувствий. Если сейчас училка хоть слово вякнет про отца...
Но всё обошлось. В основном, собрание к одному вопросу сводилось - к деньгам. Учительница без конца перечисляла: и на развитие школы, и на ремонт класса, и на горшки для цветов, и на то, и на сё... Родители вокруг только кряхтели да лезли в кошельки.
- Э-э! - Звеня серьгами, сокрушается бабка Матвеева, сидящая рядом с Женькой, - Сразу уже скажите, сколько...
Женька прикинул: как раз последние отдать придётся из тех, что дядя Коля оставил. "Лавэ нанэ" - почему-то по-цыгански подумал он, выходя в колючую темноту морозного вечера. Да хоть на китайском думай - легче не становится. Денег действительно не было совсем. Надеялся на мать - взяли её на работу - так опять облом вышел: приходят они вчера со Светкой из школы, а стол завален весь: курево, чай, печенье в упаковках...
- Это отцу посылка! - отрезала мать, - Ладно, печенья одну пачку возьмите. Одну только!
"Пошла ты! Сам куплю" - со злостью подумал Женька.
- Папку-то не забывайте! - дышал перегаром в лицо сосед дядя Вася, - Плохо щас папке-то вашему там, понимаешь? В тю-ю-рьме-то, чать, не сахар! - и всё ущипнуть норовил дочку вахрушинскую за что попало. Светка только бледнела от страха и вжималась в холодную стену подъезда...
...В двух шагах от школьного забора клубился густой пар и мат завхоза: тот устанавливал над канализационным люком что-то вроде шалаша из подручных материалов. Ясно: опять крышку спёрли. Интересно, сколько за неё денег дать могут?
Идея показалась заманчивой...
Для начала Женька в кладовку залез, которую не разбирали на его памяти ни разу. Пропылился весь, но кое-чего по мелочи накопал. С Сашкой посоветовался - тот всё на свете знает: какой металл, какой сплав. Только вот - куда сдавать?
Тут Мишка Архипов адресок подкинул: у них на посёлке мужик один у себя дома приёмку устроил, ему без разницы было, у кого брать, и откуда железки. Правда, Сашка справедливо подозревал, что сильно мухлюет тот мужик с оплатой. Ну, что ж делать - выбирать не приходится.
Подчистив всё в своей квартире - и холодильник сломанный, и машинка стиральная нерабочая, и телевизор разбитый в ход пошли - сообразил Женька на "охоту" податься в дальние края - на правый берег. "Охотиться" решил по ночам, когда мать на смену уходила. Инструменты отцовские взял, варежки старые, и Светку проверить зашёл - она, как всегда, у Сашки пропадала. Сашка, конечно, сначала рванулся было с ним - но потом и сам понял, что нет - нельзя ему никак. Да и с сестрой надо кому-то остаться.
- Тише, они занимаются! - шепнула улыбающаяся Марина.
Женька на цыпочках бесшумно прокрался в зал, прислонился к дверному косяку: Сашка со Светкой сидели за пианино - оно ещё от прежней хозяйки осталось.
- Теперь сама! - Сашка убрал свои ладони со Светкиных пальчиков, и девочка разочарованно вздохнула:
- Не запомнила... - а Женьке слышно: врё-ё-т...
- Я вижу, что запомнила! Давай ещё раз, с начала!
Длинная прядь волос упала Сашке на глаза - он привычным движением убрал её за ухо. Светка, не моргая, уставилась на него своими синими глазищами - Сашка улыбнулся ей, и вся эта картина навсегда осталась в Женькиной памяти.
Если бы можно тогда было остановить время и сделать чуть-чуть по-другому! Выйти на пять минут позже, свернуть в другую сторону.... Или бросить последний лист! Правду говорят: "Жадность фраера сгубила". Виси теперь здесь, Вохра, как мешок понятно с чем! Так тебе и надо! Может - наказание? Воровал? Женька тут же усмехнулся собственным мыслям: если на то пошло, рядом с ним полгорода должно висеть. Начиная с директора Комбината.
Натырить Женька мало успел: так, по мелочи, на еду только внатяжку им со Светкой хватало. Смешно даже сказать. Однажды повезло: сетка алюминиевая в огороде без присмотра лежала; по свалкам, опять же, можно полазить. Правда, желающих и без Женьки полно, так что приходилось глядеть в оба.
Метельной февральской ночью увидел Женька то, что долго потом не давало ему покоя. В самом конце одной из улочек правобережного посёлка Старо-Северный набрёл на покосившийся одноэтажный домишко, и решил рискнуть: дома, видать, хозяев давно не было, следов вокруг - никаких. Дверь, конечно, закрыта, а окно разбить - всех собак соседских переполошишь. На чердак полез прямо по стене, втянулся через узкое окошко. Уж чего-чего, а по стенам да заборам лазить умеет Женька, как муха, разве только не по потолку. Сашке спасибо - фонарик одолжил, и высветил Женька себе добычу: фляжку алюминиевую, старинный катушечный магнитофон, моток проволоки, ящик металлический. Только он ящик тот сбросить вниз собрался - вдалеке мотор заурчал, и звук быстро приближался. Тявкнула невдалеке псина, за ней - другая, но лай скоро заглох: неохота, видно, местным кабысдохам понапрасну хвосты морозить.
Женька мгновенно выключил фонарик и через щель в стене уставился на улицу. Из машины - марку её Женька не разглядел толком, вроде бы "девятка" - быстро выскочил крупный мужик, кинулся к воротам.
"А если б я в доме щас сидел?" - похолодел Женька. Спустя некоторое время, пока пацан, боясь шелохнуться отчаянно молясь, чтобы ночные гости ненароком за угол не заглянули и следов его на снегу не рассмотрели, с противным, жестяным скрипом ворота открылись, автомобиль с затемнёнными стёклами быстро вкатился в крохотный дворик. Снова лязгнули замки. Мотор заглох. Женька как можно тише переполз в сторону, нашел и там щель, скосил глаза, прищурился.
Двое вытянули из багажника и бросили на снег двора длинный чёрный куль.
- Чё, живой он тут? Глянь! - спросил первый голос, визгливый, как у бабы.
- Живой, чего ему сделается?! - ответил второй.
- Развяжи!
Мешок зашуршал. Кто-то хрипло закашлялся. "Человек... Что они, его пытать будут, что ли?" Только этого не хватало!
- Может, руки развяжете? - хрипловатым, но совершенно спокойным голосом произнёс пленник, - По любому не сбегу.
- Заткнись! - рявкнул первый,
Глухой звук удара, серия отборного мата, и опять хрип. Хлопнули дверцы "девятки".
- Разошлись! - вступил в разговор третий мужской голос. Женька опасался людей с такими голосами: ровный, бесцветный, плоский; подобные голоса в Женькиной классификации принадлежали последним сволочам.
- Ну как? Мозги в порядок привёл? - обратился бесцветный, видимо, к пленнику.
- Паяльником пытать будете? - насмешливо спросил хриплый. Женька поразился - он, похоже, вообще их не боится. Но если, правда, пытать начнут? Придётся сидеть здесь и молчать рыбой.
- Размечтался.
- Передай своему ...боссу - ничего он не добьётся!
Бесцветный мерзко захихикал. Женьку от этого смешка просто затошнило.
Дальше послышалось шуршание, глухие шлепки и приглушенный мат. А среди мата услышал Женька голос четвёртого персонажа, и чуть было не заорал от неожиданности: козлиное блеяние Зыркина он различил бы из миллиона голосов.
Да, точно - и походочка его вихлястая, ни с кем не спутаешь.
Оставалось только надеяться, что до утра дело не затянут. "Найдут - хана!" - мрачно подумал Женька. Пацан замер в углу, боясь шелохнуться лишний раз, и в голову всё лезла какая-то нелепая чушь.
Временами налетал ветер, покачивал на ржавых петлях старую раму. Верхушки комбинатовских труб прятались в пепельно - малиновых клубах дыма. Он сгрёб в кучу обрывки полуистлевших верёвок, уселся на них и с тоской подумал о горячем супчике. Пусть без мяса, только бы горячий. Живот немедленно отозвался рёвом. Женька скорчился, вжимая кулаки под рёбра, заставляя себя не о жратве не помышлять. Ладно, хотя бы Светка у Сашки - накормят. Сам он у Соколовских есть стеснялся жутко. До сих пор. "Тут, может, внизу, прямо подо мной, человека убивают, а я.... про суп". Но думалось всё отчего - то только об этом треклятом супе...
Резко взгвизнула дверь на крыльце домика, и что-то с мягкими шлепками прошуршало по ступенькам. Женька сидел, стараясь лишний раз не шевелиться. Иногда вслушивался, но голоса внизу, едва различимые, не позволяли разобрать слов. Пару раз кто-то из похитителей выходил во двор - по нужде.
Край неба уже заметно посветлел, когда, наконец, компания вывалила обратно.
Женька проследил, как брыкающийся мешок заткнули в машину.
Но Зыркин как здесь оказался? На кого он работает? И кто этот хриплый? За что его так? - мучили Женьку вопросы. Он вернулся, ступая по собственным следам и упрямо тащил - таки ящик, хоть и руки потом болели нещадно.
"Обычные разборки" - сделал вывод Соколовский, - "Кто-то магазинчик открыл или ларёк, делиться не хотел". Может, оно и так, вот только голос у этого хриплого, как будто он не деньги свои защищал, а что-то другое...
Собственно, сейчас Женьке без разницы - что да почему. Как мало, оказывается, в жизни успел: нескольких секунд хватило, чтоб всё перед глазами пронеслось. Он ведь ни с одной девчонкой даже не целовался а не то что.... И в океане не поплавает теперь...
"Светка... Санька... Я их больше не увижу?!"
Поганая железюка накренилась ещё сильнее под Женькиным весом, медленно выворачиваясь из мёрзлой земли. "Так быть или не быть? Вот в чём вопрос..." - вспыхнуло в мозгу. Выбор небольшой...
Конечно - быть! Последним отчаянным усилием Женька рванул тело наверх...
Он и сам не понял, как у него это получилось - будто снизу подтолкнул кто-то. Только бы не закричать, ведь голоса ещё совсем близко... Ржавая железка на прощанье проехалась по правой ноге от колена до стопы, и у Женьки в глазах потемнело от жгучей боли. Он вжался что было силы в грязно - серую ледяную корку, ещё подтянулся. Всё! Всё...
"Ничего: болит, значит - живой. Живой..." - думал пацан в эту свою далеко ещё не последнюю ночь своей жизни, хромая по промозглой, продуваемой всеми ветрами степи, которую то и дело освещали ядовитые ярко - розовые вспышки металлургического гиганта.
Да, только случайность его сегодня спасла. А то нашли бы лет через дцать черепушку Женькину в этой яме, как Гамлет бедного Йорика.
"Больше воровать не буду!" - решил он твёрдо. И дело тут было вовсе не в совести: совесть Женька понимал по-своему, вернее, вообще не понимал. К совести вечно призывала его мать да типы вроде Матвевны, значит, ничего в этом слове хорошего быть не может. Рассуждал он иначе. Не хватало, чтобы и его посадили: Светка и так зажалась вся, молчит целыми днями, только рядом с Сашкой прежней стрекозой становится. Как же всё-таки хорошо, что на свете есть Сашка, думал пацан, из последних сил представляя себе, как поедут они в огромном черном джипе, вдоль зелёной стены леса, навстречу ветру и свободе...
Женька брёл, пошатываясь, как пьяный, отмечая свой путь красными следами на грязно - сером подтаявшем мартовском снегу. Хотелось просто упасть и закрыть глаза... Просто спать. "Уснуть и видеть сны. Вот и ответ. Какие сны в том смертном сне приснятся..." Стоп, а сны-то Женька не видит! Значит, просто - спать.... Эх, как до остановки далеко...
Женька призвал на помощь природную силу памяти, вылавливая оттуда слова, выстраивая по порядку, как Сашка делал: "Нет места превыше Неба, нет света яснее Солнца, нет мыслей сильней моих! Земля с небесами не встречается, огонь с водою не венчаются, кровь моя наружу не плескается!" Дурацкие такие стишата, на считалку детскую смахивают. Это Светка, дурёха, ладошку позавчера ножом покромсала - лук резала. Пока Женька в аптеку бегал, Санька тут как тут нарисовался: "Дай-ка, мол, на ручку подую, Светик - семицветик". Заслушалась стрекоза этого стихоплёта, глазёнки вытаращила, носом шмыгает. Короче, перевязывать было уже нечего. А от Колдуна нагоняй получил: держи, мол, дома бинты про запас...
Нога так и приклеилась к задубелой штанине, но кровь хотя бы остановилась. Надолго ли? "Не спать!" - приказал себе Женька, зажатый со всех сторон в набитом битком первом утреннем автобусе. У комбинатовских мужиков, что возвращались домой после смены, сегодня настроение особое: кому жену поздравлять надо, кому - любовницу, а кому - тёщу. В адрес женского пола летели такие словечки, что водитель на остановке не выдержал: "Ну вы чё, мужики, хорош уже! Вас самих, чё, не баба что ли, родила?!"
"Да, родила! - подумалось Женьке, - Зачем только рожала!?" Он частенько слышал от матери такой упрёк, и от этих слов становилось хуже, чем тогда, в больнице. Почти всю, и так небольшую, зарплату, тратила мать себе на выпивку. Одно хорошо - после смены пила, и не в квартире. Видно, на работе скидывались. Приходила домой - заваливалась спать - пушкой не разбудишь. Но если трезвая заявлялась - начинала их со Светкой сразу шпынять.
Другая часть денег уходила на посылки отцу. Недоумевал пацан - раньше ни дня без драки не проходило у них, а теперь - смотри-ка ты, любовь какая открылась.
Откуда теперь деньги брать? Дядя Коля ещё перевод прислал недавно по почте, на имя Марины Соколовской - матери не доверял. Женька старался, чтобы Светка не хуже других выглядела, витамины ела. И так не по себе было: что он, попрошайка, что ли? Да и дядя Коля - не миллионер.
Работу искать надо, вот что... Женька подумал, отлежусь только малость... Его шатало, в голове мутилось, мир перед глазами плыл и раздваивался.
"Типичный наследственный алкоголизм!" - поставила свой диагноз Сания Абдрашитовна, глядя, как Женька, уцепившись за перила, с трудом преодолевает лестничный пролёт, - "А ведь ему только тринадцать... Что творится!" И мысленно возблагодарила судьбу: уж её-то любимый внучек никогда не сопьётся, не в такой семье рос. Воспитанный, талантливый мальчик.
"Мальчик" - двадцатишестилетний Марк Черников - жил в Москве, и являлся главной гордостью Рыжей Сони. Он уже успел прославиться на весь мир как подающий надежды модельер. Журнал со статьёй о нём был зачитан соседками чуть ли не до дыр, урожай завистливых вздохов собран, оставалось лишь ждать новостей...
Сашка каждый раз непонятным образом ловил момент Женькиного возвращения. Как узнавал - непонятно. Ну, точно - Колдун и есть, смеялся над ним Женька. Охота ему с раннего утра в холодном подъезде торчать!
Сашка не вышел навстречу сегодня, потому, что всю ночь у Вахрушиных в квартире просидел - Светку успокаивал. Она ведь не догадывалась, куда Женька по ночам исчезает. Мать утром домой не явилась - совсем заотмечалась, наверно...
"Санька, не больно мне! Зачем!" - шипел Женька, Сашка заставил-таки его раздеться, сбегал домой и обработал раны каким-то вонючим раствором. Женька почувствовал себя ватной куклой - нога раненая заморозилась. Помнил ощущение - наркоз так действует. Сашка умел такие штуки вытворять, нос у него только белел, будто белом обсыпанный. "Подумаешь, брюхо слегка поцарапал - кишки-то целые! Заживёт, как на собаке!" "Заткнись!" - приказал Соколовский таким голосом, что Светка вздрогнула. И заставил ещё таблетки глотать, а потом отвар какой-то выпить: горечь несусветная! Это - чтобы заражение не началось, объяснил Сашка.
Зато на следующий день Женька, как ни в чём не бывало, топал в школу. Рана на ноге затянулась и почти не беспокоила. Только всё тело ломило, словно через мясорубку пропущенное.
Сашку - хлоп тихонько по плечу: "До скорого, братуха! Встречаемся, как всегда!" - понятно, значит, возле раздевалки начальных классов. "О кей!"
Женька заходит в кабинет литературы вместе со звонком, кивает Юрке, Мишке, Денису, подмигивает Машке, строит рожу Кацману, садится, как всегда, в одиночестве, на свою любимую последнюю парту в углу.
Как всегда, поднимает глаза на стену: "Уильям, привет, чувак! Не боись, прорвёмся! Весна началась!"
Главное - жизнь продолжается...
