Семейный роман
Глава 14
Мы с Тобой
От прокалённых за день огородных грядок валил пар. Перешагивая через длинные вечерние тени, Женька шел вдоль прясла, уворачивался по пути от крапивных зарослей и с большим сожалением думал о том, что варенья - соленья в город больше не повезёт: лучше ягоды сушеные да траву. Прятать легче. В прошлом году матери простить не мог, что заготовки на базаре толкнула...
Рядом загремел ведром Сашка:
- Что во сне видал? Рассказывай!
Женька вошел по колено в теплую речную воду, зачерпнул, не спеша:
- Не помню!
Так и не добился Колдун ответа...
- Жееенька! Саша! Ужинать! - Светкин голосок звенел через весь огород до самой речки.
- Уже идём, Светик! - откликнулся Сашка.
- А я один раз целые сутки проспал! - вдруг признался другу Женька, - Ко мне "Скорую" вызывали. Из-за тебя, Санька - теперь понятно!
Сам не ожидая, он рассказал Сашке всё, что приключилось с ним после того, как Соколовский вручил Светке её потерянную "хрустальную туфельку". Сашка слушал внимательно, не перебивая.
- Что с тобой случилось, я пока не могу объяснить, - наконец, признался он, - Не хочу никого усыплять - само получается.
"Да уж..." - усмехнулся про себя Женька, припоминая знаменитый урок английского в седьмом классе.
Тётя Маша ждала "работников" ужинать. На столе, политая сливками и посыпанная свежим лучком, картошка с жареными маслятами не оставляла шанса остаться голодным. Даже Светка за лето немножко поправилась и загорела.
Женька прикончил третью тарелку, налил чаю, потянулся за румяным сладким пирожком с черникой и тихонько спросил у сестры:
- Свет, что с тем домом?
- Там мальчик умер от страшной болезни, - прошептала Светка, - А его родители от горя тоже умерли. Вот такая история.... Ой! - кинулась она к окну, - Тёть Маш, кто это?
С улицы донесся дикий визг, будто бы кричал под ножом смертельно раненый поросёнок.
- Мартыновы... - тяжело вздохнула тётя Маша.
Женька с Сашкой тоже отодвинули занавески и выглянули в окна. По дороге быстро шла, почти бежала, высокая, плечистая баба, огромными калошами поднимая тучи пыли. Широкие спортивные штаны, закатанные до колен, зияли прорехами, мужская рубаха в синюю клетку застёгнута на одну пуговицу. Из-под криво повязанного платка торчали во все стороны неопрятные серые космы: то ли пыльные, то ли просто седые. За спиной висел старый тощий рюкзак на одной лямке. Правой рукой неизвестная тётка прижимала к себе совсем мелкого ребятёнка. Левой - тащила за шкирку девчонку лет шести. Девочка визжала и упиралась. Позади них тащились ещё четверо: две девчонки и два пацана. Самому старшему было на вид лет двенадцать, и он постоянно оглядывался, будто ожидал увидать что-то за поворотом дороги.
Внезапно девчонка повисла на материнской руке, вцепилась в неё зубами. Почуяв свободу, тут же упала в дорожную пыль, дико заверещала и принялась биться лицом о землю. Баба развернулась, молча наподдала ей ногой в бок, отчего та заголосила ещё противнее, прямо-таки на пределе слышимости.
Светка в ужасе закрыла ладошками уши.
Мать отправила в дорожную пыль смачный плевок, и, как ни в чём не бывало, продолжила путь. Детвора покорно и безразлично потянулась за ней, не обращая внимания на сестру. Лица у всех детей были широкоскулые, носы приплюснутые, а руки вытянуты едва не до колен. Что-то они напомнили Женьке, но вот что...
Девчонка, как будто поняв, что на неё смотрят, замолчала, подняла голову от земли и уставилась на вахрушинские окна. И, хотя дом стоял довольно далеко от дороги, Женьке показалось, что грязная мордашка с выпученными глазами оказалась прямо напротив него, на расстоянии вытянутой руки. Глаза эти глянули вполне осмысленно, но вслед за тем раздался такой жуткий хохот, что у Женьки спина мурашками покрылась. Не переставая хохотать, девочка поднялась и рванула за остальными.
- У них ещё двое было, - вздохнула тётя Маша, - Одного отец пьяный в сугроб на ночь выкинул, ему и месяца не исполнилось. А другого - разумный такой был мальчишка, да инвалид неходячий - братья и сёстры живьём в стогу сожгли. Со спичками игрались...
- А отец кто? - спросил Сашка.
- Отец-то? Да здоровенный такой мужик, нигде ни дня не работал, алкаш поганый! На детские пособия живёт, да ещё - кто что подаст. Я вот еды подкидываю, как мимо идут. Обычно они к нам заходят, а вот сегодня, видно, опять забуянил - ищут, где ночевать. У Мартынихи все дети пособие по инвалидности получают. Так-то они, как лоси, здоровые, а вот на голову...
Меж тем странное семейство, включая девчонку, скрылось из виду.
- Сволочи, что делают! - продолжила рассказ тётя Маша, - Как напьётся, ирод, так выгоняет всех из дома. Там внутри уж топором всё перерублено, ни одной вещи целой. Так и ходят - когда по соседям прячутся, когда - в землянке. Уж сколько Мартыниха из-за него в больнице лежала - руки-ноги ей ломал, голову пробивал. А всё - хоть бы хны! Арестуют, а она детсад свой соберёт - в милицию заявится, такой концерт устроит! Кричит - детей отца лишаете, семью рушите. Отпускают. Народ-то у нас добрый, когда не надо.... Глядишь - опять беременная...
- Почему их родительских прав не лишают? - спросил Сашка.
- Кто ж этим заниматься будет в деревне? Никому не надо! - ответил подошедший со двора дядя Коля, - Попробуй свяжись с ней - мать-героиня, все права свои сразу вспомнит! Мы уж с Машей как просили: дайте хоть одного на воспитание. Без оформления, так просто: жалко ведь, смотреть иной раз невыносимо. Осень, слякоть, дождик наливает - а они гуськом по улице плетутся, ревут.... Нет, Мартыниха - ни в какую! Ещё нас же обвинила - издеваться, мол, будете над дитём. Да уж куда дальше ещё издеваться...
У Женьки внутри всё похолодело при мысли о том, что у них в семье могло быть точно так же. " Нет, у нас со Светкой другая жизнь будет! Другая!" - твердил он себе, пока перебирал до ночи запчасти к любимой "шестёрочке" - своей надежде на будущие заработки. Думал, пока шли они назавтра в сторону гор, навстречу встающему солнышку.
...Сашка остановился и оглянулся: они с Женькой уже миновали знакомую поляну, поросшую жёлтыми душистыми цветами. Ещё немного - и откроется перед ними Озеро. Целый месяц будут жить они здесь, в долине, как два Робинзона: Светка с дядей Колей потом их навестят, в августе.
- Жень, а давай вон на ту скалу над Озером заберёмся! Оттуда далеко должно быть видно.
- Ладно, давай завтра! Ты для этого бинокль взял?
- Да! Я ещё и сфотографировать всё здесь хочу!
Колдун в этот раз экипировался по полной программе: всякой всячины с собой навёз - целый рюкзак. И фотоаппарат новый, и полевой бинокль, и удочки какие-то мудрёные, американские.
Перед самым отъездом без малейшего сожаления расстался со своей последней подружкой. Женька был в полном недоумении:
- Санька, почему? Такая клёвая! Она, правда - модель?
- Да. Занимается в школе моделей. Козлова, кстати, тоже. Ты знаешь, что Любка собирается в конкурсе "Мисс В - ск" участвовать?
- Не-е-т! - смущенно пробормотал Женька, но тут же опомнился, - Ты стрелки не переводи! Колись - круто было?
- С Аллой? А ничего не было, Жень!
- Как - не было! - оторопел Вахрушин, - Она ж у тебя ночевала! Матвевна знаешь, как материлась!
- Просто ночевала! - улыбнулся Сашка, останавливаясь, чтобы сделать очередной интересный снимок, - Марина с Борисычем в санаторий укатили, а тут Алла позвонила: плачет, с родителями поругалась. Я и предложил - приходи. Полночи успокаивал, потом она так и уснула. Наревелась, как маленькая. Так что не до этого было.
- А чё у неё случилось?
- Всё серьёзно.... В общем, не могу я тебе рассказать. Не мой секрет. С родителями у неё большие проблемы.
- Они ж вроде не алкаши, крутые какие-то.
- Что ж, по-твоему, если деньги есть - проблем нет? Жень, знаешь, мне кажется, на свете вообще не осталось ни одной нормальной семьи. Такой, чтобы между людьми всё по-честному, чтобы любили друг друга, понимаешь?! Везде - подвох какой-нибудь...
Женька задумался и вдруг спросил:
- А у дяди Коли с тётей Машей?
- Но ведь у них детей нет, Жень...
Да, подумал себе Женька, а ведь Колдун, похоже, прав...
- Саш, а вот Мартыновы.... Как ты думаешь, почему у них жизнь такая, а? Мартыниху бьют - она терпит. Почему?
- Мартыниха, и ей подобные - ты догадался, кого я имею в виду - они сами хотят такой жизни, они сами себе её создали, и они, Женька, счастливы!
- Зачем такое "счастье"?
- Со стороны людям кажется - забитые женщины, но... Они и есть настоящие монстры. А платят за всё дети. Я тебе потом объясню, если хочешь, только давай не сейчас!
Женька сжал зубы, поправил рюкзак и угрюмо молчал до самой избушки.
...- Не верю я, Женька, ни в какие высокие чувства между мужчиной и женщиной, - продолжал Сашка свою мысль уже вечером, при свете костра. В котелке тихо булькал суп с перловкой и грибами. Где-то в лесу ухал филин, на Озере лягушки устроили концерт, и казалось, что в этом мире не существует ни городов, ни школ, ни шумных улиц с толпами народа...
- Люди выдумали их для себя, так мне кажется. А на самом деле - иллюзия.
Женька хмыкнул. Может, и выдумали, любят иные людишки не по делу трепаться, да только дыму не бывает без огня. Но вслух Женька выразить мысли постеснялся.
- Как, говоришь, меня прозвали?
- Казанова, - усмехнулся Женька. Он как-то по просьбе Анны Ивановны кран у неё на работе чинил, ну и попутно в словарь глянул - кто такой этот Казанова загадочный. Оказалось - ничего особенного, обычный потаскун итальянский.
- Какой из меня Казанова! Женька, хочешь, я тебе расскажу, что у меня на самом деле со всеми девчонками происходило?
Женька замер, не донеся ложку до рта: слишком много боли звучало в Сашкином голосе:
- Каждый раз - по одной схеме, - продолжил Соколовский, - Сначала всё прекрасно. Как только наедине остаёмся, и я пытаюсь... ну, в общем, ты понял.... Тут они сразу плакать начинают. Представляешь?! Начинают мне свои проблемы выкладывать. У кого-то в семье кошмар творится, у кого-то страхи, у кого - болезнь серьёзная. А с одной такое в детстве случилось - я рассказать не могу. Она никому об этом не говорила, даже родители не знают. А мне - рассказала...
- А потом?
- Потом.... Понимаешь, они рассказывают, а я чувствую всё, даже картинки перед глазами вижу. Пытаюсь успокоить, что-то говорю, сам не помню, что.... Но - ничего! С этого момента не чувствую больше ни-че-го!.... Как будто ребёнка маленького обнимаю. И всё! Расстаёмся. Ну, то есть, потом общаемся, но уже....
- Ты, братуха, прямо как, - Женька огляделся вокруг костра, словно в поисках нужного выражения, - Ну, как это называется, когда к попу приходят?
- На исповедь, - подсказал Сашка, - но я не священник! Я не врач! А на меня им наплевать, понимаешь! Им выговориться надо! Поэтому их тянет ко мне! Жень, получается, это я - ненормальный?! Меня нельзя просто любить?
- А... - открыл, было, рот Женька, да тут же и закрыл.
- Ты про Машу хотел спросить? - вот, блин, Колдун: опять мысли читает! - С Машей всё было иначе. То есть - так, как надо. Только, сам знаешь, чем закончилось...
Женька решительно помешал суп и попробовал: готово! Пора прекращать Саньке эту фигню! А то - рехнуться недолго!
- Сашка, встретишь ты ещё нормальную тёл... девушку! Ну, подумаешь, дуры всякие попадались! Давай, суп ешь! У меня, короче, план есть! Щас изложу по порядку!
Сашка послушно ел, то и дело, фыркая от смеха, пока Сашка рассказывал, что у них в группе "есть один чувак", который "мутит, короче, со студенткой из медучилища, а у них в общаге полно девчонок нормальных. Ну, которые, короче, не динамят."
- Ну, Колян говорит, короче: пива надо взять, вина какого-нибудь, закуски... Сторожу - пузырь поставить.... Слушай, Санька, идём со мной, а?! Нормальные девки! Эти тебе точно рассказывать ничё не будут! Если только анекдоты!
- Жень, так получается - это ты у нас Казанова! Купаться идёшь?
- Не! Спать охота! Завтра!
- А я уж подумал - ты русалок боишься! Они, говорят, защекотать могут...
Погасили фонарь, но долго ещё не могли уснуть. Сашка ворочался в своём новеньком спальном мешке - из Америки привёз. Женьку любопытство разбирало:
- Саш, а ты про велики спортивные обещал рассказать! Там сколько скоростей?
- Поехали со мной - сам увидишь! Не помню я!
- Издеваешься?! Как я поеду?
- Поедешь! - уверенно заявляет Колдун, и голос у него меняется: опять иголками колет. Значит - лучше не спорить...
- Вот смотри: сначала надо шарагу закончить, потом - в армию, потом - работу нормальную найти. Ещё, блин, с жильём надо чё-то решить, а то...
Соколовский знал, что скрывалось за этим "а то". Прошлой зимой родители Женьку со Светкой четь бомжами не сделали, да и себя тоже. Хотели квартиру поменять на меньшую площадь, с доплатой. С аферистами связались. Короче, Сашка вовремя неладное заподозрил и подключил Борисыча. Тот, правда, нормальным мужиком себя показал - аферюг как ветром сдуло. Но не всем так повезло - до сих пор, говорят, следствие по этому делу продолжается, многих таким образом успели обуть. После этого мать с отцом даже здороваться стали с Соколовскими, правда, сквозь зубы. А Борисыча отец за глаза всё равно величал "ментярой позорным". Матвевна, заходя в гости к Вахрушиным, продолжала придумывать небывалые истории про Марину: говорят, мол, что она у себя в больнице всех мужиков собрала...
- А жениться когда будешь? - спросил Сашка.
- Чё ржёшь, Казанова? Ну, женюсь потом...когда - нибудь...
- А я - никогда не женюсь! - вдруг совершенно серьёзно заявил Соколовский, - Это - не для меня! У меня, похоже, судьба другая, не как у нормальных людей...
Сашка вздохнул и пожелал спокойной ночи. Интеллигент хренов!
- Ну-ну! - пробормотал, засыпая, Женька, - Куда ты денешься, Казанова! Я у тебя на свадьбе ещё знаешь, как напьюсь.... Зашибись всё будет, братуха...
На второй день пребывания на Озере Сашка вдруг заявил:
- Жень, мне нужно побыть одному!
Женька как раз заделывал дыру на крыше:
- Поганка в супе была, что ли? - обеспокоенно крикнул он сверху вниз.
- Не в том смысле! Я хочу в пещеру пойти! Только - один!
- За каким... - чуть не выронил Женька молоток, - "Слёзы гор" от камней отдирать будешь? Так давай вместе пойдём!
- Жень, мне нужно побыть в таком месте, где меня ничто не отвлекало бы, понимаешь? Пообещай, что не пойдёшь туда за мной! Что бы ни случилось.
- Ладно, - нехотя пообещал Вахрушин, хотя не очень-то хотелось ему отпускать Сашку одного: что ни говори, а жутко в этой пещере, даже вдвоём, - Но ты к обеду-то вернёшься? Там ещё картофан остался...
- В том-то и дело, - серьёзно ответил Соколовский, - Я не знаю, когда вернусь, - Мне подумать нужно. И ещё - прочитать вот это.
Женька слез с крыши, повертел в руках старенький блокнот с пожелтевшими от времени листами. Буквы русские, а ни слова не понятно:
- Это ж вроде не узбекский.
- Арабский.
Ну, Колдун - вечно у него заморочки!
- Там же темень! И холодина! Зачем?
- Так надо, Жень! Только не ищи меня, я сам выйду.
Надо - так надо. Однако ни после обеда, ни вечером Сашка не появился. Женька закончил крышу ремонтировать и прогулялся до входа в пещеру. Никого. А у Сашки с собой - только фонарик, спички да полторушка родниковой воды. Жрать небось хочет, Казанова! Ночевал Женька в одиночестве, но то и дело просыпался - луна ярко светила в окошко, да и мысли всякие в голову лезли. Нехорошие мысли, тяжелые...
Вот ушёл Санька, и сразу пусто стало, всё время сказать хочется что-нибудь, а оглянёшься - некому. Хотел было по лунной дорожке поплавать - неохота совсем. Раньше так мечтал, да нельзя было, а теперь - никакого желания.
[]
Почему человека всегда тянет к недоступному? Промелькнул в памяти недавний зимний вечер, разноцветные фонарики на деревьях, дорожки, снегом заваленные...
Женька нанялся расчистить их по-быстрому. В самом крутом ресторане города под названием "Фараон" в тот вечер местная элита собиралась: Корнейчук тридцатник отмечал. Прямо напротив входа - сверкает чёрным лаком "БМВ" ручной сборки, сделанный на заказ в Германии: именинник прибыл заранее. Возле тачки охранник глаза таращит - поближе не рассмотришь.
Снег всё валил и валил крупными хлопьями, но Женька был рад этому - ещё, считай, за целый час заплатят: площадку перед рестораном, то и дело подметать приходилось. Ближе к семи стали гости подъезжать - сплошь на иномарках.
"Забудь, отвернись, не для тебя!" - звучал внутри отрезвляющий, холодный голос разума, но сердце стучало так громко, что парень перестал слышать даже музыку, оглушительно бомбящую из открытых дверей ресторана.
А глаза - все не могли оторваться.... Неужели это она? Та самая девочка, похожая на куклу Барби, с двумя льняными косичками, в голубом бархатном платьице с кружевным воротничком, для которой однажды, тёплой летней ночью, срезал несколько роз с клумбы перед гостиницей и потом долго петлял по дворам, удирая от охраны? Так и не узнал, что дальше стало с теми цветами, просто подкинул букет к дверям её квартиры, и убежал...
Из-за неё он во втором классе разбил нос Мишке Архипову, который посмел назвать это воздушное чудо одним премерзким словечком.
Из-за неё Женька не спал ночами с самого раннего детства, с той поры, когда она ещё жила в соседнем подъезде, и родители водили их вместе на комбинатовскую ёлку в Левобережном Дворце культуры.
Из серебристого "Опеля" выплыла принцесса.... Нет - королева! Распахнулось норковое манто, мелькнула на секунду высокая грудь в глубоком вырезе алого коротенького платьица, одуряющий запах духов, казалось, заполнил всю улицу, вызывая в женькином теле неконтролируемую сладкую дрожь. Зачем она такая красивая? Ну, зачем?
Любке Козловой пошёл восемнадцатый год. В десятом классе провинциальной средней школы она выглядела экзотической птичкой среди стаи серых воробьёв. Собственно, давно бы упорхнула, да родители жесткое условие поставили - закончить школу и поступить в институт. Иначе отдельной квартиры и машины не видать. На Стасика надежды мало: кроме золота да тряпок, взять нечего. Стасик на данном этапе её устраивал, вот только недостаток серьёзный имел - жену и ребёнка. В отличие от молодого, симпатичного, спортивного и совершенно свободного Корнейчука...
- Не слишком ли высоко метишь, дочь? - поджала губы мать.
- Не каркай! Помогла бы лучше! - огрызнулась Любка.
- У меня-то всё готово давно! Смотри - за двумя зайцами...
- Заткнись! Давай свой пузырек!
Всех этих обстоятельств Женька знать не мог, да и не хотел. Он только смотрел сейчас. Смотрел во все глаза, пытаясь запомнить навсегда чудесный момент.
...Тоненькая подошва алых модельных туфелек заскользила по гладкой каменной плитке. Любка взмахнула по-птичьи руками, удерживая равновесие:
- Стаасик! Уснул, что ли? Чуть не ё***лась! Скользко! Ну, помоги-и-и!
"Вот козёл!" - с горечью подумал Женька. Даже на руки недомерок старый поднять не может! Валерка и то нормальный был по сравнению с этим...
Всё на свете Женька позабыл, пока смотрел, как осторожно, пошатываясь, шествовала пять шагов принцесса до двери. Куда там Олеськам, Катькам и прочим тощим селёдкам! Даже красотки из сашкиных журналов не такие шикарные.
Когда за Любкой закрылись двери, пацан очнулся. Онемели пальцы - надо ж с такой силой в лопату вцепиться. Вот, Вахрушин, судьба твоя - всю жизнь вкалывать будешь на задрипанном автосервисе, и не видать тебе этой принцессы, как своих ушей. А ведь раньше у них отцы на Комбинате вместе работали, в одном цехе.... И уволились тоже в одно время. Если бы отец не запил тогда по-чёрному...
Воспоминания жгли и не давали уснуть.
...Женька ворочался на жёсткой своей подстилке, не в силах даже задремать. Картины, одна соблазнительнее другой, вспыхивали перед глазами. Если бы.... Иногда он жалел о том, что не видит снов. Колдун говорит: все видят, но не все помнят. Книжку Санька такую читал: "Сон и сновидения" называется. Мужик какой-то бородатый написал. Сашка прямо оторваться не мог, всё бородачом этим восхищался, какой он, типа, умный был. Из его речей одна Женьке в память запало - почему люди курят. С тех пор вид сигареты во рту у Женьки вызывал рвотный рефлекс.
В тот вечер, кроме Любки, увидел он ещё сценку. Рассказал бы кто - не поверил! С пожарного выхода парнишка выскочил - костюмчик, белая рубашечка, все дела... Женька как раз за углом стоял, пиво пил, которым его повар угостил. Пиво хорошее, чешское, не то, что пойло местного производства, которым наши работяги травятся. А навезли его на именины столько, что в кладовку не умещается. Ну ладно, выскочил - мало ли зачем. Да только Женька походочку его вихлястую из миллиона узнает. Чё Петька-то здесь делает? Волосы отрастил. Подрос немножко. А вслед за Зыркиным выбежал на улицу.... Твою мать! Не может быть - сам именинник! Без охраны!
- Стой! - крикнул Корнейчук.
Зыркин повернулся, и Женька глазам своим не поверил: размахнулся, да этому мафиози пощёчину как засветит! Как баба истеричная! Вот и смерть Петькина пришла! Колдун предупреждал... Конец пришёл Петьке...
- Обиделся, что ли? - пьяно и счастливо засмеялся бизнесмен, Петьку - за шиворот, как щенка, сгрёб и обратно в ресторан тащит.
- Ты обещал! - Петька хрипел, упирался, царапал дорожку носами новеньких, явно недешёвых ботинок, - Ты мне сказал, что никогда...
- Пошли-и-и! - продолжал ржать Корнейчук, пинками проталкивая Зыркина в дверь, - Устроил представление...
...Женька не выдержал, вскочил с лежанки, подвинул стол вплотную к окошку и рюкзак взгромоздил - сразу темно стало. Невыносимо, когда такая полная луна в глаза светит! Прямо не знаешь, куда деваться...
...Значит, хорошо Зыркин устроился - от ментов его тогда Корнейчук отмазал, теперь Петька у него - вроде собачонки цепной. Офис Альцеховского именно ему поджечь поручил, хотя братков в подчинении - немеряно: целый боксёрский клуб. Выходит - не просто шестёркой держит, а доверяет, будто брату родному. Ну, если себя по физиономии запросто позволяет бить. Всем в В-ске известно - Корнейчук такой психованный, что за один косой взгляд может в асфальт закатать. На рынок Петька весной приезжал - уже сам за рулём, напонтованный, по мобильнику базарит. И помирать - явно не собирается.... У Женьки даже мысль появилась: а вдруг они и вправду - родня?! Ну, бывает такое в жизни: узнают люди о родственниках своих через много лет. У Петьки-то ведь отец - неизвестно, кто был...
...Женька проспал чуть не до обеда - неслыханное дело! Солнце вовсю палит - даже костёр разводить неохота. Наскоро чаю вчерашнего хлебнул - и бегом к пещере. Ни одна веточка не сдвинута. Уже сутки сидит!
Ну ладно, решил пацан, через час-другой точно вылезет, есть захочет по-настоящему. Женька на гору слазил, смородины дикой набрал. Мелкая, кислая - жуть! Но Колдун говорит: полезная очень, особенно для Светки. Пахнет в этих зарослях так, что долго не высидишь - голова кружится. Прямо с листьями нащипал - зимой всё в чай пойдёт. Женька уж и позабыл, когда в последний раз обычный чай пил, без травы.
Купался, загорал, рыбы наловил, ухи сварил - день прошёл. Вот и солнышко скоро садиться будет за старые, лесом поросшие горы. Сотню раз, наверное, срывался с места: всё казалось, что Сашка идёт. Нет, просто ветки от ветерка шевелятся, тенями играют...
В одиннадцатом часу вечера Женька не выдержал: сам себя последними словами обматерил, фонарик схватил, и бегом к пещере. Передёрнуло всего от отвращения, едва про тварей рукокрылых подумал, но ещё страшнее стало за Сашку: один, в холоде, во тьме кромешной, голодный.... А вдруг - обвал? А вдруг - сознание потерял? А если там твари какие - нибудь ядовитые живут? Да как мог Женька такое допустить?! Где его мозги были?! Тоже мне - нашел, что пообещать! Идиот!
Женька очнулся на полпути к избушке: как он бежал от входа в пещеру - не помнит, хоть убей. Будто подтолкнул кто в спину. Обратно повернуть пытался - ноги не идут. Отказываются. Так с Женькой было уже - когда в больнице долго провалялся, а потом ходить заново привыкал.
На окошке занавеску соорудил, чтобы луна не заглядывала. Ни есть, ни спать не хотелось. Следующий день примерно так же прошёл: всё, что угодно, а как в пещеру соберётся - хоть вешайся!
"Неужели я трус!?" - мучился Вахрушин. Позорище-то какое! Будто - не мужик. Вроде и не страшно, а вот - почему?
Задумался тогда Женька, в темноте лёжа: а каких вещей он реально по жизни боится. Оказалось - много чего. Самое страшное - что Светка заболеет, или что-то плохое случится с ней. Нет, об этом даже думать нельзя! Боится, что, пока они со Светкой в Речном отдыхают, мать с отцом квартиру пропьют. Ну, и, конечно, боится, что в первый раз не получится. Вдруг он этим девчонкам из общаги не понравится совсем...
Страхи, словно мерзкие летучие мыши, скаля пасти, закружились вокруг него в душном воздухе июльской ночи. У Женьки в голове всё перемешалось, и ещё один гадкий, липкий страх выбрался наружу: в глубине души боялся он стать таким же, как отец, таким же алкоголиком...
И ещё хуже - боялся Женька своего тайного, на десять замков запертого, под каменной плитой похороненного желания - убить отца.... Сколько пацан помнил себя, начиная с сопливого детства: всегда этого хотел, каждый день.
Хотел, когда по утрам, в выходные дни, переступая через пустые бутылки и бычки, которыми усыпан был весь пол, пробирался на кухню - себе и Светке добыть пожрать чё -нить, если осталось...
Хотел, когда у них в классе кто-нибудь начинал показывать или рассказывать, что ему родители подарили. Или, того хуже - в гости звать. Женька всегда отказывался: к себе-то друзей не пригласишь.
Хотел, когда посреди ночи соседи толпой собирались в подъезде и орали: "Сколько можно уже?! Щас милицию вызовем!"
Хотел, когда мать, с окровавленной головой, в разорванном халате, вбегала к ним в комнату, пряталась за шкаф и кричала: "Ой, все мо-о-озги выб-и-и-иил!", а Женька кидался отчаянно навстречу обезумевшему, с побелевшими глазами, папаше, и бил, себя не помня, пока не отлетал к стене...
Хотел, когда дрожал поздними осенними вечерами у подъезда - дома отец с дружками квасит, а мать со Светкой у Матвевны отсиживаются. А тут ещё, как обычно, Соня Рыжая подвалит, с собачкой своей поддристанной - пекинесом старым - и давай речи толкать.... И, блин, далеко не уйдёшь тоже: кто его знает, чего там папаша вытворит.
Хотел, когда Светка иной раз плакала так долго, что уже не могла остановиться, а только всхлипывала, синела и бессильно хватала губами воздух...
В общем - постоянно хотел...
И ненавидел себя за это желание. И всё равно хотел...
...На третью ночь, ещё до рассвета, Женьку разбудил стук. По крыше барабанил проливной дождь. " Больше не могу! Надо идти!" Сел, обхватил руками колени. "Так, сейчас встаю и иду! Сейчас..." Вместо этого - опять провалился в сон.
Никому не поверил бы, что такое может быть: один шаг вперёд по тропинке, а усилие - будто по Реке против течения плывёшь. Нога зацепилась за выступивший из земли древесный корень. Женька растянулся вниз лицом во весь рост:
- Колдун! Казанова! Попробуй, вылези - я тебя сам придушу!
Чего только не пережил Женька Вахрушин в тот момент: представил себе уже и Сашку окоченевшего, и Светкины слёзы, и лицо дяди Коли, ...и Марину....
- Зачем кричишь на весь лес? - Женька поднял глаза - на поваленной сосне сидел Сашка, прикрыв глаза ладонями, - Всех кикимор перебудил!
Блин, откуда он появился?! Только что не было никого. Даже когда Женьку пчёлы дикие кусали, он так не подпрыгивал:
- Я тут чуть не рехнулся! Трое суток!
- Ладно, Жень, всё нормально!
- А чё с глазами?! Ну-ка, покажи!
- Жень, не надо! Убери руки! Просто от солнечного света отвык, смотреть больно. Скоро пройдёт. Спасибо, что не стал меня искать.
- Мне оно надо! - рассердился Женька, - Можешь до конца лета там сидеть!
И только потом, когда уже затопили печку, согрелись, обсохли и пили чай, Женька немного успокоился и рассказал, как он провёл время. Много раз замечал за собой: не может он промолчать, когда Колдун его спрашивает, даже мелочь никакую утаить не получается от него. Стоит увидеть Соколовского - не остановишься, пока всё не выболтаешь, как баба базарная.
- В оперА тебе, Санька, дорога! - уверенно решил Женька.
- Если в следующий раз твои ноги откажутся куда-нибудь идти - не ходи! Значит, тебе это не надо! - преспокойно объяснил Сашка.
- Нет, Санька, ты точно - гипнозом владеешь!
- При чём здесь я? Тебе собственное тело подсказало!
- Ага! Оно много чего подсказывает! Пока тебя не было, я с нечего делать, даже книжку твою прочитал!
Соколовский довольно засмеялся, и от этого смеха, как всегда, стало теплее:
- И как тебе?
- Придурок твой Зигмунд озабоченный! И ты тоже! Короче, испугался я за тебя! - честно признался вдруг Женька.
- "Для меня будто ветром задуло костёр..." - задумчиво пробормотал Сашка.
- Какой костёр задуло? Я сегодня костёр не разводил!
- Песня такая есть. Жень, а вот, когда я умру, ты не пугайся, если я... в общем, если я вдруг тебе приснюсь... Ладно? Обещаешь?
Женька едва не подавился сухарём:
- Ты угарнуть решил надо мной?
- Ладно, забудь, что я сказал...
...И с того момента время вновь понеслось неимоверно быстро. Рядом с Сашкой жизнь всегда шла иначе, как будто чёрно-белое кино вдруг переключалось на цветное и ускорялось раза в два. С ним можно было осуждать что угодно, кроме, пожалуй, автомобилей. Какая разница, на чём ездить, утверждал Колдун. Женька, задетый за живое, принципиально не соглашался с ним. Вот только тема одна запретная имелась у них - Любка Козлова...
Из пещеры вернулся Сашка немножко другим: вроде бы опять смеётся, шутит, а иной раз так задумается, в себя уйдёт - не достучишься. Выражение на лице такое упрямое состроит, что кажется Женьке, будто спорит молча его друг с кем-то ещё, невидимым глазу.
Возле Озера, тяжкие мысли в голове как-то не задерживались - такое уж это было волшебное место.
[]
- Женька, ты посмотри, какая красота! Так, наверное, было тысячи лет назад: те же скалы, леса, облака.... Как будто нет времени здесь...и цивилизации нет...
- Ага - нет! - смеётся Женька, отодвинув козырёк бейсболки с полосато-звёздным узором и надписью "I love USA" - эту бейсболку Сашка подарил, - Ты во-о-н туда глянь!
Безмятежную синь летнего небо рваным следом расчертил самолёт.
- Санька, а на "Боинге" страшно летать?
- С тобой на твоей "шестёрке" и то страшнее! Гоняешь, как псих!
- Ладно тебе! Может, вниз уже? А то солнце скоро сядет - в темноте навернёшься - потом ни один часовой мастер не соберёт!
Женька волновался не зря: долго забирались они на эту скалу, а спускаться - всегда труднее. На вершине, конечно, классно: вся долина, как на ладони, видны даже развалины Араннима, а до них - километров двадцать топать, не меньше. Соколовский в свой чудо - бинокль уже каждую травинку в лесу, похоже, рассмотрел - всё уходить не хочет. Женька растянулся на огромном плоском камне, который щедро делился с ним накопленным за день теплом, и наблюдал за любопытной ярко-зелёной ящеркой:
- Санька,- прошептал он, - Этого дракончика сможешь сфоткать? Только не спугни!
Соколовский осторожно наклонился. Заходящее солнце как-то странно блеснуло в его тёмных волосах, стянутых в хвост на затылке.
- Санька! Замри!
- Что такое?
- У тебя... волос седой! Погоди, не двигайся! Ещё один! И ещё!
- Ерунда какая! - пожал плечами Сашка и улыбнулся. Однако Женьке стало как-то не по себе. Конечно, ничего особенного: седые волосы для мужика - это не так страшно. Мужик может даже лысым ходить. Но когда человеку шестнадцать... Бр-р-рр.... А не надо было в пещеру одному лазить!
... - Санька, ты здесь ночуй, короче, а я пошёл!
- Подожди, смотри! Вон там!
Женька нехотя посмотрел в бинокль, но тут же оживился:
- Туристы какие - то, костёр разводить собрались! Давай их напугаем!
-- Нет, Жень, не надо! Давай лучше пойдем, познакомимся!
Туристов оказалось четверо. Вернее трое туристов и одна туристка.. Особа женского пола по имени Ольга, или, как называли её все - Оленька. Полненькая молодая блондинка, и имя для неё это удивительно подходило - кругляшка такая, то и дело вертит на безымянном пальце новенькое блестящее колечко.
- У нас, как бы это сказать, что-то вроде свадебного путешествия.
В неумелых руках её новоиспечённого мужа Сергея топор исполнял такие крутые виражи, что сидящие вокруг костра невольно отодвинулись подальше.
- Послал господь зятька! - иронически вздохнул отец Ольги. - Интеллектуалы, что с них взять!
Младший брат Ольги - тринадцатилетний рэппер, которого по жизни вообще-то звали Антоном, но откликался он принципиально лишь на Энтони, пришел в дикий восторг от того, как Соколовский легко, на ходу рифмовал строчки по-английски. Женька послушал было их разговор, но очень скоро перестал что-либо понимать в потоке иностранной речи.
Семейство прибыло в местные леса прямиком из славного бывшего города Ленинграда. "Для меня он навсегда Ленинградом и останется!" - решительно заявил Ольгин папа. Всю жизнь, когда в плавание уходил, мосты наши снились, Нева, набережная..."
- Вы моряком были? - загорелись глаза у Женьки.
- Моряки бывшими не бывают, молодой человек! Моряк, это, считай - на всю жизнь! Здоровье вот только подкачало.... На берег списали...
- Пап, опять ты начинаешь! - недовольно поморщился Антон.
- Молодёжь! О чем только думают! Вот я в его возрасте точно знал, чего хочу! И готовил себя к этому будущему! А у Антошкиного поколения - ветер в голове гуляет. Интересуются какой-то ерундой иностранной! На кого страну оставляем - подумать страшно: старые спецы на пенсию уйдут, а эти, с купленными дипломами.... Тьфу! Вот вы, парни, где учитесь? Хотя тебя можно и не спрашивать, - уверенно кивнул он в сторону Соколовского, - На юридическом, конечно!
Сашка с Женькой дружно рассмеялись в ответ.
- Да вы что? Ещё в школе? - Аркадий Петрович немало был удивлён.
- Вот, папа! - засмеялась вслед за ними Ольга, - Твоя хвалёная проницательность на сей раз тебя подвела! Саша, пожалуйста, проводи меня до ручья: я боюсь одна в темноте, а Серёжа с палаткой возится, пытается в одиночку поставить. Чувствую - лучше сейчас к нему не подходить!
- Да, конечно! - охотно согласился Сашка и включил фонарик.
Со стороны костра слышался громкий вопль Антона:
- А я всё равно буду читать рэп! Йоу!
- Аркадий Петрович, а Вы в каких морях плавали?
- "Плавает" в проруби го... корыто! А моряки - ходят! Да где я только не бывал, Женька! Вот как-то ходили мы в Аргентину...
Под ногами громко щелкали сухие ветки, и, чем дальше от костра, тем явственнее были различимы звуки ночного леса.
- Я всю жизнь прожила в городе, - призналась Ольга, - Первую ночь в лесу вообще уснуть не могла: всё казалось - медведи вокруг палатки ходят.
- Здесь нет медведей, - успокоил её Соколовский.
Ольга прищурилась и пристально посмотрела на него, насколько позволял свет фонарика:
- У тебя очень необычное лицо, Саша! Было бы светло - я попросила бы разрешения нарисовать твой портрет. Я ведь, между прочим, профессиональный художник. Нет, не смейся, у тебя действительно, загадочная внешность! Можно даже сказать - неземная! Ничего подобного в жизни не видела!
- Интересно слышать мнение профессионала! - Соколовского смутить было ох как непросто, - только в местных лесах много куда более достойных объектов. Например, если забраться вон на ту скалу, то увидите...
- Неужели Аранним?! - восторженно отозвалась Ольга.
- В том числе и Аранним, - поморщился от досады Колдун, - Но я бы не советовал туда ходить!
- Почему? - искреннее удивление прозвучало в голосе молодой женщины, и даже кружка, которой она осторожно вычёрпывала воду из ручейка, мелко задрожала в руке, - Мы как раз собираемся идти туда. Это же уникальное место! Говорят, там такая мощная энергетика!
- Это очень опасное место, Ольга! Особенно в твоём положении.
- В каком поло... откуда ты знаешь? Я ещё никому не говорила...
Сашка подхватил в свободную руку полное ведёрко:
- Новая жизнь - она как искра в темноте светится, невозможно не заметить! Ты выглядишь такой счастливой... Дней тридцать, да?
- Двадцать восемь... по моим подсчётам.... Да кто же ты такой?!
Сашка молча шёл впереди, не оборачиваясь. Луч фонарика то и дело выхватывал из темноты отдельные фрагменты лесной мозаики. В душе у Ольги тоже началась неразбериха:
- Саша, может, ты ещё что-нибудь видишь? Нет, ты не подумай, что я смеюсь! Я знаю, что бывают люди с такими способностями, но чтобы вот так, неожиданно....
- Я уже всё сказал! - хмуро отозвался Соколовский, - Тебе нельзя идти в сторону Араннима! Да и вообще - возвращайся быстрее в город! Так лучше будет для тебя. И для него...
- Для Серёжи?
- Не-е-ет! Для Него! Будет мальчик. Как говорит мой друг Женька - "реальный пацан"! И будь осторожнее, пожалуйста! Ради них обоих!
- Нет! Это всё-таки... - бормотала на каждом шагу потрясённая женщина, - Мистика какая-то.... Не может быть...
- Не стесняйтесь! Налетайте! - уговаривал Сергей Сашку с Женькой отведать нехитрый походный ужин - макароны с тушенкой.
- Вот у нас на камбузе был один кок, - начал Аркадий Петрович, - Это повар корабельный, для тех, кто не в курсе. Он макароны так готовил! И не только макароны! Капитан, бывало, так ему и говорил: "Если бы не твоя стряпня, за нарушение дисциплины давно бы - за борт, акул кормить!
- Пап! Надоели уже твои байки! - затянул недовольно Антоха.
- А вот ещё один случай был: припрятали мы к Новому году ящик шампанского, ну и, значит, за борт его на тросе спустили, чтобы охладить. Тут какая-то су..., извиняюсь - нехороший человек - доложил капитану. Тот отдаёт приказ - и чик! Двадцать бутылок отличного французского шампанского - на дно!
- Фу! Шампанское! - презрительно скривился Колдун, - Коньяк - другое дело!
... "Можно и без выпивки веселиться" - думал Женька на следующее утро. Интересная ночка получилась: болтали обо всём на свете, песен наорались - до хрипоты. Аркадий Петрович про пиратов спел, и про то, как "в нашу гавань заходили корабли". Антоха не выдержал, и тут же свою версию сочинил, конечно, в стиле рэп. Ольга с мужем вдвоём тоже несколько песенок исполнили, естесссно, про чувства нежные и про "солнышко лесное". А о чём им ещё петь? Вокруг них даже воздух потрескивал, как от электричества. Невидимая пружина то и дело притягивала их друг к другу, не позволяя расходиться в разные стороны более чем на три шага.
Странно представить, что когда-то эти два человека жили порознь, ничего не зная о существовании своей половинки. Может, это именно то состояние, которое Сашка однажды назвал "Мы с Тобой". Колдун объяснил: это такая связь между людьми, когда нет отдельно "я" и отдельно "ты", а есть единое целое существо. "Ну, представь, Женька: как будто правая и левая рука - они разные, а принадлежат одному телу". Соколовский так и не произнёс заезженного слова, которое обычно говорят в таких случаях: по странной и неприятной случайности оно у него ассоциировалось с Козловой....
Соколовский вчера, конечно, не выдержал - сочинил песню. Когда запел - все рты пооткрывали, а Серёга спросил: "Можно, я на камеру снимать буду?"
Слова-то сами по себе грубо сляпаны, невкусно. Как блины, которые Светка печь пытается: когда с комками, а когда - корка подгорит. Но от голоса сашкиного, колдовского, похоже, заколбасило всю компанию не на шутку: даже Антоха замер и в огонь уставился, а у Петровича - вот не соврать! - на щеке блеснуло что-то, не иначе, как слёзы. Женька из всех сил держаться пытался, чтоб не развезло. Нет, не вышло! Сразу картинки перед глазами поплыли...
Тонким лучом рассвета утро тебя целует,
Между зимой и летом осень колдует.
Между землёй и небом долго летали;
Между зимой и летом Вечностью стали.
Мы с тобой - одна песня,
В ней нельзя убрать слово;
Мы с тобой всегда вместе:
Сводит нас судьба снова.
...На Любкино лицо падали первые солнечные лучи, её глаза открывались навстречу наступающему дню, и в них, как в зеркале, видел Женька собственное отражение. Это видение сегодняшнее - ярче всех предыдущих, вплоть до ощущения тепла и гладкости обнаженной кожи под одеялом.... Да, прав Казанова: тело много чего подсказывает...
Мы с тобой - одно солнце,
Вместе в небесах светим.
Мы с тобой - одно чувство,
Жаркое, как день летний.
Нас облака укрыли шёлковым одеялом.
Звёзды под нами плыли, осень настала...
Снова в прощальном танце кружатся листья.
Я бы не смог, родная, не возвратиться.
Мы с тобою - как дети,
В сказки до сих пор верим,
Мы с тобой - одна вечность,
Пополам грехи делим.
Мы с тобой - одна тайна,
И не надо знать людям:
Мы с тобой всегда - были,
Мы с тобой всегда - будем!
- Потрясающая песня! - выдохнула Ольга, - Такая нежная романтичная...
Соколовский повернулся к Женьке:
- Что, опять - не Шекспир?
- Фигня! - пробормотал, отвернувшись, Женька, - Набор слов! И рифмы нету!
- Тогда ещё!
Следующая песня реально Женьке понравилась:
...- Корабли постоят, и ложатся на курс,
Но они возвращаются сквозь непогоды....
- Вот это чётко сказано, Санька!
Соколовский потом долго ржал:
- Жень, это Высоцкий написал!
- Да, вот это был талантище! - вздохнул Петрович, - Ну что, ребята, будете в Ленинграде - заходите обязательно!
Короче, обменялись они с новыми знакомыми телефонами - адресами, и двинули в разные стороны: Женька с Сашкой - к Озеру, а питерские почему-то вдруг решили на Аранним не ходить, задумали домой возвращаться. Серёга пообещал Сашке потом в Москву видео прислать.
Надо же, совсем скоро Санька в Москву уедет, разойдутся их пути-дорожки. Соколовский Женьку с собой звал, да не раз. С одной стороны, заманчиво, конечно, но разве Женька Светку в В-ске одну оставит? Ни за что! Вот шарагу закончу, в армию схожу, а там посмотрим, думал себе пацан.
Если б спросили Женьку, какое время было самым счастливым в его жизни, то он бы именно то лето назвал. И если б спросил Сашку, какой момент он хочет прожить заново - ответил бы то же самое. Как-то вышел между друзьями спор короткий. Соколовский, как всегда, философию развёл: мол, нельзя в одну реку дважды войти. Женька посмеялся и возразил: в реку нельзя - в озеро можно...
Бешеные молнии мгновенно рождались под грохот июльского ливня, чтобы так же мгновенно умереть, едва коснувшись вершин старых сосен. В ту ночь громадный кусок скалы, отрезанный небесным огнём, рухнул в Озеро, и Женьке показалось даже, что исполнилась его мечта заветная - на волне морской покататься.
Необыкновенная ночь... Природа будто сходила с ума - уже невозможно понять было, где небо, а где земля - вода господствовала повсюду. Вспышки молний выхватывали из тьмы то угольно - чёрный силуэт скалы, то жестоко согнутые ливнем прибрежные кусты с побитыми, изрешеченными листьями.
Видно, переклинило что-то в мозгах у Женьки, когда, наплававшись под проливным дождём, сидели они в избушке своей - единственном сухом месте на всём белом свете. Сашка уселся на нары по-турецки, и пальцами вцепился в горячую кружку:
- Между прочим, в грозу купаться нельзя, знаешь?
- А чё? Молнией шарахнет?
- Ага!
- Сам сказал - жить долго будем!
- Ты мне так сильно доверяешь?
- Ну...
- Женька! Тогда сейчас ты мне одну вещь пообещаешь!
- Чё?! - возмутился Вахрушин, - Скажи сначала!
- Обещай, что приедешь ко мне в Америку!
- Какая Америка?! Мне до Москвы на билет знаешь сколько копить?!
- Не сейчас! Лет через шесть.
- Давай так, Санька! Деньги будут - приеду! Это без базара, братуха! Блин, загранпаспорт ещё надо...
Сашка протянул руку:
- Значит - обещаешь! - и Женьке показалось даже, что вернулся он назад во времени, в тот вечер, когда они познакомились. Даже искорки зелёные мелькнули в Сашкиных глазах. Только рука у Колдуна теперь горячая, как утюг. Кружкой нагрел, видимо. "Сколько мне стукнет, двадцать два?" - прикинул пацан. Если в этом году - шестнадцать...
- Блин, какой же это возраст дурацкий - шестнадцать лет.... Ни то, ни сё...
- Возраст дурацкий? - удивился Колдун.
- В прошлом году Альцеховский речь толкал, - объяснил Женька, - Про шестнадцать лет.
- Я не помню...
- Тебя там не было.
- Расскажи! - попросил Колдун.
И Женька вновь погрузился в воспоминания.
______________________________________________________________________
......- Четырнадцать - шестнадцать лет - удивительный возраст! Хочется всего и сразу, и как можно скорее. Ты в этом возрасте ещё ждать не научился. Ты хочешь что-то иметь: квартиру, машину, много денег.... Но! Запомните мои следующие слова на всю свою короткую или длинную жизнь, это уж кому как повезёт, ха-ха.... Запишите их у себя в сознании огромными буквами! Ты никогда не получишь в этой жизни всё и сразу! Вот так! Мне тоже когда-то было пятнадцать, я знаю, о чём говорю! - хриплый голос Альцеховского разносился по классу.
Майское солнце немилосердно жарило даже сквозь тщательно задёрнутые плотные шторы. Встреча девятых 'А' и 'Б' классов с Альцеховским произошла в самом конце учебного года, после шестого урока, когда мозг, казалось, превратился уже в вату и упорно не хотел воспринимать никакую информацию.
Валентина Ивановна была непреклонна: 'Никто домой не уходит - к экзаменам не допущу!' - пригрозила она.
- Очень трудно в шестнадцать лет отказаться от сиюминутных удовольствий ради будущего! Вот, например, многие ваши сверстники привыкли бесцельно проводить жизнь, прожигать её! Вот вы чем в свободное время занимаетесь? Вот вы?
- Гы! - оживился Сява-Упырь, - Вам скажи - тоже захотите! Гы-ы-ы!
- Слава! Давай серьёзно! - прикрикнула Валентина Ивановна.
- Ну, на квАртале тусуемся! Пиво пьём! Музон слушаем! А ЧО? Нельзя?
- А мечтаете, наверно, быть богатыми и успешными, да? Но время прошло, глядишь - ничего в жизни не достигли! Очнулись - а у вас старая машина вместо новой иномарки, старая родительская квартира вместо шикарного особняка. Что говорят люди в таких случаях? А? судьба, мол, такая! Не те предки - не из богатых, не в той стране повезло родиться.... А может, сами виноваты? Как вы считаете?
Ответом Альцеховскому было гробовое молчание класса. Женька дремал на последней парте, изредка поглядывая на часы. С матерью вчера вышел такой скандал...
Хотела она новый пуховик Светкин кому-то толкнуть. Уже из шкафа достала и в пакет упаковала, но Женька заметил. Силой отнимать пришлось, да ещё обматерился на родительницу впервые в жизни. Правильно всё сделал, а всё же - через себя переступить пришлось. Пакостно теперь на душе...
- Так кто же виноват в жизненных неудачах: судьба или всё-таки сам человек? - ещё раз задал Альцеховский свой вопрос.
- Ребята! Не сидите молча, высказывайте своё мнение! - призвала Валентина Ивановна.
- Ну, от человека, я считаю, тоже многое зависит... но не всё.... - послышался в тишине робкий, звенящий от волнения голосок Олеси Васильченко.
- Не! Это от гороскопа зависит! ГЫ! - подпрыгнул на стуле Сява, по-собачьи почёсывая себя за ухом, - вот, например, лев по гороскопу, везде написано - буду начальником! ГЫ!
- Козёл ты, Сява! - заржали пацаны.
- Евреи виноваты! - демонстративно сплюнул на пол Витька Лобов, - Заняли все тёплые места! А чё - не так, что ли?!
- Лобов! Прекрати!
- А чё вы все боитесь? Ни в один нормальный институт из-за них не поступишь! Русскому человеку везде дорогу перекрыли! Россию по кускам продают!
- Лобов! Выйди сейчас же из класса! - не выдержала Елена Константиновна, - Валентин Станиславович, извините, пожалуйста! Продолжайте!
- У-У! - завистливо проводили девятиклассники Витьку взглядами, - домой пошёл! А нам тут ещё париться целый час!
От волнения и жары Альцеховский раскраснелся, и напоминал пьяного. Чёрные, пронзительные, глубоко посаженные глаза его сверкали возбуждённо:
- Именно сейчас, сегодня, вы закладываете основы своего будущего! От вас самих зависит, будете ли вы лет через десять - двадцать успешными людьми, или будете рыться по помойкам в поисках пустых бутылок и отбросов!
- Ага! - громко, на весь класс, заявил Романенко, - значит, от нас самих, да? А от меня зависело, что я родился в обычной семье, что у меня предки - простые работяги, а у моего одноклассника, например, квартира в центре Москвы, и диплом, считай, уже в кармане! Он ведь пальцем не пошевелил ради этого, а у него всё есть! Уже! А я, блин, хоть день и ночь подъезды мыть буду - по любому столько не заработаю!
Все, кроме Вахрушина и Альцеховского, автоматически уставились на пустой стул у окна, где обычно сидел Соколовский. Сейчас его не было: программу новую устанавливал в кабинете информатики. Романенко Сашку имел в виду - кого же ещё?!
- Да! Точно! - понеслось по классу.
Живые, внимательные глаза Валентина Альцеховского быстро пробежались по хмурым лицам девятиклассников:
- Вот что я скажу - ничего он не имеет! За него родители заплатили. Ты можешь преодолевать трудности, а он - нет! Ты выживешь без посторонней помощи, а он? Что?
- Не-е-е-ет! - дружно промычали девятые классы в надежде, что истязание подходит к концу. Не тут-то было!
- Домой хочу-у-у... - прошелестела страстная мольба. Елена Константиновна нахмурилась и погрозила пальцем.
Женька бросил озабоченный взгляд на стрелку часов, а потом - умоляющий - на Валентину Ивановну.
- Иди, Женя, иди! - кивнула та, - в курсе, что Женьке на работу пора.
- Ну вот, даже выслушать некоторые не в состоянии! - возмутился Альцеховский.
Женька крался неслышно по пустому гулкому школьному коридору. Удаляющийся хриплый голос Альцеховского летел ему вслед:
- А теперь поговорим о так называемых 'лёгких' наркотиках...
Женька улыбнулся: курил он разок травку. Сашка в Речное косячок захватил. Привязался - давай попробуем! Башка только трещала потом, а удовольствия - ноль...
А Романенко - сволочь. И про квартиру Сашкину вызнал, сыщик хренов! Да, деньги у Сашки есть, и в этом смысле проблем он не испытывает. Но согласился бы хоть кто-нибудь из одноклассников поменяться местами с Соколовским, когда он в реанимации валялся, и врачи сказать толком не могли - будет жить или нет?! Когда он слеп с каждым днём, и еле-еле на четвёртый этаж мог подняться?! Тот же Юрка: неужели он про клуб компьютерный вдруг позабыл, про долг свой? А Мишка Архипов - забыл, как Колдун за него постоянно контрольные решал по алгебре, по физике, по английскому? А то неизвестно, как бы дотянул Архипов до девятого класса.... И информатику Сашка вёл, когда училка на сессию уходила.... Да он с этого ни копейки не имел!
Наоборот - Санька вообще мог деньги свои кому попало раздать, и не спрашивал никогда - вернёт человек или нет. Многие и не возвращали. У Вахрушина кипело всё внутри: как же так, это ведь ты сам заработал. В ответ смеялся Сашка: фигня, мол, мелочи, жизнь длинная впереди...
И ещё Санька всегда говорил - не доказывай никому ничего: все равно не поймут, а ты только время потеряешь. Вот, к примеру, Альцеховский: кричит, спорит, доказывает чего-то. А, ведь, если бы не Сашка, лежать бы ему... Ладно, что говорить - это их с Соколовским секрет. Через полтора года никто не узнал - значит, не узнают вообще...
У ближайшего ларька охлаждался минералкой Витька Лобов:
- Тоже надоело? - спросил он проходящего мимо Женьку. Вахрушин недоумённо воззрился на него: с того дня в начале седьмого класса, когда Сашка едва не утонул, они с Лобовым не разговаривали вообще.
- Да ладно тебе, - миролюбиво отреагировал Витька в ответ на нахмуренный Женькин взгляд, - Я чё сказать-то хотел.... Ты, Женька, серьёзный парень, правильный, я тебя уважаю! Приходи к нам на занятия!
- Пошёл ты знаешь куда... - спокойно произнёс Женька.
Лобов долго задумчиво смотрел ему вслед: раньше он не вынес бы подобного обращения и полез драться, но сейчас... 'Настоящих русских мало осталось. Для нас важны люди. Надёжные люди, Витька!' - говорил брат. И Витька мечтал, что в один прекрасный день предоставит в стройные ряды 'Славянской правды' ещё одного кандидата. Вахрушин, в общем, по всем статьям подходил, только вот кореш этот у него...
Молодёжь в В-ске с завистью разглядывала крепких ребят из вполне уже легализованной организации. На городских праздниках выступали они с демонстрацией русского кулачного боя, в белых рубахах с вышивкой. Были там также и курсы выживания в дикой природе, и самообороны без оружия, и история Древней Руси преподавалась. Официально - мог вступить любой желающий. Но мало кто знал, что на самом деле за этой миролюбивой вывеской скрывается нечто иное...
________________________________________________________________
- Да, интересный разговорчик я тогда пропустил, - скривился Соколовский, - Ты по школе скучаешь, Женька?
- Нет! - честно ответил Вахрушин, - Соскучиться не успел!
Когда Женька девятый класс закончил и из школы ушёл, с бывшими одноклассниками встречался изредка на улице: привет - пока. И всё. Зато в саму школу часто заглядывать приходилось: к Светке на собрание. Эта стрекоза учиться теперь старается - перед Сашкой стыдно ей, догадывается брат.
Опять же - повод лишний раз забежать к Соколовским в гости. Типа: "Ой, Саш, а вот эту задачку как решать?" Или: "Саша, помоги предложение разобрать!" Сашка каждый раз дела бросал свои, даже если к очередной подружке на свидание одевался.
Давай, говорит, Светик, сделаем тебе портфолио, как у фотомоделей. Эта коза, естесссно, момент не упустила: принялась и так, и сяк позировать. Умеет Колдун девкам уши шоркать, разные слова красивые говорить, Казанова!
Однажды щёлкнул их дядя Коля втроем, на пригорке под семиствольной лиственницей. Так Светка с этой фоткой теперь вообще не расстается, даже спать ложится - под подушку кладёт. А всё почему? Потому что, кроме как на документы, Колдун больше не фотографируется нигде. Принцип у него, видите ли, в этом вопросе - не хочет, и всё тут! Даже с классом - никогда! Удивительно, как он с питерскими решил сняться - видно, настроение хорошее было.
- Ну, чё, Казанова! - спросил Женька, - Будешь ещё говорить, что нету на свете нормальных семей?! У Ольги с Серёгой, чё, не "мы с тобой", что ли?!
- Ладно, согласен, согласен... - опустил ресницы Соколовский, - Бывают такие исключения. Одно на миллион... Судьба...
- Опять про своего Карима загонять начнёшь? - рассердился Вахрушин, - Мало ли чего этот старый пердун натрепался!
- Не говори о нём плохо! - надо же, голос у Колдуна задрожал, как струна гитарная, - Ты его не знал! Карим... Он был такой... необыкновенный....
" Такой - сякой - необыкновенный... Может, и умел фокусы показывать, так это ещё не значит ничего!" - сердито думал себе Женька, едва разговор у них с Сашкой заходил о разных потусторонних вещах. Короче, всё это - чисто бабские темы. Тётя Маша любит их обсуждать, Светка с Настей Матвеевой постоянно про какие-то гадания - предсказания речи ведут, перешёптываются, как разведчики.
Бабы - они и есть бабы... Катька Андреева вообще на встрече с Альцеховским спорить начала:
- Валентин Станиславович, вот Вы сказали: человек сам судьбой управляет! У нас в соседнем подъезде жил один парень, который постоянно это повторял.... И школу с золотой медалью закончил, и спортом занимался, и в институт без денег поступил... - Катька сильно волновалась, опустила глаза вниз, и от волнения начала быстро-быстро барабанить по крышке стола длинными ногтями. Класс замер: такой болтушку и хохотушку Катю никто никогда не видел.
- Он не был алкоголиком или наркоманом, у него была любимая девушка, и они собирались пожениться.... В прошлом году, когда он шёл на экзамен, на него упало дерево... Оно гнилое изнутри было... дерево... и именно в ту секунду упало, когда он мимо шёл...- Тут Катька резко вскочила и упор уставилась на Альцеховского. Голос её вдруг стал чётким, ровным:
- Его веткой насквозь проткнуло. В нескольких местах. Травмы, не совместимые с жизнью. Его отец после этого запил, и не потому, что хотел быть, как все.... А Вы говорите... - Катька без сил опустилась обратно на стул.
- Что ж, - нимало не смутившись, отреагировал Альцеховский, - В моей рабочей практике подобные случаи нередки. Это отнюдь не вина слепой судьбы, как вы решили, милая девушка, это вина конкретного чиновника из домоуправления, который пренебрёг своими должностными обязанностями. Это из той же серии, что падающие гражданам на голову сосульки, переломы и сотрясения на нечищеных вовремя улицах.
Катька вздохнула и молча уставилась в одну точку. Видно было - не согласна...
А Женька... Женька, в общем, не знал, то и думать. Само собой, правду говорит Альцеховский. И не просто впустую базарит: сколько бы ни угрожал ему Корнейчук, от своего не отступается. Упёртый. С другой стороны: если бы тогда ночью, в марте, шли они по другой улице, если бы Сашка не сказал, что в горящем офисе кто-то есть.... А как он увидел - через стенку, что ли? Вот-вот.... Так, может, это и есть - Судьба?
Едва начинал задаваться Женька подобными вопросами: тошно становилось от неопределённости: вот неизвестно, куда тебя в следующий момент вынесет, и что там ждёт, за очередным поворотом...
И уж тем более - откуда мог знать пацан, встретится ли ему на непредсказуемой жизненной дороге долгожданная остановка под названием "Мы с Тобой"...
